Самид Агаев
Двойное алиби
Марк стянул кожаную куртку и бросил на диван. Тирада женщины притупила в нем желание раскланяться и уйти, вызванное предыдущим замечанием. Он взглянул на часы, стрелка подбиралась к двадцати трем часам. Мария перехватила взгляд.
– Подбрось дров в камин, – попросила она.
Когда он, выполнив просьбу, вернулся за стол, то увидел в ее руках брелок со звездами, это были ключи от автомобиля.
– Теперь не уедешь, – сказала она.
– Это не смешно, – возразил Марк.
– Мне тоже не смешно, поэтому я и прошу тебя остаться.
Но тут же бросила ключи на стол.
– Возьми, я пошутила. Но, если бы ты знал, сколько мужчин мечтает услышать это от меня. А удача выпала тебе. И ты отвергаешь ее. Тебя дома никто не ждет. Мы посидим, допьем эту бутылку, и ты пойдешь спать. Места много. Я выделю тебе отдельную комнату. Можешь даже закрыться на ключ. Если ты так печешься о своей нравственности.
– А, если приедет твой муж?
– Так у нас же ничего нет, кроме… ничего.
– Но он же этому не поверит.
– Ладно, как хочешь. Мне надоело тебя уговаривать. Между прочим, у нас имена однокоренные. Марк, Мария. Будь здоров! Давай, делай вид.
Она взяла в руки стакан. Марк последовал ее примеру, чокнулся и выпил. Мария округлила глаза от удивления.
– Вот это по-нашему, по-бразильски. Какой довод на тебя подействовал?
Марк не сразу ответил. Он дегустировал ячменный дистиллят.
– Отличный виски, – наконец сказал он, – выдержанный, качественный. Дома никто не ждет, а тебе нужна моя помощь, ты нуждаешься в общении.
– Христианское милосердие. Я вообще-то не люблю, когда меня жалеют, если ты сидишь здесь только из этих соображений, то можешь ехать.
– Я атеист, а ты хороша собой.
– И в виски разбираешься.
– Есть немного. Такого не пил. Хорош.
– Еще бы. Из Duty free.
– Хамон, сыр тоже оттуда?
– Нет. Это из Испании. На Новый год ездили, привезли. Хотя этого добра и здесь хватает. Ты был в Испании?
– Нет. Я дальше Турции не ездил.
– Наливай еще. И мне, и себе. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец.
Славин наполнил стаканы на треть. Каждый взял в руки свой, и они синхронно задумались, каждый о своем. Славин о том, что поступает опрометчиво и неразумно. Такие приключения хороши в двадцать лет, но никак не в сорок, да еще в загородном доме замужней, и судя по всему экстравагантной женщины, чей муж, видимо, влиятельная персона. Алкоголь еще не начал действовать, и Марк осторожничал. Мария думала о том, как ей повезло с этим парнем. Иначе бы она сошла с ума в одиночестве.
– Хорошо сидим, – сказала она. – О чем ты думаешь?
– Так, ни о чем. А ты?
– А я о том, как мне повезло с тобой. Чтобы я делала, если не села в твою машину. Без денег, без телефона. Спасибо, я тебе очень благодарна.
– Не стоит благодарности, – сказал Славин, устыдившись собственных опасений. – А что случилось у вас с мужем? Мы можем поговорить, если хочешь.
– А ты что психиатр-терапевт?
– Нет, но был женат. Кое-что понимаю.
– Но ты же развелся. А говоришь, понимаю. Вот, если бы ты сохранил семью, тогда бы понимал. Насмотрелись американских фильмов, и все лезут с советами.
– Извини, я не лезу. Просто предложил. Иногда помогает, просто поговорить.
– Все нормально. Не извиняйся. Просто говорить не о чем. Муж послал мне смс-ку, предназначенную любовнице. Как в песне поется – картина ясная. О чем тут можно говорить, а?
– Не о чем, – согласился Марк.
– Спасибо за понимание. Может, выпьем?
– Непременно.
– Ты начинаешь мне нравиться. Пьем или вечер потерян.
Сдвинули стаканы, выпили.
– А до этого не нравился? – спросил Марк. Он срезал ломтик вяленой свинины, положил на пластинку сыра и протянул женщине.
– Не цепляйся к словам, – сказала Мария, беря подношение, – спасибо за заботу. Вместо того, чтобы я тебе бутерброды делала, ты меня обхаживаешь. Но мне нравится. Вообще, начало отношений лучшее, что есть в жизни.
– Начало отношений – это формула речи?
– Вот именно, хорошо сформулировал. Надо запомнить, формула речи. А я тебе нравлюсь?
– Конечно, как ты можешь не нравиться. И до этого нравилась, и сейчас нравишься.
Мария засмеялась.
– Что такое?
– Для женщины главное, чтобы нравилась не до того, а после. Извини, что так прямолинейно.
– Ничего, у нас, ведь, вечер прямых текстов. Говорим правду, как на исповеди.
– Вроде того. Ты хочешь задать мне прямой вопрос? Задавай!
– Ты хочешь отомстить мужу с моей помощью?
– Хочу и отомщу. Но не обольщайся, если ты об этом подумал. Мы просто сидим и разговариваем. Мне сейчас общение важнее секса. А у вас мужиков всегда одно на уме.
Марк взял бутылку и плеснул в каждый из стаканов.
– Даже не знаю, что сказать, – молвил он, – ты меня пристыдила. Но хочу заметить, что женская логика это что-то особенное.
– Что-то жарко стало, – сказала Мария и стянула свитер, оставшись в белой рубашке, расстегнула две верхние пуговицы, явив роскошное декольте.
Марк старательно избегал взгляда на полуобнаженную грудь. Но Мария сказала:
– Можешь не отворачиваться. У нас же вечеринка правды. Для чего грудь женская существует? Для чего бабы с ней так нянчатся, чтобы мужикам нравиться, чтобы они на нее смотрели.
– Тогда расстегни рубашку совсем, – шутливо предложил Славин.
– А ты думаешь, что я этого не сделаю?
Мария расстегнула все пуговицы, сняла рубашку, оставшись с полупрозрачным открытым бюстгальтером. Марк улыбнулся.
– Что?
– Ни что, просто улыбаюсь. Красивая грудь, приятно смотреть. На язык просится классическое выражение, которое мне очень нравится.
– Ну-ну, блесни интеллектом, произведи на девушку впечатление. Что за выражение?
– Говорить правду просто и приятно.
– Хорошо сказано. Это выражение мне надо будет тоже запомнить. Где ты работаешь?
– Я уже говорил. Начальник отдела снабжения на заводе.
– Что за завод? Государственный?
– Был государственный, пока жена градоначальника на него лапу не наложила.
– Сколько получаешь?
– Двадцать тысяч месяц.
– Негусто.
– Сколько есть.
– На такую зарплату «Субару» не купишь.
– Машина не новая, к тому же у меня есть ларек, небольшой магазинчик. Еще есть вопросы ко мне?
– Тебе неприятно?
– Не то чтобы, просто как на допросе.
– Еще про личную жизнь можно?
– Валяй.
– Валяй это грубо. Тебе это не к лицу.
– Быстро во мне разобралась.
– Не все тебе психотерапией заниматься. Мы тоже не лаптем щи хлебаем. У тебя есть подруга?
– Разве что соседка.
– Ты спишь с соседкой?
– Боже упаси, ей семьдесят восемь лет. Ты спросила про подругу, мы дружим, иногда я покупаю ей продукты.
– Ты прекрасно понял, о чем я. Подруга в английском смысле этого слова. Девушка для встреч. Говоришь по-английски?
– Да. Ты спрашиваешь про любовницу?
– Да именно про нее я и спрашиваю.
– А у тебя?
– Я первая спросила.
– У меня есть партнерша для нечастых встреч.
– Ишь как завернул. Она замужем?
Марк неопределенно пожал плечами.
– Говорит, что замужем, но отношения свободные. У нее муж богемный человек. Теперь ты.
– А я ничего говорить не буду.
– Логично. А кто все-таки твой муж?
– Он работает на таможне, служба безопасности. Так что, если решишь заняться торговлей, каналы наладить можно. Хотя, как я ему о тебе скажу. Он ревнивый, как черт. Вот свинья. Сколько он мне скандалов закатывал на пустом месте. А сам. Вот так всегда и бывает. Ладно, давай еще выпьем, наливай на посошок.
Марк исполнил просьбу.
– Почему на посошок? – спросил он, поднимая стакан. – Ты хочешь, чтобы я ушел.
– Почему ты обо мне так плохо думаешь. Это я отправляюсь спать. Я уже пьяная. А мне этого и надо было. Пойду, лягу в постель, забудусь тяжелым сном. А ты можешь прикончить эту бутылку. Или тоже ложись спать. В общем, ты свободен в своих поступках.
– Спасибо, – сказал Славин, – я могу лечь на этом диване?
– Зачем же на диване, наверху есть гостевая комната. Там постель, душевая – все по высшему разряду.
– Как я ее найду?
– Рассказываю. Поднимешься на второй этаж. Там три двери. Первая слева – моя спальня. Первая справа – твоя. Или наоборот, в общем разберешься.
– Я постараюсь, – сказала Славин, пытаясь уловить потаенные смыслы в словах и голосе. Но их не было. Мария довольно холодно пожелала ему приятных сновидений, накинула рубашку и ушла, скрипя ступенями деревянной лестницы.
– Если бы ты знал, как ненавижу эту лестницу, – сверху сказала она, – надо было каменную ставить.
После этого она ушла. А Славин остался один размышлять над ситуацией. Допивать виски он не стал. Он был лишен этой вредной привычки, не вставать из-за стола, не опорожнив бутылку. Имел волю остановиться во время самого приятного, по словам поэта путешествия – на дно кувшина с вином. Странно, что в голову сейчас пришла эта восточная метафора, ни скандинавский интерьер, ни снежная метель, за окном, ни собственно виски, не могли служить ассоциативным рядом. Закрутил пробку, отодвинул бутылку. Обстановка была романтическая или лучше сказать, сказочная. Из мечтаний среднестатистического советского мужчины. Ночь, пылающий камин, заграничное пойло и эффектная женщина наверху. Правда, ни влечения, ни вожделения он не чувствовал. Какая-то червоточина в этой идиллии не давала ему покоя. Он не мог избавиться от неясного чувства тревоги. Встал и вышел во двор на крыльцо. Двор был похож на райский сад в зимний сезон, если в раю меняются времена года. Все было занесено снегом. Лучше всего было бы сесть в тачку и убраться отсюда подобру-поздорову. Женщина хороша, слов нет, но бедовая. Это чувствовалось. Стремная, как говорили приверженцы арго. Однако выпитый стакан виски делал дорогу домой сомнительным мероприятием. Таким как возвращение Одиссея. Хотя, оставаясь здесь на ночь, он добровольно делал то, к чему Одиссея вынудила Цирцея. То есть он поступал ровно наоборот. Оставался вместо того, чтобы уйти. Положим, зимней дороги он не боялся. Но алчные менты, эта военизированная саранча, эта штука была посильнее зимней дороги. Итак, все было занесено снегом – клумбы, кусты, деревья, альпийская горка. Снег продолжал идти, а порывы ветра превращал это действие в сказочную феерию. Трудно было представить, что в десятке километров отсюда – шум большого города, черная жижа под колесами, бешеный ритм, несущиеся автомобили. Вид зимнего сада вновь подействовал на него гипнотически. Снежная тишина довершила гипнотическое действие сирен, а привязать к мачтам его было некому. Марк вернулся в дом. Камин догорал. Он подложил туда поленьев, подумав, что, если не сможет заснуть, такое с ним часто бывало в чужом доме, то спустится вниз, и будет сидеть у огня, не надо будет среди ночи возиться с дровами. Затем, ступая мягко, что твой Чингачкук, поднялся по скрипучей лестнице, умудрившись не издать ни единого скрипа, нашел свою комнату. Здесь была достаточно широкая кровать, стул, письменный стол, зеркало и шкаф. «Прямо как номер в отеле», – подумалось. Последний раз, в гостинице, возвышающейся над Волхвом в Великом Новгороде была именно такая обстановка в комнате. Славин отдернул шторы на окне и увидел задний двор, еще больше засыпанный снегом. Было очень тихо, казалось, что слышен шорох падающих снежинок. Он обернулся на скрип половицы. На Марии был короткий халатик, являющий взору идеальные ноги.
– Ты так крался, чтобы меня не разбудить? – спросила она насмешливо, – еще никто не смог подняться по этой лестнице беззвучно. Тебе это удалось. Наверное, в детстве в индейцев играл.
– Угадала.
– Или меня боишься?
– Не угадала.
– Вообще то это моя комната,
– Значит, я не разобрался, думал гостевая, раз тебя нет.
– Я была в ванной. Но ты не закрылся.
На это Славин ничего не ответил.
– Я честно намеревалась заснуть, но потом решила не насиловать себя. Предоставить тебе эту возможность. Мы же взрослые люди. Зачем нам лишать себя этой плотской радости.
– Ты хочешь, чтобы я тебя изнасиловал? – шутливо спросил Марк, пытаясь справиться с сердцебиением.
– Хочу, я даже принесла наручники.
Мария показала стальные наручники, затем бросила их на кровать.
– Зачем?
– Хочу, чтобы у меня не было выбора.
– Видеозапись тоже будет?
– Конечно, она уже идет.
– Ты это серьезно? – настороженно спросил Марк. – А где камера?
Мария, указывая на свои глаза, сказала:
– Здесь, мой Одиссей, иди сюда.
Марк молчал, не зная, что сказать.
– Так чего ты ждешь?
– У тебя красивые ноги, – произнес Марк.
– Все остальное тоже, – с вызовом сказала Цирцея, сбрасывая халат. Под ним ничего не оказалось, была совершенно нагой. Марк не мог отвезти взгляда от ее мраморного тела – тонкая талия, плоский живот с пирсингом на пупке, лонный бугорок был гладко выбрит, за исключением мерлушковой полоски нитью Ариадны, кокетливо тянущейся вниз к гроту Венеры.
– Это колечко – чека от гранаты? – улыбнулся Марк.
– Да, потянешь и тебе хана. Чего ты смеешься?
– Когда я тебя увидел на перекрестке, невольно произнес – хороша Маша да не наша.
– Была не ваша стала ваша, видишь, как порой желания быстро исполняются.
Она протянула руку и выключила свет.
* * *
Сказав Марии, что он работает начальником снабжения, Славин не то, чтобы солгал, но говорил о прошлом. Он числился инженером первой категории, до недавних пор выполняя обязанности начальника. Должность ему давно была обещана директором, но этой единицы, якобы, не было в штатном расписании. Славин не придавал этому особенного значения. Но недавно его вызвали в отдел кадров, и в связи с новым штатным расписанием предложили написать одновременно два заявления. Одно на увольнение по собственному желанию, второе – о приеме на работу инженером второй категории. Поскольку кадровичка сослалась на приказ директора, Славин пошел к нему за объяснением.
Директор завода бывший коммунистический функционер не пошел ко дну в мутных водах перестройки, сумел приспособиться и выплыть. Как всякий карьерист раньшего времени начинал комсомольским активистом. Его бывший партийный начальник был теперь начальником главка местной промышленности, вот и ставил своих людей на вакантные места по всей отрасли. Небольшой заводик на Каховке, производящий товары местной промышленности. Осипчука бросили туда, чтобы сделать предприятие рентабельным. Он же его развалил окончательно. Славин, открыто выступивший в его защиту, был вынужден тоже уволиться. Именно Славин своим выступлением на партийном собрании завода, смог повлиять на решение коллектива, не исключать его из партии, что для карьериста равносильно волчьему билету. Директор был ему обязан. Через короткое время Иван Степанович получил новую руководящую должность. Директор как бы в благодарность взял его с собой на новое место работы, но сейчас он, подозревал Славин, тяготился этим. А когда-то вместе пили водку.
Иван Степанович источал дружелюбие.
– Твою должность сократили, – заявил директор, – поэтому я перевел тебя на вторую категорию. Но ты не переживай. Зарплата у тебя остается прежней.
Славин удовлетворился объяснением, вернулся к работе, но в скором времени в отделе появилось двое новых работников – инженер первой категории и начальник снабжения. Человеку не обязательно говорить прямо. Поступки значат больше, чем слова. Славин в тот же день написал заявление на увольнение. К директору не пошел. Тяжело, когда тебе лгут, глядя в глаза. Он хотел уволиться в тот же день, но Иван Степанович не разрешил, заставил отрабатывать положенные две недели по закону. Сейчас подходила к концу первая неделя. Славин приехал на завод за полчаса до начала рабочего дня. Сидел, положив перед собой маленький ключик, и прокручивал в памяти события вчерашнего вечера и ночи. Ключик был от камеры хранения на Киевском вокзале.
– Я завтра никуда не выйду из дома, – сказала Мария, когда он собрался уже уходить. На улице еще было темно. – Ты сможешь оказать мне услугу? Надо забрать сумку и привезти ее мне. Ты же хочешь еще раз увидеть меня?
Славин решил для себя, что романтическое приключение будет максимально коротким и закончится, лишь только забрезжит утра свет. Но джентльмен не может отказать женщине, разделившей с ним ложе.
– Конечно, – сказал он, – только объясни мне, почему ты хранишь ее в камере хранения? В ней нет никаких запрещенных российским законодательством вещей?
– Ты с ума сошел, – ответила Мария, – я жена таможенного начальника. Я могу провезти через российскую границу носорога беспошлинно. Таможня мне на все дает добро. Я ехала от мамы, сумка тяжелая была, вещей много. Муж козел не встречал, очередная ссора. Я одну сумку оставила в камере хранения. Устраивает ответ?
– Вполне, – ответил Марк, – почему носорог, а не слон.
– Носороги мне больше нравятся, ты видел, какой у него рог?
– Рог животного – это фаллический символ.
– Не знаю, я об этом не думала. Ну почему все надо опошлить. Мне не нужны символы. Я здоровая, сексуально удовлетворенная женщина. Все эти фрейдизмы не про меня.
– Прости.
– Не прощу. Ты меня взволновал своими фаллическими символами. Хотела спать, теперь не засну.
Она нашла его руку и зажала у себя внизу живота, затем впилась в него долгим поцелуем.
Когда Славин уходил, она почти спала или делала вид. Он дотронулся до ее обнаженного плеча губам, прощаясь без слов. Она в ответ шевельнула пальцами. «А как же горячий завтрак?» – мысленно спросил у нее Марк. «Обойдешься», так же мысленно ответила Мария.
Теперь Славин сидел и смотрел на ключ от камеры хранения. Вообще-то он был довольно наивным и неосторожным человеком, чтобы ожидать подвоха от этого поручения. Но хорошее воображение и багаж просмотренных голливудских фильмов рисовали всякое. Без четверти девять пришла кладовщица Нина. Миловидная женщина лет двадцати пяти.
– Здравствуйте, – поздоровалась она, – вы так рано. Я бы на вашем месте к обеду приходила после того, как с вами директор поступил. Вы же еще на строительстве завода работали.
– Не могу, – ответил Славин, – привычка, а она, как известно, вторая натура. А насчет ситуации с директором, – это классика жанра. Одни созидают, другие пользуются плодами их труда. К тому же я когда-то оказал ему услугу, а, как известно ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
– Чаю хотите? – предложила Нина. – У меня есть овсяное печенье.
– Очень. Я не завтракал сегодня, – благодарно сказал Славин.
Нина была строга со всеми, но к нему относилась к нему с симпатией и пиететом, хотя он уже давно не был ее начальником. Когда вновь выстроенный завод начал набирать штат, их было двое в отделе снабжения он и Нина.
– То-то я смотрю вы какой-то бледный. Пили что ли?
– Было дело. Вообще ночь тяжелая была.
– Сейчас я для вас чаю с лимоном сделаю, попьете, отпустит.
Она приготовила чай, бросила в него дольку лимона, даже размешала сахар ложечкой, будто он был младенец. Славин сделал глоток, затем другой и блаженно вздохнул: «Хорошо».
– А как ваши дела? – из вежливости спросил он.
– Спасибо, хорошо. А вы из вежливости спрашиваете, или, в самом деле интересуетесь?
Марк виновато улыбнулся, пожалуй, хватит с него одной семейной драмы. У Нины тоже были проблемы в семейной жизни.
– Понятно, – лукаво сказала женщина.
– Но вы можете рассказать, если хотите, – самоотверженно произнес Славин.
– Нет. Не хочу.
Пил чай и ел овсяное печенье, когда появился новый начальник отдела, высокий рослый мужчина.
– Категорически всех приветствую, – громогласно объявил он. Это было именно объявление, а не приветствие.
Откуда он взялся, никто не знал. Когда интересовались, не отвечал, отшучивался. Звали его Николай Игнатьевич. Человек лет пятидесяти с лицом зашившегося алкаша. В снабжении был новичок, поэтому все время консультировался с Марком. Когда он, узнав, что Славин написал заявление, попросил поделиться связями, Марк указал на телефонный справочник. После этого начальник стал засыпать его вопросами, желая узнать побольше. Перед смертью не надышишься, говорят в таких случаях. И контролировал каждый его шаг. Мстительно. Но Марку было все равно. Когда ему надоедало сидеть в конторе, он вставал и уходил, ничего не объясняя. Николай Игнатьевич тут же бежал стучать на него директору.
Вторым человеком, как раз тем, кто пришел на должность инженера первой категории был человек предпенсионного возраста, отработавший до этого в Ираке десять лет. Видимо бывший шпион. Его взяли в отдел также по блату. Наверное, доработать оставшиеся до пенсии годы. Его звали Иван Кузьмич. Он так же ни черта не смыслил в металлах и снабжении, но был пунктуален, скрупулезен во всем, сидел на работе от и до, и послушно бежал на зов начальства.
Славин допил свой чай и встал.
– Куда? – встрепенулся начальник.
– Пойду, пройдусь по цеху, – ответил Марк.
– Только не исчезай, – предупредил Николай Игнатьевич, – у меня к тебе есть вопросы.
Марк кивнул и пошел в цех. Небольшой по размеру завод, стоящий на выезде в Бирюлево, был под завязку укомплектован сложнейшими станками с электронным программированием. Возводили в Перестройку, под самый занавес, строили финны, по слухам валюты было вбухано немерено. Марк работал еще на его строительстве. Во время большого хапка, иначе говоря, приватизации, замечательный завод чудесным образом оказался в собственности коммерческих структур близких к жене градоначальника.
Марк обошел все цеха. Затем встретил директорского шофера, помог ему прокачать тормоза на старенькой, но черной «Волге». Марк тянул время до обеда, чтобы поесть в заводской столовой, поскольку дома съедобного ничего не было. Покупать продукты было лень, а готовить тем более. В столовой его разыскал начальник снабжения. Сделав страшные глаза, он подсел к нему и сказал:
– Слушай, Марик, швеллер номер восемь нужен срочно, работа встанет. Можешь достать? А ты че так рано обедать сел? Сейчас работяги кушают. А у нас обед с одиннадцати тридцати.
– Я сейчас уезжаю, – объявил Славин.
– Куда? – с гаденькой улыбкой поинтересовался Николай.
– По делам, – бросил Марк.
– Швеллер раздобудь и езжай, – просил начальник.
– Эта позиция, кажется по части Кузьмича, – заметил Марк.
– Ну ладно, не вы…ся – начальник ласково произнес матерное слово.
– Хорошо, – сказал Марк, – сейчас приду.
Пообедав, он вернулся в отдел, сделал несколько звонков, заказал необходимое количество швеллера и ушел. Начальник проводил его взглядом тигра, которому не дотянутся до лани. И сразу же пошел к директору. Стук, стук. Этот стук у нас песней зовется. Как-то Славин пошел подписывать к директору гарантийное письмо и увидев там очередь, шутливо спросил – вы зачем здесь собрались, вам что здесь дом свиданий? У директора в это время сидела главный бухгалтер, моложавая женщина, у которой с директором были амурные дела. Шутку тотчас донесли до высочайшего уха, и Марку пришлось объяснять, что он ничего не имел в виду.
Никогда не говори о человеке в его отсутствии, ибо земля может передать ему это.
После обеда сон неумолимо накатывался на него. Бессонная ночь давала о себе знать, поэтому Марк заехал домой вздремнуть. Он был профессиональным водителем когда-то и с этими вещами не шутил. Если, выезжая на трассу, чувствовал дрему, то, как Штирлиц, останавливался и давал пятиминутный отдых организму. Сегодня предстояла еще одна поездка за город. Марк решил выполнить просьбу ночной Сирены. Странно, что он совсем не думал о ней. То есть ночное романтическое приключение, о котором мечтает каждый второй мужчина или лучше девять из десяти, не оставило в его сердце никакого следа. По привычке все анализировать Славин думал об этом всю дорогу домой и пришел к выводу, что всему виной неясное чувство тревоги, сопутствующее этому рандеву. Чужая жена и муж под кроватью.
Марк провел дома два часа, пытаясь заснуть, но по закону подлости лишь голова его коснулась подушки, сон улетучился. «Черт возьми, и некому рассказать об этом», – сказал вслух. Друзей у него не было. То есть формально они значились, но полноценной дружбы не существовало. Без дела никто им никто не интересовался, уяснив это, он тоже перестал звонить. По примеру героини «Служебного романа» свел на нет все отношения с друзьями, поскольку понял, что по большому счету, гамбургскому, так сказать, никаких друзей у него нет. Поэтому не надо строить иллюзий, чтобы не испытать разочарование в какой-то момент. В других обстоятельствах он бы с любопытством увлекся этим странным неожиданным романом, но женщина была слишком дорогой для него. Он предпочитал плоды с деревьев попроще. Опять же эти наручники, к чему были такие крайности. Когда она протянула их, взял и повесил на спинку кровати.
– Сделаем вид, что я уже сковал тебя, – сказал Марк.
– У меня не такое богатое воображение, как у тебя, – возразила Мария, но настаивать не стала.
Скрестила руки за спиной, когда Марк приблизился к ней. Он почувствовал, что женщина ждет от него применения грубой силы. Это было не в его характере, но желание дамы – закон. Толкнул ее на кровать, Мария выгнулась, как кошка, разнося колени, открывая лоно, но не сразу подпустила к себе. В какую игру она играла? Следовал ее приказам безропотно, как раб лампы. На него это было непохоже, не любил, когда в постели верховодила женщина, кою, как известно, украшает скромность. Неправильно, когда тобой в постели командуют – медленней, глубже, сильнее; понукают, можно сказать. Должна лежать, стыдливо отводя глаза, а не смотреть на партнера оценивающим бесстыжим взором. Но виски был хорош, да и выпито немало. Некоторые эпизоды прошлой ночи он не мог восстановить в памяти. Камасутра, разве все упомнишь. Отчаявшись заснуть, он встал.
Оседлав субару, сначала заехал на заправку. Всем хороша была машина, полный привод, триста лошадей, но бензин расходовала как раз по аппетитам табуна. «Субару» пригнали из Германии под заказ. Хозяин оказался человеком экономным, поездив месяц, тут же ее перепродал. Прожорливость машины компенсировалась тем удовольствием, которое она доставляла водителю, на дороге он мог вытворять все что угодно. В любой момент ускориться, перестроиться, вклиниться в минимальный зазор между участниками дорожного движения. Догнать его никто не мог, но он этим без особой надобности не злоупотреблял. Марк залил полный бак и поехал на Киевский вокзал. Это было по дороге в Перхушково. Что день грядущий мне готовит?
Черная продолговатая кожаная сумка оказалась довольно увесистой. У нее была замысловатая извилистая молния, заканчивающаяся замочком. Повесил на плечо и пошел к выходу, стараясь не попадаться на глаза ментам. Последние приобрели подлую привычку останавливать любого человека, интересоваться содержимым его поклажи. Они и раньше были излишне любопытны, а после чеченской войны получили полный карт-бланш. Вообще-то надо было отказать Марии. С некоторых пор с подобными просьбами люди уже не обращались. На вокзалах, в портах периодически объявляли – не берите чужие вещи для передачи (вдруг там бомба).
На выходе стояли двое толстомордых блюстителя порядка. Но на Славина не обратили внимания, поскольку шмонали узбеков. Терроризм, ужесточение правил регистрации, – все это было для них манной небесной. Один из них повернул черепушку в сторону проходящего мимо Славина, но интереса не проявил. Только сейчас Марк в полной мере почувствовал правоту поэта, сказавшего – Я прошел сквозь строй янычар в зеленом, чувствуя яйцами холод их злых секир. Дорога до Перхушково заняла сорок минут, еще десять простоял на железнодорожном переезде. Можно было проскочить по встречной, но над будкой стрелочника он заметил камеру. Вот мода пошла, везде камеры вешать. Главное, толку от них никакого. То есть, когда против гражданина это да, а, если за, то записи исчезают. Когда, наконец поезд промчался и шлагбаум поднялся, он поехал, медленно переваливаясь через шпалы, щадя подвеску. Был в очереди последний, не поленился, опустив стекло, спросит у стрелочника: «Отец камера пишет»? «Черта лысого она пишет», – ответил стрелочник. После переезда свернул на поселковую дорогу, припоминая повороты. В мыслительном процессе провалы случались, особенно после виски, но зрительная память была отменной. Он узнал забор, сбавил скорость, но останавливаться не стал, ибо там стоял милицейский уазик. Ворота были приоткрыты, во дворе он увидел черный джип, марку не разглядел. Что-то здесь было неладно. Марк, не сбавляя скорости, проехал мимо. За рулем уазика сидел скучающий мент и курил сигарету. В зеркало Марк видел, как тот провожает его взглядом. Хорош бы он был, заявись с сумкой. Мария вряд ли обрадуется его появлению. И этот джип, где-то он его видел. Сумка никуда не денется, – он человек порядочный. И у нее есть его номер телефона. Не будем искушать судьбу. Он доехал до конца улицы, повернул налево, затем еще налево. И так, плутая по поселковым, занесенным снегом дорогам, превознося полный привод, вырулил к выезду из поселка, умудрившись, не проехать вновь мимо ее дома. Однако в последний момент он увидел в зеркале заднего вида, как из ворот выехал кадиллак. Переезд был рядом, рукой подать, но там опять была вереница машин перед опустившимся шлагбаумом. Марк пристроился в хвост очереди, наблюдая за действиями водителя кадиллака. Вряд ли кадиллак со спецсигналами будет стоять в очереди, объедет, станет рядом с первой машиной, он как раз и был первым теперь, но он подъезжал прямо к нему. Шлагбаум открылся ненадолго, полосатая жердина опустилась перед ним, в следующую секунду он объехал шлагбаум и под мат размахивающего флажком стрелочника пересек переезд перед приближающимся поездом. Зачем он это сделал, рискуя жизнью? Интуиция – великое дело. Можно было поехать в другую сторону. Но гонки на Рублевке, правительственной вотчине, могли бы закончиться стрельбой. Может, он просто подъехал дорогу спросить. Смешно. Однако береженого бог бережет. А я сирота, кто обо мне позаботиться? У чувака, кто бы он ни был, хорошие связи. Мигалки, статусный автомобиль ценой в однокомнатную квартиру и менты на подхвате. Славин чувствовал себя как спортсмен, борец, выступивший в более тяжелом весе. Или как говорили служивые люди на Руси, не по чину взял. С суконным рылом в калашный ряд. Как они вычислили его? Не иначе муж следил за ней. Но зачем в таком случае он так долго ждал. Вошел бы и накрыл с поличным, тепленькими. Нет, не годится. Эту версию он отмел. Мария, помирившись с мужем, не могла его сдать после измены. Какие бы у них не были высокие отношения. Одно не встраивалось в эту схему – милицейский уазик. Ему никак было не угнаться за кадиллаком. В машину сопровождения он не годился. Тогда зачем он торчал у ворот. На таких бобиках только областная милиция ездит. Марк решил додумать эту мысль дома. Он не поехал прямо в Москву, памятуя о прямом, как стрела Минском шоссе. Если номер передадут гаишникам, то его остановят. Он повернул направо перед Одинцово, выехал на Минку, затем свернул на Внуково. Для бешеной собаки сто верст не крюк. В любом случае надо дождаться звонка от нее. Тогда все прояснится. Всегда сторонился связей с замужними дамами, и надо же было так подставиться. Скорее бы вернуть сумку и забыть про нее.
