Я уже писал, что отказ России от военного вмешательства в Южной Осетии означал бы формальную фиксацию конца постсоветского мира.
Россия все-таки вмешалась в войну. Но конец постсоветского мира был все равно зафиксирован. Ни одна страна формального СНГ – даже сверхсоюзная Белоруссия – не выступила во время войны в поддержку Кремля. Украина оказалась против России, остальные соблюли нейтралитет.
Нет сомнений, что в государствах СНГ живут миллионы, даже десятки миллионов людей, которые сочувствовали России в ее противостоянии с Грузией и желали русским успеха. Но это никак не повлияло на позицию элит. В сложной военно-политической ситуации они не захотели ставить себя в зависимость от побед или поражений Москвы. Предъявив тем самым неопровержимое доказательство, что Россия больше не доминирует на пространстве своей бывшей империи, а постсоветского пространства как политической сущности уже не существует.
Впрочем, окончательно распалось это пространство, конечно, не сегодня, а в 2003–2005 годах. Порукой чему явились «цветные революции» в Грузии, на Украине и в Киргизии. То, что мы сегодня наблюдаем, – лишь формальное закрепление давно известного результата, не более того.
И выход Грузии (или даже Украины) из СНГ в этом смысле не имеет вообще никакого значения – ни положительного, ни отрицательного. Снявши имперскую голову, стоит ли плакать по ее грузинским волосам?
Содружество мертво. Россия выиграла бы, если бы сама инициировала роспуск СНГ. И создание на его базе другого, более осмысленного и нацеленного альянса. Тогда такая возможность еще была. Сейчас – уже нет. Другие юноши поют другие песни. Не соберется толпа разноплеменных президентов-премьеров на Красной площади, чтобы помахать многотысячному народу флагами русской победы.
Можно ли вернуть себе каноническое пространство? Чисто теоретически и в неблизкой перспективе – да. Но об этом даже не стоит и задумываться, если не сделать первого необходимого шага, о котором я скажу уже в 333-й раз: признать независимость постсоветских де-факто государств. Это – единственный вариант заявки на политическую реинтеграцию евразийского хартленда, который может быть послан в черный космос неизвестного завтра.
Осетинская война похоронила несколько мифов, но породила сказки.
Сказка № 1. 8-12 августа 2008 года Россия совершила нечто беспрецедентное, впервые в новейшей истории заступившись за своих людей и собственные интересы.
Да, коротка общественная память. Мы попытались забыть, что в те самые расхлябанные 1990-е годы Россия нередко вмешивалась в сопредельные постсоветские дела. И у «слабого» Бориса Ельцина не было особых проблем с отправкой к соседям дружеских войск. Так были остановлены войны в Южной Осетии в 1992-м и в Абхазии в 1994-м. Так были достигнуты Дагомысские и Московские соглашения, в результате которых Россия стала в Грузии эксклюзивным миротворцем. Не говоря уже о том, что Эдуард Шеварднадзе и Гейдар Алиев пришли к власти не без отчетливого блеска российских штыков. И в благодарность тому Кремлю – вступали в СНГ вскоре после прихода (возвращения) к власти. Да и независимость Нагорного Карабаха достигалась, не в последней мере, помощью русских вооружений. А представим себе: могли ли президенты Кравчук и Кучма публично рассуждать, что не пустят домой на базу Черноморский флот?!
И самое, на первый взгляд, удивительное: «мировое сообщество» в те годы относилось к нашим военным походам вполне лояльно! Не было ни вселенской истерики, ни тоски смертного страха в либеральных глазах. Никто нас, в общем, особенно не ругал и ниоткуда не исключал. Наоборот, принимали только – и в «клуб развитых государств», и в Совет Европы.
А почему? Потому, что Россия в те поры была полноценной региональной державой. И ключевые геополитические игроки признавали бывший СССР (кроме республик советской Прибалтики) территорией нашей непременной политической ответственности.
К середине же нынешнего десятилетия, к пику путинского «подъема с колен» (ППСК) Россия региональной державой быть перестала. И теперь мир считает, что зона нашей ответственности лежит в пределах государственной границы Российской Федерации. Отсюда и «беспрецедентность» замедленного осетинского похода, и возмущенные возгласы по разным мировым углам…
Да, чуть не забыл. Ведь в 1999-м году Ельцин, не предупредив никого, отправил десантников в Приштину. Тогда патриотическая общественность отнеслась к десантному кремлежесту прохладненько. На двухпроцентном рейтинге президента он никак не сказался. Если б что подобное случилось сегодня – лжепатриоты утонули бы в водопаде своих сладких соплей.
Но Россия так уже не десантируется. Разучилась.
Сказка № 2. У Кремля, оказывается, был план на случай грузинской агрессии. Об этом рассказал один бывший сотрудник администрации президента очень солидной газете «Ведомости». Газета оказалась такой солидной, что не стала задавать экс-чиновнику никаких дополнительных вопросов: откуда план, какой и почему? Был – и баста.
А ведь если верить милому отставнику, то получается, что «кремлевский план» включал и разрушение Цхинвала, и гибель полутора тысяч мирных человек. Теперь остается, пожалуй, узнать имена, домашние адреса и телефоны разработчиков такого плана. И направить их заместителю министра строительства и архитектуры Северной Осетии Виталию Калоеву. На изучение. Все ж не случайно действующие сотрудники АП о «плане» ничего рассказывать не стали. Остереглись.
А тем временем соответствующие кремлевские службы подготовили еще тайный ответ на явный вопрос: почему вооруженная секретным планом РФ вступила в войну лишь через много часов после начала? Оказывается, нужно было собрать доказательства, какая Грузия плохая и агрессор. Доказательства же даются временем и многими сотнями жертв.
К счастью, широко эту версию так и не огласили. Даже в сегодняшнем Кремле нашлись люди, которые поняли, как она жестко глупа и запредельно цинична одновременно.
Сказка № 3. Войну в Осетии спровоцировали российские силовики, чтобы «подставить» президента Медведева. И ведь подставили, суки!
Сказка не нова, она продолжает шарлатанскую мифологию «милитократии». Правда, за минувшие 8 лет никто из теоретиков «военной власти» так и не смог назвать имена, должности и звания силовиков, якобы приведших к власти в 2000-м Владимира Путина. Так же остаются запретно неведомыми явки и пароли «милитократов», учинивших-де осетинскую войну. Скоро выяснится, похоже, что главный и наистрашный российский силовик, из горного укрытия управляющий сакральной Империей, – это секретарь Совбеза Южной Осетии Анатолий Баранкевич. Других кандидатур пока нет.
Что ж, даже если безрассудно поверить, что «силовики» как политический клан существуют, то они должны были, скорее, воспитать Михаила Саакашвили. Который и начал войну 8 августа 2008 года. А его «воспитатели», наверное, потому и созерцали происходящее в умильном завороте кишок – более полусуток.
Но, в конечном счете, силовики сработали на Дмитрия Медведева. Потому что именно его позиции после событий 8-12 августа существенно укрепились. Самим обстоятельством жизни он был поставлен перед необходимостью принять очень сложное решение. И принял его. И устоял. И лично оглашал начало войны и мира. И шесть пунктов урегулирования обнародовал тоже сам. «Страшного» Путина там рядом не было (ну кроме дружеского обеда с Саркози, который народу не показали).
А что на пресс-конференциях Путин выглядит эмоционально убедительнее Медведева – так то издержки проекта «Преемник». Вы хотели очень маленькое зло – вы его получили.
В конце концов, и Примаков, и Степашин, и Путин, и даже Черномырдин («Шамиль Басаев, я тебя слушаю») очень умели порой быть внешне убедительнее Ельцина. Однако царь от того не переставал быть царем. Так принято в России, всегда.
Сказка № 4. Смена режима в Грузии станет фактом и доказательством российской победы.
В действительности – ровно наоборот. Кто бы ни пришел на смену Саакашвили – будь то Нино Бурджанадзе или Леван Гочечиладзе – он(а) лишь самое первое время для внезапной солидности помолчит. А потом – займет жесткую антиабхазскую/антиосетинскую и, значит, антироссийскую позицию. Тем более жесткую, чем резче будет ощущать новый президент Грузии дефицит харизмы и легитимности. А Россия в такой ситуации ничего нового потребовать уже не сможет: вам был нужен другой грузинский президент – вот он(а), и все. Имейте с ним свое благородное дело.
К тому же Саакашвили был и остается, в большой мере, гарантом жизнеинтересов Абхазии и Южной Осетии. Ведь если б не кремлевская субъективная ненависть к этому крупному юристу, не стала б официальная Россия так помогать непризнанным кавказским государствам в последние годы. Да и в осетинскую войну, того гляди, не ввязалась бы.
Но – как бы ни были странны все эти сказки – они останутся в современной сказочной антологии. Ибо, будучи переодеты в англосаксонскую обложку, оказываются очень выгодны коллективному Западу.
Ведь если Россия в Осетии совершила нечто неслыханное – это прекрасный повод и причина ее наказать.
Если у Кремля был заранее план с жертвами и разрушениями – значит Россия действительно агрессор и спровоцировала конфликт.
Если Россией правят военные – то с этой страной никогда нельзя по-хорошему.
Им нужна смена демократически избранного Саакашвили? Вот-вот, мы так и думали.
Так что послевоенные сказки найдут и своих переписчиков, и переводчиков, и постановщиков. И актеров на главные роли.
А мир, который после войны, обеспечит кассовые сборы. Так оно устроено. И очень непросто это менять.
Особенно из того места, где нынче Россия.
Владимира Путина в эти последние дни сильно ругают за внезапное дело «Мечела». Пришло время его защитить.
Безусловно, те, кто ошибочно считал (а то и считает) Путина неким «национальным лидером» или даже премьер-министром РФ, могут сколько угодно предъявлять ему экзальтированные претензии. Действительно, для вождя и учителя «Мечел-шоу» выглядит как-то мелкотравчато, с одной стороны, и вызывающе ангажированно – с другой.
Но Владимир Владимирович – никакой не вождь и учитель. Он бизнесмен – и по роду занятий, и по духу, и по образу болезненного мышления. У него нет лишнего времени, чтобы заморачиваться всякой ерундой типа национального возрождения или цивилизационных моделей. Он занимается только делом. Преимущественно большим и хорошим.
Кстати сказать, премьер-министром России Путин так и не стал. В старом, традиционном государственно-должностном понимании он – не премьер. А генеральный менеджер нескольких крупных бизнес-программ в ранге председателя правительства. Все выходящее за пределы этих программ его не слишком интересует. В этом смысле у нас сегодня есть сразу несколько премьеров (от молодого Шувалова до опытного Зубкова), но ни один из них, к сожалению или к счастью, – не Путин.
Потому все разговоры о том, что Путин-де наехал на «Мечел», чтобы напомнить человечеству, кто на самом деле правит Россией, отправим сразу в романтический архив. Ничего такого номинальный глава правительства не имел в виду. Ни политики, ни тем паче государственной эстетики тут нет ни на цинковый грош. Только бизнес. В котором Путин знает свой весьма практический толк.
Решив грандиозно-частные нефтяные и газовые проблемы («Газпром», «Сургутнефтегаз», Gunvor и т. п.), генеральный менеджер своевременно обратил свое внимание на уголь. Действительно, пройти всей разверстой грудью мимо этого серафического дара подземных богов решительно невозможно. С весны 2007 года цены на коксующийся уголь выросли более чем в 3 раза. А вместе с ним стремительно подорожали и компании, пустынной волею судеб сидящие на пылающем сырье. Например, Evraz Group, 41 % акций которой всемогущий Роман Абрамович купил в середине 2006 года за каких-то $4 млрд., в мае 2008-го стоила уже $40 млрд. (!). А капитализация «Мечела», того самого милого «Мечела», за два полных истекших года выросла вчетверо (!). Конечно, благодаря конъюнктуре, т. е. тому самому фарту, без которого неосуществим большой русский бизнес. К тому же и спрос на уголь постоянно и долго растет: и внутри России (где нужно искать замену скудеющему газу, все более обреченно отправляемому на экспорт), и в благословенно-проклятой Европе, которую мы все-таки должны рано или поздно покорить всей нашей нечеловеческой энергетикой. Если вечный бизнесмен Путин должен предлагать Западу за свою полноправную легализацию некий ценный приз, то этим призом может быть только стратегическое сырье. И совсем не к. э. н. Игорь Зюзин создан для того, чтобы с Западом по этому поводу торговаться.
Ведь если кто-то пахал 8 лет, как раб на галерах, чтобы защитить олигархическую собственность и вообще крупный капитал от рыхлого малоправильного народа (надеюсь, миф о том, что Путин якобы разгромил ельцинских олигархов, уже умер своей естественной смертью), то разве не достоин он солидного места в угольном бизнесе? Достоин, еще как.
Теперь сугубо технологический вопрос: где взять этот бизнес? Таких эффективных собственников, как Роман Абрамович или Алишер Усманов, трогать, разумеется, нельзя. Потому что они близкие друзья и преданные партнеры. Значит, надо найти слабое звено в олигархической цепи: угольного магната, перед которым нет обязательств и которой не настолько силен, чтобы наотмашь защищаться. Другими словами, брать надо то и только то, что плохо (по крайне мере, недостаточно хорошо) лежит. И слабое звено было оперативно найдено: «Мечел». 20 июня сего года заместитель Путина по вопросам корпоративного строительства, вице-премьер Игорь С., не очень-то и желавший остаться неизвестным, дал понять владельцам «Мечела», что им воленс-ноленс придется расстаться с крупным пакетом своих акций.
Впрочем, есть мнение, что большим «Мечелом» дело не ограничится. Сигнал о том, что пора уходить на покой, в ближайшее время получат еще несколько угольщиков совсем помельче. Случайно сохранившихся в консервной тишине нулевых лет. Разумеется, только те, кому лично генеральный менеджер ничем таким не обязан. Свои моральные обязательства он блюдет в пространстве и времени – свято. За что и ценим теми, кто искренне ведает, как Путину тяжело…
Предложение от 20 июня владельцы «Мечела» негромко, но дерзко отвергли. Вскоре началась вполне закономерная атака. В которой резкое падение акций «Мечела» – лишь средство подешевле скупить их некоторое количество, чтобы потом чувствовать себя еще уверенней в диалоге с Зюзиным и Ко.
Вправе ли российское бизнес-сообщество (условно назовем его так) осуждать коллегу Владимира Путина за то, что он таким способом пытается завладеть угольными активами? Нет, не вправе. Путин действует в полном соответствии с этикой системы. Все крупнейшие корпорации современной России – нефтяные ли, алюминиевые ли, банковско-страховые и прочие – формировались именно или примерно так. Сначала обнаруживали «слабые звенья» – бенефициаров первичной приватизации, которые были недостаточно сильны, чтобы удержать приватизированное. Потом им делались предложения, от которых трудно было отказаться. Тем, кто не понимал всей серьезности момента, показывали мохнатый государственный кулак. И побеждал тот, кто лучше и больше других умел использовать в своих частных интересах податливые рычаги государства. Например, Абрамович, Дерипаска, Фридман, Потанин, Усманов и далее насовсем.
По существу, весь крупный постсоветский бизнес построен исключительно на эксплуатации государственного механизма. Включая (и в первую очередь) аппарат легитимного насилия. Нефть, газ, никель, алюминий, станки, газеты, сода, сурьма – это все вторично. Сегодня одно приносит миллиарды, завтра – другое, не все ли равно! Первичным для этого универсального бизнеса был и остается негласно приватизированный или взятый в аренду административный ресурс. Некоторое количество кубометров дистиллированной власти.
И если у крупного РФ-капиталиста оказался в наличии пост председателя правительства – то грех им не воспользоваться. На месте Путина так поступил бы любой наш олигарх, всякий и каждый.
Своим критикам, оказавшись как-нибудь с ними за неземным пиршественным столом, Путин всегда мог бы укоризненно вымолвить:
«А вы все, мои дорогие, поступали не так, когда вам было надо? Вы все покупали по полной рыночной стоимости, на прозрачных, как слезинка ребенка, аукционах? Вы не травили конкурентов слухами и пиаром? Не обваливали их акции? Не насылали ментов? Не угрожали? Не сажали? Не убивали, в конце концов? Значит, вам можно, а мне, впрягшемуся за вас и ваши дела до кровавого пота, нельзя?…
Нет, если ты, брат, конечно, Махатма Ганди, я всегда выслушаю твои ненасильственные упреки. И обниму, и скажу спасибо, что есть ты, не такой, как мы все, которому не нужны посюсторонние миллиарды, кто не собирается покупать за бешеное бабло пентхаус в Царстве Небесном. И, должно быть, получит туда пропуск бесплатно, за выслугу страдательных лет. Но если ты – такой же волчий бизнесмен, как и я, то какое же право ты имеешь мне указывать, что я как будто не прав? А если б премьером был этот мечельный Зюзин, пощадил бы он тех, кого ему суждено поглотить? То-то же. Скажите спасибо, что я слишком осторожен и честен и не трогаю, если вдуматься, почти никого. Кроме тех, кто и так свернул бы себе шею и стал бы жертвой, не моей – так хищника куда злее и кровожадней. Dixi».
И потупили бы его банкетные гости свои разгоряченные взоры. Потому что с позиций системы, с пригорка царствующей морали Путина критиковать нельзя, ибо не за что.
Постоянное преимущество Владимира Путина состоит именно в том, что он – высокоморальный человек. Если понимать под моралью, согласно ее социологическому определению, совокупность принятых в данном социальном организме норм поведения. Путин никого не обманывает и не кидает. Он просто живет с волками и, следовательно, воет по-волчьи. А как же еще?
К тому же видеть в нападении на «Мечел» интересы только самого «премьера» (вкупе с нерасторжимым снарядоносцем Игорем Сечиным) было бы слишком легкомысленно. Совсем не случайно «Мечел-шоу» совпало по времени с активизацией мыслей вслух о создании Глобальной горно-металлургической компании (ГГМК), русского аналога BHP Billiton или Rio Tinto, перед которым содрогнутся все проезжие народы и государства.
Идея Глобальной ГМК, должно быть, принадлежит известным предпринимателям Алишеру Усманову и Владимиру Потанину – партнерам (с весны 2008 года) по «Норильскому никелю». Согласно данным из самых открытых источников, создаваться мегакорпорация формально будет на базе ОАО «Норильский никель», а в состав ГГМК должны войти еще алюминиевые и – внимание! – угольные активы.
Алюминиевые активы, сообразно замыслу, должен передать в ГГМК «Русал» во главе с Олегом Дерипаской, которого Усманов-Потанин только что лишили надежд прорваться к управлению «Норильским никелем». Возможно, так и получится. Положение у Дерипаски сейчас сложное: в Америку его не пускают, в Лондоне бывший партнер Михаил Черной требует через суд $4 млрд., на IPO в такой нервозной обстановке не выйдешь, а если IPO «Русала» так и не случится до конца 2009 года, придется выкупать у партнера Виктора Вексельберга его долю в совместном холдинге. А для этого у Дерипаски нет свободных денег и т. п.
А угольные активы откуда возьмутся? Вы уже догадались, но не до конца. Нет, не совсем так. Не прямо из «Мечела». А из добрых рук еще одного партнера, без которого ГГМК не хочет и зарождаться. Владимира Путина.
Не просто так друг и конфидент Путина Владимир Стржалковский, ранее подвизавшийся в забавном, но сравнительно скромном по оборотам туристическом бизнесе, получил приглашение стать генеральным директором «Норникеля». И случилось это в самые резкие дни вспыхнувшего «Мечелгейта». На это нестранное совпадение пока не обратили должного внимания, и, кажется, напрасно. Генеральному менеджеру нужен в руководстве будущей ГГМК свой человек, который прочно созерцал бы весь слиятельно-поглотительный результат. И еще почти никто не заметил, что Стржалковский с некоторых пор – большой друг не только бизнесмена Путина, но и бизнесмена Усманова: с последним его объединяет, по меньшей мере, радостная страсть к спортивному фехтованию. Так что эти люди знают, как правильно уколоть и кого.
Реальными совладельцами ГГМК, наряду с Алишером Усмановым и Владимиром Потаниным, возможно, станут: Виктор Вексельберг (правильный, конструктивный, открытый миру акционер «Русала»); Олег Дерипаска (яростный и неконструктивный, гонимый в Лондоне и Вашингтоне акционер «Русала» – если метафизически доживет); Владимир Путин; Игорь Сечин; некоторые другие полуофициальные лица/части общего тела. Потом ГГМК (стоимостью под $200 млрд.) выйдет на IPO и случится самый успешный cash out, на который только могли надеяться сокровенные герои нашей истории.
Разве ради этого грандиозного замысла Владимир Путин не вправе пожертвовать «Мечелом» и угольными персонажами помельче? Кто кинет в него камень?
Да, спросите вы, а как же там антимонопольные проверки Evraz Group? Там тоже грозит опасность? Да нет, не похоже. Абрамовича, пока жива система, никто не тронет, потому что он сам по себе есть основа основ системы. Evraz проверяют для отвода глаз, чтобы сказать потом: видите, тут у нас теперь все равны перед законом. А значит, «Мечел» – это совсем не новоявленный ЮКОС. Это – нечто иное.
На самом же деле, «Мечел» действительно чем-то очень осязаемым и уловимым похож на пятилетней давности ЮКОС. У «Мечел-шоу» – та же изначальная мотивация, что и у «дела ЮКОСа». Борьба за активы. Без политики.
Конечно, у «Мечела» есть шанс избежать финальной юкосиной участи. Вовсе не обязательно, чтобы угольные активы кандидата Зюзина в конечном счете оказались в сокровищнице ГГМК имени А. Б. Усманова. Есть и другие варианты. Например:
– создание отдельного угольного мегахолдинга, с помощью которого Путиносечин будет то ли удовлетворять растущий китайский спрос на уголь, то ли шантажировать этим делом Европу; вместе с «Мечелом» в мегахолдинге могут оказаться еще «слабые звенья» наподобие «Русского угля» и одного-двух предприятий поменьше;
– явление «белого рыцаря» народу; самым белым из сегодняшних русских рыцарей остается, разумеется, Р. А. Абрамович, так что в решающий момент частично подконтрольная ему Evraz Group может предложить «Мечелу» спасение от недружественного поглощения посредством поглощения дружественного (т. е. интеллигентного, как Даша Жукова, объединения угольных активов под общей «евразийской» властью).
При том пространство для маневра у мечеловеков остается. Хотя и не гигантское. Ибо от угля самые влиятельные бизнесмены РФ, включая Владимира Путина, в принципе уже не отступятся. Они и так раздосадованы до крайности, что прозевали угольную тему в начале 2000-х. Тогда либеральные экономисты вообще уговаривали их, что с углем пора кончать, шахты – закрывать и т. п. Но выиграли, как это часто бывает, те, кто либеральных экономистов слушал не слишком внимательно. Сейчас ветхий ультралиберал посрамлен. Любой Путин понимает, что уголь в одночасье приносит многие миллиарды.
Да к тому же надо оперативно решать проблему дефицита газа в народном хозяйстве, вызванного сокращением его добычи на фоне патологического роста экспорта. И доводить внутренние цены на газ до мировых. Тут вместо газа очень надобен уголь, и генеральный менеджер сотоварищи готов умело защитить то чужое, что уже считает своим.
Но и то правда, что по сравнению с 2003 годом Путин смотрится слабее/бледнее. Во-первых, он уже давно и далеко не президент страны. Во-вторых, его атакующая команда лишилась нескольких таранного типа суперфорвардов (типа Владимира В. Устинова), чье место заняли робкие и унылые середняки. В такой ситуации устроить полноформатный штурм-унд-дранг Путину будет не так уж и просто. И «Мечел» вполне мог бы утопить вопрос о собственности в бюрократическом болоте, выстроив эшелонированную оборону из близких себе чиновников среднего звена, подкрепленных провинциальными органами судебной власти.
Для Зюзина нынче главное – не повторять чужих ошибок образца 2003 года.
А вероятность повторения таких ошибок не равна нулю. Во всяком случае, информационные маневры вокруг «Мечела» уже сейчас очень напоминают второе издание либеральной «песни о ЮКОСе», написанной бодрым авторским коллективом в 2003-м.
Мы уже слышим бросаемые Владимиру Путину обвинения в том, что:
1. В России, увы и ах, так и не получается настоящей частной собственности на средства производства;
2. Путин двумя докторскими словами обвалил фондовый рынок и лишил Родину-мать сотен миллиардов живых и свободных денег.
Интересно, как на эти выпады мог бы развернуто ответить Владимир Владимирович, если бы умел говорить красиво? Примерно, думаю, так.
На первое. Нелегитимность крупной собственности в РФ – продукт сознательного выбора и воли экономической элиты. Результаты чубайсовой и постчубайсовой приватизации не будут признаны в полной мере, пока не проведена легитимация этой приватизации. Но от любого легитимационного варианта бенефициары «большой» приватизации отказались, так как считают совершенно ненужным делиться своим уникальным счастьем со страной/народом, а предпочитают в процессе общенационального cash out’а переложить саму проблему с ее горем и злосчастьем на плечи лоховатых иностранных покупателей. В этих условиях крупный бизнес не имеет ни морального, ни политического права жаловаться на то, что его «собственность» не уважают и она остается, по сути, условным владением – до первого злого милиционера. Tu l’as voulu, George Dandin!
На второе. Нам давно рассказывают, что в современном российском человечестве можно, если очень надо, и грабить, и убивать, и продавать родную мать. Единственное, чего делать никак нельзя, – это обваливать фондовый рынок. Этот рынок – наше все, он звучит гордо, в нем все начала и концы. А герой нашей эпохи – фондовый спекулянт, способный творить большие деньги из ничего, из ниши, из темна, используя только инсайдерскую информацию и добрую дозу удачи (фарта). Самое же страшное – говорить этому фондовому спекулянту под руку и стоять у него над душой. И вообще раздражать героя склочными рассуждениями на незаданную тему.
Эти ночные сказки, бесспорно, отражают ментально-интенциональные приоритеты правящей нашей элиты. Но – не отражают физическую реальность. Которая прозрачно намекает нам, что состояние фондового рынка вовсе не является существенным индикатором положения дел в стране.
Все настоящие проблемы России – от полного краха армии до развала фундаментальной науки – на финансовых рынках никак не заметились и не сказались. Во время «Норд-Оста» индекс РТС снизился всего на 2,5 %, в первый день бесланской трагедии – на 0,2 %, а 2 сентября 2004 года, когда заложникам Беслана стало совсем худо, – благополучно устремился вверх. В тот день, когда Россия лишилась части своей территории, отдав Китаю два острова на Амуре, рынок спокойно вырос на 0,4 % Драматический взлет цен на еду и воду, ударивший в челюсти трем четвертям россиян, только помог укрепиться акциям всяческих продовольственных и приравненных к ним компаний и премного способствовал здоровью заветного индекса.