Рёко Секигути
961 час в Бейруте (и 321 блюдо, которое их сопровождало)

7
Прикоснуться вживую

Шестого апреля 2018 года я поселилась на улице Моно – на полтора месяца она станет моим домом.

Если попытка «ухватить самую суть» города – как и суть человека – заведомо обречена на провал, можно ли хотя бы «прикоснуться к нему вживую», «потрогать» его? Постучаться к нему в дверь, покричать в окошко, чтобы он спустился, послать ему сообщение? Даже если ты и так в нем.

8
Бейрут, первый приезд

Бейрут я посещала лишь однажды более пятнадцати лет назад. Две недели рождественских каникул я провела в Сирии, а в Бейруте остановилась на одну ночь.

Смена декораций показалась тогда разительной. Хоть меня предупреждали об ослепительных огнях города, по прибытии они меня изумили. В этот раз я ехала из Европы, и огни Бейрута подействовали на меня умиротворяюще, но тогда, после Дамаска и Алеппо с их густым сумраком, Бейрут показался мне Лас-Вегасом.

Помнится, я посетила квартал Ашрафие, Национальный музей и прогулялась по набережной. Тогда я сочла город очень европеизированным, слишком современным, даже решила, что он утратил свою душу (о которой, разумеется, я ничего не знала).

Теперь у меня была цель – написать о Бейруте книгу, и первое впечатление было совсем иным. Всё зависит от того, как именно ты знакомишься с городом.

Интересно, что бы я ощутила, если бы поехала в Сирию после Бейрута, то есть открыла бы их для себя в обратном порядке, а не так, как много лет назад?

9
Пустырь

Порой слово продолжает жить и после того, как вещь, которую оно обозначало, исчезла. Таково для парижан (в том числе для меня) французское выражение terrain vague, «пустырь». Хотя в городе еще существуют не до конца сформированные кварталы, пустырей в нем больше нет, или есть, но они огорожены заборами и спрятаны от посторонних глаз. Я сто лет не видела ни одного места, которое можно было бы назвать «пустырем».

С самых первых дней пребывания в Бейруте я заметила, как много здесь пустырей. Незастроенных, неокультуренных, незанятых пространств. Всевозможных размеров – иногда величиной с поле, а порой с небольшой домик. Здесь располагались снесенные постройки.

Я пытаюсь представить, как выглядело то, чего больше нет.

10
Сумерки

У каждого города свой особый свет и свои сумерки. В Риме меня удивляло его светлое ночное небо, хотя он был освещен не лучше, чем Париж. А вот Бейрут, как мне кажется, отличается от остальных городов сумерками. Французы говорят, что ночь здесь наступает слишком быстро, но для японцев, считающих, согласно пословице, что «осенняя тьма падает, как ведро в колодец», такая манера расставания с дневным светом скорее привычна. По моим ощущениям, этот момент напоминает югата или югуре (японский эквивалент сумерек), но я никогда не видела ничего подобного во Франции.

11
Свет

У каждого города свои ночные огни. Самые темные ночи, какие я знала, были в Афганистане, таких нет нигде. Если не вдаваться в крайности, практически любой город можно узнать по степени и природе его освещения. В Бейруте после заката, похожего скорее на югата, чем на «сумерки», я снова вижу токийскую ночь 1970-х годов. Огни, пробивающиеся сквозь затемненные стекла входных дверей; у нас были такие же. Порой можно заметить странное сходство между городами, инфраструктура которых развивалась одним и тем же образом. Жители далеких стран могут обнаружить близость друг к другу. Свет порождает общность.

12
Ритм шагов

Хотите узнать, нравится ли людям бывать на рынке? Тогда смотрите не только на прилавки с товаром, а взгляните вниз, на ноги посетителей. Если их шаги неровные, нетерпеливые, если их ноги спотыкаются о ноги других прохожих, если ритм шагов не слаженный, значит, людям здесь не слишком нравится. На профессиональных рынках шаг всегда быстр и проворен, как шаг хищников, умеющих грациозно расходиться друг с другом в стае.

На местном «фермерском рынке» Сук-эль-Тайеб я наблюдаю за ногами посетителей. Раз-два, раз-два, шаги размеренные, степенные; клиентам, похоже, нравится не спеша и с аппетитом разглядывать товар. Так фланируют в XXI веке.

На другом фермерском рынке, Бадаро, всё опять иначе: ритм шагов то и дело прерывается. Клиенты и продавцы хорошо знают друг друга, обсуждают товар, каждый старается объяснить и выслушать всё, что касается вот этого цветка или вон того овоща.

13
Большая пивоварня Леванта

Камиль Аммун выложил в Facebook^[1] фотографию Большой пивоварни Леванта: видимо, когда-то ее здание выглядело прекрасно, но теперь оно лежит в руинах. Камиля это явно огорчает.

Я спрашиваю, откуда у него такая привязанность к постройке, на что он отвечает: «Не то чтобы я хорошо знал это здание. Я даже жил в другом районе, но этот квартал был чем-то вроде парижского Бельвиля до реновации, и как раз сейчас он тоже, в свою очередь, переживает подобный период. Я родился в 1975 году. Когда я был маленьким, эта пивоварня уже не работала. Однако нам передалась ностальгия поколения наших родителей. Они часто рассказывали о том, что было до войны, каким великолепным был город – настоящий ближневосточный Париж!

Так что наши сожаления об исчезновении этой части исторической городской ткани опосредованы. Мы ностальгируем по тому, чего сами никогда не видели».

14
Запах пива

Как пахнет пивоварня? Мне знаком запах производства виски, потому что в десяти минутах езды от дома родителей располагалась винокурня Nikka, и мы часто проезжали мимо, когда я была маленькой. Я знаю запах производства саке и хереса, но, кажется, мне не доводилось слышать запах пивного сусла.

Какие запахи царили в этом квартале Мар-Михаэль?

15
Затопление Бостона

Пятнадцатого января 1919 года Бостон оказался буквально затоплен патокой. Дело было накануне введения сухого закона, огромный резервуар с мелассой был, скорее всего, переполнен и лопнул, не выдержав давления. Чай, меласса – всё хлынуло на город. После катастрофы, в результате которой двадцать один человек погиб и полторы сотни получили увечья, возникла городская легенда: якобы в разгар лета жители до сих пор чувствуют карамельный запах. Об этой легенде я узнала из книг и никогда не проверяла ее ни лично, ни по отзывам бостонцев. Но, возможно, аромат самой легенды всё еще витает над городом?

16
Тарелки, унесенные волнами

Как правило, из всех предметов быта лучше всего сохраняются тарелки. Осколки мисок, тарелок и котелков археологи находят при раскопках. Японский фотограф Тихиро Минато рассказывал мне, что после цунами, разрушившего дома, заводы и асфальтовые дороги, находили лишь одежду и посуду. Они есть в любом доме, какой бы образ жизни ни вели хозяева.

Тарелки, на которых бесчисленное число раз, день за днем подавались блюда.

17
«Это город контрастов»

Вопреки представлениям парижских гурманов, мечтающих посетить Бейрут, в этом городе есть не только гламурные кварталы. Кроме самого-самого центра, где всё выметено до соринки, на улицах царит беспорядок, везде стоят неубранные урны и валяются горы мусора. Добавим сюда пустыри и плохо освещенные переулки, которые легко принять за рассадники преступности. Но первое впечатление обманчиво: эти переулки и пустыри ничуть не опаснее центральных улиц.

Я говорила об этом с подругой, и та успокоила меня: «Идет война, но в городе почти не совершаются преступления».

При огромном материальном неравенстве, которое очевидно даже мне, иностранке, я не могу понять: будь я бедна, на грани отчаяния, то при виде такой показной роскоши я бы вряд ли бездействовала.

Всюду мне говорят: «Это город контрастов».

18
«Можно умереть от чего угодно, только не от голода»

Муж Сибиллы, шеф-повар «КафеШо», рассказывает, что, согласно местной пословице, «можно умереть от чего угодно, только не от голода». И продолжает: «Так было и во время войны. Магазины работали. Не хватало бензина, но еды было достаточно. И поскольку по вечерам выходить на улицу было опасно, все собирались дома в семейном кругу и, наверное, чтобы заглушить страх, ели до отвала. Говорят, за время войны тут многие потолстели».

19
Вкусовая грамматика

Я часто говорю, что кулинарная культура – это язык, ингредиенты – слова, которые в сочетании друг с другом создают блюда-высказывания и обеды-тексты.

У стран восточного средиземноморья много общих продуктов, как и слов. Подобно тому, как слова, имеющие один корень, можно найти в персидском, арабском и турецком, в Бейруте я обнаруживаю продукты, с которыми познакомилась в Иране, – стране, где я часто бывала в 1990-х годах и чьи блюда постоянно готовлю. Или в Сирии, куда я ездила лет пятнадцать назад. Эти встречи доставляют мне удовольствие: словно в чужой стране внезапно узнаёшь привычные слова в незнакомой речи.

Иногда продукты, которые мы впервые попробовали в другой стране, прочно связываются в сознании именно с ней, и тогда нам трудно «отвязать» их от этого «истока».

Я начинаю изучать ливанскую вкусовую грамматику, несколько слов из нее мне уже знакомы по другим языкам.

20
Зеленые сливы

На городском рынке Бадаро я нашла годже сабз («зеленая алыча» по-персидски) – недозрелые сливы, столь обожаемые жителями Тегерана. Это один из продуктов, который иранские эмигранты ждут в гостинцах от родных, поскольку его нет ни в Европе, ни в Штатах. Едят ли эти сливы зелеными во всём Средиземноморье – не знаю.

Позже я поняла, что здесь эти сезонные плоды тоже пользуются популярностью, но им не оказывают такого почтения, как в Иране. Я говорю о них как о плодах, и их твердая и кислая мякоть, которую едят с солью, придает телу ягоды какую-то андрогинность. В Иране недозрелые сливы символизируют юность и высоко ценятся, но, расспросив многих ливанцев, я выяснила, что они не придают зеленым сливам никакого скрытого смысла – вероятно, поэтому бейрутцы не питают к ним особой страсти.

Один и тот же фрукт, одно вкусовое «слово», но смысловые оттенки – разные.

21
Плоды-хасири

Первые апельсины здесь едят еще зелеными, чуть подсолив, как и зеленые мандарины, из которых готовят что-то вроде лимонада. Из недозрелого винограда также выжимают сок.

22
«Нам хотелось быть в центре города»

Рядом с моей квартирой есть заведение под названием «Марруш», где готовят цыпленка-гриль и знаменитые в округе сэндвичи дажаж-мусахаб. На первый взгляд кажется, будто оно только открылось, но на вывеске значится «работаем с 1942 года». Я спрашиваю об этом управляющего Мустафу Блеика, и тот отвечает, что когда-то ресторан находился в квартале Хамра на западе Бейрута. «Когда начались „проблемы“, мы переместились в Иорданию и открыли там два кафе. В Бейрут вернулись недавно, и нам здесь очень рады». Он говорит неохотно. Когда я спросила, почему на сей раз они расположились в квартале Содеко, он ответил: «Знаешь, в какой-то момент люди из квартала Ашрафие (христианский квартал на востоке Бейрута) перестали к нам ходить, потому что мы „слишком далеко“. Хорошего мало. Тогда мы решили переехать сюда». И добавил: «Нам хотелось быть в центре города».

Содеко находится прямо возле бывшей демаркационной линии.

23
Хамра

Мне, десять лет подряд проводившей лето в Гранаде, слово «Хамра», обозначающее один из мусульманских кварталов Бейрута, сразу же показалось знакомым. От него произошло слово «Альгамбра», «аль-хамра» – красноватый цвет терракоты.

Говорят, квартал получил свое название от засушливой почвы, на которой росли одни кактусы. Сегодня здесь, как и во многих других местах, все дороги покрыты бетоном. Остался один цвет – серый.

24
Цвет земли

А кстати, какого цвета была земля в Токио?

25
Не самый черный кофе

По правде говоря, я знаю, какого цвета земля в Токио. У дома моих дедушки и бабушки в районе Синдзюку, в самом центре города, располагался крохотный садик – там можно было лишь развесить белье и посадить кусты вдоль стены. Каждую весну из кустов выползала жаба – она была нашим талисманом. Бабушка посадила в саду гортензии, ардизии (манрё по-японски), мирабилисы, а над участком протягивались ветви соседского инжира (нам разрешили рвать фрукты, которые свешивались с нашей стороны ограды).

После смерти дедушки с бабушкой один из моих дядьев расчистил участок и построил новый дом. Я привезла в Париж черенки ардизии; они замерзли в одну очень холодную зиму. Наверное, им было не выжить без почвы бабушкиного сада. Я больше не ходила по той улице, где когда-то был ее дом, и с тех пор никогда не видела землю Токио.