Руслан Шитов
Касатка
Конец
Когда я спустился к морю, оно было спокойным и даже немного тягучим. Будто это и не вода вовсе, – а кисель сопливый. Вдоль берега лениво накручивали шаги редкие пенсионеры, вечно голодные чайки метались над головой, а на берегу на серых голышах сидела пара с суетной тявкой. Чудом морским тут даже и не пахло. Тоска, да и только. Оставалось уныло ждать у моря погоды. Либо рисковать. И ловить касатку на живца.
Слева от вокзала плотным рядком стояли двухэтажные эллинги. В одном из них, обретался отцовский собутыльник, горький пропойца и рыбак. Я часто приходил сюда после папашиного алкомарафона. К счастью у рыбака была лодка, латанная-перелатанная, но на воде держала. Они часто своей компанией уходили в море жрать горькую, пока глюки на них жути не наводили. То чудища морские им мерещились, то русалки печальноликие, – это кому как повезет. Один из пропойц чуть на дно не пошел вслед за морской красавицей. Да только везет алкашам. Рыбака дома не было, а лодка была на месте. Не пропил бедолага.
Я стащил лодку к берегу. Вид воды неприятно щекотал нервы своей декабрьской стынью. Я разулся, засучил штанины, и бросив кроссы в лодку, стал толкать ее к морю. Спустив корыто на воду, я надеялся резво перемахнуть через борт, чтобы не долго морозить свои кости. Но получилось не сразу и этого хватило, чтобы почувствовать неприятное жжение. Грёб я по-дилетантски. Поэтому быстро уставал. А план у меня был гениальный: отплыть подальше от берега, и заняв выжидательную позицию, сидеть не стреме. Что я не без труда и сделал, промучившись на веслах. Ждать было скучно. Тем более без мобилы. Единственным моим занятием было вычерпывать водицу, которая временами скапливалась в лодке. Воды собиралось совсем малость, но вид ее внутри лодки наводил тревогу. Главное не было дождя. Сквозь серые облака временами даже проглядывало солнышко. И становилось чуть веселее, несмотря на безнадёжность этой тупейшей затеи.
Я задремал, когда все случилось. В голове творилась всякая дичь несусветная. Мысли путались. Мерещилась то лодка с вусмерть напившимися отцовскими забулдыгами, которые дико ржали в окружении морских тварей; то прадед виделся, героически тонущий в беспокойных черных водах; то еще что-то. После мне вдруг отчётливо показалось, что лодка моя до кроев наполнилась водой и вот-вот пойдет ко дну. Ощущение было жуткое. В этот момент я почувствовал толчок. Очнувшись, я сразу же посмотрел за борт. Меня, как на первой свиданке, трясло от возбуждения. А вода была тиха и пуста. Сердце заходилось как у бешенной собаки. И тут что-то мелькнуло в воде, темное и огромное. Я быстро перескочил на другой борт. Но там ничего не было. Я еще больше наклонился, всматриваясь в пустые воды. Лодка слегка накренилась от моей тяжести. Потом вдруг что-то коснулось ее с другого борта. Хотел было посмотреть, что это было, но лодка еще раз качнулась, и я, потеряв равновесие, выпал за борт. Случилось самое страшное. Дурачок и море встретились под декабрьским небом. И кажется эта встреча будет последней. Как бы я не пытался судорожно грести, мои панические рукоплескания имели обратный эффект. Холод и страх сделали своё дело, и бедные кости мои пошли ко дну. Помню, подумалось мне тогда, что, как и прадед, сгину я в пучине морской; будто это семейное проклятие какое-то. Я даже пытался вспомнить сегодняшнею дату, наверняка это было девятое число. Правда вспомнить так и не смог. Жалко мне себя стало. Прадед героем тонул. Сколько сделал всего. Было, что рассказать потомкам. А обо мне что скажут? «Пошел на дно ради рыбехи диковинной», – и весь сказ. Мишка даже кого-то обрюхатить успел. А я так и уйду на тот свет, бездетным и безызвестным, на потеху праотцов. Потом были невесомость и необычайная легкость и пустота. Света не было, но было ощущение света, предчувствие что ли. И что-то несло меня туда, что-то большое и доброе, и непостижимое. А потом были голоса. Много голосов. Когда я открыл глаза, то обнаружил себя на берегу, мокрого насквозь, но живехонького. А где-то вдали с торжествующим звериным криком весело резвилась она, взмахивая исполинскими плавниками. Люди говорили что-то, тыкали пальцем в серый горизонт. А я смотрел на нее полуживой и чуть не плакал, – так она была хороша в своей этой дикой мощи.
