Руслан Иванович Аристов
Жизнь Бекова
Человечество собирало, охотилось, пасло, росло. Иногда воевало и пленных обращало в рабов, заставляя работать на интересы своих племен, периодически само становясь пленниками…
Затем человек стал осваивать земледелие.
Но выжить, не причиняя вреда природе, животным и другим людям невозможно даже сейчас. А в доисторические времена защититься самому и уберечь свой род могли только самые сильные и/или умные. А, поднакопив силы и ум, лихая ватага могла сгонять с хороших стойбищ менее удачливые семейства.
Чтоб отстоять свое «хорошее стойбище» необходимо сражаться.
Стойбища переходили из рук в руки на различные отрезки времени, а победители сражений использовали захваченных в плен противников по своему усмотрению. Например, направляли «на картошку», в смысле – возделывать поля под новую отрасль доисторического хозяйства – земледелие, ибо одновременно сражаться, охотиться, кочевать, собирать и пахать тогдашние троглодиты не могли в принципе.
На самую тяжелую и нудную работу ставили рабов. Так появился «класс» рабов-землепашцев. Или, как их называли древние греки – славян («военных трофеев»).
Это в корне изменило взаимоотношение внутри и между племенами.
Земля перестала быть ничьей. Земля стала делиться…
И люди стали делиться.
Мужчины становились, в основном, ремесленниками (включая любое «дело») и/или воинами: «защитниками» земель и добытчиками «рабов» – рабочей силы для обработки земель племени.
Женщинам досталась участь «хранительниц очага».
Но это стало лишь начальным этапом деления человечества…
Спроси у жизни строгой
За долгие годы становления, роста и упадка многих городов и империй древних времен утекло немало вод.
Государства опробовали различные формы устройства, управления, хозяйствования.
Но человечество осталось в своем первобытном стремлении сбиваться в стадо. Так, понятно, теоретически – безопаснее и сытнее, но на практике выливается в борьбу между стадами, которая грозит гораздо большими опасностями и нуждами.
«Цивилизация» одела и обула троглодита, но мышление человека осталось до кретинизма ограниченно. Несмотря на накопленные тысячелетия опыта, приходится признать правоту Экклезиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Заново пережитые россиянами за короткий исторический отрезок стадии рабства (в СССР), феодализма (период рэкетирских даней в пресловутые 90-е) и вновь неприкрытого империализма – яркий образчик справедливости древнего мудреца.
Для примера – коротенько пробежимся по курсу истории.
Отсчет я начну со времен заката Римской империи и, поразительно с ним совпавшего по времени, появления на просторах вселенной славян.
Отречемся от старого мира
Как и в наши дни, многие сотни лет назад, дикое и ненасытное человечество стремилось в «цивилизованную» Европу. К хлебу и зрелищам.
Среди прочих факторов, это нашествие, получившее даже официальное название «Великое переселение народов», считается одной из причин, повлиявших на гибель Западной Римской империи.
Как и в наши дни, неуправляемые массы свободных граждан рвались в Европу.
И только свободные славяне почему-то не приняли участие в борьбе за теплые места, а устремились наперекор всем, во встречном направлении – на восток и к северу.
Этот ларчик открывается очень просто: тысячи рабов, обретшие свободу благодаря рушащейся империи, стремглав бежали прочь от неволи и гнета.
Тысячи рабов, за сотни лет рабства обзаведшиеся семьями и родами; смешавшие десятки невольничьих кровей и сотворив, таким образом, новую нацию; не имевших ничего, кроме натруженных рук и тяги к свободе – рвались на волю!
Рабам нечего было делить. Это было своеобразное братство. Братство рабов. Раб по античному – sclavus. Братья-славяне, так иногда говорят и в наши дни…
Таким образом, обретя волю, на свет появилась новая, многотысячная (а по оценкам некоторых историков – многомиллионная) нация особой формации (изначально созданная разными родами и расами, априори готовая к ассимиляции и с другими народами), которая, от неизбежной борьбы с «пришельцами» за жизнь и свободу, уходила все дальше и дальше.
Так и видится картинка:
Движется эта многотысячная толпа нежданно освободившихся рабов на вольные просторы, наперерез основному потоку, стремящемуся в благоустроенную Европу, с песнями типа «Вышли мы все из народа, дѣти семьи трудовой. Братский союз и свобода – вот наш девиз боевой!» и «Отречѣмся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. Нам не нужно златого кумира, ненавистен нам царский чертог»!
Сметая на своем, отрекшемся от всего, пути все, что мешает драпать подальше от ненавистных чертогов…
Затем было отречение от всего ненавистного. От государства, от армии, от грамоты.
Значимые решения принимались на общих сходах – вече. Больших сражений не принимали, а, спаля к чертям пол-округи, уходили еще дальше в леса. На веселых празднествах жгли любые напоминания о прошлом, в том числе и разного рода тексты, находившиеся на руках, и радостно прыгали через всепоглощающий огонь…
Но ничто под Луной не вечно…
Цивилизация настигла славян уже очень скоро…
Азбучные истины
Немного оправившись от потрясений, сохранившиеся и народившиеся римские бонзы, укрывшиеся в Византии и возрождающиеся на останках Западной римской империи стали подумывать о возврате утерянного имущества, в том числе и рабов.
Рабов всегда возвращали, естественно, силой.
Но не всегда полезно иметь «чисто» рабов.
Поэтому некоторым устойчивым общинам беглецов было предложено сформировать собственные государства под эгидой сильного византийского императора, в ущерб законным рабовладельцам. В противном случае – военная операция и снова вечная кабала.
Условия стандартные – мир, дружба, жевачка с Византии, преданность и верность – от вассала.
Для придания процедуре политического веса (ох уж эти политики) славянам предложили христианство, алфавит, административные реформы и прочие атрибуты самостоятельности.
И бывшие рабы купились…
Повсеместно стали возникать князьки и каганы, ставиться церквушки, приниматься присяги.
Для закабаления своих же сородичей стали возрождать письменность.
Сначала, конечно – не такую, как у всех! Создали абсолютно новую, так и не прижившуюся глаголицу. Но затем вернулись к привычному издревле, слегка видоизмененному, греческому письму. (За что спасибо Кириллу с Мефодием)?
Беков решил внести свою лепту в расшифровку кириллицы:
Я
Заветы [предков] (с чего решено, что «буквы»? Буки – распространенное в европейских языках обозначение книги (book, buch), заимствованное у норманнов).
Ведаю.
Глаголю:
Добро
Есть
Жизнь
в Селе,
на Земле
Которое.
И
Как
Люди (по-людски). (Мораль и нравственность – основа человечности…)
Помните -
Наш [предков]
В том
Покой. (И пенсион)
Держи
Слово
Твердо.
Ученья
Чёрта -
Херь
Конец
Жизни -
Червь.
Так что –
Ер,
Еры,
Ерь,
Ять,
Малый юс [у тебя
или] Юс Большой. (А это – почти «Гаудеамус»)
За сим
Писанному
Финита. (Авторы не лишены чувства юмора)
«Аминь».
Такая вот пастораль, с концовочкой типа: «Эх, пить будем, гулять будем, а смерть придет – помирать будем!».
Справедливости ради надо заметить, что особого выбора у славян и не было. Воевать бывшие рабы не умели. Оружие и боевой опыт отсутствовали.
Примитивные ремесла и рабский труд на земле – удел славян.
Но возвращаться в рабство – ой, как не хотелось!
Однако оно подкралось незаметно.
Эра светлых годов
«Вольному – воля» – это не про славян…
Сбежав из римского рабства, пройдя полмира и осев на «территории, подконтрольной норманнам», славяне оказались объектом охоты для варягов, тех самых воинственных «гиперборейцев», которые промышляли захватом рабов и продажей их в Византию, из варяг в греки, так сказать.
Одна из самых неудачных торговых операций варягов, создавших на захваченных у славян землях Русский каганат, под управлением Аскольда, описана константинопольским патриархом Фотием и считается одним из первых упоминаний о «росах» и их походе против Византии. Приведу коротенький фрагмент:
«Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская? Что за сгустившиеся тучи горестей, каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град – не тот, что срезает пшеничный стебель и побивает колос, не тот, что хлещет по виноградным лозам и кромсает недозревший плод, и не ломающий стволы насаждений и отрывающий ветви – что часто для многих бывало мерой крайнего бедствия, – но самих людей тела плачевно перемалывающий и жестоко губящий весь род [человеческий]? Откуда или отчего излился на нас этот мутный отстой – чтобы не сказать сильнее – таких и стольких бед? Разве не из-за грехов наших все это постигло нас? Разве не обличение это и не торжественное оповещение о наших проступках? Не знаменует ли ужас настоящего страшные и неподкупные судилища будущего? Не все ли мы ждем, – скорее, каждому очевидно, – что даже огненосец не спасется (Пословица: в древней Греции огненосец со священным факелом сопровождал войска и считался неприкосновенным, его гибель означала гибель всеобщую (ср. Herodot. Hist. VIII.6; Theoph. Cont. II.25; Leo Diacon. Hist. VI.10)) для потомков от этого несчастья и больше никто не окажется оставшимся в живых? Воистину, беззакония – бесчестие народов и как обоюдоострый меч для всех прибегающих к нему. Мы были избавлены от зол, которыми бывали часто застигнуты; надо благодарить – но мы не заблагорассудили. Мы были спасены – и не радели. Были охраняемы – и пренебрегали тем, за что следовало опасаться возмездия. О разум жестокий и безрассудный, разве не достоен он претерпеть ужасы и бедствия! Мы строго взыскивали с задолжавших нам какую-либо малость, хотя бы пустяк, и наказывали их; мы не вспоминали о благодарности, когда благодеяние минуло; мы не сжалились над ближними, поскольку получили прощение, но как только избавлялись от грозивших ужасов и опасностей, делались для них еще свирепее; не считаясь ни с обилием и тяжестью собственных долгов, ни со снисхождением к ним Спасителя; не постыдившись ничтожности долга таких же как и мы рабов, даже мысленно не сопоставимого с нашим, мы, человеколюбиво освобожденные от многого и великого, за малое бесчеловечно поработили других. Мы радовались – и приносили горе; были прославляемы – и бесчестили; мы окрепли, достигли процветания – и возгордились, стали безумствовать. Мы утучнели, отолстели и разжирели, и если и не оставили Бога, как некогда Иаков, то как возлюбленный оттолкнули, насытившись, и как упрямая телица упорны стали к заповедям Господа и пренебрегли требованиями Его».