Розамунда Пилчер
Сентябрь
Время от времени в жизни Ноэля появлялась девица, которая решала провести остаток жизни только с ним одним. И тогда она старалась вовсю, может быть, даже слишком. Обеды наедине при свете газового камина, уик-энды с охотой и рыбалкой. Однако Ноэля хватало ненадолго – свободу он ценил превыше всего, а потому давал задний ход, и очередная воспылавшая к нему нежными чувствами девица после мучительного периода безуспешных телефонных звонков и слезных обвинений находила себе другого поклонника и выходила замуж за него. Так Ноэль достиг тридцати четырех лет и все еще оставался холостяком. А вот кто же он – победитель или проигравший? Сейчас, сидя над пустым стаканом, он не смог бы на это ответить.
Алекса заправляла салат: превосходное зеленое оливковое масло, немного винного уксуса, какие-то травки. От их аромата у Ноэля слюнки потекли. Покончив с салатом, она начала накрывать на стол: скатерть в красную клетку, рюмки, солонка, деревянные мельнички для перца, керамическая масленка. Достав из буфета вилки и ножи, она дала их Ноэлю, а он разложил по местам. Настало время разливать вино, что Ноэль и сделал.
Алекса, все еще в фартуке, в бесформенном свитере, с раскрасневшимися щеками, подняла свой бокал.
– За «Седло и стремя»! – сказала она.
Почему-то это его растрогало:
– И за вас, Алекса. Спасибо.
Предвкушения голодного Ноэля сбылись – еда была без затей, но превосходная. Сочные, мягкие отбивные, свежайший салат, теплый хлеб, соус, приправы, и все это запивалось отличным вином. Урчание у него в желудке прекратилось, он почувствовал себя куда лучше.
– Не помню, когда я так вкусно ел.
– Самая обыкновенная еда.
– Но как приготовлена! – Ноэль положил себе еще салата. – Дайте мне знать, когда вам понадобятся рекомендации.
– А для себя самого вы когда-нибудь готовите?
– Не умею. Яичницу с беконом еще могу поджарить, а так покупаю всякие гастрономические изыски от «Маркс энд Спенсер» и разогреваю на плите. Когда эти изыски уже в горло не идут, провожу вечер с моей сестрой Оливией, которая живет в Лондоне. Но она столь же беспомощна на кухне, сколь и я, и мы обычно ограничиваемся тем, что едим нечто экзотическое – перепелиные яйца или икру. Вкусно, конечно, но не очень-то ими насытишься.
– Ваша сестра замужем?
– Нет. Она – деловая женщина.
– И чем же она занимается?
– Она главный редактор журнала «Венера».
– Ого! – Алекса улыбнулась. – Какие у нас с вами знатные родственники.
Поглотив все, что было на столе, Ноэль не отказался от сыра и белого винограда. Они допили остаток вина, и Алекса предложила кофе.
За окном в синеватых сумерках зажглись уличные фонари. Их свет проникал на кухню, но тени все сгущались. Ноэль не мог справиться с зевотой и извинился.
– Вот видите, доказательство, что мне уже пора домой, налицо.
– Только сначала выпейте кофе. Вам ведь надо продержаться на ногах, пока вы не доберетесь до постели. Знаете что, поднимайтесь-ка наверх и устраивайтесь там поудобнее. Я принесу кофе, а потом вызову такси.
«Да, пожалуй, так будет лучше всего», – подумал Ноэль.
– Хорошо, – согласился он.
Но даже выговорить одно это слово оказалось делом нелегким. Он чувствовал, с каким трудом шевельнулся язык и нужным образом сложились губы. Либо он перепил, либо просто валится с ног от усталости, ведь почти не спал со вчерашнего дня. Кофе – это хорошо. Ноэль оперся руками о стол и встал. Подняться по кухонной лестнице и дойти до гостиной было тяжелым испытанием. Он то и дело спотыкался, но все же удержал равновесие и не шлепнулся.
Наверху его ждали тихие сумерки гостиной. Полоски света, проникавшего с улицы, ложились на каминную решетку, сверкали огоньками на подвесках большой люстры. Жаль было нарушать этот сумеречный покой, и Ноэль не повернул выключатель. В кресле, где он прежде сидел, спал пес. Ноэль опустился на диван. Пес проснулся, поднял голову и поглядел на Ноэля, а тот уставился на него. Пес раздвоился и превратился в двух псов. «Я пьян, – решил Ноэль, – и не спал целую вечность. Но сейчас засыпать нельзя. Сейчас я не сплю», – заверил он себя.
Он и не спал, а дремал. Спал и бодрствовал одновременно. Мерно гудели моторы, он летел над Атлантикой, в кресле рядом с ним мирно похрапывал сосед, его начальник приказывал ему отправиться в Эдинбург и продать кожаные изделия человеку по имени Эдмунд Эрд. Слышались чьи-то голоса, кто-то звал кого-то, на улице мальчишки гоняли на велосипедах. Нет, это была не улица, а чей-то сад. Тесная комнатушка под островерхой крышей, он смотрит в маленькое оконце. К стеклу приникла веточка жимолости. Его бывшая комната в доме матери в Глостершире. Внизу на лужайке идет игра. Дети и взрослые играют в крокет. А может, в лапту? Или в бейсбол? Но вот они поглядели наверх и увидели его лицо за стеклом. «Спускайся! – кричат они ему. – Иди к нам!» Ему приятно, что его зовут. До чего же хорошо быть дома! Он выходит из своей комнатки, спускается по лестнице в сад, но игра уже кончилась и все куда-то исчезли. Ну и ладно, его это нисколько не огорчает. Он растянулся на траве и смотрит в ясное голубое небо. Все хорошо, ничего плохого не случилось, ничего не произошло. Он один, но скоро кто-нибудь сюда придет. Он может подождать.
Но что это за звук?… Тикают часы. Ноэль открыл глаза. Уже не светят уличные фонари, темнота рассеялась. Это не сад и не дом его матери, а какая-то незнакомая комната. Где он? Он лежит на диване, накрытый пледом. Бахрома пледа щекотала подбородок, и он откинул плед в сторону. Взглянув вверх, он увидел хрустальные подвески люстры и только тогда все вспомнил. Он повернул голову: в кресле у окна сидела девушка, в утреннем свете, проникавшем через незашторенное окно, рыжели ее волосы. Он пошевелился. Девушка молчала. Тогда он позвал:
– Алекса!
– Да… – Она проснулась.
– Который теперь час?
– Немного больше семи.
– Семи утра?
– Да.
– Выходит, я проспал здесь всю ночь? – Ноэль повернулся, вытянул свои длинные ноги.
– Когда я принесла кофе, вы уже спали. Хотела разбудить вас, но потом решила, что не стоит.
Ноэль поморгал, чтобы проснуться окончательно. Джинсы и свитер Алекса сменила на белый махровый халат, сверху накинула плед, из-под него торчали ее босые ноги.
– Вы провели тут всю ночь?
– Угу.
– Надо было вам нормально лечь в постель.
– Не хотелось оставлять вас здесь одного. Я подумала: вы проснетесь и решите, что вам надо немедленно уходить, а найти такси ночью довольно трудно. Я даже постелила вам постель в комнате для гостей, но потом решила: лучше не будить.
Сон еще стоял у него перед глазами. Он лежал на траве в саду, в Глостершире. Кто-то шел к нему, он чувствовал это, знал. Не мать – Пенелопа умерла. Кто-то другой. Потом сон померк и осталась одна Алекса.
К своему удивлению, чувствовал он себя прекрасно: бодрым, полным сил.
– Давно пора мне двигаться домой, – решительно заявил он.
– Вызвать такси?
– Нет, пройдусь пешком. Это полезно – прогуляться поутру.
– Да, утро чудесное. Может быть, сначала легкий завтрак?
– Спасибо, не хочу, вы меня так замечательно накормили вчера.
Он откинул плед и сел, провел пятерней по волосам. Алекса не предприняла никаких попыток задержать его. Она проводила его по коридору и растворила дверь в жемчужное майское утро. Вдалеке уже слышался шум городского транспорта, но на дереве пела птица, воздух был чист и прозрачен. Ноэлю почудилось, что пахнет сиренью.
– До свидания, Ноэль.
Он обернулся.
– Я позвоню вам, – сказал он.
– Это вовсе не обязательно.
– Вы так считаете?
– Не думайте, что вы чем-то мне обязаны.
– Вы очень славная. – Ноэль наклонился и поцеловал Алексу в персиковую щеку. – Спасибо!
– Мне это доставило удовольствие.
Ноэль сбежал по ступенькам и бодро зашагал по тротуару. Дойдя до поворота, он оглянулся. Алекса ушла, синяя дверь была закрыта. Но дом с лавровым деревцем на крыльце словно смотрел ему вслед.
Ноэль улыбнулся и пошагал дальше.
Июнь
1
Вторник, 7 июня
Изабел ехала на своем микроавтобусе в Коррихил. Дорога не дальняя, всего-то десять миль. Было четыре часа пополудни, начало июня, деревья уже покрылись пышной зеленью, а поля дружными всходами, но лето, можно сказать, еще не наступило. Не то чтобы было очень холодно, но моросил мелкий холодный дождь, и дворники она включила, едва отъехала от Кроя. Над холмами висели тяжелые облака, и все окрест тонуло в сумерках. Изабел посочувствовала американским туристам – ехать в такую даль, чтобы полюбоваться красотами Шотландии, а красот этих и не разглядеть.
Самой ей погода была не помехой. Она столько колесила по этим дорогам, что иной раз ей казалось: отпусти она руль, и машина, точно верный надежный конь, прекрасно доедет сама до Коррихила и обратно.
Вот и знакомая развилка, она почти приехала. Изабел свернула на узкую, обсаженную боярышником дорогу, которая шла вверх по склону холма. Сгущался туман. Изабел предусмотрительно включила фары. Вскоре справа появилась высокая каменная ограда поместья Коррихил. Машина въехала в большие ворота с двумя сторожками по обе стороны и, подпрыгивая на выбоинах, покатила меж старых буков. Газоны по сторонам подъездной аллеи заросли травой; весной здесь сплошными широкими полосами цвели желтые нарциссы, отчего газоны казались золотыми. Но нарциссы давно отцвели, от бывшего их великолепия остались лишь сморщенные головки и пожухлые листья. Придет день, садовник подстрижет газон, и нарциссы вовсе исчезнут до следующей весны.
Изабел не первый раз с грустью подумала о том, что с годами забот прибавляется, а время летит все быстрее и быстрее, каждый следующий месяц грубо сталкивает с пути предыдущий, годы слетают с календаря и исчезают в прошлом. Когда-то у тебя была уйма времени, можно было постоять, посидеть, просто полюбоваться нарциссами. Или в погожий летний денек вдруг бросить хлопоты по хозяйству, выйти из дома и подняться на гору послушать жаворонков, резвящихся под солнцем. Или взять да поехать в Релкирк, накупить всяких мелочей, позавтракать с подружкой в баре, где так тепло и уютно, мирно жужжат голоса и пахнет кофе и всякими деликатесами, какие ты никогда не готовишь для себя дома.
Почему она лишилась всех этих удовольствий?
Подъездная аллея пошла прямее, под колесами зашуршал гравий. Из тумана выплыл дом. Машин перед ним не было. Это означало, что другие хозяйки уже забрали своих гостей и уехали. Значит, Верена ждет ее и, может быть, сердится.
Изабел выключила мотор и вышла под холодную морось. За распахнутой настежь входной дверью открывалась широкая, выложенная плиткой площадка, уставленная дорогими чемоданами и сумками. В дом вела внутренняя стеклянная дверь – на сей раз багажа было больше, чем обычно. Огромные чемоданы, портпледы, дорожные сумки, сумки для гольфа, коробки, свертки, пакеты с логотипами больших магазинов. И на всех вещах желтые бирки «Туры по Шотландии».
Изабел прочла имена на бирках: «М-р Джо Хардвик. М-р Арнольд Франко. М-с Майра Хардвик. М-с Сьюзен Франко». На чемоданах затейливые монограммы, с ручек сумок для гольфа свисают бирки с названиями престижных клубов.
«Ну вот, начинается!» – вздохнула Изабел и отворила внутреннюю дверь.
Прихожая в Коррихиле была громадная, обшитая дубовыми панелями, широкая лестница с резными перилами вела на верхние этажи. Пол застлан коврами, тут и самые простые и очень дорогие; посередине стол, на котором вперемешку стоят и лежат горшок с геранью, собачий поводок, поднос для писем, массивная, в кожаном переплете книга для гостей.
– Верена?!
Вдалеке хлопнула дверь, в коридоре, ведущем в кухню, послышались шаги. В прихожей появилась Верена Стейнтон, высокая, стройная, элегантная. Верена была из тех женщин, которые всегда элегантны, и до того у них все подобрано в тон, что кажется, они тратят на это уйму времени. Иной раз это даже раздражает – так все продумано: юбка, блузка, кашемировый кардиган, туфли – изысканная гамма цветов, и все очень красиво. Ну а если говорить о прическе, то Верене, в отличие от большинства женщин, была не страшна самая сырая погода, прическа выглядела так, будто Верена только что вышла из-под сушилки. Увы, относительно собственной внешности Изабел не питала никаких иллюзий. Приземистая и крепкая, как шотландский пони, краснощекая, с загрубевшими от работы руками, она давно перестала беспокоиться о своих туалетах. Однако, глядя сейчас на Верену, она пожалела, что не сменила свои вельветовые брюки и стеганую, болотного цвета куртку на что-нибудь более пристойное.
– Надеюсь, я не опоздала?
– Нет. Вы последняя, но не опоздали. Ваши гости готовы и ждут в гостиной. Чета Хардвик и чета Франко. Судя по их виду – покрепче, чем наши обычные клиенты.
Изабел вздохнула с облегчением: может быть, мужчины сами потащат свои сумки с клюшками…
– А где же Арчи? Вы приехали одна?
– Он на церковном собрании в Балнеде.
– Вы справитесь без него?
– Конечно.
– Должна вам сказать, кое-что переменилось в их расписании, я вам сейчас объясню. Пойдемте-ка сначала в библиотеку.
Изабел покорно последовала за Вереной, ее дело было выполнять все указания. Библиотека в Коррихиле была поменьше других комнат и уютно пахла чем-то мужским – табаком, камином, старыми книгами и старыми собаками. Запах псины исходил от старого лабрадора, который дремал на своей подушке возле потухшего камина. Он поднял голову, увидел двух дам, снисходительно моргнул и снова погрузился в дремоту.
– Дело в том… – начала Верена, но зазвонил телефон. – Извините, я отвечу.
Она подошла к столу и подняла трубку.
– Алло, у телефона Верена Стейнтон. – Голос ее изменился: – Мистер Абберли? Спасибо, что позвонили.
Верена подвинула стул, села, взяла ручку и листок бумаги. «Вот досада, похоже, она приготовилась к долгому разговору, – уныло подумала Изабел, – а я-то хотела поскорее вернуться».
– Да-да, прекрасно. Ну а еще нам потребуется ваш самый большой шатер, я бы хотела бледно-желтого цвета в белую полоску. С настилом для танцев.
Изабел навострила уши и перестала сокрушаться по поводу задержки.
– Дата? Мы наметили на шестнадцатое сентября. Это пятница. Да, мне кажется, лучше вам подъехать, и мы все обсудим подробно. Хорошо бы на следующей неделе. В среду утром? Отлично, значит, мы увидимся. До свидания, мистер Абберли.
Верена положила трубку и с довольным видом откинулась на спинку стула:
– Ну вот, начало положено.
– Что это вы задумали?
– Понимаете ли, мы с Энгусом давно это обсуждали и наконец-то решили осуществить. В этом году Кэти исполняется двадцать один год, мы хотим дать бал в ее честь.
– Боже милостивый, вы такие богатые?
– Не такие уж богатые, но это большое событие, и мы стольким людям задолжали – сами в гости ходим, а к себе не приглашаем, ну вот и убьем всех зайцев сразу.
– Но сентябрь еще так далеко, сейчас только начало июня.
– Чем раньше начнешь, тем лучше дело сделаешь. Вы же знаете, что тут творится в сентябре.
Изабел знала. Шотландский сезон: толпы охотников устремляются с юга на север на отстрел гусей. В каждом доме приемы, танцы, состязания в крокет, шотландские игры и прочая, и прочая, а завершается все неделей «охотничьих балов», после чего все валятся с ног.
– Без шатра нам не обойтись. В доме будет просто очень тесно. Да еще Кэти настаивает на том, чтобы какой-то угол отвели под ночной клуб – для ее лондонских хипяг. Им нужен интим. Далее: мне надо отыскать хороший деревенский оркестр и хорошего поставщика. Теперь хоть не надо беспокоиться о шатре, и то хорошо. Естественно, мы всем разошлем приглашения. – Верена бросила взгляд на Изабел: – Надеюсь, Люсилла сумеет выкроить время и приедет.
Трудно было не позавидовать Верене – сидит тут и придумывает бал для своей дочери и при этом знает, что дочь будет рядом, поможет ей и сполна насладится своим балом. Ее Люсилла и Кэти учились в одной школе и дружили потому, что дружили их родители. Но Люсилла была на два года моложе и совсем другая по характеру. Когда девочки кончили школу, их пути разошлись.
У Кэти все шло как положено: год в Швейцарии, затем секретарские курсы в Лондоне. По окончании курсов она нашла себе хорошую работу в каком-то благотворительном фонде и поселилась в небольшом доме вместе с тремя подружками из респектабельных семейств. Пройдет еще какое-то время – долго ждать не придется, – и она, без всякого сомнения, обручится с блестящим молодым человеком по имени Найджел, Джереми или Кристофер, ее фотография появится на обложке «Кантри лайф»[3], а дальше свадьба по всем правилам, роскошное белое платье, стайка девочек – подружки невесты и свадебный гимн.
Изабел не жалела, что Люсилла не похожа на Кэти, но иногда, вот как сейчас, ей хотелось, чтобы ее любимая фантазерка-дочь была чуточку более обыкновенной. Но Люсилла с раннего детства проявляла яркую индивидуальность и бунтарские черты характера, хотя и не агрессивные. Позднее проявились и ее политические пристрастия – она определенно примыкала к левому крылу, и едва появлялся повод, как тут же активно включалась в любое действие. Она была против ядерного оружия, охоты на лис, отстрела детенышей тюленей, урезывания студенческих грантов и много против чего еще. Заботило ее положение бездомных, она выступала за оказание помощи беднякам, наркоманам и несчастным, погибающим от СПИДа.
С ранних лет Люсилла увлекалась рисованием и с годами делала все большие успехи. Безусловно, она была одаренной натурой; после шести месяцев, проведенных в Париже, где она работала, чтобы оплачивать жилье и питание, она поступила в Академию искусств в Эдинбурге. Друзьями там она обзавелась самыми необычайными и время от времени привозила их погостить в Крой. Выглядели они престранно, но Люсилла умудрялась перещеголять и их: она могла надеть на вечернее кружевное платье мужской твидовый пиджак, а на ноги башмаки со шнуровкой.
После окончания учебы Люсилла осталась в Эдинбурге, но с заработками у нее ничего не получалось. Никто не был склонен покупать ее непонятные картины, и ни одна галерея не выражала желания их выставлять. Жила она в мансарде в доме на Индия-стрит, а зарабатывала себе на жизнь тем, что ходила убирать чужие дома. Это оказалось довольно выгодным делом – скопив на билет, закинув за спину рюкзак и прихватив футляр с холстами, она снова уехала в Париж и поселилась у супружеской четы, с которой познакомилась в дороге. Все это очень тревожило Изабел.
Захочет она приехать или нет? Изабел, конечно, может написать на адрес почтового отделения, который ей сообщила дочь: «Дорогая Люсилла, навести нас в сентябре – ты приглашена на бал к Кэти Стейнтон». Только вряд ли Люсилла обратит внимание на это приглашение. Она не очень-то жалует торжественные приемы и чинные разговоры с респектабельными молодыми людьми. «Знаешь, мамочка, они такие правильные, что взвоешь от тоски. И волосы у них у всех словно твидовые».
Ужасно с ней трудно. Но она и добрая, ласковая, смешная, полная любви. Изабел по ней ужасно скучала.
– Не знаю. Не уверена, что она приедет, – вздохнув, сказала Изабел.
– Как жаль, дорогая, – сочувственно сказала Верена, отчего Изабел не стало легче. – Но я все равно пришлю ей приглашение. Кэти будет счастлива повидать ее.
«Так ли уж счастлива?» – подумала про себя Изабел, а вслух сказала:
– Вы этот бал пока что держите в секрете или можно о нем говорить?
– Нет, конечно, это не секрет. Чем больше людей узнают о нем, тем лучше. Может быть, в подмогу нам они дадут в эти дни обеды…
– Я дам обед.
– Вы святая! – обрадовалась Верена.
Они могли бы и дальше строить планы, но Верена вдруг вспомнила о более срочном деле:
– Боже мой, я и забыла о бедных американцах! Они, наверное, ума не приложат, куда это мы подевались. Сейчас я вам все объясню… – Верена отыскала на столе отпечатанные на машинке инструкции. – Вот слушайте: мужчины, и тот и другой, большую часть времени проводят за гольфом, и завтра они ни в коем случае не хотят им пожертвовать, так что в Глэмис не поедут. Я договорилась о машине; утром, в девять часов, их заберут из Кроя и отвезут в Глениглес. Та же машина по окончании игры доставит их к обеду обратно в Крой, но обе дамы хотят посмотреть Глэмисский замок, и если вы привезете их сюда к десяти утра, они присоединятся к общей экскурсии.
Изабел молча кивнула. Только бы ничего не забыть. Верена работает очень четко, и к тому же она босс. Центральное агентство «Туры по Шотландии» находилось в Эдинбурге, Верена была местным координатором. Это она каждую неделю звонила Изабел с сообщением, сколько гостей ей ожидать (однако не более шести, поскольку большее количество негде разместить), а также предупреждала об особенностях характера гостей и их причудах, если таковые имелись.
Туры начинались в мае и продолжались до конца августа. Каждый длился неделю и проходил по заведенному порядку: сначала Эдинбург – осмотр города и окрестностей, на это отводилось два дня. Во вторник автобус доставлял туристов в Релкирк, где они долго и терпеливо осматривали Старую кирху, местный замок и гуляли по Национальному парку. Затем американцев доставляли в Коррихил, где их встречала Верена, а затем разбирали по домам местные хозяйки. Среда отводилась на замок Глэмис и поездку в Питлохри, чтобы полюбоваться на шотландские пейзажи; в четверг туристы снова садились в автобус и ехали смотреть Горную Шотландию, а по пути заезжали в Дисайд и Инвернесс. В пятницу возвращались в Эдинбург, а в субботу улетали домой, в аэропорт Кеннеди.
К концу недели они уже еле ноги таскали, в этом Изабел была уверена.
Изабел втянула в этот бизнес Верена пять лет назад. Она объяснила условия и дала Изабел рекламный буклет агентства.
Вы будете гостями в частных домах, где вдохнете аромат старины, а также приобретете друзей из старинных семей, которые живут в них и по сию пору…
Что касается поместья Балмерино, то оно вряд ли соответствовало такой рекламе. Не обманут ли они ожидания американцев?
– Мы не из древнего рода, – пояснила она Верене.
– Достаточно древнего.
– И Крой вряд ли можно отнести к историческим достопримечательностям.
– Отчасти можно. К тому же у вас много спален, а это куда более существенное обстоятельство. И главное – думайте о том, сколько вы заработаете.
Именно этот довод убедил Изабел. Предложение Верены пришлось как нельзя кстати – дела у них в Балмерино шли неважно. Отец Арчи, второй лорд Балмерино, очень милый и столь же непрактичный человек, умер, оставив поместье в полном беспорядке. Его неожиданная кончина повлекла за собой тяжелые последствия для семьи: похоронные расходы и всевозможные уплаты поглотили большую часть наследства. Перед молодыми супругами Балмерино возникло немало проблем: из каких доходов они смогут оплатить высшее образование Люсиллы и Хэмиша, двух своих детей; на что им содержать огромный и неудобный дом; как осилить обработку земли, как содержать в порядке хозяйство. Арчи в то время служил в армии. В девятнадцать лет он записался в Королевский полк шотландских горцев. Он пошел в армию просто потому, что не знал, чем еще заняться, и хотя вполне был доволен своей жизнью в полку, честолюбием он не отличался и точно знал, что никогда не станет генералом.
Первым делом они решили не сдаваться и сохранить Крой. Планы строились самые оптимистичные: Арчи уволится из армии и, поскольку он достаточно молод, найдет себе какую-нибудь работу. Но срок его службы в армии в те дни еще не истек, и он вместе с полком отправился в Северную Ирландию.
Четыре месяца спустя полк возвратился домой, но Арчи вернулся в Крой только через восемь месяцев, а еще через восемь дней Изабел поняла: несмотря на то что его выпустили из госпиталя, пока ни о какой работе для него не может быть и речи. Долгими бессонными ночами она пыталась осмыслить их положение.
Помогли друзья, и в первую очередь Эдмунд Эрд. Поняв всю серьезность положения, он вмешался и взял все под свой контроль. Это Эдмунд сдал в аренду приусадебную ферму и позаботился об охотничьем угодье. Вместе с егерем Гордоном Гиллоком он проследил, чтобы выжгли вереск и привели угодье в порядок, а потом при его посредничестве оно было сдано в аренду клубу бизнесменов с юга, с правом на охоту для него и для Арчи.
Изабел вздохнула с облегчением – хоть часть забот свалилась с ее плеч, но проблему доходов это не разрешило. Кое-что от наследства все-таки осталось, но деньги были вложены в ценные бумаги. Это все, что Арчи мог теперь завещать своим детям. У Изабел тоже были кое-какие деньги, к сожалению небольшие. И вместе с военной пенсией Арчи и с шестидесятипроцентной надбавкой за инвалидность все равно получалось мало. Каждодневные расходы на хозяйство, на еду и одежду держали Изабел в постоянной тревоге, так что предложением Верены нельзя было пренебречь.
«Ах, перестаньте, Изабел, вы прекрасно справитесь».
Изабел знала, что справится. Она привыкла вести большой дом и принимать гостей. Когда был жив отец Арчи, в охотничий сезон и на праздник их дом был просто набит гостями. Во время школьных каникул Крой наполнялся друзьями Люсиллы и Хэмиша, а на Рождество и Пасху к ним съезжались все соседи.
Не так все страшно – речь идет только о четырех летних месяцах и всего лишь о двух днях в неделю. Есть и положительный момент – Арчи это может поднять настроение, взбодрить, ему волей-неволей придется развлекать гостей, значит, и сам он немного развлечется, а он в этом очень нуждается.
О чем Изабел не подумала и сообразила только потом – принимать друзей или туристов за плату далеко не одно и то же. Это было огорчительное открытие. Платным гостям не возразишь, не позволишь прийти на кухню помочь чистить картошку или готовить салат, вечером не посидишь просто так, молча, в гостиной. Туристы платят – вот в чем закавыка. А это означает, что гостеприимство должно быть на высшем уровне, все должно быть безукоризненно. Тур стоит недешево, и клиенты должны получить за свои доллары все сполна.
В сопроводительных инструкциях сообщалось: при каждой спальне обязательна ванная, желательно смежная со спальней; в комнатах должно быть центральное отопление, на кроватях – одеяла с электрическим подогревом; желательно также иметь в комнатах дополнительное отопление, лучше всего обычный дровяной камин, а за неимением такового – электрический или газовый.
Изабел эти наставления раздражали: за кого их принимают? Она не помнит, чтобы хоть раз она не поставила свежие цветы в комнату любого своего гостя или гостьи.
Относительно завтраков также были специальные указания: завтрак должен быть здоровым и сытным, апельсиновый сок, кофе или чай обязательны. Вечером гостям полагалось предложить коктейли, к обеду подать вино. Обед сервируется по всем правилам: свечи, хрусталь, столовое серебро, обязательны по крайней мере три блюда, затем кофе и беседа. По доброй воле хозяев, хотя это и не обязательно, могут быть предложены и другие развлечения: немного музыки, игра на волынке…
Заморские гости ждали в гостиной Верены.
– Извините, мы задержались, но необходимо было решить кое-какие вопросы, – как нечто само собой разумеющееся и не подлежащее обсуждению сообщила Верена. – Вот и ваша хозяйка приехала, знакомьтесь. Сейчас она отвезет вас в Крой.
Гостиная в Коррихиле была большая, светлая, в пастельных тонах. Обычно ею не пользовались, но сегодня по случаю ненастной погоды горели поленья в камине, и вокруг него в креслах и на диване сидели американцы и смотрели по телевизору соревнования в крокет. Они с улыбкой поднялись, один из мужчин выключил телевизор.
– Знакомьтесь: мистер и миссис Хардвик, мистер и миссис Франко. Ваша хозяйка на два предстоящих дня – леди Балмерино.
Пожимая руки, Изабел поняла, что имела в виду Верена, сказав, что на этой неделе гости выдались покрепче, чем обычно. Шотландский тур по какой-то причине привлекал туристов преклонного возраста, и иногда это были не просто старики, но и довольно слабые здоровьем люди: иные страдали одышкой и не сказать, чтобы твердо держались на ногах. Эти же две супружеские пары едва перевалили за средний возраст.
– Боюсь, я немного опоздала, – почему-то сказала Изабел, хотя точно знала, что приехала вовремя. – Но мы можем отправиться, как только вы будете готовы.
Они уже были готовы. Дамы взяли в руки свои сумки и роскошные новые плащи, и вся компания двинулась к выходу. Изабел поспешила открыть заднюю дверцу своего микроавтобуса, и едва открыла, как мужчины притащили большие чемоданы и помогли ей погрузить их. (Еще одна неожиданность, обычно им с Вереной приходилось делать это самим.) Когда все вещи были погружены, американцы попрощались с Вереной.
– Но дам я увижу завтра, – сказала она. – И надеюсь, вы вполне насладитесь гольфом и вам понравится Глениглес.
Но вот все четверо уселись в машину. Изабел заняла свое место за рулем, и они уехали.
– Приношу извинения за погоду. Лето у нас еще не начиналось.
– О, это совершенно не важно. Жаль только, что вам пришлось в такой день ехать за нами. Надеюсь, это не слишком тяжело?
– Нисколько. Это моя работа.
– Далеко ли ехать до вашего дома, леди Балмерино?
– Около десяти миль. И прошу вас, зовите меня Изабел.
– С удовольствием. А я Сьюзен, мой муж – Арнольд, а Хардвики – Джо и Майра.
– Десять миль – порядочное расстояние, – заметил один из мужчин.
– Да, немалое. Обычно меня сопровождает муж, но сегодня ему пришлось пойти на собрание. К чаю он вернется домой, и вы познакомитесь с ним.
– Лорд Балмерино занимается бизнесом?
– Нет, это не деловая встреча. Нашей церкви надо собрать немного денег, совсем небольшую сумму. Может, не стоило бы и беспокоиться, но церковь эту строил дед моего мужа, и потому муж чувствует за нее ответственность.
Снова пошел дождь. Закачались по ветровому стеклу дворники. Может, хоть разговором отвлечь американцев от этой унылой картины.
– Вы впервые в Шотландии?
Дамы наперебой принялись рассказывать. Их мужья бывали здесь и раньше, приезжали поиграть в гольф, а жены сопровождают их в первый раз. Им все очень нравится, а в Эдинбурге они чего только не накупили. Ну да, дождь, можно сказать, не перестает, но их это не волнует. Они купили себе отличные плащи, и обе решили, что дождь придает Эдинбургу особый колорит: город кажется таким древним и романтичным, им так и чудится, что по Ройял-Майл[4] едут рядышком Мария Стюарт и граф Босуэл[5].
Когда они закончили рассказ о своих романтических видениях, Изабел справилась, из какой части Штатов они приехали.
– Город Рай, штат Нью-Йорк.
– Он на море?
– Да, конечно. Наши дети купаются каждый уик-энд.
Изабел представила себе этих детей: загорелые, обветренные, пышущие здоровьем от витаминов и свежего апельсинового сока, они скользят по ярко-синему морю на белоснежной яхте. Над ними голубое небо и сияет солнце. И потому можно на любой день назначать теннисные матчи и пикники, устраивать вечерние приемы в саду, жарить барашка на вертеле и наверняка знать, что никакого дождя не будет.
