Розалина Будаковская
Тёмная комната
Белый зайчик
Элен Хьюз
– В чёрном-чёрном городе, на чёрной-чёрной улице стоит чёрный-чёрный дом. В этом чёрном-чёрном доме есть квартира с чёрной-чёрной дверью. За чёрной-чёрной дверью тёмная-тёмная комната…
Папа выдерживает паузу, нагоняя ужас. В придачу делает страшное выражение лица и поднимает руки, изображая забавных подкроватных монстров из детских сборников «ужасных историй». Я делаю вид, что мне хоть немножечко страшно, и наконец он заканчивает свою историю безобидным и наивным:
– Белый зайчик.
Я не боялась его страшилок нисколько и всё же пряталась под одеяло. Папа уходил с чувством выполненного долга и довольной улыбкой, а я закрывала глаза и рисовала свою жуткую историю на ночь: мне всегда казалось, что в той тёмной-тёмной комнате кто-то есть. И это совсем не белый зайчик. Там что-то гораздо более пугающее, чем можно представить себе сходу. Те, кто живут в темноте, знают каждого человека намного лучше, чем он сам. Им известны все, особенно глубинные, вгоняющие в панику и истерику страхи. То, что даже не осознаёшь, но боишься. Поэтому они в темноте, взаперти, чтобы весь мир не сошёл с ума от ужаса. Просто детям об этом не говорят, да и взрослые предпочитают о подобном не думать. У взрослых страхов и без тёмных комнат хоть отбавляй.
– Наверное, это всё, что я помню из общения с отцом, – я промочила пересохшее горло и неслышно поставила высокий стакан обратно на стеклянный столик. – Мы немало общались, но это, наверное, самое… – я задумалась, но не подбирая слова, а пытаясь найти какое-то обоснование.
– Не ищите логику, Элен, – доктор Уолтер Данн мягко вытянул руку в мою сторону, не выпуская чёрную шариковую ручку между пальцев. – Мы просто вспоминаем. Не анализируем.
– Не могу отключить голову, – смущённо засмеялась я и покрутила пальцем у виска. – Всегда в работе.
Доктор сделал очередную пометку в большом блокноте и поднял на меня глаза. В вытянутых прямоугольных линзах очков бликами отразился приглушённый свет настольной лампы справа от него. Радужек за ними не видно, и меня мучает неприятное чувство, когда ты знаешь, что на тебя смотрят, но не можешь увидеть смотрящего. По плечам пробежала лёгкая дрожь. Я перевела взгляд на каёмку стакана и прислушиваюсь к размеренному шагу настенных часов.
Просторный светлый кабинет психолога наполняют всего пара звуков: моё дыхание, часы и шум увлажнителя воздуха. Тихий, незаметный в обычное время шум превратился во что-то громкое в тишине. Шаг стрелок отдавался грохотом в ушах, сердечный ритм тревожно ощущался под кожей. Мысли разбрелись по углам. Кажется, это тот редкий момент, когда я действительно ни о чём не думаю. Голова свободна от размышлений и работы. В ней пусто. Или процессы поставлены на паузу, подгадывая возможность возобновиться с новой силой?
Мой взгляд опустел – я даже чувствую это и будто вижу своё лицо со стороны, – руки расслабленно и неощутимо лежат на коленях, будто в невесомости. Ощущение реальности отступило от головы и спустилось куда-то к пальцам ног. Их сжимают новые туфли, давят на свежие мозоли, наверное, реальность только из-за этого не покидает меня окончательно. Так спокойно, тихо. Внутренняя тишина плавно заглушает звуки снаружи, и весь мир будто замирает. Мельком я обращаю внимание на темноту за окном: ни фонарей, ни вывесок, ни звёзд и ни единого звука. Кажется, за окном вообще ничего нет. Только мрак и чернота.
Ждёт ли мир меня или на самом деле продолжает бежать, не заметив, что одна его крошечная частичка остановилась – я не знаю. И всё же мне хочется верить, я что-то значу для бесконечно спешащей вселенной, чтобы она заметила моё отсутствие.
Из невесомости меня насильно вытащил голос доктора Данна.
– Элен? – его голос как зажигалка в темноте сверкнул перед глазами, и я посмотрела на доктора. – Элен, о чём Вы задумались?
– Ни о чём, – ощущение собственного тела медленно вернулось, первыми я почувствовала плечи и пожала ими. – Совсем ни о чём.
– Вы расслабились.
– Мне кажется, на секунду я даже уснула, – с губ снова сорвалась неловкая усмешка. – Хотя думала, что выспалась.
На подлокотнике квадратного кресла из чёрной кожи, в котором сидит доктор Данн, засветился экран смартфона. Время сеанса вышло, и мы оба вольны идти по своим делам.
Кофе из автомата
Детская страшилка всегда ассоциировалась с чем-то смешным, наивным и забавным. Долгое время она мне такой казалась, но продолжалось это до тех пор, пока по городу не поползли слухи о загадочных снах. Проявляются ночные видения по-разному, состоят из самых обыкновенных или, наоборот, фантастических сюжетов, с каждым разом нагоняя на спящего всё больший ужас и тревогу, перед тем как на седьмую ночь появится дверь в тёмную комнату. Сбежать от неё не получится – она будто преследует и играет со своей жертвой в жестокую игру. Затем человек умирает. Причины на вскрытии говорят об одном – смерть наступила от страха.
Болезни понадобилось всего два месяца, чтобы сократить население Чикаго вполовину и проникнуть во все страны на континенте. Паника нарастала, спустя ещё пару месяцев эпидемия кошмаров захватила весь мир. Соцсети пестрят тревожными постами с описаниями самых разных сюжетов снов и «мольбами о помощи». Кто-то наживается на этом, заявляя, что смог победить болезнь, как только распознал её у себя, и с радостью научит этому остальных за приемлемую плату, раз «медики просиживают штаны в своих кабинетах». По-настоящему «заражёнными» оказываются лишь трое из ста авторов постов. Непонятно, как и по какому принципу передаются убивающие сны, но жертв всё больше.
Заразившиеся делают всё, чтобы отсрочить смерть. Продаваемость кофе, энергетиков, колы и снеков выросла в разы. Аптеки оснащают входы стальными решётками, защищаясь от ночных мародёров. Спортзалы и бассейны перешли на круглосуточную работу, очередь на беговые дорожки растягивалась на километровые очереди. На последних стадиях в ход идёт электрический ток, острые предметы и всё остальное, что хоть немного может взбудоражить нервную систему. Люди доводят своё тело до изнеможения, намеренно лишая себя сна всеми возможными и невозможными способами. В толпах прохожих на улице день ото дня всё больше таких «зомби» – бледно-зеленоватые кожные покровы, перевязанные раны, пустой взгляд, раскачивающаяся походка, неустойчивость, нервозность.
Но рано или поздно сны берут своё – мы засыпаем. И однажды видим тёмную комнату. Мир стремительно вымирает. Чтобы хоть немного замедлить распространение и разобраться в причинах эпидемии, было принято решение собрать группу добровольцев для изучения их снов. Исследования проводятся в институте мозга и моё крошечное отделение сомнологии стало как никогда важно не только для города, но и для всего мира.
Наблюдение за добровольцами не приносило плодов, кроме того, что и так все знали: семь ночей кошмаров завершаются сном про тёмную комнату и наступает неизбежная кончина. Мы видели, как в свою последнюю ночь пациенты, не просыпаясь, носились по палате, кричали, прежде чем упасть замертво. Как мучились от судорог, как разрывали ногтями кожу, рвали волосы, бились об стены… Несколько пациентов будто осознавали в последнем сне, что спят, и пытались спастись, но тщетно. Мы собрали уже третью группу добровольцев и всё же надеемся на какой-то прогресс.
Часы пробили два ночи. В коридорах института опять стало тихо. Ребята из дневной смены давно дома. Ни один из нас не заразился и, глядя на сотни смертей вокруг, мы чувствовали себя счастливчиками, практически избранными. Самой большой составляющей нашей группы стали психологи, среди них оказался и доктор Уолтер Данн, к которому я ходила до того, как кошмары захватили мир.
Мы с Уолтером работаем в ночную смену попеременно, и пока вот пока он спит, я обпиваюсь кофе перед мониторами. Многочисленная аппаратура напротив меня негромко шумит. Они фиксируют состояние пациентов на протяжении всей ночи. Система охлаждения у компьютеров на ладан дышит, вот и издаёт слишком много звуков. Её бы давно заметить так же, как заменили скрипучие клавиатуры в прошлом году. Однако это даёт дополнительный стимул не заснуть на дежурстве.
Из коридора всё чаще доносятся признаки жизни кофейного автомата. Минут пять назад, кстати, он снова натужно плевался, а потом по коридору стал разноситься аромат самого напитка и звучали приглушённые шаги. Кто-то с очередным стаканчиком идёт сюда. Не то парням из охраны надоело сидеть на одном месте, не то доктор Данн наконец свалился со стула и проснулся. Мой коллега постоянно твердит, что у него бессонница, но при этом отлично засыпает сидя на стуле и вообще не упускает возможности прикорнуть хоть на пять минут.
Я упрямо стараюсь не замечать бодрящий аромат кофе. Вчера в попытках не уснуть на рабочем месте я выпила порций восемь, а весь следующий день мучилась от тошноты и изжоги. Да, думаю, и кошмары мне стали сниться из-за непривычно большого количества кофеина по ночам. Дверь открыта, но незваный гость всё же постучал в косяк. Аккуратно и робко. Я подняла глаза от монитора и встретилась с вполне бодрым взглядом доктора Данна.
– Я думала, ты ещё спишь в ординаторской.
– Бессонница, – отмахнулся коллега и нерешительно протянул мне стаканчик. – И как же это бредово звучит: люди с бессонницей лечат других людей от кошмаров!
Я молчаливо согласилась, взяла кофе и мельком взглянула на скакнувшую линию пульса одного из спящих. Изменения в пределах нормы.
Уолтер Данн расслабленно устроился в кресло на колёсиках рядом и осторожно потягивает горячий напиток. Он не сводит глаз с окна – одностороннего стекла в палату спящих из комнаты наблюдения. Молчит и жмурит воспалённые глаза.
– Все рано или поздно начинают видеть во сне тёмную комнату, – выдохнула я. – Ту, из детской страшилки. Но вот странность, во второй группе страшилку знал всего один человек и никому из остальных её не рассказывал. В этой о ней совсем никто не слышал.
– В чёрном-чёрном городе, чёрный-чёрный дом, – негромко рассмеялся доктор Данн. – Ты всё-таки думаешь, это заразно?
– А ты нет?
– Как по мне, это просто массовая истерия. С соцсетями она влёгкую набрала такие чудовищные обороты, – Уолтер вытянул ноги, примостив пятки на краешке стола. – Или аномалия. Но это уж на совсем крайний случай. Я в такое не верю.
Я не разделяю мнение коллеги, но спорить с ним и доказывать свою правоту бесполезно по двум причинам: во-первых, доктор Данн слишком упрям, чтобы соглашаться с чужой теорией, а во-вторых, у меня ещё нет железных доказательств, опровергающих его версию.
– Мне рассказывали ту страшилку в детстве, но тёмную комнату я никогда до этого не видела во сне. Только когда познакомилась с исследуемыми, она мне приснилась, – я пожала плечами. – Знаю, это глупо. Я просто постоянно думаю об этой комнате, вот и приснилась.
– Подтверждаю, – мужчина кивнул. – И вот мы здесь – спасти людей от детской страшилки. И тебя, похоже, тоже, – он сделал глоток кофе. – Что ты видишь во сне?
Я задумалась всего на минуту. Вздрогнула от накативших воспоминаний глупого сна и поморщилась. Первые два или три я где-то зарисовала, потом мне показалось это дурной идее, и рисунки улетели в мусорное ведро. А ещё необычно снова чувствовать себя на месте пациентки доктора Данна. Мне сложно относиться к нему как к доктору, после того, как мы подружились. Да и мысли о том, что я, возможно, заразилась убивающими снами от пациентов, не позволяют расслабиться. Ведь не всегда же нам снится то, о чём мы постоянно думаем?
– Не анализируем, – размеренным тоном добавил коллега. – Мы просто вспоминаем.
Раз он это сказал, похоже, всё у меня на лице написано.
– Всё началось с города, – через «не хочу» начала я. – Вроде просто прогулка, но город огромный, со всех сторон сплошные небоскрёбы, а людей нет. Я иду совсем одна. Очень тихо. Улицы мне не знакомы, но я иду уверенно, будто точно знаю куда.
Перед глазами проносятся картинки из загадочного и жуткого сна. Холодные серые башни небоскрёбов и тонны стекла панорамных окон. Что внутри зданий, не разобрать – окна сияют от алых солнечных бликов. Я поднимаю голову, чтобы своими глазами увидеть это яркое солнце, но на небе лишь тучи да облака. Странного они цвета: красные и коричневато-серые. Если красные блики невидимого солнца можно списать на закат, то с коричнево-серыми облаками такой фокус не пройдёт. Не видела ничего подобного. А ещё так сильно пахнет бытовой химией, лекарствами и только что вскрытой упаковкой бинтов. Сны посещали меня редко, но до этих ни в одном не было настолько натуральных ощущений: ветер обдувал кожу, а от резких запахов жгло слизистые. Из-за этого я и начала их зарисовывать.
