Запрещено читать людям с эпилепсией. Запрещено читать людям с присохшими частями мозга к черепу.
Рекомендуется к прочтению людям, имеющим предрасположенность к сгрызанию ногтей на ногах. Рекомендуется к прочтению людям, забывшим что я написал выше.
Рекомендуется к прочтению людям, забывшим что я написал выше.
Запрещено к прочтению людям.
Твоя. Жизнь.
Ночной. Кошмар.
Всего лишь.
Приятный вечерний ветерок ласкал строгое лицо сэра Пинкольна. В начале прошлого года, преодолев порог 80-летия, в разыгравшемся потоке хаотичных мыслей, великий и ужасный сэр Пинкольн решил каждый вечер устраивать прогулки по набережной. И не напрасно, ведь это целое дело для человека его возраста – прогуляться, раскладывая идеи созидания в голове по полочкам. Такие вещи требуют сосредоточения и ответственности, правда ведь? А сэр Пинкольн как раз был человеком той породы, которой лучше всего думается на свежем воздухе. Он сидел на красивой скамье со спинкой и любовался закатом, глядя вперёд.
Снял темный цилиндр, затем монокль и ветер слегка подхватил его длинные кудри, даря приятную свежесть. В такие моменты сэр Пинкольн чувствовал умиротворение, гармонию и наслаждался ими.
Но вдруг его покой нарушил непонятный шорох за спиной. Сэр Пинкольн нахмурился и медленно обернулся, попутно возвращая цилиндр на голову. Он увидел перед собой элегантно одетого джентльмена с густыми белыми усами, сидящего верхом на красивой гнедой лошади.
Сэр Пинкольн даже подпрыгнул:
– Ох, какая встреча таким хорошим вечерком! Сэр Цицше, я очень рад вас видеть.
Покрутив пальцами рук свои огромные усы, Цицше поприветствовал демократичного собеседника:
– И вам здравствуйте, любезный. Что привело вас сюда в такой чудный вечер?
– Дорогой вы мой человек! – сэр Пинкольн приподнялся с распростёртыми руками. – Часто прогуливаюсь по набережной, чтобы лучше спалось и думалось. Присаживайтесь, составьте мне компанию, давайте-давайте. – Он демонстративно указал рукой на скамью и медленно уселся обратно.
Цицше бросил взгляд в сторону моря, затем небрежно покачал головой, наклонился к уху лошади и очень тихо что-то прошептал ей. После этого он спешился и направился к Пинкольну. Осмотрев представителя прошлого века, Цицше, в знак приветствия, протянул ему свои трясущиеся руки:
– Не всегда можно встретить столь мудрых людей во время обычной прогулки. Уж тем более вечером. На скамейке. Не так ли, мой старый товарищ?
– Всё так, друг мой, всё так. Сколько уж лет мы с вами не виделись? Знаете, по случаю такой удачной встречи, кхм, давайте поговорим о былых наших свершениях и нынешних наших годах. – Сэр Пинкольн улыбался и активно тряс руку Цицше в рукопожатии.
– Что же… – Закончив столь длительное приветствие, Цицше уселся рядом с Пинкольном. В его голове витало невероятно огромное количество мыслей, но все они перекрывались лишь одной. Он посмотрел в сторону.
Откашлявшись, Цицше повернулся к Пинкольну:
– Меня всегда удивляла ваша позиция гуманизма. Как можно так хорошо относиться к тем, кто принимают себя как раба, видя только одно существо в своем спасении. И не смотрите так на меня. Вы прекрасно знаете моё отношение к религии. Но я здесь не ради ругани с вами, дорогой друг. Точно также, как и вы, я пришел в это место, чтобы расслабиться, глядя на столь прекрасный закат. – Цицше вновь начал крутить свои усы, но на этот раз он делал это немного нервно.
Сэр Пинкольн поднял брови и начал медленно говорить:
– Ну, вот послушайте-ка, друг мой. Что вообще есть гуманизм? По сути, всего лишь человеческое отношение к другим людям в общественной деятельности. Ну, это грубо говоря. – Пинкольн достал сигарету из старого раритетного портсигара и закурил. – Предположим, вот что подумает жалкий человечишка, если я ему начну излагать свои мысли? Раньше я думал, что всё-всё поймет и поддержит мои взгляды. Я старался донести всё миром и добрым словом. Но слушали меня далеко не все подряд, ведь у каждого в наше время есть своя точка зрения.
Так что, однажды, я попробовал донести свою точку зрения другим способом. – Пинкольн закрыл глаза и покачал головой, будто бы одобряя самого себя. – Я приказал придержать несогласного со мной смерда за руки, подошел тихонько и ещё раз изложил свою позицию по поводу рабовладельчества. Только именно в этот раз я, не докуривая сигарету, затушил её о лоб моего оппонента будто бы он пепельница. – сэр Пинкольн залился смехом почти до слёз и продолжил. – Вы знаете о моем политическом статусе в те самые годы, в подчинении у меня было много уважаемых людей, поэтому такие мои выходки стали обыденностью, ведь жалкие политики начали меня побаиваться и прикрывать. И знаете что? После таких коротких бесед с моими негласными врагами – они очень быстро всё понимали! Поэтому потом я использовал и стальные клюшки для гольфа, и плети, и кастеты – но всё это уже для более упёртых соперников. – Пинкольн мягко улыбнулся. – Я, знаете ли, был известен как человек, победивший рабство, но, ох, как же я изысканно давил всю эту скотину, которая стояла у меня на пути. Так что, спустя время, я весело и гордо собрал всех этих глистов в охапку и продал их составляющие на черном рынке. Я озолотился и сейчас живу припеваючи! Поэтому какова моя позиция гуманизма? А вот такая: слушайте и покоряйтесь – вы друзья мне. А несогласные – вошь и гнида! Давить их! – Пинкольн снова засмеялся.
Услышав это, Цицше, словно зная всё с самого начала, довольно ухмыльнулся, резко вскочил со скамьи, повернулся к Пинкольну, указав на него пальцем:
– Ха! Так и знал! Я всё знал! ВСЁ ЗНАЮ, БЛЯДИЩА! Знаете, чем портовая шлюха отличается от демократии? – Выждав секундную паузу, Цицше, захлёбываясь слюной, продолжил. – Да ничем! Ничем не отличается! Кто больше заплатит, на тот хер и сядет.
Довольный своим высказыванием, он сощурился и кивнул куда-то в пустоту. После этого Цицше, пританцовывая, ударил себя по коленям, развел руки в стороны:
– Дорогой мой, Пинкольн. Какая же вы всё-таки скотина. Ваш маразм оставляет желать лучшего. Кто бы мог подумать, что такой сухофрукт, как вы, имеет за собой столько скелетов! Но, хочу напомнить, я здесь не ради конфликта с вами. Моя цель совсем не в этом.
Сэр Пинкольн резко вскочил со скамейки, злобно уставился на Цицше и закричал:
– А знаете что?! ДА ЕБИТЕСЬ ВЫ ПЯТЬЮ КОНЯМИ! Вот говорили и говорили в статьях о неведомом «сверхчеловеке», а в итоге что? Попались на том, что обосрали памятник Бекспиру с ног до головы, а потом своим же калом писали на стене: «Подарите мне рояль»! Какой вам «сверхчеловек», а?! Ты – пизданутое усатое тараканище! И лошадей ебал без конца! – Пинкольн был в такой ярости, что сжал кулаки до хруста костяшек.
Цицше, удивленный дерзостью своего оппонента, сделал шаг назад. Он облизнул пальцы рук, затем провел ими по усам и вскрикнул:
– Ах так?! Сука ты цилиндрическая! Откуда ты узнал, что я имел сношения с лошадьми?! Беру слова назад! – Обозленный Цицше подбежал к своей лошади. – Ничего, любимая, не слушай его. Я люблю только тебя. – Погладив лошадь, он нежно поцеловал её в морду, затем обернулся к Пинкольну, злобно на него посмотрел:
– Я покажу тебе сейчас, что такое ИСТИННАЯ ДЕМОКРАТИЯ И ГУМАНИЗМ! – Цицше снимает один из закреплённых на лошади сапогов, ставит его на землю и расстёгивает ширинку своих серых брюк. Темно-желтая ссанина полилась толстой струёй. Наполнив сапог наполовину, Цицше взял его в руки, повернулся к Пинкольну и с самодовольной гримасой выпил всё содержимое. Осушив сапог, он откинул его в сторону и протерев рукавом рот, громко заявил:
– КАКАЯ ЖЕ ВКУСНАЯ ССАКА СЕГОДНЯ! – Скинув пиджак и разорвав рубашку, Цицше оголил свой торс, после чего развел руки в стороны. – НЕ ЖЕЛАЕТЕ ЛИ ПОПРОБОВАТЬ, МОЙ СТАРЫЙ БОРЕЦ ПРОТИВ РАБСТВА?
Сэр Пинкольн от увиденного почувствовал рвотный позыв, но сдержался и открыл новый словесный залп:
– Да я могу вам добавочки наебенить! ЩА ОБОССУ ТЕБЯ, КОНЕЁБ ПРОКЛЯТЫЙ! Ух, беги, беги в лес, сучара, иначе я и тебе кастетом пробью в туза, ты ж не согласен с моим великодушием?! Вот будешь скакать под плетьми, а я подкую твою лошадь СВОИМ ХУЁМ! – Пинкольн покраснел, вены на его лбу пульсировали, а глаза широко раскрылись.
– Я БУДУ РАД ВКУСИТЬ ВАШЕЙ ССАКИ! – Возгласил Цицше, ударив кулаком в грудь. – Не ведом мне страх, уж тем более перед такими как ты! И, чтоб доказать это… – Он спустил брюки, снял с ноги туфлю, резко присел над ней и начал громко кряхтеть.
После того как зловонный кал упал ровно на стельку обуви, Цицше, жадно облизнувшись, сожрал всё дерьмо, чавкая и причмокивая. – НЕ ВЕДОМ МНЕ СТРАХ, ВЕДЬ Я СВЕРХЧЕЛОВЕК. И НИКАКОМУ ГАНГСТЕРУ ВРОДЕ ТЕБЯ НЕ СЛОМИТЬ МОЮ ВОЛЮ! – Цицше показательно слизал с туфли остатки дерьма, полностью снял с себя штаны, выставив напоказ свой причиндал. – ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ТЕБЕ СКАЖУ? ЗНАЕШЬ? НЕ ЗНАЕШЬ? ЗНАЕШЬ? НЕ ЗНАЕШЬ? – Не дожидаясь ответа, Цицше, имея из одежды лишь вторую туфлю на ноге, добежал до лошади, снял с нее оставшийся в закреплении сапог и кое-как натянул его на голову. Запрыгнув на бедное, любимое, обожаемое им животное, Цицше, даже не заметив, что сидит повернутым к заду лошади, выкрикнул:
– ПОШЕЛ ТЫ НАХУЙ, ЛУНКА! – Резко согнувшись, ударил носком надетого на голову сапога лошадь, от чего та, словно обезумевшая, заржала, побежала к краю набережной и прыгнула в море. Она плыла безостановочно, пока не оказалась настолько далеко, что на обратный путь уже не было сил. – Плыви, скотина, плыви к горизонту, плыви к СВОБОДЕ! – Глухо проорал Цицше в надетый на голову сапог и нырнул с лошади в море. Плавать он умел лишь «топором». А его возлюбленная плыла, плыла и плыла.
От увиденного сэр Пинкольн нахмурил брови. Он долго смотрел вслед уплывающему Цицше, разные чувства бурлили в его груди и разные запахи витали в воздухе. Сэр Пинкольн снял цилиндр, крепко прижал его к сердцу и сказал со слезами на глазах:
– Боже, храни Умерику! – Сразу после этих слов у него случился инсульт.
Дверь плавно открылась.
В бар вошёл мужчина, одетый в хороший элегантный костюм. Высокий рост, худое лицо и плавные движения этого человека со стороны читались как некая манерность. Или, скорее, надменность. А таких людей постоянные посетители «HOLY HOLE» не очень любят. Поэтому, по мере продвижения к барной стойке, он приковывал к себе недобрые взгляды здоровенных выпивших мужиков.
Бармен сразу заметил такую пассивно-агрессивную реакцию на нового гостя и внутренне насторожился, ведь это означало, что сегодняшний вечер может закончиться потасовкой. В «HOLY HOLE» часто случались драки и дебош, в которых и сам бармен активно принимал участие.
Тем не менее, «новенький» будто бы не замечал внимания к себе, поэтому спокойно подошёл к стойке и громко сказал:
– Добрый вечер! Плесните-ка мне шотландского виски с ложечкой клубничного пюре. – Он облокотился одной рукой на стойку.
– Сию минуту! – Бармен отвернулся к полкам с выпивкой, окинул ассортимент взглядом и взял одну из бутылок. – Как вас зовут, уважаемый? – Спросил он гостя.
– Ковард Тавкрафт, дружище! Рад знакомству. – Голос у него был высокий, дикция чётко чеканила буквы.
– Вот как! А чем же вы занимаетесь в жизни, если не секрет? И что вас привело сюда? Мы редко видим здесь кого-то нового, потому что бар «HOLY HOLE» обладает не лучшей репутацией. – Бармен старался разговаривать в одном тоне с Ковардом, поэтому все остальные посетители отлично слышали разговор.
– Вы знаете, кхм, я астролог. Ну, по большей части. Ещё я археолог, философ, писатель, немного врач и немного даже журналист. Сегодня я решил расслабиться с помощью спиртного, так что я, вот, перед вами. Насчёт репутации вашего заведения не слышал, но, уверен, она неописуема! – Тавкрафт отвечал, слегка задрав подбородок.
– Какой вы разносторонний человек, Ковард. – Бармен поставил перед ним стакан шотландского виски красноватого оттенка из-за размешанного клубничного пюре.
– Это верно! Читали мои статьи или книги? – Тавкрафт сделал глоток.
– Нет, к сожалению. – И тут бармен окинул взглядом своих завсегдатаев. – Но, возможно, кто-то из других посетителей удостоился такой чести? – Сказал он громко, обращаясь к остальным.
– Позвольте! – Элегантно одетый мужчина средних лет, который как и Ковард не особо органично выглядел среди бродяг-здоровяков бара, встал из-за стола, и, поправив круглые очки, продолжил:
– Так уж сложилось, что на днях я прочел один из ваших рассказов. Теперь я ваш фанат! Но, честно говоря, я был в шоке. И в шоке не от вашего таланта, а скорее… Как бы вам сказать? – Мужчина чутко подбирал слова, говорил с уважением, стараясь не задеть Коварда. – Уважаемый мистер Тавкрафт! Объясните мне и всем прочитавшим ваше крайнее произведение, если такие здесь находятся, каким образом Вам удалось придумать столь невероятное существо, как Селёдху? Вы можете описать этапы создания и столь внушительного появления его в вашем творчестве? Потому что образ этой сущности меня поразил.
Ковард многозначительно кивнул и принялся объяснять:
– Видите ли, я понял, что у меня есть задача: постараться передать тот невероятный ужас, который коснётся нашей сути, если мы уподобимся увидеть нечто великое и могущественное. Так как я археолог, философ, врач, журналист и иногда оккультист, мне удалось представить себе такое существо. Так в моём сознании возник образ Селёдху, который я чудом смог описать. Это благодаря моим выдающимся писательским способностям! – Тавкрафт ухмыльнулся.
Мужчина изумлённо смотрел на самодовольного Коварда. Словно рыба он то открывал, то закрывал рот, пытаясь подобрать правильные слова:
– Но я…
– Уважаемый мистер Тавкрафт! – Мужчину перебила поддатая блондинка, сидящая за соседним столом со своим морщинистым мужем. – Это, конечно, интересно слышать, что вы обладаете таким количеством специальностей. В отличие от этого джентльмена в элегантном и явно дорогом костюме, мне не доводилось читать про Селёдху. Однако! Я читала другое ваше произведение, в котором шла речь о таком чудовище как Узаптот. Увы, мне так и не удалось понять что это за это существо и как оно выглядит. Не могли бы вы, Ковард, описать его внешний вид с литературной точки зрения, потому что, мне кажется, больше зная об этом существе будет понятнее и более захватывающе?
Тавкрафт задумчиво посмотрел на женщину, сделал ещё глоток из своего стакана и сказал:
– Вы знаете, кхм, он неописуем. Нет ему описания. Он является бесконечным ужасом, который мы не в силах принять. Вы понимаете?
Блондинка ответила:
– Понимаю, да. Но, всё же, может, по случаю такой нашей удачной встречи, вы скажете как вы его себе сами можете представить? Чтобы приоткрыть завесу тайны, скажем. – Женщина вопросительно смотрела на Коварда. Её муж спокойно сидел чуть нахмурившись.
И только Тавкрафт хотел ответить, послышался грубый низкий голос с другого столика:
– И заодно, хотелось бы, услышать немного про Нярлаптотыпа!
Тавкрафт посмотрел в сторону голоса. Чуть пошатываясь, перед столиком в углу стоял мужчина. Свободная заляпанная рубаха, щетина на крупном лице, сбитые рабочие руки. Видно, среди его читателей нашёлся и грубоватый рабочий класс общества. Ковард вернул свой взгляд к женщине.
– Про Узаптота вам, дамочка, я уже всё сказал. Представить никак не можем! Не можем и всё тут. – Тавкрафт развел руками и посмотрел на мужчину в углу. – Про Нярлаптотыпа тоже самое! Разве что, он может принимать любой облик, включая человеческий. Выбирайте хоть меня, хоть бармена, хоть свою мать. – Ковард засмеялся.
С места поднялся упитанный мужчина в черной аккуратной рубашке и сказал:
– Про Йагъ-Сысана тоже самое скажете?
– Тоже самое. Кроме написанного ничего у меня не спрашивайте! Описать их и остальных моих существ невозможно, я итак из кожи вон вылез, чтобы написать о них понятным для вас языком. – Ковард перестал смеяться и уже нахмурился.
– Может, любезный автор, вы множество из своих темных существ и локаций не описываете, потому что просто не умеете? Потому что как автор прозы вы представляете из себя нечто ничтожное? Поэтому у вас все такие необъяснимые? – Громко и будто насмехаясь спросила брюнетка, сидящая прямо напротив Коварда.
Он крепко сжал в руке стакан и сильно повысил голос:
– Могу, вообще-то, описать кого угодно и когда угодно, только вот не обязан я тут распинаться перед вежливым буржуем, выпендрёжной бабой с неописуемо молчаливым мужем, колхозаном блевотным и вами, алкоголичка неприметная!
Обстановка в баре накалилась до предела. Бармен коснулся ладонью двустволки под стойкой и подумал: «Что ж, сегодня я зачинщик, так что рулить ситуацией буду по своим правилам, если придётся».
Мужчина, которому довелось первому задать вопрос в самом начале, расстегнул свой пиджак, снял его, аккуратно сложил, затем повесил на спинку стула и встал на стол. На поясе у него была кобура и, резко вытащив из неё пистолет, бандит повернулся к Коварду, из его глаз текли слезы:
– Почему? Скажи мне, сука, почему ты такой успешный писатель?! Да ты срать хотел на художественную составляющую, ты вывозишь за счёт ярких образов! Я пишу книги всю жизнь и всем на меня плевать, хотя я гораздо лучше тебя это делаю! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ОПИСАЛ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ! Опиши этот бар, а если откажешься, я вышибу тебе мозги!
Блондинка, второй задавшая вопрос, громко взвизгнула:
– Что вы творите?! КОВАРД ГЕНИЙ! ПРОСТО ШАРИТ КАК ВПЕЧАТЛИТЬ ЧИТАТЕЛЯ! И ВООБЩЕ СЛЕЗЬ СО СТОЛА, МУДЛО! – В её глазах заиграл первобытный гнев. Вены на ее лбу вспучились. Взяв бокал с вином, она его моментально осушила. Затем, злобно посмотрев на своего немого мужа, она резко взяла со стола почти полную бутылку ликёра. Запрокинув голову, блондинка принялась залпом пить содержимое. После такого плотного излияния она выкрикнула:
– НО Я НИХУЯ НЕ ПОНЯЛА! КТО, БЛЯДЬ, ТАКОЙ УЗАПТОТ! ПОПРОСИЛА ЖЕ РАССКАЗАТЬ, ТАКАЯ РЕДКАЯ ВСТРЕЧА! – Не дожидаясь ответа от ошарашенного Тавкрафта, она разбила о свою голову уже пустую бутыль ликёра. Струйки крови потекли по её лицу, но женщина продолжала стоять. Посмотрев на разбитую бутыль в своих руках, она громко заорала и напала на своего мужа, воткнув разбитую бутылку ему прямо в висок. Старая туша скатилась по стулу на пол.
– Воистину, ваши фанаты – шизы! – Кто-то, стоявший у самого входа, громко выкрикнул.
Это стало настолько невообразимым зрелищем, что остальные посетители сидели в оцепенении. Тут бармен резко достал ружьё из-под барной стойки и пальнул в блондинку. Её мозг разлетелся по близлежащим алкоголикам.
– ДА НАЧНЁТСЯ ВЕЧЕР! СПАСИБО ВАМ, ДОРОГОЙ ОПИЗДОХУИТЕЛЬНЫЙ АВТОР, ЗА ВАШУ ШИЗУ! – Заорал бармен и ещё раз выстрелил, но в потолок.
Все как будто с цепи сорвались, услышав слова бармена. Обезумевшие люди подскочили со своих мест и начали массовую драку с криками, воплями, каждый буквально вгрызался друг другу в глотку. Бутылки летали под потолком бара, все запрыгали по столам, подлетая к оппонентам, кровь брызгала из носов, губ и бровей. Кто-то умудрился откусить оппоненту ухо, выкрикнув, что он боксер.
Это настолько позабавило мужчину с пистолетом, что он затанцевал на столе, сталкивая с него бутылки и сигареты.
– Ну и кашу я заварил! Товарищ Ковард, согласитесь, ЭТО ВЕДЬ НЕОПИСУЕМО! – Прокричал мужчина и выстрелил в потолок.
Довольно кивнув, он сдул дымку со ствола пистолета, затем повернулся в сторону Тавкрафта:
– Почему же ты молчишь? Я хочу знать на что ты способен, уёба! ОПИШИ МНЕ ЕБАНЫЙ БАР И ВСЁ ЗДЕСЬ ПРОИСХОДЯЩЕЕ! – Пока на фоне люди продолжали избивать друг друга, мужчина сверлил взглядом Коварда, надеясь, что тот наконец начнёт говорить.
Массовая драка кипела, несколько посетителей отправились на тот свет. Лишь Ковард и мужчина с пистолетом стали оплотом мнимого бездействия, пока смотрели друг другу в глаза. Один надеялся услышать уже хоть что-то от непревзойденного писателя, другой же понимал кровавый абсурд ситуации. Криво улыбнувшись, мужчина показательно постучал себе по виску дулом пистолета. Ковард нервно повел руками, залпом выпил остатки своего коктейля, попросил обезумевшего бармена повторить заказ, не поворачиваясь к нему, а затем соскочил со стула. Он коснулся руками своих брюк, после чего постучал по пиджаку, будто бы проверяя на месте ли он. Писатель поднял горделивый взгляд на мужчину, чьи ноги уже подкашивались от предвкушения. Тавкрафту это показалось забавным. Улыбнувшись, он тут же откашлялся и продолжил:
– Уважаемый… – Многозначительно приподнял бровь.
– Красное Перо. – Ответил мужчина с пистолетом, резко сев в позу для йоги.
– Это… – Тавкрафт на секунду задумался. Закрыв глаза и медленно покачав головой, Ковард решил начать с описания бара, задействовав все свои писательские навыки. – Потрясающее имя, друг мой радикальный. Что касаемо бара и потасовки, происходящей здесь, всё очень просто. Это НЕОПИСУЕМО!
Глаза Красного Пера расширились, он надеялся на длинный монолог, но его не последовало, а значит…
– Какой же вы ахуенный писатель. Уёбок ты! Спасибо вам, Ковард, за столь прекрасные произведения. ГОРИ В АДУ, ПИДРИЛА! – Красное Перо посмотрел куда-то в сторону, словно погрузившись в глубокие воспоминания. Он медленно встал. Крепко сжал пистолет и поднес к виску. В его взгляде не было печали, лишь решительность. Тавкрафт спокойно кивнул ему. С улыбкой на лице, Красное Перо вышиб себе мозги. Выронив пистолет, мертвая туша повалилась на пол, чем вызвала восторг у Коварда, он засмеялся.
Это было настолько невероятно, что у Тавкрафта случился припадок. Он рухнул на пол, кровь брызнула из носа, а с уголков губ медленно вытекала красная пена, глаза вышли из орбит.
– НЕТ! – Прокричала на весь бар брюнетка, которая чудом была ещё цела. Схватив с ближайшего стола нож, она побежала к умирающему писателю. Припадок прошел так же резко как пришел до этого. Ковард, расставив в разные стороны ноги, уселся на полу и держался за голову. Подбежавшая к нему брюнетка поскользнулась на куске мозга Красного Пера, упав Тавкрафту прям промеж ног. Из-за суетливой обстановки она забыла о ноже в своей руке, потому удивилась когда, упав, почувствовала острую боль в животе. Женщина перевернулась на спину, ручка ножа торчала из её живота. Но она, улыбаясь, смотрела на нависшее над ней лицо Коварда:
– Кха! – Сплюнула кровь. – Скажи мне как ты напишешь об этом? Не смей дохнуть вот так… – В её глазах читалась надежда.
Слезы потекли по щекам Тавкрафта, он тихо сказал:
– Это. Просто. Неописуемо. – Он выглядел жалко. Слезы ручьем текли из его глаз. Брюнетка забилась в агонии, начав ржать будто лошадь. Вынув из своего живота нож, она поднесла его к горлу.
– Ты лучший, ТВАРЬ! КАК ЖЕ, СУКА, ТЫ ОПИШЕШЬ ЭТО? – Она провела ножом по своей глотке как по маслу, темно-красная кровь быстро залила её лицо.
– Ты неописуема, алкоголичка неприметная. – Сказал Ковард, затем отбросил в сторону бездыханное тело и поднялся. Он отряхнул свой костюм от пыли, достал из внутреннего кармана пиджака белый платок и окрасил его в красный оттенок, протерев свое лицо.
Видя эту картину, бармен не выдержал, сделал несколько глотков из первой попавшейся бутылки, перезарядил ружьё и прыгнул через стойку. Резня в баре превратилась в акт массового самоубийства. Люди брали в руки осколки и горлышки бутылок, а после этого проводили острыми краями по своим же глоткам.
Ничего не подозревающий писатель, уже продвигающийся к выходу, обернулся и увидел идущего на него озлобленного бармена. Убрав кровавый платок обратно в пиджак, Ковард поднял руку вверх:
– Отлично! А вот и вы… – Не успел он договорить как вновь повалился на пол. Бармен прострелил ему колено, Ковард закричал.
– Уебок, вот что: твоя литература говно ебаное. У тебя есть шанс отыграться на том свете, для этого попробуй описать вот это. Лови НЕОПИСУЕМЫЙ СВИНЕЦ В СВОЙ ЕБАЛЬНИК! – Прицелившись прямо в голову Тавкрафту, бармен спустил курок, отправив писателя на тот свет. – Мой бар лучший. – Сказал он, поднеся дуло ружья к своему подбородку.
Выстрел.
В баре воцарилась гробовая тишина, он был полон трупов.
И тут с самого дальнего столика со скрипом поднялся жирный мужчина. На нем висела заблеванная белая майка, уложенные назад сальные волосы и рой мошек, кружащий вокруг его толстой рожи. Но даже так он был единственным целым человеком в «HOLY HOLE». Он поднял свою громадную жирную руку, широко улыбнулся, показав черные гнилые зубы, оглядел весь зал и с гордостью произнес:
– Я никогда не читал книжек.