Второй мост – это не просто свершение, достойное зрелого человека. Твой Второй мост – это когда ты, сделав что-то важное, вдруг понимаешь, что обречён продолжать… Понимаешь и с опозданием пытаешься решить – готов ли ты к этому… Но мост уже проскочил под колёсами – и Шоссе ведёт тебя дальше…
Кдалл, бродячий философ с планеты Имллт, «Дневник, который я никому не покажу», св. I, стр. 57
– Ну что, – спросил старший охранник хриплым голосом, – Покончил с собой, застрелился? Или не справился с машиной?
– Да, лучше авария, – услышал я над собой козлиный голосок Шеша. – Вёз важную новость, очень торопился. Возможно, уснул за рулём…
– Первый мост?
– Лучше Второй. Там удобнее. Река поглубже. И лишних глаз поменьше.
– Но туда четыреста семьдесят километров пилить…
Они говорили, стоя рядом со мной. И рассуждали так, словно меня уже не было в живых.
– Три часа, если поднажать. Ну, три с половиной… – голос Шеша противно вибрировал. – И по времени как раз сходится…
Почему я только сейчас заметил, что он к тому же ещё и картавит?
– Ночь. Дождь. Торопился, отключил автопилот… – наставлял моих убийц министр безопасности Кондуктории. – Уснул за рулём. Наши соболезнования. Всё понятно?
– Только не перемудрите, – сказал им всем Басута, словно подводя итог.
Оказывается, моими проводами в последний путь руководил лично Председатель Кондуктории…
Меня опять поволокли по полу. Потом по лестнице. Хорошо хоть, что колония у нас маленькая и в правительственном здании только два этажа…
На улице уже стемнело. А на закрытой стоянке для особо важных персон, спрятанной под широким, искусно сделанным из высокотехнологичных материалов навесом, и вовсе было ничего не разглядеть: редкие лампы на внутреннем дворе главного здания Кондуктории не справлялись с сырыми сумерками. От улицы стоянку загораживал высокий забор. И никто из посторонних не видел, как меня загрузили в мою же машину – словно тюк. Хотя на стоянку дождь не сыпался, площадка почему-то была покрыта мокрой грязью. Моя куртка и брюки в момент пропитались этой гадостью. А одежда, в свою очередь, испачкала заднее сидение лимузина. «Ничего, Уарата всё отмоет», – я ещё пытался мысленно шутить.
– Дистанция от головной машины сто метров! – приказал чей-то голос.
– Пистолет его не забудьте. И карточку, – напомнил кому-то Шеш, – Когда найдут – всё должно быть при нём.
Я обратил внимание, что в его голосе не было злобы. «Наверное, это и называется зверством – убивать вот так, буднично», – подумалось мне.
Карточку засунули мне в карман куртки, пистолет втиснули в кобуру под мышкой. Потом перед самым моим носом захлопнулась дверца лимузина. Один из охранников министра безопасности полез за руль, второй, у которого левое ухо было заметно больше и краснее правого, уселся на пассажирское сиденье. Машина тронулась, развернулась на пустой правительственной стоянке и резко вывернула на столичную улицу – я даже перекатился на сидении.
А первые лица руководства колонии глядели нам вслед. Ответственные, известные люди, самим народом призванные, чтобы думать о судьбах планеты. Председатель правительства Кондуктории на пару с министром общественной безопасности… Много лет спустя случайно выяснилось, что они даже записи системы охранного наблюдения за тот вечер поленились стереть!
– Как думаешь, довезут? – негромко спросил тогда Басута.
Кадык всё ходил по его тонкой шее. Он так и не отошёл ещё толком от похмелья.
Задумчиво поглядев на него снизу вверх, Шеш с сомнением покачал головой.
– Ну, чего тогда ждёшь? Давай за ними, – приказал Председатель правительства.
– Нужно выдержать паузу, коллега, – когда Шеш не хотел чего-то делать, он начинал переминаться с ноги на ногу.
Председатель же был твёрд и рассудителен.
– Я просил не умничать… И фары выключи.
Басута говорил мягко и удивительно интеллигентно. В глазах его была лёгкая тоска. Только вызвала её, к сожалению, не боль за колонию, чьё существование, как выяснилось, поставлено на карту. Болела после вчерашнего голова, а отоспаться так и не дали. На записи видно было, что Басута едва удержался, чтобы не дать министру безопасности тумака.
Пока лимузин колесил по засыпающей столице, меня покачивало на ухабах. Подбрасывало порой даже на проспекте Торжества Кондуктории, который я угадал, подсчитывая повороты. И только когда мы вырвались на гладкий, как стол, бетон Шоссе, машина пошла ровно. На всю тысячу километров Шоссе вообще, наверное, ни одной кочки. Я уже давно над этим думал. А сейчас уже не думал, а чувствовал – боком. Лимузин мерно гудел двигателем и шёл как влитой – чувствовалась только лёгкая вибрация от колёс.
У меня внутри словно тикали невидимые часы – сколько нужно времени, чтобы долететь на представительском лимузине до Второго моста? Столько мне и жить…
«Да, Крылатый, не думал я, что мы с тобой вот так покатаемся» – мелькает у меня в голове непрошеная мысль.
Это была не первая опасность в моей жизни. Но впервые мне было так гадко. Словно не с людьми я столкнулся, а с какими-то мифическими гадами из глубин Восточных болот.
Я потерял счёт времени. Затекали вывернутые назад руки. Ступней ног я не чувствовал уже давно. Внутри всё болело. А на лице никаких следов – били профессионалы. Бесполезный теперь пистолет, небрежно втиснутый чужой рукой в кобуру, давил на рёбра.
Когда за окном не проносятся фонари (а после Первого моста фонари в моём мире были большой редкостью), совершенно невозможно определить – движется лимузин или нет. Машина мчалась, а мне казалось – стоит на месте. Обычная иллюзия… Зато я вдруг почувствовал, как во мне самом всё сдвинулось и поехало. Вещи и понятия словно сместились с привычных, устоявшихся годами мест. Это напоминало медленную и очень неприятную лавину – лавину чувств. Хорошо это было или плохо, я никак не мог повлиять на происходящее со мною. Что я мог сделать, связанный и вынужденный всего лишь переживать всё это, не в силах даже звука ни единого издать? «Это ведь агента Ачета по прозвищу Космонавт везут убивать», – я почему-то думал о себе в третьем лице. И всем наплевать, каким был этот парень, о чём он думал и что чувствовал… И никого, кстати, не обидел… А всего-то попытался вступиться за свой мир, сделать то, что каждый, по идее, обязан был сделать… А его по голове сзади… И вязать… И мордой потом по грязи волочь…
Не то чтобы злость во мне родилась. Скорее тоска. Какая-то незнакомая пока ещё тоска по тому миру в прошлом, отделённому от настоящего всего-то несколькими часами. По тому прошлому, где ещё не было в моей в душе осознанной готовности убивать… И не случайно убивать, в схватке, в гневе или спасая свою жизнь. А убивать за других, из чувства долга, как на войне. Холодно и расчётливо… В бою и исподтишка… Не дожидаясь выпада противника, самому начинать атаку, спланировав всё как по книжке…
Когда я отправился передавать Послание (я уже мысленно именовал его именно так, с большой буквы), я знал, на что шёл. Я понимал свой риск. Случалось, били меня и раньше, и не раз. Но я не был таким. И даже тогда, много лет назад, когда на лесной просеке я насмерть бился с агентом инопланетной резидентуры, я таким не был. Убитый мною враг исполосовал меня тогда ножом, и мне было очень больно… Но я поймал его на приём и зарезал его же оружием… Как же я переживал тогда! Но сейчас было куда хуже, хотя не так уж сильно меня избили… Да, всё было хуже! Гораздо хуже! Наверное, в тот момент, лёжа связанным на заднем сидении Крылатого, я впервые почувствовал, что такое война…
В засаду, которую устроил Сержант, мы влетели неожиданно. Машина вдруг стала тормозить – сначала не колёсами, а двигателем, натужно и резко, даже с каким-то внутренним стоном… А потом – во все тормозные диски, от души визжа покрышками. Потом как-то сами собой распахнулись дверцы – все четыре сразу! Дальнейшее я не успел разобрать, потому что слетел с заднего сидения на пол. Со связанными руками и ногами, да ещё в лимузине – это запросто… Весь мир закувыркался, я очень неудачно упал на спину, прямо на вывернутые руки. И тут же какие-то крики, возня вокруг…
Рывок – и чьи-то сильные руки выдернули меня из прохода между сидениями прямо на бетон Шоссе, в слепящий свет перекрещенных фар.
– Вот он! – воскликнул кто-то, и краем сознания я узнал голос Саста.
– Головной машине – голографический барьер! – а это уже был приказ Сержанта.
И тут же где-то далеко впереди завизжали тормоза, отчаянно и безнадёжно. А потом – хлопок, как будто лопнул надутый бумажный кулёк.
– Свет! – опять потребовал Сержант.
Луч фонаря резанул по глазам. Кто-то не слишком нежно выдернул кляп.
Я проморгался – надо мной стоял шеф.
– Жив? – вопрос Сержанта был жёстким, как пощёчина.
– Да вроде… – пробормотал склонившийся надо мной Саст.
– Я не тебя спрашиваю!
Я прохрипел что-то в ответ…
– Развязать!
Все торопились – и усилиями друзей я, связанный как гусеница, ещё не один раз ткнулся носом в дорожную грязь. Вот освободились руки… Вот, наконец, и ноги мои смогли отделиться одна от другой…
Я лежал ничком, прижавшись щекой к мокрому бетону. Сколько чувств сразу бушевало во мне! Боль в вывернутых суставах всё не проходила. Хотелось и плакать, и смеяться… Только теперь я почувствовал, как болит всё внутри…
– Встать, агент! – резкий голос Сержанта раздался над моей головой. – Работать надо, а он разлёгся!
До сих пор удивляюсь – как я тогда встал? Я ведь ног совсем не чувствовал… Но всё-таки я выпрямился, пошатываясь… В белом сиянии фар, наискось прорезавших ночь… Попытался непослушными пальцами размять затёкшие кисти рук, но шеф не дал мне опомниться…
– Ачет! Меры обеспечения при транспортировке объекта на ликвидацию? Быстро!
– Пустить ещё одну машину следом, – машинально выдал я ответ из учебника специальной тактики, подаренного мне Сержантом несколько лет назад. – Без фар, втихаря…
«Сообразил быстрее, чем подумал», – мелькнул в голове старый каламбур всё того же Сержанта.
– Интервал! – не отставал мой командир.
– Минут семь-десять… – я пытался шевелить пальцами ног.
– Положительная оценка! – резюмировал Сержант. По его тону было не угадать, остался ли он доволен ответом. Особенно в такие моменты.
– Если Ачет прав, то по графику осталось четыре минуты! – спокойно сказал шеф.
– Выключить фары! – взмахнув рукой, заорал он кому-то в темноте. – Убрать машины с дороги!
С едва слышным щелчком мир вокруг погрузился в угольно-чёрную тьму. Но в нескольких местах тут же вспыхнули тактические фонари. Почти одновременно сам собой заработал мотор представительского лимузина, только что отбитого у супостатов.
– Пятьдесят метров вперёд! Там грузовик! За руль! – этот приказ, похоже, был адресован уже мне. И чтобы я не сомневался, что именно мне, последовал толчок в плечо. И ноги бросились исполнять приказание раньше, чем в голове всё встало на место…
Позади двое наших вязали руки одному из министерских громил, возя его мордой по дороге. Это был как раз тот, что сидел за рулём. Поверженный агентами адвослужбы охранник стенал что-то по поводу того, что реквизированный у меня лимузин сам собой затормозил, да ещё и двери почему-то пооткрывались… Я невольно оглянулся на бегу.
– А не бери чужую машину, чужое оружие и чужую женщину! – выдал в ответ Саст одну из нетленных контрабандистских мудростей, нажав при этом задержанному коленом на поясницу и ловко затянув на вывернутых запястьях пластиковые наручники.
Рядом, ухмыляясь, стоял коренастый Красен с пультом дистанционного управления в руках…
Глаза постепенно привыкли к темноте. Ковыляя, я бежал вдоль обочины в указанном направлении. По ту сторону кювета тянулся высокий неровный забор. Через несколько десятков шагов он под прямым углом свернул от Шоссе куда-то в непроглядную тьму, уступив место ухабистому просёлку, убегающему в осеннюю ночь. На просёлочной дороге темнела тупая морда здоровенного четырёхосного крестьянского самосвала. Самосвал стоял без огней, но двигатель работал. Сразу было ясно – наши!
Я вцепился в ручку водительской двери и рывком поднял себя на подножку. За рулём сидел Стаки, на лбу у него была примитивная армейская маска ночного видения.
– Опа! – увидев меня, радостно воскликнул он. – Живучий ты, братан!
– Держи! – рукопожатие длинной жилистой руки бывшего танкиста было крепким, и он буквально втащил меня в кабину, а сам ловко перепрыгнул на пассажирское сидение.
– Для тебя его берегли, – Стаки хлопнул ладонью по рулю. – На случай если бы они дистанционное управление сумели как-то заблокировать…
– А головную машину голографическим барьером сняли? – я пытался воссоздать в своей бедной ушибленной голове общую тактическую обстановку.
– Ну да! – хохотнул Стаки. – Они как по тормозам с перепугу вдарили, да в сторону… Вот с трассы и сошли…
– Давай, работай, Космонавт! – крикнул мой друг, одной рукой распахивая противоположную дверцу кабины, а другой стаскивая с головы маску. Но мне он маску не отдал – указал на лежащий на торпеде боевой шлем. Это был мой шлем, который Сержант утром велел оставить у него на столе… Прежде чем я успел сообразить, что к чему, Стаки спрыгнул в темноту, хлопнул дверцей и побежал куда-то – Сержант всегда распределял роли людей заранее, каждый во время операции знал своё место во всякий момент.
Мой боевой шлем… Никто из ребят, кроме меня, не умел им пользоваться. Надо же, догадались притащить! Скорее всего – Сержант приказал. Странно, что даже Стаки боялся шлема. Пытался я его как-то научить, всё-таки с техникой человек работал – но тот в нём чуть не задохся.
Да, шлем – это вещь, к которой нужно привыкнуть. В первый раз, когда я его надевал – тоже перетрусил изрядно. Но это же было моё… Нужно просто понять: это – моё! И потому в юности я сразу сунул голову внутрь компьютеризованного металлопластикового горшка, как только звёздный охотник Чакт это предложил. И не царапал себе горло, подвывая, когда респираторно-скуловой адаптер впился мне в губы, залез в ноздри и перекрыл дыхание. Нужно было подождать несколько секунд, я это знал. Мне это не просто далось, признаюсь… Всего лишь подождать несколько секунд, пока внутренняя часть адаптера неумолимо лезет к тебе в рот, обжимая дёсны… Нужно дождаться, пока закончит работу осушитель слюны – а там и дыхание пойдёт бесперебойно, но уже через инжекторы дыхательной системы шлема, расположенные на затылке. А потом нужно ещё научиться взглядом отдавать команды боевому компьютеру… И бегать в шлеме, и прыгать, и драться… Но зато какой класс потом чувствовать себя настоящим охотником! И не ради завистливых взглядов товарищей я это делал… Я просто хотел быть – настоящим. Без дураков. Без скидок на окраинную колонию.
Вот и сейчас – я был у Сержанта единственным шлемником. Кроме него самого, наверное… И мне поручили самый ответственный участок. Ведь я в своём шлеме мог видеть не только сквозь ночь, но даже сквозь забор слева и сквозь кабину грузовика. Разглядел я и несколько тонн корнеплодов, наваленных в кузове… Уж не знаю, как там в точности всё это делалось, но для боевого шлема подобные препятствия были – лишь серые тени. С водительского места самосвала, притаившегося на боковой дорожке, за углом забора, я прекрасно видел и Шоссе, бегущее от Инаркт, и всё вокруг. Я видел наших ребят, спрятанные по обочинам машины и то, как конторский лимузин скатывался с дороги в кусты, тяжело подбрасывая плоский полированный зад.
В углу поля зрения мерцала метка ожидания связи. Я понял – это шеф ждёт меня, чтобы отдать указания. Как же у него всё рассчитано, однако…
– Восемь – три, к работе готов, – назвался я в эфире, припомнив бортовой номер самосвала, метровыми цифрами намалёванный на дверце. Сказал я это как можно спокойнее, хотя сердце так и выпрыгивало из груди. Шлем был предусмотрительно включён в сеть закрытой связи, в которой работала сейчас вся наша команда – в этом я не сомневался.
– Долго возишься, Ачет! – тут же услышал я голос Сержанта в шлемофонах.
Он говорил негромко, но я слышал его так, словно он был рядом. Шлем всё-таки вещь серьёзная…
– Они уже близко. Остановить, загородить им дорогу, – приказал мне Сержант. – Подлови на удар, не дай уйти. Всё ясно?
– Вполне! – это Стаки всегда отвечал «Так точно!», а я в армии никогда не служил…
– Будь внимателен. И дай им немного для торможения, чтоб не всмятку…
– Вижу их! – доложил я, заметив на внутришлемном экране, что на идеально ровном полотне Шоссе появилась движущаяся точка. – Всё сделаю!
Это был настоящий боевой шлем, а не просто игрушка для ночной охоты. Проследив мой взгляд, встроенный компьютер сразу определил, что я считаю целью, и построил прицельную диаграмму, не забыв при этом напомнить, что нет готового к бою оружия. Пистолет мой лежал в спрятанной под курткой кобуре. Но мне сейчас не был нужен пистолет. Вместо пистолета у меня был самосвал.
Краем глаза я следил за приближающимся лимузином службы безопасности – он был по классу ничуть не хуже нашего, конторского. Я умел пользоваться автоматическими дальномерными системами шлема, его боевой компьютер уже рассчитал и необходимое упреждение, и точку встречи. Хотя я был уверен, что сегодня всё и так получится, безо всякой этой боевой графики шлемного компьютера, который рисовал мне вокруг вражеской машины сужающиеся кружочки и разноцветными паутинками чертил перед глазами букеты траекторий… Точно выбрав момент, я рванул самосвал с места…
Что есть силы я потянул на себя рычаг уравнителя угловых скоростей и вдавил в пол педаль контроллера, безжалостно слушая, как заревел от натуги двигатель. Стиснув руль и наклонив голову в шлеме, я видел сквозь ребристую тень стальной рамы грузовика, как колёса, пробуксовывая, яростно отбрасывают гравий… Вот передние мосты, перевалив за кочку, взбираются на край Шоссе… Вцепившись шинами в шершавый бетон, тяжёлая машина кончила буксовать и, грузно качнувшись, буквально прыгнула вперёд.
Лимузин министра безопасности Кондуктории был уже близко. Слишком близко. Мы со шлемом всё правильно рассчитали – им было не увернуться. Как бы там ни визжали покрышки…
Я принял их на задние мосты. Удар был страшный. Резкая судорога прокатилась по могучему телу моего самосвала. Гром был, как от пушечного выстрела… Самосвал мотнуло вправо, занесло и развернуло почти вдоль Шоссе. Я до предела вывернул руль против заноса и постарался аккуратно положить тяжёлый грузовик бортом в дальний кювет. Краем глаза я видел в шлеме, как корнеплоды из кузова волной взлетели аж до самых придорожных кустов… Получилось почти удачно – только кабина в последний момент взбрыкнула так, что я не удержался за рулём. Меня вырвало из сидения и бросило на крышу, которая после кувырка стала стеной. Но шлем защитил голову от удара, а остальное мне было неважно…
Это был не я… Да, это словно был уже не я. Это не был мой первый бой, но такое я ощущал впервые. Я словно сделал следующий шаг – и приблизился к тому, что нормальным людям лучше никогда не испытывать. Удивительно легко подтянувшись на поручнях внутри вставшей на бок кабины, я толчком ноги распахнул дверь, глядевшую теперь в пасмурное ночное небо, и с непривычной для себя грацией хищника выскользнул наружу.
Искорёженный министерский лимузин замер, раскорячившись посреди шоссе. Вокруг всё было усыпано пластиковым крошевом. Через секунду открылась задняя левая дверь и в неё вывалилась чёрная тень. Вывалилась – и метнулась к обочине, прямо к моему самосвалу, лежащему в кювете. Я не сомневался, что системы безопасности дорогой правительственной машины сохранят жизнь её пассажирам даже при таком ударе. Но теперь этому типу, пытающемуся улизнуть, предстояло встретиться ещё и со мной.
Это был Шеш, министр безопасности, собственной персоной! Благодаря шлему я прекрасно видел в темноте – в отличие от своего противника. Я приподнялся на повёрнутой набок кабине, нащупывая ногами опору рядом со вздыбившейся в небо подножкой. Шеш бестолково вертел головой, движения были неуверенными – видать, здорово его оглушило. Шустрый же он, однако – его свора ещё даже не очухалась, чтобы из машины вылезти, а он уже почти смылся…
Странно, но во мне даже злобы особой в тот момент не было, только какое-то рассеянное спокойствие. Вот он почти добежал до кювета, куда улёгся мой самосвал… Он был без спецсредств и потому не видел во тьме ни меня, ни моей здоровенной машины. Улучив момент, я беззвучно прыгнул в темноту, наперерез улепётывающему министру безопасности моей колонии. Я сбил его с ног. Он пытался сопротивляться, мы сцепились было. Но драки никакой не получилось. Он запаниковал – и жёсткий удушающий приём у меня получился как-то сам собой.
Сжимая зубами адаптер боевого шлема, я беспощадно душил человека, который только что – и двух часов не прошло – приказал меня убить. Казалось, вот-вот мой локоть раскрошит его кадык. Что я чувствовал при этом? Ничего…
Вспыхнули фары конторской машины. Бело-фиолетовый свет залил всё вокруг, протянув вдоль Шоссе резкие тени. Шлем быстро перестроился – ему что свет, что тьма, всё едино. Боковым зрением я видел, как ко мне неспешно подошёл Сержант. Постоял над нами пару секунд. Потом постучал костяшками пальцев по затылку моего шлема.
– Агент, отпустите его, – сухо сказал адвомаршал, выдерживая официальный тон.
И имени моего, конечно, не назвал.
Я разжал руки и встал – рывком. А Шеш остался лежать на мокром бетоне Шоссе. Хрипя, он пытался дышать, хватаясь за горло.
– Встать! – рявкнул Сержант.
Поверженный министр безопасности даже замер на миг от страха. А потом поспешил исполнить приказание. Оторванный воротник его плаща беспомощно топорщился. Шеш завертелся на месте, не зная, куда себя девать.
– К свету! – приказал Сержант.
Здорово у него получалось – наверное, в тот момент немного нашлось бы людей, которые посмели бы ослушаться его. Длинный нос министра засветился, засиял в беспощадном свете бьющих из темноты фар.
– Надо же, господин министр… – в голосе Сержанта звучало хорошо сыгранное разочарование.
Мой шеф даже руками развёл. Лицо же его было непроницаемо.
– Как вы здесь очутились?
Надо отдать Шешу должное – оглушённый страшным ударом о самосвал, полузадушенный злобным агентом в безликом сером шлеме, в один момент превратившись из палача в жертву, тот удивительно быстро нашёлся, когда почувствовал, что обстановка снова меняется.
– Так… Дела позвали, уважаемый коллега… – министр уклончиво пожал плечами, сразу же приняв независимую позу.
– Ваша ставка в Инаркт, – напомнил ему Сержант.
– Вся планета – зона моей ответственности, коллега, – озабоченно поведал Шеш своим противным ломающимся голоском, поправляя оторванный воротник. – Обо всём приходится заботиться, знаете ли…
Шеш, скотина, как же он умеет держать себя… Ни паузы, ни заминки. Теперь начнёт в свою сторону перегибать…
– Ну, и как же вы всё это объясните, коллега? – поведя рукой вокруг, министр безопасности колонии старался говорить как можно внушительнее, но всё-таки дал «петуха».
– Недоразумение, – Сержант был немногословен и абсолютно невозмутим. – Мы проводим операцию по задержанию контрабандистов. Ориентировка на днях поступила из вашей же службы. Всё задокументировано. Ваша машина шла без огней. Так что сами понимаете…
– То есть, Вы хотите сказать – мы сами виноваты?
– Так получается… Коллега, – ответил Сержант, жёстко усмехнувшись.
– Имейте в виду, адвомаршал, несмотря на своё положение… Не думайте, что вы абсолютно неуязвимы, коллега! – сказал Шеш.
Потрясение всё-таки взяло своё – министр безопасности колонии не смог окончательно совладать с чувствами и принялся своим козлячьим голоском отпускать в адрес Сержанта ничем не подкреплённые, непродуманные и потому бессмысленные угрозы. Выглядело это довольно жалко.
– Я так и не думаю, господин министр, – равнодушно ответствовал Сержант и, больше не обращая на него внимания, принялся командовать.
– Убрать с дороги эту рухлядь! – крикнул он, указывая на расплющенный лимузин министра безопасности, из которого как раз достали и разложили на дороге всю ушибленную министерскую свиту.
– А самосвал? – спросил подскочивший откуда-то сбоку Стаки.
– Оставить так, – отмахнулся шеф. – С местной крестьянской общиной я всё улажу утром.
– Космонавт, за руль! – он указал мне на наш прячущийся в кустах лимузин.
Проверял он меня, что ли? Хотел понять, насколько долго в таком стрессе продержусь? Насколько я крепче того же Шеша? Да пожалуйста, пусть проверяет…
– Наша машина головная, остальные следом с интервалом в три минуты! – уже на бегу услышал я в шлеме уточнение задачи.
И вот мы мчимся по Шоссе в сторону Кодда. Справа, на месте пассажира – Сержант. Сзади Стаки и Красен, между рядами сидений куча какого-то оборудования. Остальные в двух других машинах, которые следуют за нами. И это правильно – я же в шлеме, я всё вижу сквозь ночь. Если будет какая-нибудь засада, то я замечу её раньше всех, задолго до того, как мы подъедем… Но какая сегодня ещё может быть засада? Вся команда «отработанного» нами министра безопасности, постукивая на ночном холоде зубами и утирая разбитые носы, топчется у своих раскуроченных машин. Помощи из Инаркт им ждать несколько часов – мы, наверное, раньше до Кодда доберёмся. Но я понимаю, что это тренировка по теме «отход с места проведения акции». Автопилот не включать! Не расслабляться! И всё такое…
– Держи скорость выше! – добавляет Сержант, словно прочитав мои мысли. – Никто из наших не отстал?
В шлеме я могу видеть идущие за нами машины, не поворачивая головы. С двумя дополнительными датчиками, которые шеф велел мне закрепить под потолком кабины, шлем пробивает ночь на несколько километров.
– Всё нормально! – докладываю я.
Я понимал, что Сержант специально после всего пережитого поручил мне самую сложную задачу – вести головную машину. Словно учил меня, что когда сил уже, кажется, совсем нет, всё ещё можно многое сделать. Что кто-то должен быть вечным лидером и никогда ни на что не жаловаться. Что ж, урок был усвоен – ещё недавно мне казалось, будто я уже ни на что не способен, будто я даже встать не смогу, а сейчас вот веду всю нашу колонну на высокой скорости – и ничего. Впрочем, Крылатый, словно решив своим машинным нутром, что он в чём-то передо мною виноват, шёл по трассе сам, моего вмешательства почти не требовалось…
Шлем автоматически сканировал ближнюю и дальнюю зоны, но никаких потенциальных целей не находил. Шоссе было абсолютно пустым. Кроме наших машин, на многие десятки километров в обе стороны – никого. Но я оставался начеку.
– А думал ты о том, парень, почему утренний вызов Космодрома был именным? – спросил меня вдруг Сержант.
Я едва удержался, чтобы не повернуть к нему голову. Голову мне поворачивать не требовалось – в шлеме почти круговой обзор. Это был чисто психологический порыв.
– Нет, – признался я, задирая кверху зажатый респираторно-скуловым адаптером подбородок, и действительно впервые об этом задумался.
– То есть Космодром ещё и выбирал, кого бы подставить? – удивлённо выдал я через некоторое время.
– Он выбирал достойного, – поправил меня Сержант.
– И сегодня ты не подвёл, показал себя героем, – произнёс он, помолчав немного.
И, усмехнувшись по-дружески, добавил:
– Местного значения…
Я понял его иронию и рассмеялся. Великая Мать, если посмотреть на все эти наши подвиги со стороны…
– Смотри, не возгордись, Космонавт… – хитро напутствовал меня шеф.
– Вот ещё, – фыркнул я. – Никогда не собирался быть героем. Готов с кем угодно поменяться – пусть его под дых бьют…
Я заметил, что Сержант внимательно смотрит на меня, хоть и не может разглядеть лица сквозь непрозрачный шлем. В его взгляде было любопытство… А может быть, даже грусть…
Я же тем временем думал о другом… Машинально произведя в уме кое-какие расчёты, я вдруг понял, что засаду за полтысячи с чем-то километров от базы нужно было начинать готовить раньше, чем я доехал до Кондуктории. Это тоже была тема для размышления на будущее… Мне ещё предстояло узнать, как мчались и по Шоссе, и по воздуху мои товарищи, чтобы опередить неизбежные события. Как Сержант с Уицем кружили под дождём над придорожными посёлками, выискивая удобное место для засады. И как Сержанту, завидевшему подходящий самосвал, пришлось прямо из люка катера прыгать на крышу деревенского дома, так как не оставалось времени, чтобы искать в сгущающихся сумерках площадку для посадки… А Уиц ещё летел потом во тьме на базу, сквозь грозовые облака да без ночной аппаратуры в кабине… Так что геройствовал нынче не я один.
Через два десятка километров Шоссе начало едва заметно подниматься и, наконец, вздыбилось плавной волной. Второй мост! Внизу широкой размашистой чёрной дугой проплыла во тьме излучина Уараты. Второй мост – его ни с чем не спутаешь! И ведь совсем немного они меня не довезли…
Да, это был мой Второй мост. В том самом аллегорическом смысле, который стало модно обсуждать с лёгкой руки Кдалла, нашего местного бродячего философа. Но понял я это далеко не сразу. Только через пару дней…
История с Посланием была разыграна как по нотам – я потом поражался, как можно настолько детально просчитать ситуацию заранее. И точно предсказать, как кто поступит и в какой последовательности. За себя могу сказать: я и сам, если честно, до последнего момента не знал, как поступлю. Неужто и все мои сомнения, и мой душевный порыв были всего лишь частями общего плана? Как-то не по-людски это. Хотя… Чего ещё ждать от Космодрома?
В общем, вышло так: Послание, зарегистрированное мною в правительственной сети, оттуда, конечно, быстренько стёрли. Но осталась архивная запись в реестре Космодрома, где дублируются все наши правительственные документы. Как и предполагалось, все заинтересованные стороны бросились к инфору Космодрома получать себе персональную копию из его архива. И когда делегации всех общин западного побережья столкнулись там нос к носу, прибыв к Главной Резиденции примерно в одно и то же время, всё это переросло в стихийное торжественное действо, чем-то напоминающее древний ритуал Единения Общин. Медники, Кожевенники, Каменщики, Рыбаки, Охотники, Земледельцы – все выстроились у входа в Главную Резиденцию почтительным полукругом. И представитель каждой из общин по очереди заходил в главный зал и шёл к инфору со своей карточкой.
Сержант заблаговременно пригнал туда же, к Главной Резиденции, всю мою смену – обеспечивать безопасность и помогать тем, кто забыл, каким концом в инфор вставляется профкарта… Но никаких видимых угроз безопасности не было, и наша группа в виду такого неслыханного парада общинных иерархов, не сговариваясь, выстроилась в торжественное каре и замерла на фланге. В конце концов, каждый из нас тоже был из какой-то общины, но все мы находились сейчас на общественной службе – и мы не нашли другого способа выразить почтение всем вместе и никому в отдельности…