Ронни Траумер Ты мой огонь

— Пап, что происходит? — севшим голосом спрашиваю и опускаюсь на другой диван с правой стороны. — Как мама?

— Пока никак, — горько усмехается и залпом опустошает бокал.

— Что? — слово срывается так тихо, что, возможно, он и не услышал.

— Маме требуется операция, срочно, дорого и не здесь, — проговаривает, продолжая смотреть в окно, словно… видеть меня не хочет. — У нас таких денег нет, — добавляет и сглатывает.

— Ты продал её машину, — не спрашиваю, озвучиваю внезапную догадку.

— Тех средств хватило на пару лекарств, они стоят бешеных денег, — пальцы, которые сжимают пустую стеклянную ёмкость, белеют. — Все свободные средства ушли на лечение, оплату палаты, врачей… — он замолкает и опускает голову.

— Что ты… что ты хочешь сказать? Мы дадим ей умереть?..

— Нет, конечно! — громко бросает и впервые смотрит на меня.

Глаза у него красные, под ними тёмные тени, щёки впалые… выглядит так, словно уже неделю сидит на этом диване без сна и еды.

— Таня и вы — моя жизнь, я лучше сам умру, чем дам ей уйти, — говорит обвинительным тоном, и, может, я бы возмутилась, но ему и так плохо.

— Но что нам делать? — спрашиваю, мысленно уже начиная искать решения.

— Я продам бизнес, — произносит, возвращает взгляд к окну и поджимает губы. — Вырученных денег хватит только на операцию в Швейцарии, но после нас ждёт длительная реабилитация, и тоже не бесплатно, поэтому решил продать и дом.

Я слушаю и не верю, что всё настолько плохо. Нет, мне не жалко ни цветочного бизнеса, ни этого дома, в котором выросли несколько наших поколений, я не верю, что мама в таком состоянии, что без операции не обойтись.

— Что я могу сделать, пап? — задаю вопрос, хоть и понимаю, что от меня толку мало.

Не надо было возвращаться к учёбе, нужно было пойти работать и зарабатывать деньги, а не тратить их на не так уж и важные дополнительные знания.

— Выйти замуж, — раздаётся, и я мотаю головой, решив, что у меня слуховые галлюцинации. — Иначе не смогу продать ничего, — добавляет, шокируя.

— Что? — сиплю и шумно сглатываю ком в горле.

— Чтобы купить земли и построить теплицы, нужны были деньги, моих сбережений не хватало, кредиты в то время так просто не давали, и мне пришлось обратиться к тем, у кого деньги есть, — делает паузу, а я сижу с открытым от шока ртом. — Юсупов денег дал, но не просто так, — усмехнувшись, он мотает головой. — Вложился на пятьдесят процентов, и дело пошло, он не лез ни разу за все эти годы, только дивиденды получал, но несколько лет назад, когда у нас весь урожай помер, я снова обратился к нему… теперь у него пятьдесят пять процентов, и я не могу продать ничего без его разрешения.

— Пап, — зову его, когда пауза затягивается.

— Он купит мою долю за большие деньги, если ты выйдешь замуж за его сына, — выпаливает, чем припечатывает.

Я знаю, кто такой Марат Юсупов, да все знают, кто их семья. Самые состоятельные люди в этом городе. И теперь я понимаю почему, ведь наверняка мой отец не единственный, с кем он заключил подобную сделку.

Но Артур Юсупов — это ночной кошмар. Избалованный отморозок, агрессивный наркоман, прожигатель не только отцовских денег, но и жизни.

— Пап, но он… он же больной на голову, — проговариваю дрожащим голосом.

— Нам нужно маму спасать, дочка, — смотрит на меня с сожалением и отчаянием.