Роннат
Последний дар. Книга 1. Вор
В зале собралась вся правящая семья, несколько человек в мантиях, по-видимому советники, и – какое счастье! – родители Лики.
– Мам! Пап! – обрадовалась Лика, сделав шаг к ним, но стражник удержал её.
Она же совсем забыла о манерах! Потупившись, Лика робко поклонилась и постаралась при этом не смотреть никому в глаза. Заметив принца Севира, она прикусила губу, чтобы не заплакать. От обиды, страха, гнева или всего сразу – Лика не могла разобраться в нахлынувших эмоциях.
– Мой сын обвиняет тебя в воровстве, – сухо произнёс Стефан.
Рейна при этом поджала губы. Взгляд её не сулил ничего хорошего. Принц, скрестив руки на груди, смотрел с такой нескрываемой злобой, что в первый миг у Лики отнялся язык.
– Я… я ничего не крала, – нескладно ответила Лика. Она мельком глянула на родителей. Мать незаметно для остальных шевельнула пальцами, и Лика тут же подняла взгляд.
«Верно. Не смотреть в пол».
– Тогда куда подевался дар принца? – это произнесла рейна. Таким тоном с Ликой обычно говорил учитель, когда ему надоедало слушать её сбивчивые ответы.
– Его… моя рейна, я не знаю, что произошло. Когда я открыла шкатулку, то…
– Тебе захотелось взять дар принца? Потрогать?
– Нет, я…
– Куда ты его спрятала? – рявкнул принц Севир. Вспыхнувший в нём гнев тут же угас под строгим взглядом отца.
Лика сглотнула и попыталась сказать как можно убедительнее:
– Его не было, ваша светлость. Шкатулка… была пустой.
– Какая неслыханная ложь! – вспылила рейна. – Стефан!
– Ты признаёшь, что открыла шкатулку принца?
– Открыла, – будто не своим голосом ответила Лика. – Это вышло случайно. Я дотронулась до шкатулки, хотела пододвинуть, как вдруг она открылась. И внутри ничего не было.
Стефан нахмурил брови.
– При тебе не нашли ничего, кроме этого. – Стефан разжал ладонь, показав Лике ключик.
– Это подарок лорда Ренфела, – пояснила Лика, почему-то почувствовав себя неловко.
– Он был на тебе весь вечер? Севир?
– Что? Больно мне надо смотреть на её шею, – буркнул принц.
– Мы! Мы видели, как лорд подарил кулон Лике, – сказала Дора и тут же стушевалась, ведь ей слова не давали. Матар обнимал жену за плечи. Он побледнел и не сводил глаз с дочери.
– Мы ещё спросим об этом у лорда Ренфела, – без особого интереса сказала рейна.
Стефан постучал костяшкой пальца по подлокотнику. Вид у него был озадаченный.
– Дара нет. Его не нашли ни в гостевой, ни у бесценной.
– Передала кому-то, это же очевидно, – сквозь зубы прошипел принц Севир.
– У дверей гостевой стояла охрана. Никто не входил и не выходил, – отрезал Стефан.
– Уж не хочешь ли ты сказать, любовь моя, что дар нашего сына просто испарился? – холодным, как сталь, голосом спросила рейна. – Или ты действительно веришь, что его не было?
– Ну не проглотила же она его! – едва слова сорвались с губ Матара, как Дора со всей силы впилась ногтями ему в бок. Лика не столько заметила этот жест, сколько догадалась о нём, ведь и с ней такое часто бывало. При этом ни один мускул на лице матери не дрогнул.
Но Стефан не обратил внимания на слова Матара. Рейна отвернулась.
«Они проверили, папа, – подумала Лика. – Как же мне доказать свою правоту?»
– Она могла спрятать дар в свою шкатулку, – сказал принц Севир, просверлив Лику взглядом. – Достань её и покажи, что внутри.
Лика пошатнулась. То, чего она так боялась, случилось. Она испуганно посмотрела на родителей и с трудом проговорила:
– Я не могу.
– Что? – показалось, Стефан не услышал её.
– Я не могу открыть свою шкатулку, – громче повторила Лика.
– Доставай её сейчас же! – Принц Севир подошёл к ней почти вплотную.
Она сложила ладони вместе. Когда шкатулка появилась, Лика едва не выронила её.
– Открывай, живо! – сквозь зубы велел Севир, и его голос задрожал. Даже нижняя губа затряслась, из-за чего слова получились невнятными.
– Я не могу, – бестолково повторила Лика. – Я не знаю, как её открыть.
– Врёшь! Бесценная, не открывшая собственную шкатулку? Вздор! – воскликнула рейна.
– С тебя не спустят глаз, пока ты не откроешь эту проклятую шкатулку! Отец! Ты же видишь, она лжёт! Чего ей стоило засунуть мой дар в шкатулку, зная, что мы не сможем ничего сделать!
– Клянусь вам, я ничего не крала, шкатулка принца была пустой, я клянусь вам!
– Довольно! Мне это надоело! Лика Пейран будет заключена под стражу!
– Пожалуйста, не надо! Она лишь девочка! – взмолился Матар.
Дора молчала.
– Стража!
– Нет, я прошу вас, давайте всё обсудим! – но Матара оттеснили в сторону.
«Сейчас меня снова уведут! Что же делать?»
Лика отшатнулась, и у неё закружилась голова. Но вдруг в мыслях всплыли слова, услышанные в клетке. Лика, от страха не почувствовав боли, прикусила губу, поцеловала крышку шкатулки, оставив на ней выступившую каплю крови, и крикнула:
– Я требую равного суда!
Шкатулка преобразилась: вокруг неё зави́лись бордовые клочья света, похожие на туман.
Стало тихо. Лика, тяжело дыша, смотрела то на принца, то на родителей, то на Стефана, ища в их лицах хоть какую-то подсказку. Она понятия не имела, что означали её слова.
– Как ты смеешь… – начал принц, но его перебил Стефан.
– Тихо! Молчи! – его голос исказился от страха. Сглотнув, Стефан поднял руки и закончил: – Она бесценная и имеет полное право просить о подобном.
– Это же безумие! – запротестовала рейна. Она побледнела, но показалась скорее рассерженной, чем напуганной.
– И это не отменяет её права! – строго сказал Стефан, и никто не посмел пререкаться с ним.
Лика не знала, что будет дальше. Все явно чего-то от неё ждали.
– Бесценная Лика Пейран, возможно ли… кхм, можем ли мы начать период примирения? – хрипло спросил отец города.
Лика несколько раз кивнула, не в силах говорить. Её колотило от страха, и она с трудом стояла прямо.
– Хорошо, бесценная Лика Пейран, тебя сопроводят в храм. Да простит нас всех богиня.
С этими словами Стефан махнул страже, и Лику увели, даже не дав обняться с родителями.
Дора так и не посмотрела на дочь.
Глава 7
Чёрный и золото. Нешлифованные стены храма, сделанные из марбала, пронзали сверкающие прожилки-узоры, словно внутри камня текла золотая кровь. Марбал был внешне похож на мрамор, только добывали его исключительно для строительства храмов. При молитве Двуликой вкрапления железного золота в этом минерале начинали светиться в такт, что напоминало биение сердца. Хранители считали это доказательством присутствия богини в Ародане.
Рядом с храмом рос белолистный дуб с чёрным стволом и толстыми переплетёнными корнями, которые поднимали дерево над землёй на высоту человеческого роста. Вокруг дуба молились прихожане: богатые и бедные, безымянные и наречённые.
Лика опустила взгляд, хотя как тут было не привлечь внимания, когда её сопровождали сразу четверо стражников. Выдали её, впрочем, вовсе не они.
Один мальчик, услышав звон доспехов, повернулся. Лика встретилась с ним взглядом, и он сразу узнал её.
«Хлебнёт она ещё горя с этими глазами», – вспомнились слова матери.
– Бесценная, смотрите! Это бесценная! – восторженным шёпотом, который прогремел в этой тишине, словно гром, сказал мальчик. Люди посмотрели на Лику с невыразимой надеждой, как будто прямо сейчас она должна была совершить чудо. Однако шкатулка Лики, охваченная багровым туманом, вызывала испуганные возгласы.
Стражники провели Лику мимо песенной и остановились у двери, которая разделяла здание на две части. Стражник постучал по ней железным кольцом, и буквально сразу створка открылась. За ней стояли девушка – ровесница Лики – и пара женщин постарше: одна была совсем седой, с водянистыми глазами, а вторая – чуть моложе матери Лики, пышногрудая и рыжеволосая. Лица у них были угрюмыми, а серые одежды, свободно ниспадавшие с плеч, делали фигуры чересчур объёмными и тяжёлыми.
– Благодарим за помощь, – сухо произнесла девушка. Волосы у неё были заплетены в две косы, которые перевитыми змейками лежали на груди. – Мы позаботимся о бесценной.
Лика надеялась, что смена конвоиров позволит ей хотя бы поговорить с кем-то, но послушницы были так же молчаливы, как и стражники. Они только представились: девушку звали Микаэ́лой, старушку – Баллой, а рыжую – Софу́р, – а после рассказали Лике о порядках.
– Мы будем по очереди сидеть с тобой в келье. Приносить воду, пищу и всё, что тебе понадобится, в разумных пределах, конечно. – Микаэла шла впереди, то и дело сворачивая на перекрёстках. Лика совсем потеряла представление о том, где находится: эта часть храма была похожа на лабиринт.
– Перед равным судом, – прошамкала беззубым ртом Балла, – тебя переоденут и дадут прочитать книгу Двуликой. Ты умеешь читать, дитя?
– Да, – ответила Лика и поспешила спросить: – Скажите, а смогу ли я увидеть родителей?
– Богиня, конечно же нет! – фыркнула Софур. – Никаких посетителей, кроме слуг богини.
– А после суда?
– Если на то будет воля Двуликой. Всё зависит от её приговора. Если на твоей стороне будет светлый лик, естественно, ты выйдешь отсюда очищенной от вины. Мы пришли.
Микаэла отперла одну из комнат. Нигде не было заметно таблички или хоть какой-то детали, которая отличала бы эту келью от остальных. Словно угадав мысли Лики, Софур со смешком сказала:
– Попытаешься выйти без дозволения – заблудишься. И неизвестно ещё, как скоро тебя найдут.
– Довольно, Софур. Ты придёшь на рассвете, а ты, Балла, на закате. Я буду помогать бесценной после обеденного колокола. Лика, поставь шкатулку на стол.
«Помогать? Стеречь, ты хотела сказать», – подумала Лика, войдя в келью.
В комнате была узкая, жёсткая кровать, застеленная тонким покрывалом, набитая шелухой подушка, похожая на тряпочку, деревянные стул и столик, ночная ваза. От стены до стены Лика дотянулась бы ладонями, а с Софур, наверное, смогла бы разминуться разве что боком. На обратной стороне двери был изображён лик богини: разделённое надвое женское лицо, наполовину закрашенное углём, наполовину – мелом.
Внешняя красота и богатство храма никак не сочетались с этой бедной, простецкой комнатушкой.
Микаэла попрощалась с послушницами и закрыла дверь.
В этот же момент девушку как подменили. С лица словно кто-то сдул равнодушие и невозмутимость, показав тщательно скрываемые эмоции. Микаэла перекинула косы на спину и, взяв изумлённую Лику за руки, шёпотом спросила:
– Что произошло, бесценная? Мы жутко перепугались! Нам сказали, что будет равный суд! Старуха Балла как услышала – схватилась за сердце, а я тут же поняла, что произошло что-то ужасное! Хранители молчат и готовятся к суду. Я сразу вызвалась быть твоей помощницей, чтобы эти старые горгульи тебя не запугали. Что? Почему ты плачешь? О богиня, ну тише, тише!
Лика порывисто обняла Микаэлу и разревелась, выплеснув весь накопившийся страх. Сквозь всхлипы она рассказывала, как всё было, раз за разом повторяя, что ничего не крала. Микаэла гладила Лику по волосам и покачивалась в такт её рыданиям, бормоча что-то утешительное. Выслушав, она вытерла щёки Лики и прошептала:
– Никому до суда не рассказывай об этом, поняла? Никому! Особенно Софур, она та ещё болтушка! Можешь посоветоваться с Баллой, она всё-всё знает, только про пустую шкатулку молчи: не поверит и на суде обвинит тебя во лжи, а её слово много весит!
– Что это значит? – всхлипнула Лика. – Что будет на суде?
Глаза Микаэлы широко открылись.
– Так ты ничего не знаешь? Совсем? Как же ты просила о равном суде? Откуда вообще о нём узнала?
Лика сжала губы, попытавшись не заплакать вновь.
– Мне рассказал один человек. Я не знаю его имени.
– Стражник? Анатом? Заключённый в темнице?
– Откуда ты знаешь, что я там была? – испугалась Лика.
– Все об этом говорят, – отмахнулась Микаэла. – Вот что мы сделаем: ты поспишь, потому что на тебе лица нет, а я сбегаю на кухню и принесу что-нибудь. Ты любишь булочки? Отлично! А то Балла много не унесёт, а Софур половину съест по дороге. Я скоро!
Микаэла уложила Лику на кровать и мышью выскочила из кельи. Щёлкнул замок.
Лика ощупывала шершавые стены. Постепенно темнота рассеивалась, отгоняемая тусклым свечением узоров в камне. Микаэла не сидела на месте: сначала она принесла, как и обещала, немного еды, и они вместе отобедали, хотя сперва у Лики кусок в горло не лез. Потом послушница отлучилась ещё раз, другой, третий. По возвращении она приносила разные мелочи: второе покрывало, кувшин с водой, несколько свечей и искряные камушки.
Поначалу Лика радовалась такому вниманию, а потом стала замечать, что Микаэла больше спрашивает, чем отвечает на вопросы. Послушница в основном отшучивалась и переводила разговор на другую тему. Лика так и не вызнала, что ждёт её на суде.
«Наверно, ей нельзя рассказывать», – решила Лика.
– Как ты открыла шкатулку принца? Наверное, магией бесценных? – понизив голос до заговорщического шёпота, спросила Микаэла.
Лика мялась, не зная, что ответить, как вдруг дверь без стука открылась и в келью вошла Балла. Она явно запыхалась. Руки с трудом удерживали скромный подсвечник.
Микаэла тут же отпрянула от Лики. Улыбка исчезла с лица, а взгляд снова сделался безразличным. Девушка встала, слегка кивнула Балле и, не попрощавшись с Ликой, вышла.
Балла заперла дверь изнутри, поставила свечу на пол и с кряхтеньем села на стул.
– Так, говоришь, ты умеешь читать, дитя?
– Да, на ветвийском и на расколотом диалекте, – сказала Лика.
– Возьми Слово богини. – Старушка вытащила две книги из широкого кармана на юбке и одну передала Лике. Открыла текст по закладке и погрузилась в чтение, только глаза по строчкам забегали.
Света едва хватало для чтения. Лика щурилась и вглядывалась в строчки. К концу страницы она спохватилась, сообразив, что не поняла ни единой фразы. Текст был очень старым, поэтому многие слова оставались непонятными: чернила выцвели, а некоторые знаки даже не использовались в современном письме.
– Скажите, что будет на суде?
Балла бросила на девочку строгий взгляд и вернулась к книге, буркнув:
– Не болтай, дитя. Читай.
Лика обиженно нахмурилась. Глаза у неё слезились, и буквы расплывались. Книга толщиной была страниц на триста, и Лика понимала, что не осилит столько и за неделю. Да и был ли там нужный ответ?
– Микаэла сказала, что вы много знаете о бесценных и учении Двуликой, – попробовала Лика разговорить Баллу. – Можете мне рассказать? Пожалуйста.
Балла лишь перевернула страницу.
Лика вздохнула и откинулась на спинку кровати.
– Равны перед Двуликой принцы и нищие, – прочитала Балла. – И грехи их равны, и деяния, и кровь.
Лика встрепенулась, но старуха замолчала и больше не разомкнула губ.
«Неужели она решила подсказать мне?» – подумала Лика и вновь принялась вчитываться в строки.
Постепенно получилось приноровиться к замысловатому письму. Но вот сгорели уже три свечи, а в книге не нашлось даже упоминания равного суда. Лика узнала про наказания и милосердие, про ярость и смех богини, про её чудесные деяния и деяния страшные. Многие истории перекликались со сказками, которые Лике рассказывали в детстве. Сказка о Луне и Солнце говорила о том, что у тьмы и света детей было не поровну и тогда они поделили последнюю дочь. В книге же описывалось сотворение Двуликой мужчиной и женщиной, но в целом истории заканчивались одинаково: богиня уравновешивала все события в мире. Её деяния и дары были необходимы для чего-то большего. Поэтому существовали жизнь и смерть, день и ночь, а у богини – и светлый, и тёмный лики.
Другие истории рассказывали о сути даров. В этом Лика запуталась настолько, что у неё заболела голова. Мор мог оказаться светлым даром, а золотая монета – тёмным, и наоборот. Наречённым не дано было этого понять, так как они не видели всё мироздание и не плели судеб.
«Просто запомни: оба лика нужны, вот и всё», – говорил Лике отец, когда она спрашивала: почему бы богине не смотреть на людей только светлым ликом? И тогда все в мире были бы счастливы. Мать же отвечала: что представляется счастьем для одного, то окажется горем для другого. И чтобы это уравновесить, и нужна Двуликая.
Вспомнив о родителях, Лика затосковала ещё сильнее.
«Сколько прошло времени? Скоро ли рассвет? Сколько осталось до суда?»
– Вы не устали? Может, хотите прилечь? – спросила Лика старушку.
Балла удивлённо приподняла брови, не оторвавшись, впрочем, от чтения.
– Я уже давно не сплю по ночам, дитя.
– Почему?
– Что ж, половину жизни я работала при свете дня, а ночью спала; теперь половину жизни будет наоборот. Не это ли справедливо? Служила при светлом лике, теперь служу при тёмном.
«Что бы у неё такого спросить, чтобы разговорить?»
– А вы открыли шкатулку? – подумав, спросила Лика.
– Да. – Балла закрыла книгу. – Хоть и не хотела этого.
– Но почему?
– Послушай, дитя, – почти ласково сказала Балла, немного наклонившись к Лике. – Я пришла в храм ещё девочкой. Для меня были слишком тяжелы страдания и искушение, поэтому я долго не призывала шкатулку. Я слаба духом, поэтому и отдала жизнь Двуликой. Мне было не по силам вынести ответственность за то, что лежало внутри шкатулки. К тому же я боялась, что мой разум не справится и закипит от бесконечных попыток.
– Почему же вы передумали?
– Я не передумала. Мою шкатулку выбрали для испытания бесценного. Это было ещё до твоего рождения и до смерти Сорона.
– Но я ведь первая бесценная Илассета, – удивилась Лика.
– А человек испытание и не прошёл. Но я взяла шкатулку, и искушение пересилило меня. И так вышло, что я открыла её сама.
– А что вы почувствовали, когда увидели дар богини?
Балла впервые улыбнулась, из-за чего её морщины будто ожили и пришли в движение, и вытащила из кармана крохотный мешочек. Высыпала на ладонь несколько чёрных зёрен.
– Что это?
– Яблочные косточки. В шкатулке было красивое, спелое яблоко. Довольно вкусное, между прочим, – Балла хохотнула.
– Какой необычный дар, то есть я хотела сказать, что яблоко – необычный дар, – улыбнулась Лика.
– Да, дитя, не для принца уж точно, – Балла улыбнулась.
У Лики же вспотели ладони от этих слов. Она фальшиво хихикнула в ответ и сделала вид, что вернулась к чтению книги. Балла посверлила Лику взглядом. Морщинки на щеках женщины разгладились и почти исчезли.
Севир шёл по коридору, поглядывая на крохотную карту, начерченную на ладони. Масляная лампа едва горела, освещая путь лишь на шаг вперёд. Кому понадобились эти лабиринты? Двуликая любит играть в прятки? Или послушницы прячут здесь ухажёров? Назначенное для встречи место находилось в северной части храма. С каждым поворотом пыли становилось всё больше и всё чаще с потолка свисала паутина. Двери келий были перекошены, некоторые и вовсе отсутствовали. Какой-то забытый богиней кусок здания. Странно, что крыс было не видно и не слышно.
Принц остановился на пересечении двух коридоров и свернул направо. Он злился. Если заблудиться, то весь двор завтра будет обсуждать, как принц Ародана заплутал в женском крыле храма. Впрочем, этот позор хотя бы со временем смоется.
Нужную келью Севир нашёл на удивление быстро: как и было сказано в посланной ему записке, дверь в эту комнатку отличалась от всех остальных железным засовом. Видимо, тут содержали провинившихся послушниц ещё до изобретения замков. Впрочем, могло найтись и другое объяснение, Севиру было всё равно. Он зашёл внутрь, и там его уже ждали.
– Ваша светлость, – маленькая фигурка в плаще с капюшоном вышла из тени.
– Что ты узнала?
– Я старалась, ваша светлость, – забормотала она, – делала всё как вы велели.
– Ближе к делу! И сними эту тряпку. Здесь никого нет.
Микаэла откинула капюшон. Она всё время смотрела в пол, съёжившись от взгляда Севира.
«Глупая девчонка».
– Вы были правы, ваша светлость. Она не знает ничего о равном суде. И никто из послушниц не осмелится ей сказать.
Кому, как не послушницам, бояться гнева богини? О равном суде рассказывают либо до его начала, пока богиня не взвешивает твои слова, либо узнают из Слова. Когда Севир прочитал об этой процедуре в самом старом экземпляре писания в библиотеке, волосы на затылке зашевелились. Знал бы он о существовании равного суда, и близко бы к проклятой бесценной не подошёл. Что ж, его положение хотя бы оказалось более выигрышным, чем у Лики. Надо только заставить её отказаться от этой самоубийственной затеи.
– Тем хуже для неё, – ухмыльнулся Севир. – Что о моём даре?
– Простите, – Микаэла рухнула на колени, будто её ударили, – я не смогла ничего узнать. Бесценная всё твердит, что невиновна.
«Ещё бы», – подумал Севир, пропустив мимо ушей нудные оправдания послушницы. Она боялась его. И толку от неё не было никакого. У девчонки попросту не хватало ума, чтобы втереться к Лике в доверие. Управлять через неё бесценной не получилось бы.
– Я хочу, чтобы бесценная отказалась от равного суда. Ты понимаешь почему?
– Да, ваша светлость. Вы хотите спасти её, несмотря на то что она сделала, – сдавленно проговорила Микаэла.
«Богиня, она плачет?» – Севир едва сдержался, чтобы не встряхнуть послушницу как следует. Он был бы и рад, да только спина горела от боли там, где тела коснулась плеть. Отец бил мягкой, «беззубой» плетью, чтобы шрамов не оставалось.
– Наказание за кражу не такое суровое, если сравнивать его с карой Двуликой, Микаэла.
– Да, ваша светлость, но нельзя заставить отказаться от равного суда. Может быть, нам пойти к отцу Лоралу? Я уверена, он сможет что-то сделать. Одно ваше слово, и я отведу вас к нему.
«Глупая, безнадёжно тупая девчонка! Как бы она не рассказала, о чём мы говорили».
– Не стоит беспокоить хранителя веры. Нам нужен кто-то, кто не побоялся бы говорить с бесценной прямо, потому что терять уже нечего.
– Но кто же это?
Севир улыбнулся своим мыслям, а послушнице сказал другое:
– Тот, кто рассказал Лике о равном суде. Сможешь привести его? Я всё устрою: тебе нужно будет отвести его к ней в келью, а потом незаметно вывести, справишься?
И он изложил Микаэле план. Послушница вначале испугалась, но отказать принцу Ародана не посмела.
«Тем хуже для неё».