Роман Злотников
Швейцарец. Война
– Свои документы сюда. Руки держать на виду.
Пару минут придирчиво поизучав переданные документы, он кивнул в сторону лежащего Вольского:
– А это кто?
– Штурман мой. Крови много потерял. В госпиталь ему надо срочно.
– Бомбардировщики?
– Нет, – мотнул головой Виталий. – Высотные перехватчики. На перехват немецкого разведчика вылетели, а его «мессеры» прикрывали. Вот и завалили нас.
Пограничник ещё пару мгновений сверлил его испытующим взглядом, потом медленно кивнул.
– Хорошо. Давай его документы…
Но просто так их не отпустили. Когда пограничник, наконец, закончил проверять документы и осматривать раненых, он высунулся за тент и крикнул:
– Тавликов!
– Здесь, товарищ сержант!
– Залезай в кузов. Проводишь до госпиталя. Убедишься, что всех раненых приняли и оформили как положено. Всё понятно?
– Так точно.
Тавликов, оказавшийся довольно щуплым, или скорее жилистым, парнишкой невысокого росточка, ловко забрался в кузов и устроился в дальнем углу, бдительно уставившись на присутствующих настороженным взглядом и устроив на коленях ППП с деревянным прикладом. Пистолеты-пулемёты состояли на вооружении и в пехоте, и в артиллерии, а также в танковых и инженерных войсках. Только у танкистов и артиллеристов приклад был металлическим и складным. А вот у пехотинцев и, судя по всему, пограничников – деревянный.
– А ты с какой заставы, погранец? – поинтересовался у него сержант-артиллерист, когда они тронулись и отъехали от блокпоста.
Пограничник насупился и боднул его недоверчивым взглядом.
– А вы с какой целью интересуетесь?
– Да успокойся, парень, те заставы уже давно под немцем, – усмехнулся артиллерист. – Просто у меня в дивизионе шестидюймовок, что в Брестской крепости стоял, двоюродный брат служил. Вместе из одной деревни призывались. Вот я и подумал, ежели вдруг ты из кижеватовских, так, может, знаешь про него что?
Про девятую заставу капитана Кижеватого написала газета «Правда». В большой статье, посвящённой героической обороне Брестской крепости. Гарнизон крепости почти неделю отбивал все попытки немцев прорваться в кольцо крепостных стен, а установленная внутри крепостного двора тяжёлая артиллерия всю эту неделю доставляла немцам очень много неприятностей. Причём не только тем, которые атаковали саму крепость. Эти пушки стояли, считай, на самой границе, и потому доставали ажно на семнадцать километров в глубь немецкой территории, накрывая своим огнём подходы аж к трём мостам и парочку рокадных дорог. И хотя мосты были взорваны ещё в первый же день, подходы-то к ним никуда не делись. Так что новые переправы немцам пришлось обустраивать поблизости от взорванных. А куда деваться-то? Это пехота, пусть и с трудом, способна добраться до берега реки почти через любые овраги и буераки, а вот чтобы туда доставить артиллерию, даже лёгкую, уже желательны дороги. Про тяжёлую же и говорить нечего. Как и про любое снабжение. Да и понтоны для наплавных мостов через те же овраги хрен протащишь. Только по дорогам, которые (вот ведь неожиданность) вели к тем самым взорванным мостам… Вот и приходилось немцам раз за разом атаковать крепость, пытаясь заставить замолчать дислоцируемую в кольце её стен артиллерию. Потому что другие способы оказались не слишком эффективны. Ибо орудия в крепости размещались в бетонированных орудийных двориках и капонирах, а сама крепость была прикрыта достаточно мощной ПВО. Не говоря уж о том, что её весьма плотно прикрывала советская авиация. Так что целую неделю, пока не пришёл приказ на прорыв и отход, артиллерия крепости вела огонь буквально на расплав стволов, расстреляв за это время не менее десятка боекомплектов на орудие…
– Нет, я с другой заставы, – сурово отозвался пограничник, но затем, помолчав немного, заговорил с ревнивыми нотками в голосе: – Мы тоже немчуре показали небо с овчинку. Не хуже кижеватовских. Нас перед самым нападением дополнительно усилили тремя огневыми точками из башен от «Т-33».
– Как это?
– Да просто. Привезли три башни с куском верхнего бронелиста. Так что нам осталось только котлован вырыть и вбить несколько опорных брёвен, к которым присобачить тот самый кусок верхнего бронелиста – и огневая точка готова. А траншеи и блиндажи опорного пункта у нас ещё по весне были полностью отрыты и укреплены кольями и досками. И заняли мы их ещё ночью. Заставу-то в два часа «в ружьё» подняли, когда перебеж… кхм, заранее, короче, – пограничник замолчал и некоторое время сердито смотрел в сторону, как видно, досадуя на себя за оговорку. Но затем всё-таки продолжил:
– Немцы сначала артиллерийско-миномётный налёт по казарме произвели. А потом через Буг на лодках попёрли. Ну а мы дождались, когда они к берегу подойдут, да как жахнули со всех стволов. Одних пулемётов по ним работало девятнадцать штук. Ну если с башенными считать. Из них три крупнокалиберных. Весь берег был фрицевскими телами усыпан…
– А потом?
Пограничник помрачнел.
– А потом они начали артиллерией и миномётами уже по нам садить. Первый-то налёт, который по заставе, мы без потерь пережили, потому что к тому моменту там уже никого из наших не было. А вот когда они уже по опорному пункту бить начали, у нас первые потери появились. Трое убитых и одиннадцать раненых. И один капонир с башней от «Т-33» разбило… Но вторую атаку мы снова отбили.
– А потом?
– Потом опять артналёт и ещё самолёты. Вот в тот раз уже немцы боеприпасов не жалели. Самый сильный налёт был. Мы тогда половину личного состава потеряли. Но третью атаку снова отбить удалось. В основном потому, что за первые две попытки мы им много лодок подырявили… А после нам приказ на отход пришёл. У нас в тылу пехота за это время успела заранее подготовленные позиции занять, которые они с весны оборудовали, и ещё дополнительно окопаться, – пограничник вздохнул. – Но хрен бы немчура нас выпустила, если бы на ту сторону не начали такие «чемоданы» падать, от разрыва которых воронки метров по двадцать в диаметре и больше человеческого роста глубиной образовывались. Вот тогда и удалось тихонечко отойти… Но, говорят, немцы в этот день больше на наш берег не лезли. Наоборот, ещё и от Буга в глубь своей территории отошли. Так перепугались…
– Перепугались-то перепугались, а ныне немчура эвон уже под Минском стоит, а не мы под Варшавой, – хрипло пробурчал какой-то раненый от дальнего борта.
– Ничего, не надолго, – зло оскалился Чалый. – А вот то, что я ещё над Берлином полетаю – это я вам обещаю точно!
В этот момент машина затормозила, и сквозь тонкий брезентовый тент послышались звонкие женские голоса. Похоже, они наконец-то добрались до госпиталя…
Глава 3
– Таким образом, на одиннадцать часов утра сегодня, одиннадцатого августа, линия фронта фактически вернулась к положению, которое она занимала на шесть часов утра двадцать седьмого июля. Так что можно констатировать, что все последствия прорыва Гота полностью купированы, – начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Триандафилов замолчал. Сталин, слушавший его, неторопливо прохаживаясь у карты, остановился и окинул её взглядом. После чего вздохнул и произнёс:
– Значит, упустили-таки Гота… – о том, чтобы поймать Гота в ловушку, он мечтал целых четыре года. С того момента, как узнал о его прорыве во время путешествия с Александром в будущее. Причём не просто мечтал, а готовился. Обдумывал планы, предлагал, советовался, копил ресурсы, убирал со своих постов людей, которые в тот раз зарекомендовали себя не очень, и расставлял на их места тех, кто должен был справиться… И вот, на тебе, такой облом. Готу, которого вроде как поймали в надёжную и заранее подготовленную ловушку, удалось-таки вырваться и уйти.
Эта война вообще развивалась совершенно не так, как об этом мечталось, когда он размышлял и планировал там, в будущем, или уже тут, по возвращении. Там ему казалось, что стоит устранить парочку-тройку вполне, с позиции послезнания, очевидных ошибок, чуть-чуть по-иному расположить силы и ресурсы, где-то что-то добавив за счёт того, что где-то на вроде как второстепенном направлении что-то будет незначительно убавлено, – и всё пойдёт куда как лучше, чем было в реальности. Но не тут-то было. Как выяснилось, стоило устранить одни ошибки и недостатки, как тут же появлялись другие. Причём иногда практически полностью повторяющие уже устранённые. Просто на этот раз их совершили совершенно другие люди, в изученной им истории вроде как никакими «косяками» не отметившиеся, но зато очень часто находящиеся на той же позиции в управленческой вертикали, что и прежние. Ну, почти. Скажем, ошибку командира дивизии на этот раз мог совершить не такой же командир дивизии, а командир бригады, или тоже комдив, но действовавшей на полсотни километров в стороне… А основной проблемой оказалось то, что немцы, про которых почти все историки и мемуаристы дружно писали, что они весьма слабы в импровизации и что едва только развитие операции начинает отклоняться от заранее спланированного – как они немедленно теряются и начинают тормозить, оказались совершенно не такими. Наоборот, выяснилось, что они отлично импровизируют. И что все «домашние заготовки», которые были разработаны и подготовлены именно к лету сорок первого, дают результат один, максимум два раза. После чего немецкие командиры тут же находят меры противодействия, и буквально через пару суток их войска снова начинают двигаться вперёд…
– Другого выхода не было, товарищ Сталин, – твёрдо произнёс Триандафилов. – Оперативные резервы фронта на момент прорыва были достаточно ограниченны – всего две стрелковые дивизии и три бригады лёгких противотанковых САУ. Вследствие чего командование фронта приняло решение использовать их все для остановки прорыва и удержания его флангов. И Генеральный штаб поддержал это решение. Сами знаете, как немцы способны импровизировать… Не дай бог Гот прорвался бы – весь фронт рухнул! Поэтому все они были брошены против танков Гота. Так что надёжно замкнуть кольцо, увы, было просто нечем, – Владимир Кириакович сделал паузу и, мгновение поколебавшись, продолжил: – Однако я не оценивал бы произошедшее как неудачу. В конце концов, немцы отступили. Кстати, впервые с начала войны. Остановка наступления и переход к обороне уже случались, а вот отступлений пока не было. Потом Гот ушёл, бросив очень много техники, причём не только неисправной, и практически всю артиллерию. Так что наступательный потенциал третьей танковой группы к настоящему моменту можно считать полностью исчерпанным. То есть нам удалось полностью уничтожить один из ударных кулаков группы армий Центр.
Сталин нахмурился и зло бросил:
– Не уничтожить! – после чего снова прошёлся вдоль карты и, остановившись у её центра, окинул взглядом нанесённую обстановку.
– И какие у Гота потери?
– Подсчёты ещё продолжаются, но, по докладам, он вынужден был бросить на местах боестолкновений не менее ста шестидесяти только одних танков. И потеря сто сорока восьми уже подтверждена трофейщиками. Причём часть из них находится во вполне исправном состоянии. У немцев просто кончилось горючее, и они вынуждены были бросить часть исправных машин, чтобы спастись на остальных.
– А какие именно машины потеряли немцы? Данные есть?
Триандафилов повернулся к столу, из-за которого тут же поднялась плотная фигура инспектора бронетанковых войск генерала Павлова.
– Так точно, товарищ Сталин. По докладам трофейщиков, сорок пять процентов потерянных немцами машин – это Panzerkampfwagen II, около двадцати пяти – бывшие чешские LT vz.38. Остальное – «тройки», «четвёрки» и несколько «штугов». Похоже, наиболее ценные и современные машины они пытались вывезти любой ценой… Кроме того, помимо танков, трофейными командами собрано ещё около двух сотен лёгкой бронетехники – в основном полугусенички немецкого и частью французского производства, фирмы «Lorraine», часть из которых так же полностью исправна. А среди других трофеев в значительном количестве имеются артиллерийские орудия и-и-и… гужевой транспорт. По поводу последнего могу сказать, что только за его счёт получится полностью доукомплектовать после потерь первую конно-механизированную группу Доватора.
Сталин кивнул. В изученной им истории конно-механизированные группы начали создаваться гораздо позже. Но поскольку у них тут, несмотря на все проблемы, ошибки, неудачи и трудности, потери первого месяца войны удалось-таки ещё немного снизить, да и темпы наступления немцев уже начали отставать от тех, что были в изученной им во время путешествия в будущее предыдущей реальности (пока немного, на день-два, но…), почему бы не начать воплощать хорошую идею несколько пораньше. Тем более что в прошлой реальности их так же планировалось начать формировать где-то в это же время. Однако в предыдущей реальности предназначенные для этого части и соединения пришлось бросить на остановку прорыва третьей танковой группы. Сейчас же, благодаря заблаговременной подготовке и наличию лёгких ПТО САУ, справились без них. Кстати…
– А как у фронта с резервами сейчас?
На этот вопрос снова ответил Триандафилов. Он был самым высокопоставленным из военных, участвующих в заседании Ставки. И третьим из находящихся здесь «погружённых в тему». Фрунзе в понедельник уехал на фронт. Ванников почти безвылазно сидел на Урале. Вавилов мотался по стране, занимаясь резким наращиванием производства медикаментов. Несмотря на все вроде как заранее подготовленные планы, этот участок работы с началом войны отчего-то сильно забуксовал. Бухарин в настоящий момент находился в Монголии, где шёл массовый забой овец и организация производства консервов и полушубков. Зима ожидалась очень холодной, и готовиться к ней надо было загодя… Межлаук тоже был по горло занят. Меркулова Сталин принял ещё до начала заседания и уже отпустил. У него и так дел было навалом. К тому же полным ходом шла сложнейшая операция с бельгийским ураном в США, от которой очень зависели сроки создания первой американской атомной бомбы. Так что из всей восьмёрки «посвящённых» на сегодняшнем заседании Ставки Верховного главнокомандования присутствовали только сам Иосиф Виссарионович, Владимир Кириакович и Сергей Миронович Киров. Который пока по большей части молчал, не вмешиваясь в обсуждение. Ну да то, что он будет докладывать, предназначалось для куда более узкого круга, чем даже собравшийся в настоящий момент…
– Пока плохо. Из трёх бригад лёгких противотанковых САУ осталась, дай бог, одна. Да и та недоукомплектованная. Хотя в неё собрали исправную технику со всех трёх. Но ремонтные службы обещают до конца недели доукомплектовать её до полного штата. К сожалению, это всё…
Сталин понимающе кивнул.
Лёгкая противотанковая самоходная установка, так хорошо показавшая себя в этих боях, была, по существу, если пользоваться терминологией противника, «эрзацем». Поскольку представляла собой старенький «Т-33», с которого срезали башню и верхний лист бронекорпуса (каковые, кстати, по большей части ушли на усиление вооружения УРов, а также пограничных застав на новой границе), воткнув вместо них «сорокапятку», укрытую спереди и частично с боков весьма примитивным и тонким бронещитком. Нечто подобное клепали и немцы на базе своих «единичек» и трофейных чешских сорокасемимиллиметровых противотанковых пушек, гордо обозвав получившуюся конструкцию «Панцерягер I». Причём во Франции эти «уродцы» показали себя весьма неплохо. Что и позволило «залегендировать» идею подобной машины. Поскольку, на самом деле, не просто идея, но и инженерные расчёты, и даже чертежи для неё, были принесены Триандафиловым из будущего… Русский вариант, навскидку, должен был оказаться вполне боеспособным против практически любых танков, которые немцы могли бросить в бой летом сорок первого. Ну, может, кроме трофейных французских B-1bis. Но их на Восточном фронте не ожидали… «Двойки», «тридцать восьмые» чехи и старые модификации «троек» и «четвёрок» тем вариантом «сорокапятки», который в этой реальности был принят на вооружение в тридцать восьмом году и представлял собой некую компиляцию из «53-К» и «М-42» ажно позапрошлой реальности прошибались в лоб простым калиберным снарядом уже с дальности более километра (ну так шестидесятикалиберный ствол обеспечивал начальную скорость калиберного бронебойного снаряда около восьмисот сорока метров секунду). Экранированные и более новые модификации брали только в упор. С дистанций от трёхсот до ста пятидесяти метров. Ну, или в борт… Бронирование у этих машинок изначально было для текущего уровня, считай, никаким, но поскольку эти самоходки планировалось использовать только из засад, ибо на поле боя подобному убожеству делать было просто нечего, вследствие чего, кстати, принятие на вооружение подобного варианта «дёшево и сердито» пришлось прямо-таки «продавить» через военных. Но, вследствие этого, к началу войны их успели наклепать в количестве более девяти с половиной сотен. Что позволило сформировать восемь бригад лёгких ПТО САУ. Четыре из них изначально входили в состав Западного особого военного округа, на базе которого и был сформирован Западный фронт, а ещё по паре получили Прибалтийский и Киевский особые округа. Одесскому же ничего не осталось… Но вся беда была в том, что производство «Т-33» прекратили аж пять лет назад. Так что взять «базу» для новых машин было просто неоткуда. И так для них выгребли практически все более-менее исправные шасси. Вопрос же о восстановлении производства даже не ставился. Ибо, по умолчанию, считалось, что уже к зиме боевой потенциал подобного «эрзаца» будет полностью исчерпан. Немцы же не дураки – точно же проведут модернизацию и усилят бронирование своей техники… Так что к концу осени планировалось начать перевооружение бригад лёгких ПТО САУ на уже стоящие на конвейере самоходки «СУ-76», исполненные на базе новой лёгкой гусеничной платформы, принятой на вооружение в тридцать восьмом году. Они были вооружены намного более мощной сорокапятикалиберной трёхдюймовкой и куда лучше забронированы. Но пока эти САУ производились в крайне недостаточных количествах. К тому же в настоящий момент всё произведённое практически «с колёс» полностью уходило на укомплектование артполков новых механизированных и танковых дивизий.
– …а кроме неё имеется только одна стрелковая дивизия, только что переброшенная из резерва Ставки. Те две, что были задействованы в купировании прорыва, отведены на пополнение и смогут в достаточной мере восстановить боеспособность только недели через три-четыре. Уж больно потери оказались большими… Но командование фронта уверено, что это время у них есть. Вторую танковую группу хорошо потрепали ещё две недели назад. А третью – вот только что. Атаковать же только пехотой, без возможности быстрого введения в прорыв подвижных частей, немцы не будут. Потому что это полностью противоречит их тактике.
– Это оценка Генерального штаба?
– Да, это оценка Генерального штаба.
Сталин недовольно пошевелил усами и не удержался от шпильки:
– И какой, вы считаете, у этой оценки уровень достоверности? Выше или ниже, чем у той, в которой вы убеждали меня, что мы сумеем окружить и полностью уничтожить Гота?
В кабинете повисла напряжённая тишина. Но Иосиф Виссарионович уже взял себя в руки и продолжил более спокойно:
– А каковы потери самоходных бригад ПТО по личному составу?
– Здесь всё лучше. «Суммарные потери – около сорока процентов. Причём это и убитыми, и ранеными. Но медики дали осторожный прогноз, что не менее шестидесяти процентов раненых смогут вернуться в строй. Причём половина от этого числа может быть использована в качестве пополнения уже через пару-тройку недель. Так что была бы техника – смогли бы сформировать ещё одну бригаду, но…
– А разве нельзя восстановить часть подбитых машин?
Триандафилов снова повернулся к Павлову. Тот замялся, но ответил:
– Так это уже делается. Именно восстановленными машинами мы и планируем доукомплектовать имеющуюся бригаду.
– То есть их хватит только на доукомплектование одной бригады? Или ещё что-то останется?
– Точно сказать не могу, но, даже по самым оптимистичным подсчётам, получится восстановить не более десяти процентов потерянной техники, – он развёл руками и покаянно произнёс: – Дело даже не в том, что поражения оказались такими уж тяжёлыми. Просто двигатели и ходовая у машин сильно изношены. Так что часть самоходок вышла из строя вследствие поломок. Не говоря уж о том, что в качестве базы для них была использована техника, уже находившаяся на грани исчерпания ресурса, эти бригады ещё и активно использовались в качестве оперативного противотанкового резерва во время всего приграничного сражения… Восстанавливать же их просто нечем. После остановки производства «Т-33» и разворачивания производства новой лёгкой гусеничной платформы изготовление запчастей для старой неуклонно снижалось. И большую часть произведённого пустили как раз на ремонт и восстановление боеспособности этих же машин при переделке их из танков в лёгкие САУ. Так что сейчас склады практически пусты.
Сталин молча кивнул и, повернувшись, прошёлся по кабинету вдоль окон. Остановился. Подумал. А затем развернулся и внезапно спросил:
– Хм, а в каком состоянии немецкие машины? Есть возможность их отремонтировать? Хотя бы часть можно восстановить? Например, снимая запчасти с более сильно повреждённых.
Все присутствующие переглянулись, а инспектор бронетанковых войск, побагровев, сглотнул и неуверенно произнёс:
– Не могу доложить, товарищ Сталин. Эту информацию мы у трофейщиков не запрашивали.
– А вы запросите, товарищ Павлов. А лучше сразу после заседания сформируйте группу и вылетите на место. Надеюсь, вам удастся организовать восстановление ходовых качеств достаточно значимого количества захваченной нами техники. Тем более что вы упоминали, что часть её и так практически исправна и была брошена немцами только вследствие израсходованного горючего? Вот вам, пожалуйста, и база для установки пушек. «Сумеют во фронтовых мастерских переставить исправные пушки с нашей техники на немецкую?
– Так точно! – с некоторым, однако, сомнением в голосе кивнул Павлов. – И, я думаю, – да, использование фронтовых мастерских может быть выходом. Переоборудование «Т-33» в лёгкие САУ тоже ведь осуществлялось по большей части в окружных и корпусных мастерских. С заводов только ремкомплекты шли. Так что и здесь должны справиться. Тем более что опыт уже имеется.
– Вот и хорошо. Значит, через некоторое время мы получим на этом фронте ещё одну, причём обстрелянную, самоходную бригаду ПТО, – удовлетворённо кивнул Сталин. Сам он в успехе этой идеи не сомневался. Алекс как-то рассказывал, что такие финты наша армия делала ещё в самых первых из изученных им вариантов Великой Отечественной. Была там такая самоходка под названием «СУ-76(и)», где буковка «и» как раз и означала иностранную базу, в качестве которой использовались немецкие «тройки» и «штуги». По словам парня, ему про неё впервые рассказал сотрудник Центрального музея Вооруженных сил, которого Алекс именовал не иначе как «уважаемый Семён Лукич». Так вот таких машин в той реальности смогли наклепать более двух сотен штук, то есть совсем не «опытное» количество. Конструкция получилась вполне удачная. Несмотря на то, что пушка на них стояла куда больше и тяжелей. А тут всего-то «сорокапятку» воткнуть…
– Но всё равно резервов у фронта, я считаю, явно недостаточно. Владимир Кириакович, подумайте, чем мы ещё сможем усилить товарища Уборевича. Нам надо, чтобы Минск продержался как можно дольше.
– Так точно, Иосиф Виссарионович!
На самом деле резервы были. На линии Витебск – Орша – Могилёв сейчас разворачивался Первый Резервный фронт. Составляющие его дивизии в настоящий момент активно проходили боевое слаживание, поскольку по большей части представляли собой либо только-только доукомплектованные кадрированные соединения мирного времени, либо вообще вновь созданные, то есть те, что начали развёртывание лишь после объявления мобилизации. Ну и параллельно этому новый фронт активно строил для себя линию обороны. Так что сдёргивать оттуда какие-либо части было крайне нежелательно. Но раз поступил прямой приказ…
– Хорошо, что по Юго-Западному фронту?
– За последние сутки существенных изменений не произошло. Прорыв немцев на стыке Изяславского и Староконстантиновского УРов в направлении Бердичева остановить пока так и не удалось, но их продвижение сильно замедлилось. Маршал Тимошенко продолжает переброску подкреплений на угрожаемый участок, но их сосредоточение ещё не закончено. К тому же у него изначально было всего две бригады лёгких противотанковых САУ, которые к началу прорыва уже понесли серьёзные потери… чего, как показал опыт Западного фронта, против полноценной танковой группы совершенно недостаточно. Так что ему приходится разворачивать в качестве ПТО ещё и буксируемую артиллерию. А она, естественно, обладает куда меньшей мобильностью…
Ну насчёт того, что более мобильно – лёгкие самоходки ПТО на крайне изношенной базе или буксируемые орудия, но с новенькими тягачами, можно было бы и поспорить, однако это точно не его уровень, пусть Тимошенко разбирается сам… Так что Сталин просто кивнул и задал следующий вопрос:
– Хорошо, а как дела под Одессой?
В текущей реальности Южный фронт по своему составу был едва ли не в полтора, а то и в два раза слабее, чем в большинстве предыдущих. Но при этом дрался вполне достойно. Так что, несмотря на то, что румынам и немцам сейчас противостояли куда меньшие силы, никакого более быстрого продвижения противника не случилось. Скорее наоборот, было некоторое отставание. Не слишком существенное. Ну, если сравнивать с тем же Западным фронтом… Впрочем, это было объяснимо. Потому что и противник тут был куда слабее. Немцев было не слишком много, в основном же части и соединения этого фронта дрались с румынами.
– Идут упорные бои в районе Днестровского лимана. Румыны рвутся к насосной станции, но корпус генерала Дашичева стойко держит оборону.
– А какова вероятность того, что противник, не добившись быстрого успеха, попытается разрушить насосную станцию тяжёлой артиллерией или авиацией?
– Я считаю, на данный момент – небольшая, товарищ Сталин. Румыны надеются вскоре захватить Одессу, и не думаю, что они так жаждут после этого повесить себе на шею столь нелёгкую проблему, как организация водоснабжения города при разрушенной насосной станции.
– А если всё-таки рискнут?
Триандафилов пожал плечами и посмотрел на сидевшего с краю Шапошникова. Тот неторопливо поднялся, одёрнул гимнастёрку и начал отвечать весьма спокойным тоном:
– Товарищ Сталин, особенных проблем не будет даже в этом случае. На последнем предвоенном совещании я докладывал, что инженерными частями округа между лиманом и Одессой было проложено три дополнительных заглублённых трубопровода, каждый из которых имеет собственный насос. Обнаружить их очень непросто. Если, конечно, румыны не займут ту территорию полностью… Но, как я понял, пока об этом речи не идёт. Поразить же артиллерией и воздушным налётом их ещё более проблематично. Поскольку все три нитки достаточно заглублены и замаскированы. В том числе и высевом травы. Они, конечно, гораздо меньшего диаметра, чем основной водовод, но, с учётом того, что в городе подготовлены дополнительные хранилища воды на базе бетонных ванн недостроенных бассейнов, особенной опасности того, что город останется без воды, нет. Хотя вводить нормирование, возможно, придётся. Как и доставку воды в отдалённые районы цистернами. Потому что полностью заполнить водой городской водопровод с помощью этих водоводов, конечно, не получится. Но вода будет. И до осенних дождей город продержится без особенных проблем даже при самом негативном развитии событий…
Сталин задумчиво кивнул.
– Хорошо. Не хотелось бы терять Одессу только лишь потому, что она лишится воды. Она для немцев и румын может стать очень большим гвоздём в заднице.
Все присутствующие понимающе переглянулись. Одесская военно-морская база перед самой войной была значительно укреплена. Достаточно упомянуть новые мощные башенные береговые батареи, представляющие из себя поднятые ЭПРОН со дна Новороссийской бухты, башни главного калибра линкора «Императрица Екатерина». При установке в качестве береговых им провели модернизацию, немного увеличив угол подъёма ствола, так что дальность стрельбы возросла до тридцати пяти километров. Что делало вероятность захвата Одессы до полного исчерпания боезапаса этих батарей весьма проблематичной. А снарядов для этих орудий в Одессе запасено было более двух боекомплектов.
– А как обстоит дело с подготовкой операции на Севере?
– Здесь есть небольшая задержка, товарищ Сталин.
– Задержка?
– Да. Как вы помните, на прошлой неделе две дивизии из состава формируемой Особой группы войск пришлось перебросить в помощь Прибалтийскому фронту. Ставка санкционировала это решение…
– Да, но я помню, что когда вы его представляли, то сообщили, что уже предусмотрели, откуда возьмёте замену.
– Да-да, новые дивизии им на замену уже формируются. Но дело в том, что эти новые дивизии не проходили специальной десантной подготовки. Так что достижение ими уровня полной готовности к участию в операции Генеральный штаб ожидает не ранее середины октября.
Сталин нахмурился. Опять задержки и неувязки. И это они ещё были заранее готовы к тому, что война начнётся именно двадцать девятого июня. Причём готовы так, что никаким немцам и не снилось. Достаточно сказать, что у них были не только полные и подробные карты развёртывания немецких частей и соединений, точные координаты складов и аэродромов базирования немецкой авиации, но и точное знание основных целей ударов немецкой авиации. Во всяком случае, на первые пару недель. Что же творилось в той реальности, в которой немцам удалось достичь стратегической внезапности?! Скорее всего, полный ужас…
– То есть у нас не остаётся никакого запаса времени? – недовольно уточнил он.
Триандафилов молча наклонил голову. Сталин раздражённо нахмурился. Чёрт! Эта операция была слишком важна, чтобы её переносить. Она процентов на тридцать должна была определить, как дальше пойдёт война. Её неуспех означал крах практически всех заранее разработанных планов. Причём не только военных, но и очень многих послевоенных. Именно ради того, чтобы сформировать предназначенную для неё группировку войск и был так ослаблен Южный фронт. Именно для неё на север шли эшелоны новеньких танков и самоходок, которые так требовались сейчас на других фронтах. Но провести её с максимальными шансами на успех можно было только в определённый, довольно короткий период времени. Чуть раньше – и у немцев будет время перебросить морем достаточные подкрепления, вследствие чего войска втянутся в затяжные бои с непредсказуемым итогом. Чуть позже – начнутся зимние шторма, и как сам десант, так и переброска подкреплений, а также снабжение высадившейся группировки окажутся очень сильно затруднены, а то и вовсе невозможны. Фактически операция была возможна в узком временном коридоре сроком всего в пару недель. И тут – на тебе – выясняется, что сроки готовности войсковой группировки сдвигаются практически к самому началу этого временно́го коридора. То есть ещё одна-две затяжки – и всё…
