Роман Литвинцев
Заря красного Забайкалья
Глава 8. Мария Спиридонова
С конца 1860-x годов женщины стали проявлять политическую активность. Не одна уважающая себя, прогрессивная революционная организация не могла представить себя без большего обилия молотых девушек, курсисток, институток. Дворянки, воспитанные на романтике и утонченной эстетике приключенческих и любовных романов видели в революционерах этаких рыцарей плаща и шпаги, борющихся за добро против тиранов и деспотов. Своего рода «Робин гудов». В те времена революция была девушкой, у которой находилось множество женихов, и подруг.
Начиная с 70-х годов прошлого столетия, в крупных политических процессах в качестве главных обвиняемых появляются женщины. Российские суды приговаривают к смертной казни Софью Перовскую, Гесю Гельфман. Вера Засулич. Революционеры выступали противниками смертной казни, и высказывались, что «царские палачи» истязают и казнят бедных женщин. Хотя сами эти женщины не гнушались убийствами, приводили в исполнение приговоры боевых организаций. Женщины наровне с мужчинами участвовали в терроре.
Женщина в революционном терроре это была великая сила, способная на все, на жертвенность, на фанатичную самоотдачу во имя свободы, против самодержавия. Зачастую девушки даже не понимали всю глубину и трагизм своих действий, увлеченно следуя громким лозунгам романтичных вождей. Революционерки самозабвенно отдавали душу и тело на алтарь революции.
16 января 1906 года юная студентка Мария Спиридонова совершила в Борисоглебске казнь вице-губернатора Луженовского по приговору Партии Социалистов Революционеров. Девушка была приговорена военным судом к смертной казни через повешение. В полицейском участке жандармы, раздев Марию донага, жестоко избивали её, а потом истязали, туша о её грудь окурки, затем в вагоне во время отправки на суд, по пути в Тамбов, изнасиловали.
Врач, осматривавший Спиридонову в тюрьме, засвидетельствовал многочисленные повреждения и следы надругательства. Девушка пребывала в шоке, от пережитого кошмара двадцати двух летняя Мария не могла вспомнить свое имя, она помнила лишь то, что учится в 7 классе.
Насильник, сотрудник охранного отделения Аврамов так усердствовали в избиении, что лицо девушки превратилось в кровавое месиво, были выбиты почти все зубы, левый глаз практически ослеп, легкие отбиты, она оглохла на правое ухо.
Дело Спиридоновой получило международную огласку и имело заметный общественный резонанс. Под давлением либеральной прессы и интеллигенции смертная казнь была заменена бессрочной каторгой в Забайкалье. Первоначально Мария Александровна содержалась в Акатуе, а затем в Мальцевской тюрьме.
После революционных событий 1905 года у властей назрела проблема содержания в заключении женщин осужденных по политическим статьям. В Забайкалье специально строится Мальцевская тюрьма, предназначенная для содержания женщин. Сюда ссылали в основном социалисток-революционерок. Из семидесятых двух женщин тридцать шесть принадлежали партии эсеров.
Юная Мария, уже смерившаяся со смертным приговором приготовилась к избавлению от позора и мучений. Известие о изменении приговора на каторгу, лишило девушку душевного равновесия. Потрясенная проявленной «гуманностью властей», Спиридонова решилась на самоубийство. Только уговоры ее друга Владимира Вольского с которым у нее были романтические отношения смогли убедить ее не совершать столь страшный поступок. Восторженные любовные письма, которые он посылал Марии, вселяли в нее надежду, придавали ей сил. Влюбленные отчаянно добивались свиданий, они хотели пожениться. Тюремное начальство не разрешило им встретится, тем более заключить брак, аргументируя отказ тем, что первый брак Вольского не был расторгнут, и тюрьма не бордель. Встретились Владимир и Мария только в 1917 году, но общего у них уже ничего не было, даже не, о чем было поговорить. Потерянное время в тюрьме убило чувства.
Сразу же после освобождения по личному распоряжению А. Керенского в марте 1917 года, Мария Александровна активно занялась общественной и политической работой. По инициативе Спиридоновой в Чите был создан эсеровский комитет, стоявший на позициях интернационализма и максимализма. До середины мая Спиридонова принимала участие в работе Читинского Совета Рабочих и солдатских депутатов. 13 мая после речи Спиридоновой исполком Читинского Совета принял решение о ликвидации Нерчинской каторги. Это неудивительно, эсеры пользовались огромным влиянием в Забайкалье. Они всегда поддерживали крестьянство, которое преобладало в области.
Мария Александровна делегирована на 3-й съезд Партии Социалистов Революционеров. На съезде она представляла Забайкальскую область. Как видную революционерку, не предавшую идеалы свободы в неволе, Спиридонову избрали в президиум в качестве почетного члена. Во время съезда произошел раскол партии на левое и правое крыло. Спиридонова вошла в руководство левых эсеров.
В Питере Мария Александровна мгновенно влилась в активную политическую борьбу, стала членом Северной организации ПСР, выступала за всестороннее углубление революции, выдвигала свою кандидатуру в Центральный комитет партии, но из-за интриг не недобрала голосов.
С лета 1917 года Спиридонова активно занимается издательской и пропагандистской деятельностью. В журнале партии «Наш путь» публикуется ее статья «Задачи революции», которая фактически стала ее предвыборной программой. Мария Александровна включена в список кандидатов на выборы в Учредительное собрание. Спиридонова участвует в различных съездах, собраниях, встречается с рабочими и моряками Балтийского флота. С их стороны находит поддержку и одобрение.
После большевистского переворота в октябре 1917 года Спиридонова вместе с левыми эсерами сотрудничает с большевиками. Дальнейшие расхождения во взглядах с ними приведут Марию Спиридонову к неудачному левоэсеровскому мятежу 6 июля 1918 года. Удайся мятеж, она могла бы встать во главе советской республики, но мятеж привел к ее аресту. Политическая звезда Марии Александровны начала клониться к закату. В 1925 году Спиридонова была отправлена в ссылку. Во второй половине 1930-х попадет под молот репрессий. Мария Александровна Спиридонова была расстреляна 11 сентября 1941 года.
Глава 9. Петровск-Забайкальские «чуглитовцы» в красной гвардии
Узнав о Октябрьской социалистической революции, рабочие чугуноплавильного производства Петровского Завода по приказу 3-ей областной партконференции РСДРП, состоявшейся в декабре 1917 года, приступили к установлению Советской власти.
26 января 1918 года рабочее собрание под председательством токаря механического цеха Г. Снгаева избрало Совет депутатов и передало ему всю полноту власти. Членами Совета были Петр Васильевич Гладких, Александр Глебович Гладких, Трофим Перфильев, Вячеслав Сутурии, кандидатами – Андрей Миронович Мальцев, Степан Васильевич Степанов, Алексей Николаевич Инжелевский, Иосиф Борисович Добрынин. Выбранный Совет контролировал дисциплину и порядок в поселке, обеспечивал охрану завода и организовывал борьбу с самогоноварением. Пришедшая на смену старого режима Советская власть создавала совершенно новую систему управления национализированными промышленными предприятиями страны. В марте 1918 года по решению 2-го съезда профессионального союза рабочих и служащих горной промышленности Забайкалья управление Нерчинского горного округа ликвидируется, и все руководство предприятиями переходит в ведение только что организованного Забайкальского областного горного совета. Высшим органам управления Петровским чугуноплавильным, литейным и механическим заводом в первом году Советской власти стал заводской хозяйственный совет, состоящий из пяти членов, избираемых на один год тайной подачей голосов всех рабочих и служащих предприятия. Его главными задачами являлось: улучшение и увеличение производства, удешевление его и поднятие трудоспособности товарищей. В хозяйственный совет вошли формовщик А. А. Андреев, горновой И. Д. Уцин, токарь Г. Е. Сигаев, слесарь В. Ф. Сутурин и управляющий заводом Н. А. Мальцев. Они несли полную ответственность за финансовую и производственную деятельность предприятия, за выполнение заказов, за кадры, за развитие и техническую оснащенность завода. Выборы хозяйственного совета состоялись на собрании рабочих 2 апреля 1918 года. Тогда же было решено создать отряд Красной Гвардии рабочих- «чуглитовцев». Возглавил его вернувшийся с Первой мировой войны георгиевский кавалер, слесарь механического цеха, член партии большевиков Иван Полуэктович Бухаров, помощником был назначен член заводского хозяйственного совета Александр Глебович Гладких. Отряд состоял из 115 рабочих. Были в нем братья Гладких и Крауз, Алексей Сергеевич Коновалов, Василий Федорович Мигунов, Петр Мигунов, Дмитрий Михайлович Губанов, Василий Колобов, Владимир Добрынин, Макаров и другие рабочие, в большинстве молодые, не учувствовавшие в войне, не имевшие дела с оружием. Но несмотря на свою молодость они были полны решимости беспощадно бороться за Советскую власть, против семеновских войск, по слухам формирующихся на станции Маньчжурия, с отрядами белогвардейцев и иностранными интервентами. Бухаров и Гладких после работы обучали необстрелянных красногвардейцев основам военного дела. В августе 1918 года положение советов в Забайкалье резко ухудшилось. Неуверенная попытка остановить продвижение вооруженных отрядов, подчинявшихся временному сибирскому правительству и чехословацкого корпуса не увенчалась успехом. Красные оставив Верхнеудинск (ныне Улан-Уде) и Петровский Завод отступали к Чите.
В Чите красногвардейцы петровчане охраняли Государственный банк. В конце августа отряд «чуглитовцев», был послан выполнять задание С. Лазо. Петровчане совершил дерзкий налет на арсенал с оружием в Нерчинске. Об этом событии А. Гладких вспоминал так: «Буквально из-под носа белых вырвали винтовки… Это оружие было роздано по пути нашего отступления от станции Приисковая Забайкальской железной дороги до города Свободного Амурской железной дороги, в том числе были вооружены рабочие узловых депо станции Шилка, Ксеньевская, Могоча, Ерофей Павлович, Магдагачи и др. Это сыграло важную роль в разгроме врагов революции…» С уходом на восток последних эшелонов красной армии и красногвардейских отрядов и установления в Восточной окраине Белой Забайкальской государственности во главе с атаманом Семеновым, тотчас активизировались большевистские подпольные организации. Сильные подпольные группы образовались в Петровском Заводе. Одна из них была создана на станции. В ее состав вошли М. А. Сажин, А. П. Павлуцкий и другие. Руководил группой Афанасий Сергеевич Рыжков, паровозный кочегар. Вторая группа действовала на Петровском чугунолитейном заводе: А. А. Андреев, П. Колобов, А. П. Бухаров и другие. В одну из январских морозных ночей 1920 года небольшая группа партизан под командованием Евгения Владимировича Лебедева совершила налет на овчинно-шубный завод поселка. Погрузили на подводы и вывезли партизанам сотни полушубков, валенок, теплых рукавиц. Связным партизанского отряда, с заведующим производством овчинно-шубного завода, подпольщиком С. Р. Заводовским, отвечающим за подготовку этой смелой операции, был молодой партизан, храбрый разведчик Николай Негин, сын местного железнодорожника. Его не сломили горечь поражений, аресты, не человеческие пытки в семеновских застенках. В мае 1920 года Негин вступил в ряды партии большевиков и до конца своей короткой жизни оставался убежденным коммунистом. Навечно остались в истории гражданской войны 18 бойцов партизанского отряда, погибших в неравном, жестоком бою с японцами на Тарасовой заимке под селом Харауз, в 20 километрах от Петровского Завода. В этом бою погибли братья Кухтины – Василий, Михаил, Иван, Федор Лончиков, Федор Дьячковский, Иннокентий Томилов из Петровского Завода, и бойцы из сел Мухор-Шибирь, Новый Заган и Катаева. Командир отряда Радзевич до последнего патрона отстреливался от врагов. Партизан похоронили при большом стечении народа на кладбище Петровского Завода в братской могиле.
Глава 10. Атаман Семенов – беспощадный борец с коммунизмом
Белоэмиграция всегда воспринимала годовщины большевистского «Октября», как дни всенародного покаяния и траура России. Русские изгнанники, проживавшие в Маньчжу-Ди-Го, в 1938 году отмечали двадцатую годовщину начала борьбы за освобождение Родины под предводительством Атамана Семенова. По условиям времени и места день рождения Атамана 26 сентября принято было считать днем начала борьбы и днем признания заслуг Атамана. Как известно, Атаман Г. М. Семенов первым поднял знамя борьбы с большевизмом, сразу же после начала революции. Выступление это имело колоссальное значение, сейчас это как правило замалчивается и на передовую выдвигаются заслуги других деятелей белого движения, но именно Семенов стал первым, кто дал решительный отпор силам революции, тем самым подав пример к образованию и других антибольшевистских центров вооруженной борьбы. Выступление подтолкнуло колеблющихся и убедило сомневающихся. Знамя было поднято, нужный слова произнесены и вооруженная борьба начата. Походный Атаман Казачьих войск Урала, Сибири и Дальнего Востока Генерал-Лейтенант Г. М. Семенов является общепризнанным Вождем белого движения в 1920-30-х годах. Его имя было хорошо известно не только в местах русского рассеяния, но и в России.
В 1918 году, молодой, тогда еще никому неведомый, забайкалец Г. М. Семенов дерзко бросил вызов торжествующему свою победу над Россией советскому правительству и первый повел с ним беспощадную вооруженную борьбу. С горсточкой людей, без всяких средств, не имея всероссийского имени и не занимая видной должности в армии, атаман Семенов в чине есаула, не задумываясь над конечным исходом начатого дела – он начал свою борьбу с поработителями народа и разрушителями Великой России. Как писала белоэмигрантская пресса в Харбине в 1938 году: «Атаман до сего времени не сложил оружия».
Таков счастливый удел сильных, цельных натур, нс знающих вечных сомнений, половинчатости и компромиссов. Вероятно, этими своими качествами он был обязан и своей популярности среди наиболее стойких и активных слоев Российской эмиграции. Среди эмиграции существовала в корне отличная точка зрения на деятельность атамана Семенова, от той что бытовала в СССР, где его не иначе как японской марионеткой и палачом не именовали. Собрав вокруг себя горсть, беззаветно любящих Россию офицеров и казаков, есаул Семенов смело выступил с ними на защиту Российской государственности, законности и порядка.
Опять же в изданиях Союза казаков Дальнего востока об своем лидере писали так: «Тяжела и нервна была эта борьба, особенно в начале. Против тысячных банд, отлично вооруженных и снабженных матросов – этой «красы и гордости не русской революции, есаул Семенов мог двинуть лишь слабые силы своего Особого Маньчжурского Отряда, вооружение и снабжение которого заставляло желать лучшего. Но доблесть отряда и жертвенный патриотизм, вера в своего атамана творили чудеса и Особый Маньчжурский Отряд за все время упорной страды, не знал поражений». Действительно, прошло немного времени и имя «Семенов» стало страшным для большевиков и хорошо известным всей России. В большевистских газетах того времени, издававшихся в Чите и Иркутске, «товарищи комиссары» метали гром и молнии по адресу дерзкого казачьегого офицера, посмевшего с оружием в руках выступить против «рабочей крестьянской власти». Против Отряда Атамана Семенова, едва насчитывавшего в своих рядах несколько сотен офицеров и казаков, были брошены лучшие части из озверевших матросов и анархистов которых хотели использовать как пушечное мясо. Образовался целый противосеменовсжй фронт, которым командовал известный, заядлый большевик Лазо, имевший при себе в качестве начальника штаба генерала фон Таубе. Лазо получил категорическое приказание из коммунистической столицы Москвы – во что бы то ни стало «вышибить Маньчжурскую пробку» и открыть свободный, путь на Владивосток через Харбин для красных войск. Если бы Особый Маньчжурский Отряд не проявил исключительной стойкости, полоса отчуждены К. В. Ж.Д была бы захлестнута большевистским шквалом и жители счастливой «Хорватии» (прим. начальником правления К. В. Ж.Д был Дмитрий Леонидович Хорват) на собственном опыте познакомились со всеми прелестями «принудительного коммунизма» (военный коммунизм). Русское население полосы отчуждения К. В. Ж.Д не испытало всех ужасов большевистской революции только благодаря атаману Семенову и его Особому Маньчжурскому Отряду. «Маньчжурская пробка» была забита атаманом крепко и Лазо так и не удалось ее вышибить. К июлю 1918 года атаман Семенов со своим Отрядом стоял около ст. Оловянная, где произошла встреча Отряда с частями Гайды и Пепеляева.
В дальнейшем Есаул Семенов был утвержден Сибирским Правительством в чине Полковника, а адмирал Колчак произвел его в генерал-майоры и в генерал-лейтенанты. Родные ему забайкальцы избрали его своим Войсковым атаманом как воздаяние за его заслуг по освобождению территории Забайкальской области от большевистской власти 9прим. в 1918 году Семенова население воспринимала как освободителя.
Своим сотрудничеством с Японией он к 1920 года настроил население против себя). 4 января 1920 года на станции Нижнеудинск Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий адмирал Колчак особым указом переда всю полноту верховной власти атаману Семенову.
Уже находясь в эмиграции атаман Семенов, ни на одну минуту не прекращал борьбы с коммунистами. Один из первых он понял, что коммунизм не может рассматриваться как специфически русское явление, опасное лишь для России и народа.
В 1922 году он обратился с призывом к правительствам всего мира, в котором прямо назвал коммунизм – мировым злом и призывал все культурное человечество к совместной борьбе с ним во имя торжества прогресса и цивилизации. Через двадцать лет его призыв услышали представители «Оси», был образован антикоммунистический блок, атаман Семенов активно работал на японскую разведку, посылал хвалебные письма Гитлеру, сотрудничал с фашистскими организациями. В общем делал все, что бы окончательно запятнать свое имя. 30 августа 1946 года за свои деяния он получил заслуженную «награду», петлю на шею.
Глава 11. Как есаул Семенов маньчжурский гарнизон разоружил
Этот исключительный по проявлению отваги и мужества эпизод мы передаем со слов непосредственных участников событий. Возможно, что время стерло в памяти некоторые маловажные детали, но сам факт настолько ярок, что против его бессильно даже время. Итак… Расквартировав свой Монголо-Бурятский полк, не блещущий кстати сказать, пока еще своей численностью и жестокостью на станции Даурия, пока только есаул Семенов, в своих исканиях плацдарма для наступления, обратил свой взор на К. В. Ж.Д.
Стремясь для этого связаться с генералом Хорватом, полноправным в то время хозяином полосы отчуждения. 18 декабря 1917 года Семенов, в сопровождении своих подручных Бурдковского и Батуева выехал в Харбин. Остановившись на станции Маньчжурия Григорий Михайлович имел несчастье лично наблюдать, своеволие, разложение и деградацию тамошнего гарнизона, охваченного «большевицкой заразой».
Семенов твердо для себя решил, что в интересах безопасности Забайкалья, порядка и себя самого от революционных посягательств нужно разоружить гарнизон. Единственным вопросом было: – Как? Единственной реальной силой, которой обладал есаул Семенов, было 20—30 штыков монгол-бурят. Численность же маньчжурского, распропагандированного большевиками гарнизона, превышала тысячу человек. Но как говорится: -Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Фортуна любит храбрецов и безумцев. Семенов рискнул.
– Ваше Превосходительство! – говорил он через несколько часов после своего приезда в Маньчжурию, китайскому генералу, начальнику китайского гарнизона на станции. – Я военный комиссар Дальнего Востока, полномочен Всероссийским временным правительством. Вот мой мандат! – Семенов протянул бумагу и продолжил.
– Я имею задачу разоружить здешний русский гарнизон и эвакуировать его в пределы России. Я посчитал возможным донести до вас об этом лично, так как до меня дошли слухи, что вы занимались самоуправством и хотели незаконно сделать это своими силами. Китайский генерал заискивающе улыбался.
– Вмешательство китайских сил в русские дела может вызвать осложнение пока дружеских отношениях России и Китая. Поэтому прошу вас Ваше Превосходительство, согласиться со мной, что разоружение гарнизона лучше всего произвести русскими же силами. С этим предложением начальник гарнизона китайских войск на станции Маньчжурия генерал-майор Гын Сок охотно согласился. Более того, что это снимало с него большую заботу.
– Если есаула Семенова своих силмала-мала, то его, генерала Гын, бригада всегда поможет поддержку. – любезно предложил генерал.
– Этого не потребуется. Ваше Превосходительство. – поблагодарил его есаул Семенов. – Я уверен, что с этой задачей я справлюсь своими собственными силами. Этой беседой вопрос о разоружении с дипломатической точки зрения был улажен. Есаул Семенов приступил к исполнению задачи, которую поставил перед собой. По его просьбе начальник станции предоставил в его распоряжение тридцать теплушек для погрузки Монголо-Бурятского полка со станции Даурия. С этим порожняком на станцию Даурия был отправлен казак Бурдуковский. С ним же есаул Семенов отправил записку барону фон Унгерн-Штернбергу.
«Роман Федорович! Забирай всех свободных людей, изображай настояний эшелон, затопи все теплушки, везде зажги огни и двигайся в Маньчжурию», помня, что ты ведешь весь Монголо-Бурятский полк в полном составе. Так и отвечать на все! вопросы, если таковые, будут кем-либо заданы». План разоружения гарнизона был построен у есаула Семенова исключительно на психологическом воздействии на обольшевиченных и по этой причине потерявших всякую боеспособность солдат: на рассвете пока еще солдаты спят, ворваться в казармы, занять пирамиды с винтовками и именем Временного правительства объявить о демобилизации. При слове «домой» революционно настроенные солдаты забудут про все, за винтовками не потянутся и воспримут разоружение как долгожданное избавление от опостылевшего бремени службы. А затем останется малое – погрузить всех в вагоны н отправить в Читу. В два часа ночи с 19 на 20 декабря 1917 года, Монголо- Бурятский полк подошел к воинской платформе станции Маньчжурия. Демонстрация мнимых сил была проведена бароном Унгерном блестяще. Все теплушки дымили печами, из всех окон мерцал свет.
Во всяком случаи трудно было предположить. что во всех тридцати теплушках разместилось всего лишь шесть офицеров, считая при этом и самого начальника эшелона барона Унгерна, и двенадцать казаков. Таков в то время был «полный состав» Монголо-Бурятского полка.
– Немного же нас, – подсчитал есаул Семенов. – Но ничего. Справимся. Хорунжий Мадиевский вы останетесь пока при эшелоне за старшего, а мы с бароном пройдем в Дипломатическое Бюро для согласования с китайцами наших дальнейших действий. Никого к эшелону не подпускать и на все вопросы, от кого бы они не исходили, отмечать, что в этом эшелоне подошел из Даурии Монголо-Бурятский полк в полном своем состав. – В последнем ошибки не будет, – улыбнулся барон. – Греха на душу не возьмете. В Даурии только нисколько человек осталось. Наряд… В Дипломатическом Бюро есаула Семенова уже ожидали начальник китайского гарнизона генерал Гын, представители китайских гражданских властей и русской общественности.
– Может быть господина есаула, вес таки, понадобится моя помощь? – тревожно опросил генерал Гын. – Ведь здесь почти больша тысяча русских солдата. С одним полком вам трудно будет с ними справиться.
– Ваше Превосходительство. Я прошу вас не беспокоиться. – отвечал Семенов. – Я искренне благодарю вас за предложенную мне помощь, но смею вас заверить, что разоружение пройдет прекрасно. Не будет сделано даже ни одного выстрела.
– Господин есаул. – вынул из кармана бумагу городской голова Бурмакин. – Вот я на всякий случай… Здесь список большевицких главарей: Гимилеев, Дружина, Зарубим, Иценко, Лебедев, председатель совдепа Яковлев.
– Всего шесть человек? А адреса? Адреса я вас спрашиваю есть?
– Есть, есть! Здесь все написано. Вот!
– Хорошо! Давайте. За одно прихватим и их.
Убедившись, что китайцы мешать не собираются, и местная русская общественность оказывает помощь, есаул Семенов с бароном в четыре часа утра возвратились к эшелону. Распределили скудные силы.
Сам есаул Семенов с прапорщиком Смирновым и с казаками Бурдковским и Батуевым взял на себя разоружение дружины Барону Унгерн с двумя казаками било поручено разоружить конский запас и железнодорожную роту. Хорунжий Мадиевский с двумя казаками был командирован для разоружены охранной команды в помещении вокзала. Хорунжему Савичу была дана задача занять с двумя казаками железнодорожные мастерские для предупреждения возможного выступления железнодорожников. Арест «большевицких главарей» был поручен хорунжему Бурундукову с командой также из двух казаков. Оставшиеся же силы «полка», во главе с военным чиновником Фирсовым были оставлены дли охраны эшелона, который был выведен на выходной путь. Разоружение началось в 5 часов утра. Ознакомившись, еще накануне с расположением гарнизона Семенов прямо направился к казармам, которые занимала дружина. Было еще темно. Дружинники мирно спали. Спал и часовой у входа во двор казармы и проснулся только, тогда, когда Бурдуковский выхватил у него винтовку и скомандовал «смирно». Вытянувшись, дружинник ошалевшими глазами смотрел на казака.
– Только пикни. – ткнул его прикладом Бурдуковский. – Больше не захочешь. Оставив у ворот Батуева, остальные ворвались и казарму сразу же захватили пирамиды с винтовками. Сладкий сон дружинников был прерван зычным окриком есаула Семенова. Через силу продрав после перепоя глаза. Дружинники непонимающе смотрели на уставившего на них дуло револьвера казачьего офицера. – К винтовкам, товарищи! – раздался среди дружинников одинокий вскрик, но сразу же смолк. Решительный вид Бурдуковского стоявшего около винтовок, направленное на солдат дуло его карабина, осадили пыл дружинников.
– Смирно! – скомандовал есаул Семенов. – С мест не двигаться и внимательно слушать, что я буду говорить. Я военный комиссар Всероссийского временного правительства. Именем революции объявляю демобилизацию. Пора вам, братцы ехать по домам и перестать здесь хулиганить и позорить доброе имя солдата. Даю вам двадцать минут на сборы. Кто в это время не успеет собрался, будет расстрелян на месте. Казарма окружена моим Монголо-Бурятским полком. Не прошло и десяти минут как дружинники построились во дворе казармы и были готовы к отправке домой.
Рассчитав дружины на первый, второй и сдвоив ряды, прапорщик Смирнов повел к эшелону. Там Семенов приказал разбить дружину на группы по сорок человек, назначил в каждой группе старшего и скомандовал: – По вагонам! Бегом марш! Давя друг друга, преисполненные радости дружинники быстро заполнили собою больше половины состава. К этому времени к эшелону подошел с солдатами конского запаса и железнодорожной роты барон Унгер. Произведенное бароном разоружение прошло так же гладко и покойно. Единственно, над кем барону пришлось применить метол физического воздействия, был начальник маньчжурской милиции Степанов. Не зная расположение казарм конского запаса барон взял его к себе в проводники. На пути в казармы Степанов, посматривая на сопровождавших барона двух казаков, начал беспокоиться.
– Где же ваши люди, господин полковник? С кем же вы хотите разоружить нисколько сот человек?
– Вы что ослепли? Не волнуйтесь ваше дело только показывать. Остальное вас не касается.
– Да, но, ведь, это… – Смирнов предпринял попытку убежать, стал кричать. – Господа! Господа ведь это просто авантюра. Нас перебьют, как цыплят. Барон вскипел, он всегда презирал трусость, парой ударов ножнами от своей шашки принудил Степанова повиноваться. Робко озираясь начальник милиции довел барона дот казарм, а сам бегом кинулся обратно. Сначала в казармах конского запаса, потом железнодорожной роты, барон Унгерн, так же быстро, как и есаул Семенов провел разоружение и теперь стройными рядами подводил трофеи к эшелону. Вскоре подошел хорунжий Мадиевский с разоруженной им охраной вокзала. Явился хорунжий Бурундуков, гоня перед собой арестованных большевистких лидеров.
– Все? – спросил есаул Семенов, указывая на большевиков.
– Так точно, господни есаул. Целая морока с ними. – докладывал хорунжий Бурундуков. – Упираются, протестуют.
– Это неважно, пусть протестуют. Постройте их.
С узелками, заспанные, плохо еще разбирающееся в том, что с ними произошло, эти шесть большевиков представляли собою жалкое зрелище. – Пакостить то умели, а теперь хвосты поджали. – помогая хорунжему Бурундукову строить большевиков, ворчал Бурдуковский раздавая время от времени, под шумок, увесистые тумаки тем, кто упорно не мог усвоить тонкости военного построена в одну шеренгу.
– Вот что, господа-товарищи, – обратился к ним есаул Семенов. Довожу до вашего сведения, что «большевицкая власть» мною здесь ликвидирована. Вы знаете, кто я? Ну, что, же вы молчите? Знаете, или нет?
– Семенов. – мрачно раздалось из рядов. – Ну, так вот. Приедете к себе в Совдепию, так и скажите всем, Семенов, мол, нас ликвидирует. Распропагандированный ваш здешний гарнизон, мною разоружен и сейчас с вами высылается в России. Солдаты едут в открытых теплушках, хотя и под конвоем. Ваша же теплушка будет запломбирована. Этим вам оказываю особую честь. Можете гордиться, – вы едите в Россию как Ленин. Приедете туда, передайте всем вашим товарищам, что вы ушли от меня живыми как исключение. Больше с вашим братом я церемониться не буду. А теперь – марш в вагоны. Захлопнув за последним большевиков двери теплушки, Бурдуковский навесил на них пломбу. К 10 часам утра эшелон был готов к отправке в Россию.
В последнем вагоне эшелона Семенов приказал разместить усиленный конвой, аж из двух человек, и стрелять по каждому кто будет во время движения выглядывать в окна теплушки или подходить к дверям. Машенисту же было приказано не останавливаться до самой Борзи.
