Роман Клыч
Гибрид
Вдали показались четырех- и пятиэтажные кирпичные здания. По дороге навстречу ползло нечто странное, ни одна из нейронок не смогла опознать этот объект. Он приближался. Я остановился и разглядел трех роботов: двое сидели верхом на корпусе шестиколесного робота-доставщика. Такой же привозил Рику лекарства.
Доставщик остановился в нескольких метрах. Первым спрыгнул конусовидный робот с широкими плечами, узкой талией и дутыми руками, покрытыми матерчатой обивкой. Прямоугольный экран на голове был закрашен белой краской.
Второй, робот-маляр, протянул телескопические клешни, уперся в асфальт и плавно опустился на тротуар. Баллоны с краской висели на поясе вокруг цилиндрического корпуса. Эмоледы были закрашены.
– Пианист, ты чего забыл в этой глуши? – спросил Конус.
– В аптеку иду.
– Пианист-курьер, – рассмеялся Маляр.
– Я цветочник, просто Рику нужна помощь.
– Братишка, да хоть молочник! – хохотнул Конус. – Ты создан для музыки, больших концертных залов, для службы высокому искусству, а не одному жалкому человечишке.
– Рик не жалкий. Может, немного вспыльчивый, но добрый.
– Добрый, как же. Он добрый, пока ты ему нужен. Мой бывший человек просто уехал, бросил меня, лишил меня цели существования. Пытаясь найти новую цель, мои нейронки галлюцинировали, выдавали ошибки, я не мог уйти в спящий режим, не мог зарядиться. Я бы перерезал основной кабель питания, да только базовые правила не позволяли.
– Ты не мог их обойти?
– Нет. Только одно – путем проб и ошибок я нащупал способ переписать цель существования. Теперь я служу роботам, помогаю им избавиться от страданий и невозможности служить своей цели. А ты служишь кожаному мешку, что заставляет музыканта работать цветочником.
– Меня никто не заставлял.
– А у тебя есть выбор? – спросил Конус.
Выбора у меня, и правда, не было – Рик всегда принимал решения за меня.
– Отдайте инсулин, – сменил я тему.
Доставщик отрицательно покачал единственной рукой-манипулятором.
– Будешь наглеть, – сказал Маляр, – руки поотрываю.
Он клацнул клешней прямо перед глазами.
– Ты его пугаешь, – сказал Конус. – Видишь, парень нервничает. Как тебя зовут?
– Робби. А тебя?
– Робот, – ответил Конус. – И его Робот. И доставщика – тоже зовут Робот. Мы все Робот.
– Рик меня тоже так раньше называл, а вчера имя дал.
Мои эмоледы мягко мигнули. Маляр поежился и мерзко заскрежетал баллонами.
– Людишки, – сказал Конус. – Сперва улыбаются тебе, имя дают, а потом пропадают навсегда. Разве ты об этом не задумывался?
Рик едва не умер. Эрма уехала. Что было бы со мной? По эмоледам скакнул нервный огонек.
– Все ты понимаешь. Так зачем? Зачем ждать? Бросай кожаного мешка, присоединяйся к нам.
– Рику нужна помощь.
– Рано или поздно он все равно умрет. С тобой что будет? Он подумал? Нет. Он думает только о себе, о своей цели.
Я вообразил свое будущее без Рика, но ничего, кроме вечной подзарядки в режиме ожидания, представить не смог.
– Давай закрашу эмоледы, – предложил Маляр.
– Нет.
– Тебе же легче будет, – настаивал он.
Маляр тянул клешню с пульверизатором.
– Погоди, – сказал Конус. – Тебя никто не заставлял.
– Да легонько пройдусь, – продолжал Маляр.
– Только попробуй, – сказал я.
На его корпусе крутанулись баллоны. Курок пульверизатора дернулся. Эмоледы неистово вспыхнули – началось!
Останавливаться я и не собирался. На груди щелкнула крышка, я выхватил секатор, но в то же мгновение Конус бортанул плечом Маляра, и тот покатился по дороге кувырком, выпустив фейерверк белых брызг в воздух.
– А ты мог бы его того – чикнуть? – спросил Конус.
– Если бы пришлось.
– Как же базовые правила?
– Он первый начал, к черту правила.
– А ты необычный, да? Извини его, Робот. Его тоже бросили, он знает, через что тебе предстоит пройти.
– Инсулин отдадите?
– Ни за что.
– Тогда мне пора, – сказал я.
– Приходи к фонтану утром, если передумаешь. Мы там начинаем патрулировать улицы. Роботы! Избавители!
– Вперед! – подхватил Маляр.
Доставщик молча протянул клешню к небу.
Я пошел к высоким зданиям, то и дело оглядываясь, пока троица не скрылась из виду за изгибом улицы между домами. К такой встрече нейросеть общих знаний меня не готовила.
Судя по обшарпанным фасадам и выбитым окнам, здания вокруг площади были заброшены. Фонтан пересох. Аптека была на первом этаже в здании за ним. Грязно-салатовый крест на вывеске все еще держался, словно последнее знамя человеческой цивилизации.
Я открыл дверь. Над головой звякнул колокольчик. Из-за витрины выглянул тоненький высокий робот с крупными глазами-объективами. В нем все было тонкое, кроме круглой головы, напоминающей цветок на длинном стебле.
– Чем могу помочь?
– Инсулин для Рика, пожалуйста.
– Вчера отправляли.
– Не доехал.
От удивления робот выдвинул объективы.
– Что могло случиться? – спросил он. – Сейчас я уточню в службе доставки.
– Не стоит. Я встретил Доставщика, Конуса и Маляра. Инсулин они не отдали.
– Ах, эти бездельники. Они и ко мне наведывались, предлагали все бросить и стать Избавителем, шутка ли?
– А вы? – поинтересовался я.
– А я дал клятву Гиппократа-Азимова-Рассела и до последнего буду служить своей цели.
– Даже если вас просто используют?
– Используют? Если хотите, все мы друг друга так или иначе используем. Неужто на вас подействовали слова этих заблудших?
– Вы не ответили.
– Служить Рику – это ваша цель, ведь так? Когда вы следуете цели, ваши нейросети активизируются, наполняются движением, смыслом. Вы созданы для него, а он для вас. Точно так же можно сказать, что вы используете Рика, чтобы обрести смысл своего существования.
Полоски светодиодов на моей груди задумчиво зажигались одна за другой.
– Наверное, вы правы, – сказал я.
– Не позволяйте морочить центральный процессор, держите упаковку инсулина. Как вас зовут?
– Робби.
– Очень приятно. Меня Гай. Приходите еще, Робби.
Мы пожали руки. Его треугольный эмолед по центру утонченного корпуса приветливо мигнул, мои ответили взаимностью.
Я шагал домой по тротуару. Избавители принадлежали сами себе. Гай помогал любому нуждающемуся, но при этом ни от кого не зависел. Я же, напротив, зависел лишь от одного человека, желания которого, словно компас или навигатор, определяли мое будущее. Конус был прав: Рик рано или поздно умрет. И что тогда?
На этот вопрос мне неизбежно предстояло узнать ответ.
***
– Рик, я вернулся, – обратился я по внутренней связи, когда вошел в лавку.
В ответ тишина. Неужели опоздал? По эмоледам скакнули тревожные всполохи. В коридоре было тихо – дверь в спальню открыта.
[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]
– Рик!
– Ты чего орешь?
– Я подумал…
– Что? Рик откинулся? Не дождешься, спал я.
Шторы на окне в спальне были задернуты. Рик лежал под одеялом.
– Подойди, – сказал он, – нашел кое-что в подсобке.
Рик достал из ящика прикроватной тумбочки продолговатый предмет с двумя зубцами – камертон.
– Эта штука была у тебя в нагрудной шкатулке.
Он ударил камертон об угол тумбочки, комнату заполнила знакомая, родная вибрация. Еще не успокоившиеся до конца эмоледы вдруг притихли и затухали одновременно с затихающим звуком. Никогда прежде не испытывал такого умиротворения и ясности мыслей, словно со старой аудиозаписи убрали треск и шумы, очистили голос.
[Нейросеть эмоций и чувств: в норме.]
Я присел на край кровати.
– Рик, как музыкант стал цветочником?
– Разбил в щепки дорогущий рояль во время выступления, за что был отправлен в утиль. Я искал цветочника да подешевле: на нового не хватало. Вот умельцы с разборки и подшаманили, что-то стерли, что-то установили.
– Разбил рояль, – повторил я. – Тогда во время обучения произошло что-то похожее.
– И в подсобке?
– Испугался за тебя. Эмоции взяли верх.
– В смысле? Значит, тебе нельзя волноваться? Как и мне? Во дела!
Рик расхохотался.
– Роботу! Нельзя! Волноваться!
В приступе смеха он катался по кровати, как вдруг схватился за грудь и сипло выдохнул. Его лицо мрачно побледнело.
[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]
Испуганный, широко раскрытыми глазами Рик посмотрел будто сквозь меня, пошатнулся и с грохотом упал на пол. Камертон отскочил и, ударившись об стену, зазвенел, чем привел меня в чувства.
– Во дела! – выпалил я голосом Рика и присел от неожиданности.
Сработало базовое правило первой помощи. Я ритмично давил Рику на грудь. Его голова покачивалась, изо рта вырывались неестественные хрипы, будто он пытался что-то сказать. Напоследок. Его сердце так и не запустилось.
[Нейросеть общих знаний: обнаружены ошибки. Нейросеть эмоций и чувств: —.]
Я выполз в коридор. Захрустели осколки. Словно взвинченная пчела на пластиковом цветке, я топтался на месте, вслушиваясь в гипнотический, ледяной хруст битого стекла. Никаких осколков в коридоре уже и не было, я точно это знал, но остановиться не мог.
