© ИП Воробьёв В.А.
© ООО ИД «СОЮЗ»
W W W. S O Y U Z. RU
Я помешан только в норд-норд-вест.
Шекспир «Гамлет», акт 2, сцена 2
Вам доверяется секрет государственного значения. Будьте настороже на протяжении всего пути. Малейший зевок – и произойдет непоправимое. И тогда немедленно покончить с собой, никаких объяснений и оправданий, только одно: вспороть живот…»
Терано и Идэ – офицеры 3-го отдела японского морского генерального штаба – крепко запомнили слова начальника. Оба направлялись в Америку в качестве дипкурьеров. Но в отличие от обычных дипкурьеров они должны были доставить японскому послу в Вашингтоне не почту, а более важную вещь – новую шифровальную машинку.
До сих пор техника шифровки текста была крайне медлительной. Шифровальщик составлял текст, все время заглядывая в кодовые таблицы и отыскивая нужные цифры или буквы. Таким же примитивным был и процесс расшифровки. Шифровальщики всех стран испокон веков как бы ползали на четвереньках, расходуя впустую уйму времени и сил.
Машинка «97» означала полный переворот в шифровальном деле. Она выглядела просто: две пишущие машинки с латинским алфавитом соединены проводами. Между ними – ящичек с клавиатурой и валиками. Шифровальщик нажимает клавиши – составляет нужную комбинацию – и печатает текст, как на обычной пишущей машинке. А на второй машинке тут же появляется уже зашифрованный текст. Процессы шифровки и расшифровки убыстрились в несколько сот раз. Вместо ползания на четвереньках шифровальщик летел теперь на самолете.
Шифровальная машинка родилась в Токио. Ее придумали и изготовили инженеры специальной мастерской морского ведомства. Изобретение хранилось в строгой тайне. Японское правительство решило вооружить ею свои важнейшие посольства, в первую очередь вашингтонское. Время было крайне напряженное. Война на Западе разгоралась – только что Германия напала на Россию, назревали серьезные события на Востоке, и надо было предельно ускорить шифровальную технику.
Терано и Идэ получили приказ: отвезти в Вашингтон темно-серый чемодан с шифровальной машинкой внутри.
Они были готовы к отъезду. В ожидании приказа о посадке на пароход офицеры жили в европейском отеле в Иокогаме, поблизости от коммерческой пристани. Время от времени по очереди ездили на электричке в Токио. Но ночевать должны были в отеле. Так предписывал приказ.
– Я уверен, они – агенты контрразведки, – сказал капитан-лейтенант Донахью, завязывая пояс на купальном халате.
Старший лейтенант Уайт прыснул и затряс мокрой головой. Он тоже был в халате. Оба только что выкупались в большой деревянной кадке, которую администрация этой загородной гостиницы японского типа именовала «бассейном». Им пришлось прервать процедуру омовения из-за двух японок, которые вошли в предбанник, учтиво поклонились американцам и, разоблачившись, полезли в кадку. Донахью и Уайт сейчас же вылезли из воды, обмотались полотенцами и побежали к себе.
– Им приказали соблазнить нас. – Донахью вертелся перед зеркалом, принимая изящные позы теннисиста. – Держу пари!
– Ерунда. – Уайт разлегся на циновке и стал обмахиваться круглым веером. – Провинциальные дамочки, приехали в столицу делать покупки. Судя по акценту, из Акита. Их, наверно, удивило наше паническое бегство.
Донахью брезгливо скривился.
– Дикари. – После паузы он добавил: – Та, полненькая, которая вертелась в воде около тебя, довольно недурна. Явный агент.
– Не имел удовольствия разглядеть ее, – сказал Уайт, – так как повернулся к ней спиной. Но сомневаюсь, чтобы она…
В коридоре послышались скользящие шаги. Донахью поднес палец к губам. Дверь, оклеенная бумагой, бесшумно отодвинулась, и показалось круглое лицо служанки. Она обратилась к Уайту по-японски:
– Соизволите отведать европейский ужин или японский?
Уайт ответил по-японски, почти без акцента:
– Я хочу лапшу с лангустами, а этому болвану дайте кэрри с рисом.
Служанка поднесла рукав ко рту, глаза ее смеялись. Уайт опросил:
– Скажите, в Японии везде сохранился еще этот обычай?
– Простите, какой?
– Я думал, что только в каких-нибудь горных деревушках, где-нибудь на Сикоку, а не здесь, под самым Токио… У вас женщины всегда купаются вместе с не женщинами?
Служанка опять прикрыла рот рукавом и покраснела.
– Для женщин ванна у нас на втором этаже, но там было переполнено, и поэтому, – она поклонилась, – потревожили вас. Извините, пожалуйста.
Донахью нахмурился:
– Что ты болтаешь с ней? Будь осторожен. Наверняка она шпионка.
Уайт тихо рассмеялся:
– Тебе везде мерещатся агенты контрразведки. Настоящий психоз.
Донахью окинул служанку оценивающим взглядом:
– Несмотря на всю мою пресыщенность, эта мартышка мне нравится. Но мне кажется, что я видел ее где-то в Америке. Боюсь, она следит за нами еще с Фриско. У меня великолепная зрительная память.
– Возьмем что-нибудь выпить? – опросил Уайт.
Донахью фыркнул:
– Чтобы эта мерзавка подсунула нам какую-нибудь отраву?
– Больше ничего не прикажете? – спросила служанка у Уайта и, отвесив поклон, вышла в коридор и, повернувшись к Донахью, сказала по-английски, старательно выговаривая слова:
– Простите, я никогда не была в Америке, но у нас вина неопасные.
Она задвинула дверь за собой. В коридоре прошелестели ее шаги. Уайт расхохотался. На красивом лице Донахью появилась гримаса.
– Типичная шпионка.
– Если бы была шпионкой, она скрыла бы, что знает английский, возразил Уайт.
После ужина к американцам пришел гость – филиппинец, бармен из английского клуба в Иокогаме, маленький, сморщенный, с длинными тонкими усами. Донахью сделал знак Уайту, и тот, раздвинув двери, сел у порога комнаты так, чтобы просматривался весь коридор флигелька. Соседние комнаты пустовали.
– Эф-Эн просил передать вам, чтобы вы не беспокоились, – зашептал филиппинец. – С капитаном парохода…
– Капитан филиппинец? – перебил его Донахью.
– Нет, австралиец, а пароход канадский. С капитаном все улажено. Слава мадонне, он запросил не так много. Обещал под предлогом дополнительного ремонта отложить отход. Но только на несколько часов. Больше нельзя.
Донахью покачал головой:
– А что, если не найдем сразу? Придется ведь искать по магазинам.
– Очевидно, японцы привезут чемодан к моменту посадки на пароход, спокойно ответил филиппинец. – Сразу увидим, какой он. Вряд ли чемодан будет какой-то особенный. Им нельзя привлекать к нему внимание. Он, конечно, будет японского производства, а такой можно найти в универсальных магазинах Мицукоси или Мацуя. Эф-Эн наверняка найдет.
– А ключи?
– На чемоданах сложных замков не устанавливают. Ваши специалисты справятся. Возможно, будут поставлены сургучные печати, но и это не страшно. Эф-Эн снабдил Бузони всем необходимым.
– А как куропатки ведут себя? Они в том же отеле?
– Да, около пристани. Все эти дни никуда не выходят, только вызывали к себе массажистку. Личные вещи у них собраны – простые баулы и кожаные чемоданы небольшого размера.
Донахью промычал:
– Они взяли две каюты. Будут ехать раздельно. Интересно, у кого же останется чемодан?
Филиппинец вынул из верхнего кармана тонкую сигару, облизнул кончик и закурил.
– Они просили каюты рядом, но мы устроили так, чтобы одну каюту им дали около трапа на верхнюю палубу, а другую – в конце тупика. Обе находятся далеко от клозета.
– А что, если они возьмут каюту-люкс с собственным клозетом?
– Пять кают люкс уже проданы голландским дипломатам, не беспокойтесь.
– Великолепно! – Донахью хлопнул филиппинца по плечу. – Завидую Эф-Эн. С таким ассистентом, как вы, можно провернуть любое дело – даже украсть Фудзияма. Держу пари: вы, Энрике, скоро откроете собственный бар.
– Спасибо, – филиппинец отвесил подчеркнуто церемонный поклон, – но я молю мадонну, чтобы она ниспослала мне более солидное предприятие.
– Если наша охота на куропаток увенчается успехом, – Донахью еще раз потрепал филиппинца по плечу, – мадонна наградит вас.
– А с нашими каютами все в порядке? – спросил Уайт.
– Все улажено. – Филиппинец покрутил кончики усов. – Сунул кому следует, и сделали перестановку. Ваши каюты рядом, в начале бокового коридорчика.
– А наши профессоры?
– Их каюты будут недалеко от вас. Им и вам будет прислуживать мой человек – стюард Пако, тоже филиппинец, бывший профессиональный боксер в весе мухи. Вы его сразу узнаете по изуродованному носу.
– Надежный? – опросил Уайт.
Вместо ответа филиппинец положил руку на сердце и закрыл глаза.
– Если у вас все пройдет хорошо, – сказал Донахью, – я добьюсь в Вашингтоне, чтобы вам отвалили солидный куш. Откроете ресторан…
– Нет, отельчик, – филиппинец подмигнул, – специальный.
– Пансион с девицами? Смотрите, только проверяйте их как следует, а то вам подсунут шпионок. И не берите такого управляющего, как он, – Донахью кивнул в сторону Уайта. – Его обведет вокруг пальца любой жулик.
Каюта № 22 находилась около трапа, а № 39 – в тупике. Чемодан с заветным грузом поместили в 39-й. Решили дежурить здесь по очереди, а отдыхать в 22-й. Туда снесли личные вещи обоих.
Терано дважды ходил к помощнику капитана, но ничего не добился. Все каюты в тупике были заняты индийским раджей и его свитой. Раджа и слушать не хотел об обмене каютами.
– Виноваты идиоты из адъютантского отделения. – Терано сердито потер коротко подстриженные усы. – Думали, что если нас поместят рядышком, то это покажется подозрительным. Болваны.
– Плохо, что клозет далеко, – Идэ говорил очень тихо, словно боялся, что их подслушивают. – Я сосчитал… тридцать два шага… Это занимает почти минуту. Туда и обратно и там… В общем, все дело может занять минуты четыре. За это время могут сделать что-нибудь.
Терано сел в кресло и сладко потянулся.
– Осторожность, конечно, не мешает, но… – он засмеялся, – не надо пугать себя призраками. Вряд ли враг будет круглые сутки следить за нами, чтобы воспользоваться теми минутами, когда кто-нибудь из нас будет в клозете. Малую нужду будем оправлять здесь, а большую – после дежурства.
Идэ покачал головой.
– Нужно предусмотреть все случаи. Я уверен, за нами следят. Надо исходить из предположения, что враг знает, что именно мы везем в чемодане. А если знает, то может что-нибудь предпринять.
Терано открыл ящик столика:
– А где бумага и клей?
– Я положил в нижний ящичек ночного столика. – Идэ подошел к двери и стал прислушиваться. – В коридоре дорожка с очень густым ворсом, скрадывает шаги. Можно неслышно подкрасться к двери и подслушать разговор.
Идэ включил радиоприемник на столике у двери.
– А ты заметил пассажирку в красном плаще? – спросил Терано. – Она приехала самой последней. Кажется, кореянка. – Он цокнул языком. Хорошенькая, бестия. Вот таких надо опасаться.
– Наверное, из-за нее задержали отход парохода.
– Капитан сказал мне, что была неисправна вентиляционная система. Конечно врет. Вот эту кореянку нам надо иметь в виду. Уверен, будет пытаться заговаривать с нами.
– А мне кажется подозрительным английский миссионер, он в каюте напротив трапа. Судя по выправке, спортсмен и, наверное, офицер разведки.
Донахью уселся в кресло и закинул ногу на подлокотник.
– Итак, подведем предварительные итоги.
– Может быть, позовем профессоров? – предложил Уайт.
Донахью мотнул головой.
– Операцию провожу я, с твоей помощью. Следовательно, мы проводим ее вдвоем. А они – вспомогательный персонал, и только. Ты брось свои штатские замашки, пора стать военным. Между нами и ими должна быть определенная дистанция. Итак, итоги. Субъект с узкой мордой и выпирающими зубами – это капитан-лейтенант Идэ. Будем именовать его Акулой.
– Слишком избито. Лучше Самма – японская рыба с острой головой.
– Ладно. А второй, с подстриженными усиками, плотного телосложения, капитан-лейтенант Терано. Окрестим его… Куросиво. Дежурят они по восемь часов. Меняются…
– В девять утра, в пять вечера и в час ночи. Сейчас дежурит Самма.
– Ведут себя крайне осторожно. Зафиксирован только один случай выхода в клозет во время дежурства – ходил Куросиво. Вряд ли инструкция разрешает им это. Но Куросиво позволил себе, а Самма вряд ли пошел бы на это. Судя по всему, Самма ревностный служака, самурай аскетического толка. А Куросиво не такой, совсем не сухарь. С удовольствием разглядывает пассажирок на верхней палубе, захаживает в бар, однажды заказал порцию мартини, – словом, не чурается земных радостей. На его физиономии написано жирными иероглифами, что он жуир.
– Насчет бумаги, – напомнил Уайт.
Донахью поднял палец:
– Правильно. Это надо учесть. При выходе из каюты во время дежурства из-за каких-либо экстраординарных обстоятельств им, очевидно, предписано…
– Или, может быть, они сами решили, – заметил Уайт.
– Не думаю. Так вот… при выходе из каюты, где находится чемодан, они наклеивают бумагу на дверь. Так сделал Куросиво.
– Тончайшая рисовая бумага с серебристыми блестками.
– Еще что? – Донахью постучал пальцем по лбу. – Да, Куросиво ходил к капитану и просил переменить каюту, дать вторую, рядом с тридцать девятой. Но капитан отвертелся.
– Им не показалось странным, что задержали отправление парохода?
Донахью пожал плечами:
– По-моему, нет. Задержка была всего на полтора часа. В общем, получилось великолепно. Энрике оказался прав: такие стандартные чемоданы имеются в любом универсальном магазине. Но самой большой удачей я считаю то, что филиппинец сразу же выяснил вес чемодана.
– Энрике молодец, – согласился Уайт. – Если бы не он…
– Но с ним надо быть очень осторожным. Патентованный прохвост, может продать в любой момент. Ты зря с ним откровенничал. Сообщил профессору Дану вес чемодана?
– Он сказал, что сам по себе вес ничего не значит. Главное – устройство механизма.
Донахью усмехнулся:
– Может получиться так, что мы ценой огромного риска и усилий достанем то, что требуется, а наши знатоки не смогут разобраться в машинке. Дан производит на меня впечатление спившегося кретина.
– Профессор Дан один из самых выдающихся криптоаналитиков Америки, – в голосе Уайта звучало искреннее уважение. – Он расправляется с любыми шифрами, как с кроссвордами из детских журналов. А Морнингстар уже свыше десяти лет работает над разными хитроумными машинками и изобрел кое-что. Профессор Бузони, кажется, тоже крупнейший авторитет в своей области.
– Да, – Донахью засмеялся. – Этот «профессор» пять лет отсидел за то, что давал платные консультации бандитам по части самых сложных банковских сейфов. Его освободили досрочно, но правильнее было бы держать его постоянно в Синг-Синге и выпускать только для казенных надобностей. Профессор – его кличка.
– За фотографа Криста можно тоже не бояться. Он уже много лет делает специальные снимки для лабораторий.
– В общем, команда подобрана приличная. – Донахью открыл бутылку чинзано и наполнил рюмки. – Обстановка выяснена, все сведения собраны, враг спокоен, можно действовать. Откладывать нельзя. Удар нанесем по Куросиво. Проинструктировал Пако?
– Да.
– Значит, он подаст Куросиво завтрак… Спустя некоторое время после того как Куросиво заступит на дежурство, начнем операцию. Предупреди профессоров, чтобы завтра утром встали в семь. А то они все ночи напролет режутся в карты. – Донахью повертел в руке рюмку. – Только бы не подвели наши снадобья…
– Могут подвести?
– Будем надеяться, что подействуют. Их ведь проверили как следует на заключенных.
Оба медленными глотками осушили рюмки. Донахью хлопнул себя по колену:
– Если выйдет это дело, мы с тобой займем место в истории.
Уайт усмехнулся и махнул рукой:
– В лучшем случае какой-нибудь будущий Уоллес или Оппенхайм выведет нас в шпионской повести с измененными именами. Припишет все своей выдумке.
– Писакам не разрешат касаться этого дела: оно будет крепко засекречено. Результаты нашей операции будут иметь первостепенное стратегическое и политическое значение. Америка окажется в курсе сокровеннейших секретов Японии и сможет точно предугадывать ее дальнейшие шаги.
– Против нас?
– Прежде всего против русских. К тому времени, когда мы приедем в Сан-Франциско, уже начнется развал Красной Армии.
– Ты что-то слишком быстро…
– Русские скоро прекратят организованное сопротивление. Это ясно каждому, кто хоть немножко смыслит в военном деле. Ты, к сожалению, еще смотришь на вещи как принстонский студент, а не как офицер разведки. Уже по началу войны было видно, что русские не смогут выдержать этой схватки. Но это отнюдь не значит, что с Россией будет скоро покончено. Останутся отдельные очаги сопротивления в разных районах, и особенно в Сибири. Японцам надо как можно скорей закончить войну с китайцами.
– Это не так-то легко.
– Они обратятся к нашему посредничеству. И, когда помирятся с Чунцином, сразу же двинутся на Сибирь. Поэтому нам нельзя сейчас лезть в войну в Европе ни в коем случае.
Уайт, улыбаясь, покрутил головой:
– Хорошо, что Рузвельт не совсем согласен с тобой. Он относится к нацистам не так великодушно, как ты.
– Америка не должна вообще влезать в войну. Выгоднее всего не воевать. Или уж если вступать, то только в самом конце, воевать последние три минуты на стороне победителя, чтобы получить право участвовать в дележе добычи.
Донахью наполнил свою рюмку. Уайт спросил без улыбки:
– Какой добычи?
– Мы не должны допустить того, чтобы Германия и Япония поделили между собой нокаутированную Россию. Если японцы возьмут Сахалин и Приморье, мы установим контроль над Камчаткой и Якутией и договоримся насчет сфер влияния в Сибири.
После паузы Уайт тихо произнес:
– Я бы хотел одного… чтобы то дело, которое нам поручили, не принесло вреда нашей Америке.
Терано поднялся на верхнюю палубу. Дул сильный ветер, тучи закрывали небо. В густом мраке грохотали волны, на палубе никого не было.
Сильная качка, продолжавшаяся в течение всего дня, по-видимому, уложила большую часть пассажиров. Терано подумал о кореянке. Интересно, выдержала ли она. Наверное, свалилась. Не будет выходить на палубу и к табльдоту до самых Гавайев.
Мимо Терано прошагал толстый европеец в кожаном пальто, попыхивая трубкой. Он вел на цепочке большого мопса, очень похожего на хозяина.
Терано спустился на нижнюю палубу и подошел вплотную к борту у носа парохода. Его обдало брызгами, он вытер лицо и пошел к трапу, ведущему к каютам среднего сектора. Сверху, со стороны ресторана, спускались, громко тараторя, мужчины и женщины.
Шедший впереди обогнал Терано, заглянул ему в лицо и улыбнулся. Это был тот самый здоровенный миссионер, который показался Идэ подозрительным.
– Как поживаете? – пролепетал миссионер по-японски и погрозил ему пальцем. – Вы совсем трезвый… это грех.
Он был навеселе. Терано ответил ему улыбкой, быстро прошел к себе в каюту, тщательно обследовал ее и лег в постель. Спал хорошо, хотя несколько раз просыпался – боялся, что не услышит будильника. Проснулся ровно в семь от звона будильника.
Помывшись, он сбросил с себя ночной халат, совсем голый сел на линолеум, скрестив ноги, и просидел минут десять неподвижно, уставившись на свой пупок. Этому научили его в монастыре секты дзэн в горах Кисо, где он отдыхал прошлым летом. С помощью этой гимнастики духа приучаешь себя к абсолютному сосредоточению, сокровенному самосозерцанию и к слиянию с Душой Макрокосма.
Затем он позвонил стюарду и, тщательно подбирая английские слова, заказал завтрак: омлет с сыром, жареную камбалу, тосты, апельсиновый мармелад и кофе со сливками. Стюард-филиппинец записал заказ в блокнотик, почесал сплющенный нос и спросил:
– Что-нибудь из вин не прикажете?
– Японцы пьют с утра только раз в год, – строго сказал Терано. Первого января.
Перед завтраком Терано решил совершить небольшой моцион. Поднялся на верхнюю палубу и стал ходить. Море успокоилось. Оно было темно-серое, с зеленоватыми переливами.
У входа в курительную в шезлонге, закутавшись в плед, сидела кореянка. Увидев Терано, она чуть прищурила глаза. Рядом с ней две седые американки в шляпах со страусовыми перьями вязали перчатки.
Терано вернулся в каюту. Его ждал завтрак, накрытый салфеткой. Он поел с аппетитом. Отдохнув с зубочисткой во рту минут десять – на этот раз без погружения во внутренний мир, – он направился в 39-ю каюту. Она была наполнена табачным дымом. Терано оставил дверь открытой и распахнул иллюминатор. Идэ с испуганным видом подскочил к двери и захлопнул ее.
Они подошли к чемодану в углу каюты.
– Все в порядке, – произнес Идэ, потирая красные глаза. – Прошу принять.
Терано коротко поклонился:
– Сокровище в сохранности. Спасибо за усердие.
– Желаю благопо… – Идэ не договорил из-за зевка.
– Прогуляйся по палубе, – посоветовал ему Терано, – проветри башку. Кстати, там сидит красавица кореянка. Наверно, обдумывает план, как бы залучить тебя в сети.
Идэ сердито буркнул что-то и вышел из каюты.
Донахью сидел у стола, не сводя глаз с будильника. Пепельница была доверху наполнена окурками. Уайт стоял у двери в позе бейсболиста, ждущего момента для пробежки. На диване и в креслах расселись высокий, нескладный, неряшливо одетый профессор Дан; худощавый, с большой лысой головой Морнингстар; весь в черном, в очках, типичный ученый – Бузони и рыжий веснушчатый Крист.
В дверь быстро постучали. Уайт сосчитал число ударов и с недоумением уставился на Донахью:
– В чем дело?
– А что?
– Четыре удара. Четные относятся к Самма, а не к Куросиво. Надо было три.
– Значит, Пако перепутал, болван безносый. Сейчас он сообщит, что Самма пошел отдыхать.
Донахью подошел к двери и приоткрыл ее. Потом тихо закрыл и прошептал:
– Самма пошел с сосудом в клозет. Сейчас вернется и пойдет отдыхать.
– А Куросиво?
– Дурацкий вопрос. Самма не вышел бы из каюты, если б там не было Куросиво.
Сзади на диване кто-то громко кашлянул. Донахью погрозил кулаком. Спустя несколько минут Пако условным стуком известил: Самма пошел на отдых в 22-ю. В 39-й дежурит Куросиво.
Донахью потушил сигарету и показал Уайту на дверь. Тот подошел к двери.
Терано удобно устроился в кресле и стал читать нашумевший недавно в Англии и Америке роман Хилтона «Потерянный горизонт» – о том, как группа европейцев попадает из Пакистана в один из отдаленных районов Тибета. Самолет приземляется, летчик умирает, и пассажиры видят, как к ним со стороны горы идут какие-то люди. Но в этом месте Терано вдруг стало клонить ко сну. Он покачнулся, книга выскользнула из рук, упала на пол. Он поднял книгу, походил по каюте, помахал руками и сел на стул. Почему вдруг захотелось спать? Ведь он выспался как следует. И подышал свежим воздухом. Наверно, слишком сытно позавтракал. Нельзя так наедаться с утра.
Он снова стал читать. Европейцы вместе с тибетцами идут к монастырю, поднимаются в гору, потом спускаются и идут, идут – все это было описано так обстоятельно, с такими подробностями, что Терано все время терял нить повествования. Приходилось перечитывать одни и те же фразы. Книга опять упала на пол.
Он подобрал ее, ударил себя по щеке кулаком и закурил сигарету. Из иллюминатора сильно дуло. Стал ходить взад-вперед по каюте, сделал сто двадцать шагов. Закрыл иллюминатор и сел на диван. Можно посидеть немного с закрытыми глазами – через некоторое время сонливость пройдет. Это временное явление – пока переваривается завтрак, а потом все пройдет, сознание перестанет туманиться, как сейчас, и дух восстановит свою власть над плотью. И снова все станет ясно, и строчки перестанут сдвигаться, а действие будет развиваться как надо… Люди медленно бредут к монастырю, конусовидная ледяная гора вдали сверкает на солнце, над нею плывут облака, и тут откуда-то появилась кореянка в шезлонге, как будто всплыла из воды, неслышно покачнулась, а кругом – крутом колышутся клубы серебристого тумана, колышутся, колышутся, и ледяная гора стала куда-то уходить…
Приоткрыв дверь, Уайт сейчас же захлопнул ее.
– Ходит этот толстяк с собакой. Кажется, пьян.
– Может сорвать все, – прошипел Донахью.
Он стоял с темно-серым чемоданом в руках. Брезентовый чехол валялся на полу.
– Немножко отодвиньте этот стул, – попросил Бузони, раскладывая миниатюрные инструменты на столике. Он был похож на хирурга перед серьезной операцией. – Придется встать так, чтобы падал свет настольной лампы.
– А мне удобнее здесь. – Крист поставил большой фотоаппарат на шкаф, другой, поменьше, – около лампы. – Я буду снимать отсюда.
Донахью обернулся и погрозил кулаком:
– Тише!
Уайт приоткрыл дверь, сделал щель шире, затем осторожно высунул голову:
– Ушел.
– Иди, – шепнул Донахью. – С богом.
Уайт вышел в коридор. Из-за поворота выглянула физиономия Пако, он махнул салфеткой. Уайт подошел к двери каюты № 39 и постучал. Ответа не последовало. Он снова постучал – на этот раз громче. Оглянув коридор, снова увидел голову филиппинца. Тот махнул салфеткой. Уайт тихо открыл дверь и вошел в каюту. Вслед за ним вошел Донахью с чемоданом. Японец сидел на диване, откинув голову на спинку. Он спал с полуоткрытым ртом, тихо посапывая. У его ног валялась книга на английском языке в яркой суперобложке.
– Снадобье не подкачало, – шепнул Уайт.
Донахью кивнул головой:
– Слава господу и американской фармакологии.
Уайт прошел в угол каюты и взял стоявший там темно-серый чемодан. На его место встал чемодан, принесенный Донахью.
– Вес почти одинаковый, – сказал Уайт. – Никаких наклеек и печатей нет.
Донахью посмотрел на пол. Там лежала черная ниточка.
– Кажется, это метка. Мы ее чуть-чуть сдвинули.
Уайт передал чемодан Донахью, присел на корточки и, присмотревшись к ниточке, потрогал ее.
– Она в виде буквы «му». Надо вот так… теперь хорошо.
Он встал и, подойдя к столику, стал искать что-то в ящиках, затем открыл верхний ящик шкафа. Донахью подошел к двери и оглянулся.
– Ну, что ты там?
– Ищу бумагу для наклеек и клей. Должны быть, где-то тут.
Японец закрыл рот и перестал посапывать. Шевельнулся. Оба замерли. Японец снова приоткрыл рот. Он продолжал спать – дышал ровно и спокойно. Уайт выдвинул нижний ящичек ночного столика и обнаружил бумагу и баночку с белым клеем. Взял несколько листиков тонкой бумаги с блестками и завернул в листочек из записной книжки маленькую порцию клея.
Донахью вышел первым, Уайт за ним. Закрывая дверь, Уайт взглянул на спящего японца и послал ему воздушный поцелуй. Они проскользнули в свою каюту. Бузони взял чемодан у Донахью и поставил на стол Крист сделал первый снимок – внешний вид чемодана.
Донахью посмотрел на часы и вытер платком руки и лоб. Уайт вытер лицо полотенцем.
Терано открыл глаза и вскочил с дивана. У ног лежала книга. Он посмотрел на часы – семнадцать минут двенадцатого. Проспал почти полтора часа. Голова была тяжелая, как после пьянки. Чемодан стоял на месте – в углу каюты. Дверь закрыта.
О том, что нечаянно заснул, не надо говорить Идэ. Тот может раздуть этот случай – напишет в общем докладе или в путевом дневнике, который ему поручено вести, и еще доложит устно своему начальству. А это может отразиться на аттестации. Из-за такой ерунды он, чего доброго, отстанет при очередном производстве от своих товарищей по выпуску из академии.
Терано подошел к умывальнику, налил из кувшина воды в таз, смочил голову, потом принял двойную порцию лекарства от головной боли. Затем сел на пол и проделал гимнастику духа. Он полностью восстановил душевное равновесие.
Подсев к столику, открыл книгу. Теперь читалось легко, все было понятно. Европейцы добрались до монастыря, им отвели комнаты, угостили вкусным китайским обедом – началась их удивительная жизнь в Шангри-Ла. Терано захлопнул книгу, налил из термоса кипятку в японский глиняный чайник и с наслаждением выпил три чашки зеленого чая.
– Куросиво сдаст дежурство в семнадцать и снова примет его в час ночи. – Донахью повернулся к профессору Дану. – Задачу, поставленную перед вами, вы знаете. Разобрать механизм, изучить его, сфотографировать все, что возможно, чтобы сделать в точности такую же штуку, которая будет шифровать и расшифровывать так же, как эта. Надо будет узнать, в какой условной последовательности переставляются кодовые таблицы. Но эту систему смены таблиц вы разгадаете, разобрав соответствующую часть машинки. Постарайтесь закончить работу к полуночи, чтобы мы смогли положить чемодан обратно в начале следующего…
– Мы еще не начали, – перебил его густым басом Дан, – а вы уже понукаете. Не порите горячку.
– Я вам объясняю ситуацию, а не порю горячку, как вы выразились, строгим тоном сказал Донахью. – Надо положить чемодан обратно как можно скорее. Чем дольше вы будете копаться, тем больше риска. И лучше всего вернуть чемодан во время следующего дежурства того, кто дежурит сейчас. Поэтому надо постараться…
Бузони поправил очки и сказал подчеркнуто вежливо:
– Простите, пожалуйста, я не могу работать, когда беспрерывно тараторят. Прошу выйти из каме… из каюты и там трещать.
– Как вы смеете! – Донахью вспыхнул и мгновенно принял позу боксера. Хотите получить?
Морнингстар замахал обеими руками:
– Умоляю, только не сейчас. После – сколько угодно.
Бузони, низко наклонившись к чемодану, осторожно повернул ключ в замке, подождал, как будто прислушиваясь к чему-то, потом повернул еще раз и кивнул головой. Вытащив ключ – он оказался очень длинным, – Бузони внимательно осмотрел его головку и сказал Морнингстару:
– Ничего особенного. Такими замками пользовались еще при фараоне Тутанхамоне. Открывайте, только не сразу. Чуть-чуть приподнимите крышку и подержите так, потом дальше.
– Выкладывать сюда? – Морнингстар показал на белую бумагу, разостланную на полу около шкафа.
– И обратно кладите в том же порядке, – заметил Донахью. – Если перепутаете…
– Не мешайте, – огрызнулся Морнингстар. Он открыл чемодан и вместе с Бузони стал вытаскивать вату, которой был обложен большой пакет, обвязанный тесемкой. – Чисто азиатское коварство. На самом чемодане никаких печатей и наклеек, а на этой тесемке наляпаны печати и пломбы.
Бузони стал разглядывать сургучные печати. Потом пожал плечами и усмехнулся:
– Азиатский примитив.
– Не надо быть слишком самоуверенным, – сказал Донахью. – Можно напороться на ловушку, и тогда катастрофа… никак не исправишь. Тут ведь не уголовное дело, речь идет…
Бузони повернулся к профессору Дану и показал головой на Донахью:
– Пусть эта балаболка заткнется. Нервирует меня…
Донахью покраснел:
– Я руковожу операцией, прошу иметь это в ви…
Профессор Дан с решительным видом снял пиджак и обратился к Донахью:
– Категорически и ультимативно рекомендую убраться в… – он произнес крайне непристойное слово, – в противном случае я вас… – добавил он еще более крепкое слово.
Донахью весь передернулся, но Уайт схватил его за локоть и быстро зашептал:
– Ради бога, сдержись, сейчас нельзя, умоляю, все пойдет прахом…