Роман Грибанов
Десант местного значения
Еще в силы береговой обороны на юге Камчатского полуострова входит в составе 294-я отдельная береговая артиллерийская бригада. Она включает в себя 21-й береговой ракетный полк, а также 41-ю и 559-ю береговые артиллерийские батареи. Бригада полностью мобильная, 21-й береговой ракетный полк дислоцируется в поселке Англичанка, возле Елизовского аэродрома. Согласно планам развертывания, два дивизиона из 21-го полка были переброшены в район Вилючинска, а два – в район возвышенностей южнее Радыгино. Так штаб КВФ надеялся прикрыть все десантоопасные направления возле города Петропавловск и основных центров флотилии. В дивизион комплекса «Сопка» входят: стартовая батарея из двух пусковых установок Б-163 на двухосных прицепах, буксируемых гусеничными тягачами АТС; техническая батарея из десяти седельных тягачей ЗиЛ-157В с запасными ракетами на полуприцепах ПР-15. Крана в составе технической батареи не было, поскольку на каждой пусковой установке имелся свой собственный механизм перезаряжания ракет с состыкованного полуприцепа. Весь процесс предстартовой подготовки с перезарядкой занимал 17 минут. Но максимальная скорость тягача АТС с ракетой составляла 25 километров в час, и это сразу делало невозможным оперативную переброску двух дивизионов, оставшихся севернее, в район предполагаемого десанта. Две артиллерийские батареи, входившие в состав 294-й бригады, имели на вооружении восемь 130-миллиметровых береговых подвижных артиллерийских установок СМ-4-1Б, транспортируемых гусеничными тягачами ATТ. И опять-таки, вблизи зоны высадки оказалась только одна, 41-я береговая артиллерийская батарея. Другая, прикрывавшая северный участок, даже если бы и получила немедленный приказ о передислокации, опоздала бы к началу высадки. Ведь между местами расположения частей бригады было почти девяносто километров, и почти все по плохим дорогам. А вот «достать» корабли десанта, когда они подойдут к берегу для высадки, некоторые системы северной группировки бригады могли бы и с мест своей дислокации. По прямой от позиций возле Радыгино до берега бухты Большая Саранная всего тридцать километров, а до берега бухты Безымянная – меньше двадцати. И сейчас, при подходе к берегам Авачинского залива американские корабли ожидал неприятный сюрприз.
02 ноября, местное время 06:16. Камчатка. Побережье Авачинского залива, бухта Большая Саранная, пять миль от береговой линии. Американский лидер эсминцев USS DL-3 «John S. McCain»
Капитан лидера посмотрел на секундомер. Пора. В предрассветной темноте лежащие на западе берега Камчатки угадывались лишь мрачной смутной тенью. Если сейчас этот хваленый морской спецназ не даст целеуказание, придется стрелять почти наугад, по счислению. Но внезапно в полумраке взлетели, почти одновременно, но в разных местах, две красные ракеты.
– Лейтенант, – обратился капитан к своему артиллерийскому офицеру, – наши «тюлени», оказывается, способны не только бить морды в барах нашим же матросам. Начинайте, только не забудьте взять выносы от мест сигнала, чтоб не поцарапать «тюленям» их дорогую шкурку.
Лейтенант молча кивнул, и пятидюймовки лидера выплюнули первые 55-фунтовые «подарки для комми». Ответ не замедлил последовать. На черном фоне возвышающегося на западе берега сверкнула вспышка, и через несколько секунд в двух кабельтовых впереди корабля поднялся еле различимый в сумраке высокий белопенный фонтан разрыва.
– Сэр, центральный пост докладывает, что нас облучают как минимум три радара, причем различных типов. Один определен точно, это «Бурун», артиллерийский радар для новых мобильных 130-миллиметровых орудий русских, – обратился к капитану вахтенный офицер.
– Черт, «тюлени» же дали нам целеуказание для стационарных систем, определив их тип, как Б-13. Эта система еще тридцатых годов, откуда на ней радары? У русских есть еще сюрпризы? – удивленно проговорил капитан. – Дайте залп осветительными снарядами по месту целеуказания и вызывайте штурмовики, пусть начинают работать. А мы пока посмотрим, что нам еще приготовили красные. Рулевой, принять вправо пятнадцать, ход тридцать пять узлов!
Лидер чуть накренился, поворачивая и ускоряясь. Но тут черная темнота берега замигала многочисленными вспышками.
– Сэр, помимо ложных целей наблюдаю восемь, нет, десять выстрелов! Три группы, это три батареи, одна у нас на траверсе, две впереди слева по курсу!
– Рулевой, принять еще вправо тридцать! – отреагировал капитан.
Но лидер эскадренных миноносцев класса «Митчер» – это довольно большой корабль, почти пять тысяч тонн водоизмещением. И, несмотря на свои мощные двигатели, позволяющие ему разогнаться почти до 35 миль в час, мгновенно он не может ни повернуть, ни ускориться. Инерцию, законы физики, не может отменить ни господь бог, ни даже кэптэн US NAVY.
Не успел «Джон Сидней Маккейн» лечь на новый курс, как вокруг него встал целый лес всплесков от разрывов снарядов. Причем четыре из них резко отличались от остальных, поражая своей высотой и размерами. Три из них легли кучно, в сотне ярдов впереди, а вот еще один пришелся буквально в десяти футах по левой скуле перед форштевнем. Корабль резко дернулся, осаживаясь назад, как боксер, который получил прямой удар в челюсть. По палубе и конструкциям часто застучали осколки. На лаге стрелка, указывающая скорость, резко качнулась влево.
– Сэр, из носовых отсеков докладывают о поступлении воды. От гидравлического удара разошлись швы обшивки, еще у нас многочисленные пробоины от осколков. И вдобавок свернут форштевень, – скороговоркой выпалил старший офицер.
– Подтверждаю, сэр, корабль сильно тянет вправо, – доложил рулевой.
– Что за чертовщина, от одного 130-миллиметрового снаряда не может быть таких серьезных повреждений! – изумился капитан.
– Сэр, три всплеска, которые упали прямо по курсу, были значительно больше, чем остальные. Можно предположить, что и тот снаряд, который разорвался у нас под форштевнем, был такой же. Похоже, восемь или семь дюймов, не меньше, – ответил вахтенный офицер.
– Скорее, 180 миллиметров. У красных такой калибр стоит на легких крейсерах типа «Киров», и эти же пушки есть на вооружении береговых батарей, причем в броневых башнях, – отозвался старший офицер.
Будто подтверждая его слова, на корабль обрушился новый залп. На этот раз корабль получил два прямых попадания, правда 130-миллиметровыми снарядами. Корпус корабля содрогнулся, по конструкциям боевой рубки застучали осколки. Но главная угроза – четыре больших всплеска выросли по левому борту совсем рядом.
– Сто восемьдесят миллиметров, да еще в броневой башне, это серьезно. Нашему калибру совсем не по зубам. Надо скорее убираться из этого района, пусть этими пушками займутся самолеты из «Таффи». Местоположение этих орудий засекли?
– Трудно сказать, сэр. Всего мы засекли десять орудий. Два рядом с теми, на которых дали целеуказание «тюлени», на мысе Саранный. Вероятно, это тоже стационарные 130-миллиметровки, со щитами и в таких же бетонных полукапонирах. Четыре в глубине вражеской территории, к северу, за озером Пресное. Скорее всего, это мобильные системы русских, с наведением по радару, тоже калибра 130. Там как раз начинается возвышенность и рядом проходит дорога. И две вспышки слева по курсу, на мысе Безымянный. Вот эти, скорее всего, стационарные, калибра 180. Уж очень удобное место на этом мысу для такой батареи, позволяет простреливать как вход в главную, Авачинскую бухту, так и пляжи, где мы планируем высадку десанта. Еще два орудия обнаружить пока не удается. Может быть, они расположены севернее и закрыты от нас этим самым мысом.
– А может, они в спаренных башнях и радар засветку от двух выстрелов принимает за один, – возразил капитан.
Бой тем временем разгорался все больше. Замыкающий эсминец «Кнокс», пользуясь тем, что его никто не обстреливает, тоже сначала «повесил» два осветительных снаряда над русской батареей на мысе Саранном, а потом, пристрелявшись, перешел на беглый огонь. Шесть 127-миллиметровых орудий Мк12 в трех башнях эсминцев типа «Гиринг» имели паспортную скорострельность пятнадцать выстрелов в минуту на каждый ствол, и «Фрэнк Кнокс» эту скорострельность достиг. На позиции батареи № 961 обрушился настоящий ураган из огня и стали. Каждую минуту на батарею падало двадцать четыре снаряда весом более тридцати одного килограмма каждый. Уже через две минуты теория вероятности стала превращаться в реальность повреждений от большого числа попаданий. Часть снарядов легли очень близко от бетонированных орудийных двориков. Дворики поднимались круговой стенкой вверх, образуя полукапонир, но высота его была всего немногим более метра, чтобы обеспечить достаточные углы поворота и наклона своего орудия. Казенная часть орудия и расчет прикрывались купольным щитом, но толщина щита была всего 13 миллиметров, и закрывал расчет он всего наполовину. Так что, если достаточно крупный осколок от близко разорвавшегося снаряда попадал в щит, то он пробивал его, нанося повреждения и людям, и механизмам. А один снаряд, опять же в полном соответствии с теорией, разорвался прямо внутри бетонного дворика, в пространстве между щитом орудия и внутренней стенкой полукапонира. Результат был ужасен. Когда, после боя, выжившие бойцы батареи пришли на место, где стоял полукапонир с орудием № 3, они внутри обнаружили лишь кучу обгорелого искореженного железа, перемешанного с человеческим мясом. Оторванный ствол лежал в пятидесяти метрах ниже по склону, у самого уреза воды. Но батарея, погибая, ожесточенно сопротивлялась. Уцелевшие орудия продолжали упорно обстреливать головной корабль американцев. У командира сначала возникла идея перенести огонь на второй эсминец, но потом он решил этого не делать.
Тратить драгоценное время на пристрелку и перенос огня, когда орудия его батареи, похоже, доживают последние минуты, неразумно. Уж лучше постараться продать свои жизни подороже, тем более что головной американец сбросил ход и горит. А потом было уже поздно. Взрывы многочисленных снарядов повредили проводные линии связи, а радиопомехи американцы начали ставить еще за десять минут до начала боя. Целеуказания, ранее поступавшие в батарею от РЛС от 41-й батареи, прекратились с обрывом линии связи, но пожар на американце позволял уже пользоваться для наведения обычными оптическими дальномерами. И два уцелевших орудия с поредевшими расчетами продолжали бить по «Маккейну».
А положение дел на нем было гораздо хуже, чем на необстреливаемом «Кноксе». Десятки 130-миллиметровых снарядов летели в него со стороны берега, и не все они пролетали мимо. Огонь со стороны стационарной батареи № 961, которую старательно обрабатывал «Кнокс», сильно ослабел, кроме того, изначально устаревшие системы Б-13-IIIC могли выдавать восемь выстрелов в минуту, максимум. Да и точность попаданий этих орудий, наводимых теперь при помощи устаревших оптических дальномеров, была невысокой. Но «Маккейн» находился под обстрелом еще двух советских батарей, стационарной № 502 и мобильной № 41. Последняя была оснащена более новыми 130-миллиметровыми орудиями послевоенной разработки. Эти орудия, кроме того, что имели довольно современную радиолокационную систему наведения, основанную на РЛС «Бурун», работавшую в сантиметровом диапазоне, обладали более высокой скорострельностью, почти не уступавшей американским универсальным пятидюймовкам. Стотридцатимиллиметровое орудие СМ-4-1Б с длиной ствола в 56 калибров и полуавтоматическим клиновым затвором развивало скорострельность двенадцать выстрелов в минуту. И попадания снарядов весом более 33 килограммов каждый шли одно за другим. Хотя такой большой корабль, как лидер эскадренных миноносцев, почти, что легкий крейсер по классификации прошлой войны, мог «всосать» без существенного риска для себя и не один десяток таких снарядов.
Но больше всего проблем лидеру доставила третья батарея русских. Башенные одноорудийные установки МУ-1 были оснащены 180-миллиметровыми пушками, которые выпускали снаряды весом 97 килограммов пять раз в минуту и могли стрелять на 38 километров. Сами орудия стояли в башнях над бетонными погребами с перекрытием более полутора метров. Броня башен доходила до 75 миллиметров, что позволяло расчетам не бояться близких разрывов 127-миллиметровых орудий американцев. Да и прямое попадание американского фугасно-осколочного снаряда, при всей своей мизерной вероятности, вряд ли нанесло бы башне существенные повреждения. И сейчас находившиеся на батарее № 502 расчеты расстреливали горящий «Маккейн» почти что в полигонных условиях. Уже третий залп батареи лег точно по кораблю. А дальше дело пошло, как по маслу. Через три минуты на лидере были сбиты обе трубы, замолчали обе носовые башни Мк42, и он горел от второй башни до самой кормы. Сам корабль свалился в циркуляцию, садясь на корму. Один из 180-миллиметровых снарядов, попав в кормовую оконечность, при взрыве завернул перо руля, вдобавок напрочь его заклинив. Скорость «Маккейна», еще несколько минут назад бывшего одним из самых быстрых кораблей в соединении, упала до совсем смехотворных десяти узлов. А обстрел, вернее, уже расстрел лидера продолжался. Русские наконец-то начали расплачиваться с американцами за свои семьи, отравленные зарином в предыдущую ночь.
«Фрэнк Кнокс», видя бедственное положение своего флагмана, описал коордонат, пытаясь прикрыть горящий и уже не стреляющий лидер дымовой завесой. В дополнение эсминец перенес огонь с почти подавленной батареи № 961 на другие. Частично на соседнюю, 41-ю, батарею, по ней открыла огонь кормовая спаренная установка Мк12. Обе носовые переключились на обстрел батареи № 502, пытаясь заставить ее замолчать. «Кнокс» сначала, как в предыдущем случае, дал залп осветительными снарядами из всех шести орудий. Но наводчиков на эсминце постигло разочарование. Мобильные установки СМ-4-1Б находились на заготовленных заранее позициях, в распадках нескольких сопок, обрамлявших бухту Безымянная с юга, вне прямой видимости с моря. На кораблях место расположения орудий могли наблюдать только в момент выстрела, когда из поднятого ствола длиной почти семь с половиной метров вслед за вылетающим снарядом вырывался многометровый форс пламени и раскаленных газов. А из четырех башен батареи № 502 с той точки моря, где находился эсминец, видны были только две, и те американцы обнаружили, только тогда, когда те дали очередной залп по многострадальному «Маккейну».
Но над полем боя появился новый участник. Шестерка «Скайрейдеров», строя свой заход со стороны моря, запросила у своих кораблей целеуказания. Они поначалу пытались связаться с «Маккейном», но на нем были сбиты уже все антенны, и он не отвечал. Тогда ведущий штурмовиков вышел на связь с эсминцем. Командир эсминца резонно решил, что уже обнаруженная, но недобитая, стационарная батарея возле бухты Большой Саранной никуда не денется, с ней авиация может разобраться и позже. И направил воздушный удар на две обнаруженные башенные установки. Их надо было затыкать, причем срочно, если Америке не нужен утонувший «Маккейн». И вызвал еще самолеты, ведь вражеских целей обнаружилось неожиданно слишком много. Ведущий группы штурмовиков запросил дополнительную подсветку и получил ее, сразу две башни «Кнокса» повесили над обнаруженными установками 502-й батареи четыре осветительных снаряда.
И «толстые собаки» устремились на цель. Штурмовики атаковали просто, заходя на орудия над морем, с юго-востока, в пологом пикировании. Начало захода на высоте полторы мили, проход над целью и выход из атаки – на высоте 800 футов, с разворотом на северо-восток, опять в сторону моря. С учетом резкого повышения местности «Скайрейдеры» проносились над советскими позициями почти на бреющем, едва не задевая ветки деревьев. Будь это днем, командир группы не рискнул бы так снижаться, количество зенитных пулеметов у русских уже неприятно удивило пилотов US NAVY. Но ночью попасть в самолет, летящий в темноте, можно только при помощи наведения с РЛС, а его у зенитных пулеметов не было в принципе. На мысу Безымянном в прикрытии береговой батареи вообще-то еще находились и зенитные, одна как раз, оснащенная современными 57-миллиметровыми орудиями С-60 с радарным наведением. Но один из снарядов «Кнокса», легший перелетом, разорвался вблизи станции РЛС. Станция РЛС – штука гораздо более нежная и хрупкая, чем бронированная артиллерийская башня. Одного близкого разрыва пятидюймового снаряда хватило, чтобы вывести ее из строя. И зенитные орудия вынуждены были стрелять при помощи обычных прицелов, фактически наводчики наводили каждый свое орудие «на глаз», с трудом целясь по проносящимся вверху смутным стремительным теням. Со стороны это выглядело эффектно, но не эффективно, пользы от такой стрельбы не было. Во всяком случае, после того, как «Скайрейдеры» сели на «Йорктаун», техники при осмотре самолетов, нашли всего только пару маленьких дырок в плоскостях А-1Н командира группы.
Эффективность первого захода американцев тоже оказалась близка к нулю. Штурмовики, кстати, из эскадрильи, участвовавшей в налете на Усть-Камчатск, несли почти то же вооружение, что и тогда. Тогда, в Усть-Камчатске, штурмовики имели по четыре пятисотфунтовые фугасные бомбы и два бака BLU-27 с напалмом весом 750 фунтов каждый. Еще на четырех узлах подвески тогда находились кассеты с РЛ-ловушками, попросту говоря, резаной фольгой. Но сейчас уже зенитных ракет русских можно было не опасаться, и набор вооружения был чуть изменен. Фугаски и баки с напалмом остались на своих местах, а вот на остальных узлах подвески висели кассетные бомбы Мк20, весом 485 фунтов каждая. В первом заходе американцы высыпали бомбы, но в отличие от устаревших орудий, стоявших всего лишь в земляной обваловке там, в Усть-Камчатске, сейчас под американцами стояли бронированные башни. И нанести такой башне хоть какой-то урон бомба весом в 227 килограммов могла только при прямом попадании. Но таких не случилось, бомбы легли кучно, разбросав остатки маскировки вокруг башен, но и только. В этом ведущего уверил командир «Кнокса», сразу после захода все вражеские орудия дали очередной залп по тому же горящему «Маккейну».
И во втором заходе американцы, пользуясь тем, что «Кнокс» в очередной раз «подсветил» цели, довольно точно вывалили на башни все кассетные бомбы. Каждая такая бомба была оснащена 247 кумулятивными суббоеприпасами Mk.118. Шестисотграммовый суббоеприпас Mk.118 может пробивать броню толщиной до 190 миллиметров. При сбросе одной бомбой кассеты Mk.20 зона поражения приблизительно равна футбольному полю. Над двумя орудиями батареи № 502 прошел стальной ливень. Обе башни получили не меньше десятка попаданий каждая, в результате которых верхние броневые листы башен обзавелись аккуратными дырочками, а в боевых отделениях из-за сверхзвуковых ударных волн, возникающих при пробитии кумулятивной струей брони, не осталось никого живого из орудийных расчетов. Но самым страшным был третий заход. В нем шесть «Скайредеров» освободились от баков с напалмом. Горело все, остатки деревьев, земля и скалы вокруг. Горела броня. Но самое страшное, горящий напалм стекал вниз, затекая в малейшие щели и зазоры конструкций башен. В маски орудий. И в дыры, только что проделанные суббоеприпасами Мк118. Сначала он попал в боевое отделение, а потом стал капать тяжелыми густыми каплями в подбашенный погреб, когда прожег резиновые уплотнения люков, и самое главное, стал затекать в открытые окна элеваторов-подъемников. Ведь они закрывались сверху, а наверху уже не было живых. Потом загорелись пороховые заряды в картузах выстрелов. Со стороны это смотрелось страшно и одновременно завораживало, когда давление от горящих пороховых газов вышибло наружные двери и бронезаслонки вентиляции, и почти одновременно над двумя орудиями 502-й батареи встали две исполинские свечи ослепительно белого пламени. Потом раздался грохот от сдетонировавших наконец снарядов, и обе башни, подброшенные мощной взрывной волной, медленно кувыркаясь, взлетели в воздух. Никто из расчетов не смог выжить. В отличие от спаренных башенных установок МБ-2-180, которые имели и потерну, под землей соединявшую обе установки, и запасные выходы, на одноорудийных МУ-1 не было ничего. С целью экономии денег, времени и материалов у них наличествовала только башня, которая устанавливалась прямо на снарядный погреб и которая из защищенного места сразу превратилась в адскую ловушку, обернувшуюся братской огненный могилой для двух расчетов батареи.
Командир 41-й батареи отдал приказ сворачиваться, едва увидев первый заход вражеских самолетов. Нормативное время свертывания установок СМ-4-1Б составляет немногим меньше двадцати минут, но расчеты, подстегнутые страшной картиной американского налета на соседей, перекрыли этот норматив почти вдвое. Когда новая группа американских самолетов прилетела в этот район, она застала только пустые позиции. Они отбомбились по позициям батареи № 961, окончательно ее уничтожив.
Лидер эсминцев USS DL-3 «John S. McCain» пережил своего противника ненамного. После первого захода американцев четыре орудия батареи № 502 успели дать по нему десять полных залпов. Из сорока снарядов непосредственно в корабль попало девять, и это, с учетом предыдущих повреждений, оказалось для корабля фатальным. Горящий, уже неуправляемый и обездвиженный корабль медленно погружался в воду, постепенно заваливаясь назад. «Кнокс» подошел к нему, чтобы снять остатки экипажа. Пушки русских прекратили стрелять, и эсминец мог сбросить ход, не опасаясь стать стоячей мишенью.
Командир четвертого дивизиона 21-го берегового ракетного полка, майор Смирнов, выслушав рапорты с поста РЛС-наведения и постов выносного наблюдения, шумно выдохнул воздух. Ну наконец-то. Один корабль противника горит и тонет, подбитый коллегами из его бригады. Второй застопорил ход, подойдя к первому, очевидно, чтобы снять с него экипаж. Американские самолеты, которых он опасался больше всего, отбомбившись, ушли на северо-восток. И он решился:
– Дивизион, пуск по захваченным целям!
На позиции дивизиона все звуки потонули в реве стартовых двигателей. Они мгновенно разогнали две ракеты, весом по три с половиной тонны каждая, с наклонных направляющих. Позиции дивизиона находились всего в тридцати пяти километрах от американских кораблей, и ракеты С-2, имевшие маршевую скорость 1050 километров в час, преодолели это расстояние за пару минут. Американцы были застигнуты врасплох. Радар «Кнокса» засек подлет ракет всего за полминуты, и сделать было уже ничего нельзя. Самолет ДЛРО, висевший с группой охранения на пятнадцать миль дальше к востоку, вообще не увидел ракеты, летевшие всего на высоте четыреста метров. Единственное, что успел сделать командир «Кнокса», это связаться с командованием и доложить о приближении «Вампиров». Он еще прижимал гарнитуру связи к уху, когда первый «Лосось» упал в воду в тридцати футах от эсминца. Подводный взрыв боевой части весом в тонну всего в пятнадцати метрах способен сильно повредить и может даже утопить такой корабль, как эсминец типа «Гиринг». Но двумя секундами позже это стало несущественно, вторая ракета попала в «Кнокс» аккурат позади второй дымовой трубы. Взрыв был такой силы, что корабль просто разорвало пополам. Корма утонула сразу, а носовая часть еще немного оставалась на плаву. Как раз столько времени, чтобы немногие уцелевшие успели прийти в себя и попрыгать в воду. Два мощных взрыва, произошедшие почти рядом, доконали и «Маккейн», он затонул почти за минуту. И через короткое время на поверхности океана виднелись только пара десятков выживших в спасательных жилетах, трупы и обломки с двух кораблей. Живые очень быстро, в течение нескольких минут, присоединились к мертвым. Температура воды в ноябре в море возле Камчатки превышает точку замерзания всего на несколько градусов. И всю эту кучу ветер и течение быстро несли на побережье мыса Безымянный.
02 ноября, местное время 06:14. Камчатка. Побережье Авачинского залива, бухта Малая Саранная. Позиции второй роты второго батальона 211-го мотострелкового полка 22-й дважды Краснознаменной Краснодарско-Харбинской мотострелковой «Чапаевской» дивизии на возвышенности между озерами Малое Саранное и Мелкое, в четырехстах метрах от берега
Командир роты потер покрасневшие от бессонницы глаза и рывком поднял свое уставшее тело с лежанки. Рукой он махнул дремавшему за столом и встрепенувшемуся радисту.
– Пойду, пройдусь еще раз по позициям, – успокоил он его.
Позиции, которые на основных десантоопасных направлениях начали оборудовать еще с началом войны, с прибытием первых частей 22-й дивизии лихорадочно усиливали и дооборудовали. Положение усложнялось тем, что саперный батальон дивизии в данном районе отсутствовал, и приходилось работать своими силами, при помощи одних саперных лопат. Почти весь саперный батальон вот уже вторые сутки обеспечивал переправу основных частей дивизии через многочисленные мосты на основной трассе Камчатки, разрушенные массированным налетом американской авиации. Положение усугублялось еще тем, что в последние часы, закончив с уничтожением основной силы ПВО, зенитно-ракетной бригады, американцы перешли к изоляции южного района, развернув охоту буквально за каждым транспортным средством на дороге. Как-то проскочить машинам, поодиночке и мелкими колоннами, можно было только в темное время суток. Да и то, с большим риском, ночные налеты тоже были не редкость. Вот и получилась такая ситуация, что в районе к югу от входа в Авачинскую бухту советские войска ранним утром 2 ноября были представлены всего двумя батальонами из 211-го полка.
Первый мотострелковый батальон прикрывал наиболее опасное место, бухту Безымянная. Там же находились и почти все средства усиления, которые успели перебросить, – приданная одна батарея 122-миллиметровых гаубиц М-30 из состава 157-го артполка и две полковые батареи 120-миллиметровых минометов. И там же, в бухте Безымянной, находились и саперы, всего один инженерно-позиционный взвод, с траншеекопателем и экскаватором. Это объяснялось просто: единственная дорога из бухты Малая Саранная проходила через перевал Седелка, в долину, образованную рекой Вилюча. Из этой долины уже можно было, оставляя справа прибрежные озера Большой Вилюй, Малый и Большой Лиман и Пресное, проехать до грунтовой дороги на аэродром и дальше, в военно-морскую базу и город Вилючинск. Но участок от бухты и до перевала включительно был проходим для колесной техники только летом, и то, в хорошую погоду. А гусеничной техники у 211-го полка не было. Поэтому все приходилось таскать на себе почти три километра, полковые грузовики ГАЗ-51 и ЗиС-164 могли только доезжать до северного берега озера Большой Вилюй. Поэтому в бухте Малая Саранная оборону на позициях держали только две роты из второго батальона.
Ближе к северу береговую линию прикрывала еще одна рота из состава их батальона. Хотя протяженность пляжа, удобного для высадки, там была едва не втрое больше, чем в бухте Малая Саранная. Это объяснялось тем, что, высадившись на берег, противник сразу попадал в тупик. С юга по берегу было топкое и труднопроходимое устье реки, преодолев которое, противник упирался в почти отвесные скалы. Вдобавок на этих скалах располагалась береговая батарея № 961, вместе со своими силами прикрытия. С севера были труднопроходимые, почти отвесные скалы. Подняться туда можно было только пешком. Но преодолев эти препятствия, противник опять оказывался на узком кусочке пляжа. А продвижение в глубину полуострова сразу через сто метров перекрывали озера Большой Вилюй и Пресное. Проехать можно было только по узкому перешейку между ними, менее ста метров шириной, который к тому же имел в своей середине поросшую лесом высоту, с которой превосходно простреливался весь участок высадки. И только на северном участке можно было, сразу высадившись в бухте Спасения, продвинуться по ровной местности до дороги. Но дело усложнялось тем, что уж больно маленьким был этот удобный кусочек. Сам пляж был в ширину не более 200 метров, вдобавок дальше участок, по которому можно проехать, сужался вдвое, с одной стороны были топкие берега озера Пресное, а с другой опять начинались скалы. И башенные установки батарей № 502, стоящие на них.
Вот этот, с первого взгляда, большой кусок побережья и держала эта рота. Один взвод окопался на высотке, стоящей на перешейке, остальные силы обустроили свои позиции на склоне небольшой, поросшей лесом возвышенности, которая начиналась в четырехстах метрах от северного кусочка пляжа. Позиции вдобавок позволяли вести перекрестный обстрел. Даже маленькая, скалистая сопка Медвежья, разделявшая северный и южный пляжи, простреливалась полностью, с обеих позиций. Самая верхняя часть скал начиналась прямо с морского прибоя, а западный склон, поросший редким кустарником, круто, под углом почти тридцать градусов, неуклонно понижался в сторону позиций роты. Все средства усиления второго батальона были на южном, более изолированном участке, в бухтах Большая и Малая Саранная. Рота, расположенная южнее, могла оперативно получить помощь со стороны основных частей полка, оборонявших бухту Безымянная. Ведь туда шла уже более-менее приличная грунтовая дорога, да и расстояние по прямой было всего полтора километра.
Но все эти размышления вылетели из головы старшего лейтенанта, когда он, глядя на восток, где за угрюмыми скалами мыса Саранный простирался океан, потрясенно увидел, как почти над самыми орудиями 961-й батареи поднимаются две сигнальные ракеты! Одна на самой оконечности мыса, другая ближе к позициям роты, причем точно из месторасположения пограничного поста! Пост находился на основании мыса, уже почти у берегов озера Малое Саранное, и до левого фланга позиций роты от него было всего метров двести. Он еще вчера вечером, когда рота занимала позиции, приходил к пограничникам, договариваться о взаимных действиях. На посту была вышка, но океан с нее просматривался не полностью, с севера он был закрыт скалистыми сопками мыса. А вот подходы к бухте, где и были удобные места для высадки, с него просматривались изумительно. Еще на посту была маленькая избушка, в которой пограничники напоили его чаем. Всего на посту было пять человек, и, получается, противник их всех без шума ликвидировал, если с места поста подает сигналы? В голове его еще с бешеной скоростью крутились эти мысли, а он начал отдавать команды:
– Рота, тревога! Всем занять позиции! Евстигнеев! – обратился он к командиру левофлангового взвода. – Возьми два отделения, развернитесь в линию от берега озера до моря и начинайте прочесывание в сторону оконечности мыса. При обнаружении противника отрывайте огонь на уничтожение!
