Роман Елиава
Хроники планеты монстров
День 1.
Представьте себе, что вы отлежали руку во сне. Затем проснулись, и свежая кровь, наполненная кислородом, снова устремилась по своим артериям. Помните, что чувствуете в этот момент? Думаю, что да. Так вот, при выходе из состояния DС, консервации человека, ощущения очень похожие, за исключением того, что это происходит со всем телом одновременно. Состояние это так себе: глаза вылезают из орбит, а тебе самому хочется выскочить из кожи или поскорее умереть. Но, как и всему в этом мире, процессу расконсервирования наступает конец. Система методично очищает клетки от веществ, замедляющих их жизнедеятельность почти до нуля. Процесс сопровождается многократным прокачиванием крови через разнообразные фильтры. При этом тончайшие иглы вводят во все части тела химические реактивы. И вот наступает момент, когда распахнутые глаза начинают фокусироваться, а мозг обрывочно мыслить.
Мой взгляд прояснился, и я сразу понял, что происходит. Понял по прошлому разу. Первый раз был тренировочный. Врачам нужно было проверить, как мы переносим состояние deep conservation. Итак, иглы втянулись обратно в капсулу, а ложе приступило к пневматическому массажу тела.
Я смотрел сквозь прозрачную крышку капсулы и не понимал, почему потолок расположен так высоко. Память вернулась ко мне достаточно быстро. Неужели, что-то пошло не так, и проект остановили?! Крышка капсулы щелкнула и разъехалась в стороны. Я взялся за ее края и сел, оглядываясь вокруг.
– Ага, еще один проснулся, – сказал тощий и лысоватый человек со странным акцентом, одетый в белый балахон.
Я увидел, что точно также в капсуле сидит Джи Чен, одетая в комбинезон с большой эмблемой Организации Объединенных Наций на рукаве, как и у всех нас. Чен – астрофизик из нашей команды. По её спокойному, лишенному эмоций, лицу, никогда нельзя было понять, о чем она думает.
– Вы кто? – спросил я тощего человека.
– Доктор Штейн, Томас Штейн, – ответил он. А Вы, судя по надписи на капсуле, Максимилиан Готье.
– Верно, можно просто Макс. Всё сорвалось?
– Что сорвалось? – спросил он.
– Полёт, – сказал я, рассматривая помещение. Это была небольшая комната высотою около трех метров, в ней стояли пять наших капсул и еще какое-то оборудование, которое я не смог сходу идентифицировать. Возможно, медицинское. Но в любом случае это не мог быть отсек нашего корабля «Надежда».
В это время, с характерным щелчком, раскрылась еще одна капсула, и из нее показалась светлая, в прямом и переносном смысле, головка Лизы Смол, нашего радиоинженера и второго пилота.
– Ага, Лиза Смол! – приветствовал девушку Томас Штейн, он склонился над какими-то мониторами своего оборудования, и я впервые обратил внимание, что к нему подключены наши капсулы.
– Где, мы? – спросила Лиза, повернув в мою сторону острый носик.
– Наверное, что-то с кораблем, и полёт отложили, – пожал я плечами.
В это время раскрылись сразу две капсулы, и нам предстало удивленное лицо Джона Финна, нашего капитана, и кислая физиономия биолога и врача Бориса Леонова. Финн сразу выбрался из капсулы и пошел ва-банк.
– Почему отложен полёт? – спросил он доктора Томаса Штейна.
– Я всего лишь врач, – ответил тот, и Макс снова отметил странный акцент, возможно немецкий.
Открылась дверь и в комнату вошла шатенка небольшого роста с острыми чертами лица и внимательными карими глазами.
– Все ответы потом, и не от меня, – продолжил тем временем доктор, – а это мой ассистент – доктор Шейла Хилл, она разместит вас. Отдохните пару часов, после чего мы снова соберемся, и кто-нибудь ответит на ваши вопросы. А сейчас извините, мне нужно обработать множество данных о вашем состоянии. Консервирование – сложная и неординарная процедура.
Я вылез из капсулы, также поступили Смол и Чен. Чувствовал я себя вполне сносно. Леонов продолжал сидеть, осматривая оборудование Штейна.
– Что это такое? – спросил он. Почему заменили анализатор Toshiba?
– Еще раз повторюсь, все вопросы потом, – ответил Томас Штейн. А мне нужно работать. Отнеситесь к ситуации профессионально.
– Борис, давай поднимайся, – сказал Финн, – надеюсь, очень скоро мы всё узнаем.
Леонов, с показным кряхтением, вылез из капсулы и присоединился к группе.
– Прошу вас, – жестом указала на дверь Шейла Хилл, – следуйте за мной.
Финн посмотрел на нас, затем вышел из помещения. Я пропустил вперед Лизу и Джи, затем тоже покинул комнату. Леонов замешкался, пытаясь внимательнее разглядеть медицинское оборудование.
Выйдя в коридор, я осмотрелся и не увидел ничего примечательного, за исключением огромного блондина с подстриженными ежиком волосами. Он стоял у стены, скрестив на груди мощные руки. Одет блондин был в форму, но это не была форма астронавтов. Это была форма цвета хаки, на ремне висела кобура.
– Ну вот, я так и знал, что полёт отменили, – высказал вслух мою мысль Леонов, – что: террористы взорвали корабль?
– Всё не так, как вы себе представляете, – сообщила наша проводница.
– А как тогда? – спросил Финн.
– Послушайте, – ответила Шейла, – вы скоро всё узнаете, но не от меня. А сейчас прошу вас, идемте.
Она провела нас по бетонному коридору, освещенному галогенными, или похожими на них, лампами. Вдоль коридора шли пучки проводов в две линии – силовые и оптические. Мы спустились на этаж ниже по металлической лестнице. Я обратил внимание, что двери этажей герметично закрываются толстыми воротами, выезжающими из стен.
Этажом ниже, в точно таком же коридоре, вдоль правой стены шли двери. Это были отсеки, комнаты. Хотя мне они больше напомнили тюремные камеры. Доктор Хилл показала каждому свою, отдельную, комнату.
– Отдыхайте, через два часа я за вами приду.
Высокий, накачанный блондин с пистолетом остался стоять в коридоре, что еще больше наводило мысль о тюрьме. Шейла перехватила мой взгляд.
– Это Вернер, если что-то будет нужно, попросите его, и он поможет.
Я кивнул, хотя мне казалось, что единственное, в чём мог помочь Вернер, так это отправить нас на тот свет.
Войдя в свой отсек, я скинул ботинки и упал на кровать. Чувствовал себя после консервации неважно. В отсеке ничего особенного не было: кровать, стол, два стула, душевая и туалет. «Площадь, наверное, метров десять», – подумал я.
Итак, значит, наша миссия по каким-то причинам провалилась. И, скорее всего, мы на военной базе. На тренировочный лагерь это не походило. Интересно: это отсрочка полёта, или же его совсем отменят? Что же случилось? Джулия обрадуется, вспомнил я про свою подругу. Хотя я ей ясно дал понять, что моя главная цель полететь.
Мы сидели с ней в кафе на Массачусетс Авеню, в мой последний приезд в Вашингтон. Я должен был оформить бумаги, а она уже знала, что я улетаю. Я даже не мог остаться с ней, поскольку вечером мне нужно было вернуться в Хьюстон. Но она всё равно пустила слезу. Это было наше последнее свидание.
– Макс, может быть, ты передумаешь? Мои родители готовы отдать нам второй дом. У тебя же отличное образование, тебя везде возьмут на работу. Кроме того, ты бы мог работать заместителем у моего отца.
– Послушай, мы это обсуждали уже много раз. Я потратил несколько лет и кучу денег, чтобы попасть в группу, и мне очень повезло, что первый номер сломал руку. Понимаешь?! Я всю жизнь шёл к этому. И когда меня назначили лишь дублером… И вот появился такой шанс, – продолжил я после паузы. Ты хочешь, чтобы я упустил его?
– Но ты же не вернешься оттуда? – спросила она, глотая слёзы.
– Нет. Это билет в один конец. Но я тебе честно сказал об этом при нашем знакомстве и, мне кажется, это сыграло не последнюю роль в том, что у нас было. Тебе всегда льстило быть девушкой астронавта. Разве нет? Чтобы подруги завидовали, открыв рот.
– Я всегда думала, что ты останешься. Что это не серьезно. К тому же, как ты говоришь, ты…ты был всего лишь дублером.
Она снова заплакала. Но я думал уже не о ней. Я вспоминал о том окрыляющем чувстве, когда узнал, что Алан сломал плечо на тренировке по хоккею. Тогда я стоял и смотрел на памятник первому астронавту, Юрию Гагарину, но мыслями был далеко в небесах. Я полечу, я буду там, я стану одним из первых поселенцев на другой планете! Из нескольких миллиардов людей именно я попал в счастливую пятерку.
И что же теперь, – я очнулся от воспоминаний, картинка сменилась. Всё! Отмена. А вдруг мы совсем уже никуда не полетим. Сколько времени, денег и надежд пропадет… Надежда. Так назывался наш корабль. Это была аллегория, надежда человечества. Наша планета была практически безвозвратно разрушена, и мы не могли даже остановить это дальнейшее разрушение. Так называемые президенты и премьер-министры развитых стран на словах заботились об экологии, участвовали в разных конгрессах и общественных организациях, но при этом все они были жалкими рабами частного капитала, который высасывал последние соки из Земли. Нефть, природный газ, сланцевый газ, открытая добыча, глубоководная добыча, выбросы углекислого газа, парниковый эффект, озоновая дыра, бесконечные войны и многое другое. Планета умирала. И часть общества это очень хорошо понимала. Среди них были богатые и влиятельные люди, они продавили через погрязшую в коррупции Организацию Объединенных Наций организацию международной экспедиции в космос.
Наша экспедиция стала возможной только после изготовления двигателя Пульмана – Андерсона. На основе эффекта Пульмана конструкторское бюро Андерсона разработало субсветовой двигатель.
Нашей миссией была разведка. Мы должны были высадиться на экзопланете земного типа и отправить «Надежду» назад, ожидая новый большой корабль с поселенцами. Второй корабль назывался «Ковчег», он только проектировался. Наш корабль «Надежда» представлял, по сути, большой дом, который отстегивался от непосредственно несущей части и мог сотни лет автономно работать на ядерном генераторе. Мы должны были подтвердить, что планета пригодна к заселению.
Выбранная планета находилась в более чем ста световых километрах от Земли, поэтому был нужен анабиоз, консервация. Аппараты DC, которые были разработаны к тому времени, проверялись прямо на нас. Времени не было.
Около двухсот лет в капсуле, в которой создавался искусственный микроклимат, включая давление, симулирующее силу тяжести. Вот, что нам предстояло. А потом либо мы на «Новой Земле», либо нет. О последнем не хотелось думать.
Ученые считали: вероятность того, что планета похожа на Землю, очень велика. Планету открыли давно, еще с помощью телескопа NASA «Кеплер». Этот телескоп работал с 2009 по 2013 год. Он помог обнаружить более трех тысяч экзопланет, то есть, планет, находящихся за пределами солнечной системы. А самая первая планета была открыта в конце двадцатого века у оранжевого субгиганта Гамма Цефея. Нашей целью была тоже оранжевая звезда, только уже карлик по размеру. Она находилась в созвездии Паруса, самая большая звезда которого названа в честь астронавта Роджера Чаффи. К описанию этого созвездия приложил свой сухой математический ум в восемнадцатом столетии мой соотечественник Николя Лакойль. Он занимался составлением карты звезд Южного полушария и преобразовал созвездие с романтическим названием «Корабль Арго» в три созвездия с названиями Парус, Киль и Корма. Хочу оставить без комментариев такой творческий подход Николя, но, тем не менее, его вклад в астрономию неоспорим.
Итак, нашей целью была планета, вращающаяся вокруг оранжевого карлика. Чтобы было понятно, оранжевый карлик – это нечто среднее между красным карликом и желтым карликом, каковым является наше Солнце. Среднее с точки зрения светимости и размеров. Наш оранжевый карлик был семь десятых от размера Солнца и столько же от его светимости. Возможно, что вокруг него вращалось еще несколько планет, но после исследований «Кеплера», подтверждена была только одна. Планета была твердой, бывают еще газообразные. В солнечной системе таких четыре. Размер планеты был около полутора от земного, и находилась она ближе к звезде, чем Земля к Солнцу, в зоне, характеризуемой возможностью жизни. У планеты была атмосфера и, предположительно, вода на поверхности.
Она была выбрана после нескольких лет бурных споров ученых из достаточно большого списка. В этот список входили около трехсот планет нашей галактики, которая носит название Млечный Путь. Что-то выбраковывалось по качественным признакам, а что-то просто по расстоянию. Диаметр нашей, спиралевидной, галактики составляет около ста тысяч световых лет или один квинтильон километров. Можете представить? Я не очень. Солнечная система находится ближе к краю галактики, на расстоянии от центра в две трети радиуса. При этом, ближайшая звезда к Солнцу находится на расстоянии четырех световых лет, а самые дальние системы – около восьмидесяти или девяноста тысяч световых лет.
Конечно, концентрация звезд, а, значит, и планет выше в центре галактики, которым является, например, созвездие Стрельца. Если бы у нас была возможность исследовать планету за планетой, как это описывается в фантастических романах, лететь надо было бы туда. Но в реальности мы могли лететь только по маршруту от одной точки к другой точке. Причем, во время полёта люди находились в анабиозе, а всё должна была делать автоматика корабля. Мы должны были стартовать с Земли, используя ракету носитель. На орбите запускался уже двигатель Пульмана-Андерсона, и корабль устремлялся к звездам. Затем он выходил на орбиту планеты оранжевого карлика и отстреливал жилой и исследовательский модули. Эти модули спускались на поверхность вместе с астронавтами на борту. Через месяц или раньше, по нашему сигналу, «Надежда» должна была взять курс назад и привезти на Землю данные исследований и данные, переданные нами с поверхности. Но мы, экипаж «Надежды», второй корабль не дождались бы в любом случае, умерли бы от старости. Кроме того, шанс, что корабль благополучно долетит до планеты и вернется назад был существенно ниже шанса, что планета похожа на Землю.
Воспоминания и мысли метались у меня в голове, затем превратились в обрывочные цветные пятна, и я, незаметно для себя, уснул.
Разбудил меня шум открывающейся двери. Я протер глаза. На пороге стояла Шейла, которая не позаботилась постучать.
– Пора, – сказала она и пошла дальше.
Я натянул ботинки, умылся холодной водой и вышел в коридор. Все уже были там. На их лицах, помимо усталости, читалось недовольство. Так с нами, с астронавтами, никогда не обращались. Я метнул взгляд на Вернера. Казалось, он за это время не только не сместился, но и не поменял позы.
– За мной, – скорее скомандовала, чем попросила Шейла Хилл.
Мы гуськом потащились за ней. Я оглянулся и увидел нашу тень, Вернера, он тоже пошел с нами. На этот раз мы дошли до двери большого грузового лифта. В лифте было двадцать кнопок, и кнопка первого этажа была наверху. Значит, мы под землей, сделал я вывод. Может быть, военная база? Но зачем нас сюда притащили? Я не обратил внимания, какую из кнопок нажала доктор Хилл. Внимание было приковано к своему лицу в зеркале лифта: такое же мрачное, как и у остальных, с синяками под глазами. В зеркале я перехватил взгляд Вернера.
– Что – нравлюсь? – решил я пошутить. Извини, крошка, но я не из этих.
Моя шутка не имела успеха, а Вернер даже бровью не повел. Только Шейла посмотрела на меня неодобрительно. Я пожал плечами. Лифт приехал, и двери открылись.
Коридор этажа был ярко освещен. Стены и потолок покрыты декоративными панелями, скорее всего, из пенопластика. Мы пошли налево, в сторону стеклянных дверей. Дойдя до дверей, Шейла пропустила нас вперед, а затем зашла сама. Вернер остался снаружи. Это был конференц-зал, чем-то похожий на небольшую лекционную аудиторию в университете. Очевидно, он занимал два этажа подземелья в высоту.
В зале рядами стояли столы с металлическим каркасом.
– Прошу вас, садитесь, – произнес человек за столом лектора.
Их сидело там двое. Он и еще лысеющий мужчина лет сорока пяти, показавшийся мне знакомым.
Я сел на второй ряд. Рядом со мной опустился Борис.
– Я думаю, террористы взорвали корабль, а нас поместили в тюрьму. Ищут сообщников среди команды, – доверительным тоном прошептал он мне на ухо.
Это, конечно, полный бред, но Вернер с пистолетом мне не нравился. Зачем он здесь? Хотя, что гадать, послушаем.
Первый мужчина лет пятидесяти с седой шевелюрой и такими же седыми короткими усами над верхней губой поднялся и начал говорить.
– Я хочу вам объяснить, что с вами произошло, но это будет проще сделать, если вы не будете меня перебивать, – вместо приветствия начал мужчина. Тогда я смогу всё рассказать, не путаясь в преждевременных вопросах. Хорошо?
Мы все с интересом кивнули. Пока никто нас не собирался пытать, подумал я и посмотрел на Бориса. Его, судя по всему, такое мирное начало ни в чем не убедило.
– Сначала хочу представиться, – продолжил усатый мужчина. Меня зовут Эдвард Тревор, я комендант этой базы. Это мой заместитель Алекс Буш, – указал он на соседа. – С доктором Хилл вы уже знакомы, как и с доктором Штейн. А это наша служба безопасности – Винсент Тани, – представил он входящего мужчину.
– Извините, что опоздал, был занят, – сказал Тани, садясь. – Продолжай, Эд.
Вошедший мне не понравился – еще один тип в камуфляже. Тонкая кость. Лет тридцати. Темные волосы прилизаны назад.
– Теперь, после всех представлений, главное. Хочу всех вас поздравить и приветствовать на планете «Новая Земля» от всех колонистов, живущих на этой базе.
Если охарактеризовать моё состояние после этих слов, то сказать, что у меня отвалилась челюсть от удивления, это не сказать ничего. Я посмотрел по сторонам и увидел, что мои коллеги астронавты точно также сидят и соревнуются, кто сильнее открыл рот от удивления. Первым, как и положено командиру, пришел в себя Финн.
– Этого не может быть! Что за шутки? Полёт отменили?
Мы дружно загалдели в поддержку командира, одновременно задавая те же вопросы. Но Тревор поднял руку, призывая к тишине.
– Да, вы не ослышались. В это трудно поверить. Но это так.
– Как так? – переспросил Финн.
– Вы летели очень долго. Почти двести лет. За это время произошло много событий. Главное из них произошло на Земле через десять лет после вашего отлета. Изобрели возможность перемещения через пространство Дрёшера-Хайма, то есть, возможность перемещаться быстрее скорости света через прокол в пространстве.
Мы затихли.
– У вас был субсветовой двигатель Пульмана-Андерсона, на основе эффекта Пульмана. А прокол пространства происходит мгновенно, нужно только очень много энергии, – он откашлялся.
Мне кажется, что мы так и сидели с открытыми ртами.
– И вот, – продолжил оратор, на Новую Землю была снаряжена и отправлена новая экспедиция, которая обогнала вас на сто тридцать лет. Вы понимаете?
Мы сидели молча. Я наконец закрыл рот и услышал, как рядом недоверчиво хмыкнул Борис.
– Колонисты отрапортовали, что планета подходит для жизни, но атмосферы, пригодной для людей, здесь нет. Можно жить на базах, но атмосферу нужно менять, – он помолчал.
– Тут вскрылась новая проблема, – продолжил Тревор. Планета оказалась заселена. И заселена агрессивной формой жизни с зачатками разума. Но они имеют преимущество. Они на своей планете. Эти монстры уничтожили колонистов из первой экспедиции. И из второй тоже. Мы – потомки третей волны колонизации. Это, – он провел вокруг рукой, – третья база землян на этой планете.
– Были еще экспедиции? – спросил Финн.
– Нет, – покачал головой Тревор. Связь с Землей потеряна. У нас нет достаточной мощности для нового прокола гиперпространства. А оттуда уже пятьдесят лет не прилетают корабли.
Наступила гробовая тишина. Всех охватили мрачные мысли о судьбе родной планеты, а также родных и близких, оставленных там. О человечестве, как о цивилизации.
– Сколько здесь людей? – подала голос Лиза.
– Двадцать восемь, – ответил Тревор. С вами тридцать три.
– Мало. «Практически вымершая популяция», – сказал Леонов.
– Мы это знаем, – посмотрел на него Тани, – и она убывает из-за борьбы с аборигенами.
Мы все ошеломленно замолчали. Лично у меня мысли метались – от полёта, до непонятной ситуации здесь, туда-сюда – и не могли ни за что зацепиться. Но тут голос подала самый умный член нашей команды, лауреат Абелевской премии по математике Джи Чен.
– Вы сказали, что первая экспедиция прилетела сюда за сто тридцать лет до нас? Но, если двигатель построили через десять лет после нашего отлета, то экспедиция должна была бы здесь быть за сто шестьдесят девять лет до нас, потому что на перемещение от Земли до этой планеты в гиперпространстве понадобиться всего двадцать один год, – сказала она и посмотрела на свои часы.
Тревор и Буш переглянулись. А я, признаться честно, ничего не понял в этих расчётах.
– Я сказал, изобрели, но не построили. На реализацию проекта ушло еще несколько десятилетий. Вы удовлетворены моим ответом? У кого еще есть вопросы? – недовольно спросил Тревор, когда Чен кивнула ему.
– Я бы хотел осмотреть медицинскую часть базы, – подал рядом голос Борис. Да, да.
– Хорошо, но всему своё время, – Тревор успокаивающе поднял руки. Давайте сначала поедим. Шейла проводит вас в столовую. А потом уже мы распределим вас по базе, в соответствии с вашими профессиональными навыками.
– А аборигены? Что это такое? – спросил я, неожиданно для самого себя.
– Аборигены или, как мы их называем между собой, монстры, это доминирующая на этой планете форма жизни, отличающаяся неглубоким умом, но звериной хитростью и большой агрессивностью. У Вас еще будет достаточно возможностей их увидеть. Насмотритесь до тошноты, поверьте мне, – ответил Буш. Что еще?
Мы молчали, и тогда Финн высказал готовность пойти поесть.
– Перед тем, как вы уйдете, – встал со своего места Тани, – прошу вас взять эти браслеты, они являются беспроводными пропусками в отсеки базы.
– Нам не везде можно ходить? – спросил Финн.
– Пока нет, пока вы не узнаете лучше базу, это и в ваших же интересах тоже. Здесь достаточно много опасных мест.
Шейла вновь выступила в роли проводника, и мы пошли за ней, забрав браслеты из рук Винсента Тани.
– Что они от нас хотят спрятать? – снова зашептал мне на ухо русский доктор.
– У тебя мания недоверчивости, Борис, – отмахнулся я от него.
– Попомнишь ты мои слова, – многозначительно произнес он, сверкнув глазами, но я уже опередил его.
Борис поспешил за мной. Я хотел нагнать Чен и поговорить с ней, но вдруг напоролся на очаровательную брюнетку с голубыми глазами. Ее изящная фигурка отвлекла меня от китаянки и вопросов к ней.
– Вы инженер – энергетик с «Надежды»? – спросила она меня глубоким бархатным голосом.
– Да, это я. Чем могу помочь такой прекрасной даме?
– Вы очень галантны.
– Это генетика, – улыбнулся я своей самой обольстительной улыбкой.
– Меня зовут Анна Эрикссон, и я инженер этой базы, – девушка протянула мне руку. Хочу с Вами познакомиться.
Ее рукопожатие было теплым и твердым. Я поплыл, смотря в ее глаза. В этот момент у Чен со стуком на полированный до блеска пол упал браслет. Мы с Анной посмотрели на нее. Но она не замечала ни упавшего браслета, ни нас. Джи сосредоточенно смотрела на часы. Опять что-то считает, подумал я. Но что? Что-то ей не понравилось здесь. Что-то со временем не так? Если бы я знал в тот момент, то, что знаю сейчас… Хотя, может быть, это ничего бы не изменило.
– Джи, – окликнул я астрофизика.
– А? – вздрогнула она, – всё нормально.
Она подняла браслет и поспешила за Шейлой в столовую. А я задумался. Одно дело неуравновешенный и подозрительный русский и совсем другое дело озабоченная чем-то китаянка, на спокойном лице которой я раньше никогда не видел таких сильных эмоций. Было о чём поразмышлять.
– Если Вы идёте в столовую, то я могу составить компанию, – снова отвлекла меня от путаных мыслей Анна.
Столовая представляла собой достаточно большое помещение, здесь могло легко поместиться не менее сотни человек. И именно поэтому она казалась пустой. В ней находилась пара человек, которые при нашем появлении стали на нас с любопытством поглядывать. Пусть, подумал я. Мы, возможно, самое интересное событие в их жизни. Хотя нет, я вспомнил про аборигенов. Интересно бы на них посмотреть! Кроме того, нам то теперь, что делать? Наша миссия стала бессмысленной.
К раздаче вышел смуглый парень, своим видом навевающий мысли о вегетарианской кухне. Его черные глаза, с неестественно белыми на фоне смуглой кожи белками перебегали с одного из нас на другого.
–-Это наш повар Рахим Хаджи, – сказала доктор Хилл.
– Надеюсь, его стряпня не такая кислая, как физиономия, – я снова неудачно попытался разрядить обстановку и снова удостоился недовольного взгляда Шейлы.
Несмотря на ожидания, на обед или ужин, или завтрак, что там сейчас у нас, было мясо. Курица. Ее было немного, с гарниром из какой-то вареной травы. Кроме того, мы получили по чашке пюре из злаков и чай, судя по наполнению из той же травы, что и гарнир. Да, подумал я, Новая Земля не рай для гурманов, ковыряя ложкой студенистое пюре. Подошла с подносом Анна и села напротив меня.
– Что, наша еда непривычна?
– По сравнению с питательным раствором, которое получало моё тело последние двести лет, просто амброзия, – ответил я и отважно отправил ложку пюре в рот.
Пюре было безвкусным, как я и предполагал, но девушка улыбнулась.
– Расскажите, что Вы ели на Земле? – спросила она, – я слышала, был такой деликатес – устрица. Но никогда не пробовала его.
– Это такой морской червяк в раковине, никогда не любил устриц, они сильно переоценены. По мне лучше хорошо прожаренный бифштекс с бокалом охлажденного вина.
– Червяк? Фу! – Анна недоверчиво посмотрела на меня. Вы шутите, возможно?
– Нет. А почему он ходит за нами? – я указал ложкой на Вернера, пристроившегося у входа.
– Наверное, его попросил Тревор присматривать за вами, чтобы ничего не случилось. Вы же новички на базе и на ПИ-ЭМ.
– ПИ-ЭМ, что это? – спросил я.
– Я же говорю – новички, так мы называем нашу планету. Планета Монстров, сокращено ПИ-ЭМ.
– А туземцы, какие они? – спросил я, прихлебывая неожиданно неплохой чай.
Девушка сразу замкнулась.
– Что-то не так? – я пожалел, что спросил. У нас начали складываться хорошие отношения с этой милой девушкой, которые могли к чему-то привести. Хотя двести лет в капсуле могли оказать негативное действие на мой организм, с беспокойством подумал я.
– Они агрессивные, плохие, – ответила Анна, – они убивают нас. Их нужно уничтожить.
– А Вы оказывается кровожадная, – демонстративно удивился я.
– Когда убивают твоих друзей, то кровь врагов кажется, как Вы там сказали, амброзией?
Я промолчал. Возможно, она имела право так говорить, кто знает.
– Они, действительно, разумны?
– И да, и нет.
– Как, так? – не понял я.
– Они организованы, социальны, но, при этом, не способны на творческое мышление. Думаю, что многое заложено у них в генетике в рефлексах, как у муравьев. Не могу сформулировать точнее. Я не биолог.
– Но вы их видели?
– О, да, к сожалению, – на красивом лице Анны появилась гримаса отвращения. И, надеюсь, больше никогда не увидеть.
От продолжения беседы меня отвлек Финн.
– Макс, вставай, пойдем, нужно нам собраться и обсудить ситуацию.
– Анна, с Вами было очень приятно побеседовать, – сказал я девушке, привстав, – надеюсь, что в следующий раз мы продолжим ее?
– Обязательно, – улыбнулась девушка, поднимаясь со стула.
– Вы, французы, неисправимы, – прокомментировал Финн, провожая ее взглядом. Но нам нужно многое обсудить, давай соберемся у меня.
Через пятнадцать минут, предварительно зайдя к себе в отсек, я оказался у комнаты командира. Пришел я вторым после Бориса и примостился на кровати. Финн сидел на табуретке, а Леонов рядом с ним на стуле. Вид у них был, как у заговорщиков. Говорил русский астронавт, но при моём появлении он прервался.
– Я думаю, надо ввести Макса в курс твоей теории, – сказал командир биологу.
– Какой такой теории? – спросил я, оглядывая коллег.
– Борис считает, что мы никуда не улетели и находимся на Земле, – продолжил Джон.
– Как интересно, – заметил я, глядя на сморщившегося биолога, – и чем же он аргументирует это?
– Да ты посмотри вокруг, разве это похоже на космическую базу? – затараторил Леонов. А эта легенда про новые двигатели! Всё шито белыми нитками, как говорят у нас. Только наивная азиатка может купиться на такую чушь.
Очевидно, он имел в виду Джи Чен.
– Мне кажется, всё логично, – заметил я, заступаясь за нашего астрофизика.
– Ему кажется! – биолог всплеснул руками, его запавшие глаза нервно перебегали с меня на Финна и обратно. Я точно вам говорю, над нами ставят эксперимент. Как, помните, был полёт на Марс? Ну, когда всех на Земле заперли?
– Но они же знали, что это инсценировка, – вступил в разговор командир.
– Вот! Правильно, – быстро прервал его Леонов. Они знали, а мы не знаем. Почему? Нам нужно найти ответ на этот вопрос. Почему над нами проводят этот эксперимент?
– Мне кажется, что ты просто спятил, – сказал я ему напрямик. На тебя плохо подействовала консервация.
Леонов замолчал и посмотрел на нас. На лице командира читалось сомнение и жалость. Было видно, что он полностью со мной согласен. Русский просто взвился.
– Мне лучше знать! Я врач и биолог, а не вы! А это что такое по-вашему? – спросил он, подняв руку.
– Это правая рука, – ответила Лиза, входя в кубрик.
– Нет, – после торжественной паузы сказал Борис. Это браслет, чтобы следить за нами и снимать показания.
– Что происходит? – задала вопрос Лиза. Я что-то пропустила?
– Да, – ответил я. Наш ученый друг – сторонник теории заговоров. Он считает, что мы никуда не улетели, и над нами проводят эксперимент на Земле.
Лиза внимательно посмотрела на биолога, затем повернулась к Финну.
– А знаете что? Мне вот тоже кажется, что здесь что-то не то, – сказала она.
– И мне тоже, – ответил Джон, – поэтому мы здесь и собрались. Кстати, а где Чен?
– Наверное, пудрит носик. Давайте я схожу за ней, – Лиза вышла.
– Послушай, Борис. Мы все с тобой согласны, что это место странное. Но всё легко проверить. Почему бы нам, – я остановился, потому что из коридора послышался крик.
– Мне кажется, это Лиза, – обвел нас взглядом Финн.
Мы вскочили и выбежали в коридор. Дверь комнаты Чен была открыта. Я увидел, как туда забежал вездесущий Вернер. Мы кинулись за ним.
Лиза стояла спиной к нам. На кровати лежала китаянка. Она была мертва. Глаза закатились, язык вылез наружу. Леонов растолкал всех и прощупал пульс.
– Она мертва, – определил он. Без сомнения, задушена, на шее следы, – биолог повернулся и посмотрел на нас, словно пытаясь внушить: я же вам говорил.
