Роман Бабкин
Действуй, мозг! Квантовая модель разума
Разум и чувство
В 1811 году увидел свет художественный роман «Разум и чувство» (англ. «Sense and Sensibility») за авторством Джейн Остин.
Впоследствии произведение многократно переиздавалось, экранизировалось и даже пародировалось. Что, впрочем, лишь добавило и до сих пор добавляет ему популярности.
Приведенный вариант названия в переводе на русский язык выбран неслучайно. Именно этот перевод А. Ю. Фроловой, по мнению лингвистов и литературоведов, наиболее соответствует замыслу автора. Антитеза отражает ключевой конфликт, предопределяющий поступки героев: сочетание и борьбу двух противоположных начал в человеке – рационального и иррационального.
Терминологическая игра с понятием sense любопытна. Если принять его смысл, как «зрелое чувство, рассудительность», в сравнении/оппозиции с sensibility (ранимость, незрелая эмоциональность),5 то получается, что Джейн Остин интерпретирует разум, прежде всего, как мозг чувствующий.
Значит, идеал поведения человека – баланс между разумом и чувством. Такой логический синтез представляет собой высшую точку развития тезиса о двухмерном мозге.
Разумеется, автор «Разума и чувства» не сама это выдумала. Коннотации sensus Блаженного Августина и sense Джейн Остин имеют очевидную, окрепшую за почти полтора тысячелетия, связь.
Интерпретация писательницы – творческая переработка христианского толкования природы человека. Прежде всего – двухмерной модели, описанной теологом. Где «душа», как высшая мыслящая и переживающая комплексные эмоции структура, со временем превратилась в «разум» (sense), а «тело», как обитель трудно контролируемых инстинктов и реакций, стало «чувством» (sensibility).
Примеров художественной трансформации обсуждаемой дихотомии было предостаточно. Заслуга Джейн Остин в том, что она передала это толкование лаконично, искусно обернув его в популярный жанр мелодраматического романа.
В XIX веке противопоставление умственного и чувственного наблюдалось не только в художественной литературе.
Оно стало предметом жарких научных споров. Что неудивительно – ведь к концу столетия окончательно сформировалась новое объяснение мозга.
Об этом – в следующей главе, а здесь отметим, что учёные развернули дискуссию в контексте пресловутой «психофизиологической проблемы».
Психофизиологическая проблема – это теоретический вопрос психологии, который можно сформулировать, в том числе, следующим образом: «Как устроена природа человека: телесные/физиологические процессы регулируют и определяют душевные/психические феномены, или, наоборот, психика детерминирует различные соматические изменения и проявляется через них?».
Более кратко: «Что первично: тело или душа?».
И совсем коротко: «Курица или яйцо?».
Иллюстрацией бушевавшей дискуссии служат теории о механизмах возникновения человеческих эмоций.
В 1884—1885 гг. психолог Уильям Джеймс и физиолог Карл Ланге независимо друг от друга предположили, что телесные процессы предшествуют появлению эмоций, не исключая сложные чувства.
Джеймс (именно его, между прочим, некоторые исследователи называют отцом психологии) писал, что «мы печалимся потому, что плачем; боимся потому, что дрожим; радуемся потому, что смеемся; сердимся потому, что наносим удар». 27
Т.е. физиологические процессы детерминируют ощущения и эмоции. Сначала курица, потом яйцо.
Со временем нейроучёные стали склоняться к противоположному ответу.
Сегодня, к примеру, уже неплохо изучены мозговые структуры, которые принято называть «лимбическая система». Эти скопления нейронов в мозге считают ответственными за возникновение эмоций, которые проявляются соответствующими образами в психике и запускают цепь физиологических изменений (колебания кровяного давления, изменение диаметра зрачка, сокращение мышц и пр.).15
Есть теории, напрямую выводящие положительные и отрицательные эмоции из идеальных феноменов (например, теория когнитивного диссонанса психолога Леона Фестингера, где чувства ставятся в зависимость от субъективной оценки информации, воспринимаемой человеком).23
Т.е. всё-таки сначала яйцо и только потом курица.
Должно быть ясно, как отвечал на этот вопрос отец психологии, Блаженный Августин. К тому же ответу, насколько можно судить, склонялась Джейн Остин. И миллиарды верующих людей сегодня.
Разум и чувство суть единое – душа. Скорее яйцо, чем курица.
Ответ Карла Ланге и Уильяма Джеймса менее удачен.
Отдавая предпочтение телесному началу и, как следствие, мозгу с его физиологией, исследователи проигнорировали сложность человеческих переживаний, впечатлений и эмоциональных образов.
Да, можно заставить курицу нести яйца определённого размера. Но, вообще говоря, в природе яйца бывают по-разному разные. Вряд ли можно добиться (да и зачем?), чтобы курица снесла страусиное яйцо. Тем более: яйцо золотое.
А феноменологическая реальность такова, что метафорические золотые яйца нашим мозгом производятся нередко.
Современные когнитивные специалисты, озабоченные психофизиологической проблемой (таких, впрочем, всё меньше) не дают однозначного ответа.
Одни, подобно Галену-исследователю, механически собирают факты (столько-то за «курицу», столько-то за «яйцо»). Другие, как Гален-философ, повторяют затверженные, подкрепленные авторитетной традицией, формулы.
Читателя, ожидающего окончательный ответ – так, в конце-то концов, курица или яйцо? разум или чувство? – ждёт разочарование.
Правильного ответа не существует.
Потому что нет в человеке противопоставления духовного и телесного. Нет и всё тут (говорю с сожалением, ибо в противном случае работа психиатров и психотерапевтов была бы куда проще).
Взглянем, как работает двухмерная модель мозга не на бумаге – в учёных трактатах и увлекательных художественных романах – а, в повседневной, одинаково наполненной рутиной и непредсказуемыми поворотами, жизни.
Легко показать, что, например, для лечения большинства психических расстройств представление о разделении в человеке душевного/психического и физического/физиологического никуда не годится.
Как психиатр, я признаю, что религиозные практики помогли и помогают многим людям в трудных жизненных ситуациях. Сам наблюдал такое не раз.
Проблема в том, что гипотеза о существовании души не купирует алкогольный психоз и бесполезна при шизофрении. А ещё есть: истерические неврозы и психопатии, врожденные умственные дефекты, болезнь Альцгеймера, эпилепсия и пр. Не хочу умалять труд, скажем, священников, выслушивающих ежедневно исповеди своих прихожан, но очевидно, что, исходя из двойственной природы человека, нельзя помочь всем и во всех случаях.
Рассматривая случаи поведения толпы, где, казалось бы, чувства и не самые позитивные определяют поведение, также сложно судить, основываясь на критерии «рациональное/иррациональное».
Как вели себя люди, скажем, на гибнущем «Титанике»? Разумно или эмоционально?
Многочисленные свидетельства демонстрируют, что по-разному. Кто-то спасал собственную шкуру, кто-то проявлял благородство и альтруизм. Некоторые впадали в ступор, другие спокойно читали книги.21,25
Не менее убедительные факты, демонстрирующие несводимость человека к дихотомии «разум и чувство», предоставляет изучение индивидуальных поведенческих стратегий.
Какое суждение следует вынести о поведении жены алкоголика, изнемогающей в борьбе за своё семейное счастье десятки лет и, при этом, не допускающей даже мысли о разводе? Её мотивы эмоциональны: она созависимая? Или это холодный, тщательно закамуфлированный, расчёт: часть зарплаты пьющий муж-таки отдаёт, что-то делает по дому, «детям нужен отец» и т.д.?
Или, допустим, ситуация домашнего насилия: чем руководствуется агрессор? Муж бьёт жену потому, что он озлоблен, сам воспитывался в условиях систематического насилия? Или так он исполняет негласный социальный ритуал – своеобразный «Домострой» XXI века – имея в виду, с его точки зрения, определенный резон: женщине время от времени «нужно напоминать, кто в доме хозяин»?
Внесём ясность: мы не критикуем обсуждаемую концепцию по сути.
На мой взгляд, не существует доказательств бытия души. Впрочем, нет доводов в пользу её отсутствия. (Можно ли критиковать то, что принципиально не вычисляется?)
Наш тезис состоит в том, что дихотомия «душа/тело», «разум/чувство», равно, как и её научная версия – «психическое/физическое» – не является полным объяснением всех имеющихся о мозге фактов.
Имеет место нехитрая ловушка.
Существование мыслящей, способной к любви, души-психики и биологически детерминированного разума-мозга есть аксиома, и спорить предлагается только о том, что из этих столпов нашей природы важнее. Выходить за флажки нельзя.
Ведь если не «душа» и не «психика», то что? И если вам не нравится определение «телесный» или «физиологический», то какой? В чём ваше объяснение?
Поскольку большинство теряется, альтернативное толкование с ходу предложить не может – дихотомический капкан захлопывается.
Не думаю, что раскрываю какой-то секрет.
О пагубности дихотомического мышления предупреждал ещё Иммануил Кант (ложные оппозиции он называл антиномиями).12 А после него – повторяли и разъясняли сущность ловушки многие другие философы и учёные.
Так в чём же дело? Почему люди до сих пор верят в антагонизм рационального и иррационального?
Миф о разуме и чувстве живуч не потому, что правдив или основан на какой-то научной информации. И не потому, что эту дихотомию рекламируют всюду и все, кому не лень (хотя это так).
Миф этот живуч потому, что на самом деле он не про мозг. Он про гендер. Это заблуждение – подпорка идентичности, прочно связанной с полом. «Разум и чувство» – стереотипное представление о мужчине и женщине.
«Женская логика»
Более всего от рассечения мозга на разум и чувство выиграли женщины. Что неудивительно, ведь они гораздо практичнее и, чего уж там, мудрее мужчин.
«Любишь? А за что? Как докажешь?» – краткий чек-лист, взятый на вооружение женщинами, в отличие от мужчин, внимательно читавших романы Джейн Остин.
Такому бронебойному снаряду практически невозможно противостоять. А попробуешь отделаться общими словами и двусмысленными фразами – прилетит тяжкое обвинение в «бесчувственности».
Мужчины не остались в долгу.
Манипуляцию торжественно разоблачили и обозвали «женской логикой». Где «взрывчатое вещество» – аргументы типа «это рвётся из меня!», «не могу молчать!», «я так чувствую, значит, правда!», а «детонатор» – «проявлять эмоции это нормально».
Контратакующая рационализация мужчинам не помогла. Поскольку никак не касалась сердцевины модели, на которой основана «женская логика».
Если б дело касалось только взаимоотношений полов, это ещё ничего.
Но в наше время «женскую логику» успешно освоили не только женщины.
Политики измельчали и обленились: всё чаще раздаются звонкие лозунги вместо логически стройной аргументации. Менеджеры сплачивают коллективы магическими байками-заклинаниями про «дух компании» и «корпоративную солидарность». Мошенники уже давно не заморачиваются выдумыванием хитрых схем: они «мотивируют» клиентов на концертах, подобно рок-звёздам. Жулики-психологи плодят книжки про «мужскую и женскую психологию» и разнообразные курсы «управления эмоциями». Шоумены, модные публицисты, «лидеры мнений» на видеохостингах втирают про «мужчин с Марса» и «женщин с Венеры».
Здесь эмоции – первый шаг. Важно расшатать, размягчить критическую защиту: польстить, очаровать, припугнуть; пробудить жадность, зависть.
Далее следует «фактологическая часть». Которая представляет собой вырванные из контекста сведения. Фактов не должно быть много: два-три, но подать их надо лихо, задорно. Они необходимы, чтобы окончательно обрушить критику, намертво закрепить эмоциональная связь. Или, говоря по-научному, раппорт.
Наконец, когда всякое сопротивление подавлено, наступает момент подачи «основного блюда». То может быть любой товар, теория заговора или даже научная теория.
Вы уже доверяете источнику (он/она не может врать, потому что сам (а) в это верит!). Вы раскрылись чувству: справедливому и всегда правдивому. И покупаете то, что, по возвращении домой (или в реальность) вертите со всех сторон, оглядываете и с удивлением себя спрашиваете: «Ну, и зачем мне это?».
Более того: приёмы «женской логики», берущей начало в двухмерной модели мозга, эксплуатируются для пропаганды самой модели. Точнее: её сильно искорёженной, скомканной версии.
Примером подобных спекуляций в нынешнем научпопе являются работы Юваля Харари.
В первой, ставшей широко известной, книге «Краткая история человечества» Ю. Харари сообщает о «когнитивной революции», которая по его хронологии (автор работает профессором истории) почему-то произошла в промежуток где-то между 70 и 30 тысячами лет назад.
Особенность «революционного» мозга H.sapiens, писатель, как будто, передаёт верно: человека от животных отличает способность воображать. Но дальше сваливает всё – экономику, науку, религию, политику – в одну кучу. Не сообразуя виды деятельности ни с их целями, ни с механизмами эволюции.
Нелепой суете земледельческой цивилизации противопоставляется идеал жизни в доаграрную эпоху. По сути, реконструируется древний миф о «Золотом веке», когда не нужно было вкалывать на огороде, а боги были добры. Но человек-де разрушил идиллию, стал убивать животных и всячески портить природу.
За это «сапиенсов» ждёт расплата: всякие новые технологии, о которых Харари рассуждает с недюжинной эрудицией на уровне самого осведомленного журналиста, преобразуют нас навсегда. В дурном, конечно, смысле.17
Составляя рецензию на эту работу, один научный критик проницательно назвал автора «восходящей рок-звездой лекционных выступлений» и отметил, что тот обладает «смутным мировоззрением, обремененным политкорректностью». 28
Дальше – больше.
Новым технологиям и, прежде всего, «всемогущим компьютерным алгоритмам» Юваль Харари всыпал по полной в следующей книге – «Ноmo Deus. Краткая история будущего».
Мыслитель решил, что «наука давно доказала» тождество «биохимических алгоритмов» и алгоритмов компьютерных программ. «Сейчас считается истиной в последней инстанции, что организмы – это алгоритмы, а алгоритмы могут быть представлены математическими формулами». А так как компьютеры развиваются быстрее, чем человеческий мозг, нам всем будет худо.
Заметно, что Харари тщательно нагнетает технофобию и наслаждается этим: «нейронные сети будут заменены умным „софтом“, не скованным органической химией и способным свободно ориентироваться как в виртуальном, так и в невиртуальном пространстве»; «алгоритм сможет предсказывать ваши мнения и желания лучше, чем ваши муж или жена!».
Очень забавно читать про то, как Харари, претендующий на роль исследователя-пионера, объясняет мозг. Автор «Ноmo Deus» выделяет в психике «переживающее „я“» и «комментирующее „я“». Первое – нечто рациональное (отражает объективные потребности), второе – иррациональное (выдумывает всякую субъективную ерунду). При этом Харари ссылается на нейробиолога Роджера Сперри, чьи работы 1970х гг. по изучению межполушарной асимметрии головного мозга трактует, как интернет-психолог, раскручивающий свой ютуб-канал: «правое полушарие отвечает за творчество, левое – за логику».
Книга насыщена дихотомиями и их оппозициями: наука против религии, механическое против живого, разум против чувства, интеллект против сознания. Последнее понятие – ключевое. Правда, по давней привычке пустословов и компиляторов, Юваль Харари забывает объяснить, что же это такое, таинственное «сознание». По скупым характеристикам можно лишь гадать: это нечто, позволяющее нам «заботиться, грезить, сомневаться».
Ближе к финалу произведения ожидаемо является теория заговора. Оказывается, злонамеренные «техногуманисты» мечтают совершить «вторую когнитивную революцию». В результате которой мы превратимся «в людей-винтиков» или станем «сильно увеличенными муравьями». А править нами будет, конечно, он – искусственный интеллект.16
В последней книге профессор окончательно разбушевался.
Стиль бомбардировки эмоциональными аргументами и сообщения скороговоркой устаревших (а порою – откровенно недостоверных) фактов вышел на новый уровень.
Тут вам: тоска и боль за будущее человечества; сенсационный «факт» о том, что учёные «взломали» мозг и расшифровали «хвалёную человеческую интуицию»; тревога из-за того, что компьютеры способны быстро объединяться в сети, вперемежку с «фактами» о том, как они уже диагнозы ставят и назначают лечение.
«Основное блюдо» всё то же: сопротивляйтесь! сражайтесь, а не то будет поздно! я вас предупредил!
В этом опусе учёный-гуманитарий, наконец-то, делится своим представлением о мозге: «…интеллект и сознание – совершенно разные вещи. Интеллект – это способность решать задачи. Сознание – способность чувствовать боль, радость, любовь или гнев. Мы часто путаем эти понятия, потому что у людей и других млекопитающих интеллект неразрывно связан с сознанием. Млекопитающие решают большинство задач посредством чувств. Но у компьютеров совсем другой подход». 18
Ах, ты ж, боже мой. А ведь автор про нехорошую и манипуляторскую «постправду» сочиняет…
«Говорящие головы» бесконечно далеки от проблем реальной жизни. Свои книги они пишут не для того, чтобы объяснять или – упаси бог! – просвещать. А для банального хайпа. Рецепт незамысловат: побольше апломба, полярных эмоций и утверждений с широко раскрытыми глазами. Знание тут – лишний ингредиент.
Так готовятся все современные спекуляции на двухмерном мозга. Человек, верящий в то, что его мозг сводится к «разумному» и «чувственному», уже подготовлен к суррогату. Лишь бы было покороче и позабористее (см. табл. 3).
Отдаю полный отчёт в том, что фанатов двойственной природы человека переубедить не удастся.
Большинство мелодраматических сюжетов ещё долго будут строиться вокруг гадания на ромашке «любит/не любит». А нынешним воротилам мысли и спекулянтам, глубокомысленно противопоставляющим «интеллект» и «сознание», не грозит ничего, кроме безбедного существования.
Однако преданность идее двухмерного разума, которую демонстрирует ставшая глобальной, интеллектуальная элита, изумляет.
Да, мы живём на стыке эпох. Да, все озабочены утратой старых смыслов.
Как-то вдруг всё перестало работать. Или работает натужно, со сбоями: демократия, религия, просвещение.
И даже, как грезится многим, сама мать-природа восстала против нас, грешников-потребителей, грозя неминуемой экологической и/или биологической катастрофой.
Но являются ли трудности переосмысления достаточным поводом, чтобы погрузиться в уныние, махнуть рукой? И, кряхтя под свалившимся на каждого из нас информационным грузом, рукоплескать обманчивой простоте «женской логики»? Которая не только пользует дихотомию «разумное/чувственное», но и сама есть её побочное, нелюбимое, дитя?
Как бы это ни величали – психофизиологическая проблема, основной вопрос философии или как-то ещё – ничего путного не выходит. Старая модель выдохлась, и никакие косметические ухищрения её уже не спасут.
От того, что сегодня мысли называются «когнициями», а чувства и эмоции камуфлируются в полумистическое понятие «квалиа», суть дела не меняется.
Как и две с половиной тысячи лет назад, мы ставим себя в рамки ложной оппозиции. Гадаем: тело или душа, разум или чувство, курица или яйцо.
Не надо считать дураками наших предков. Сочинивших очень сложную и красивую сказку, вдохновлявшую на творчество и любовь.
Но не надо считать дураками и самих себя. Не способными выдумать ничего лучше.
Чувствующий мозг – наше изощренное психологическое наследие. Не найдётся ли чего посовременнее?
Таблицы к главе 2
Глава 3. Мозг-машина
Наши ноги —
поездов молниеносные проходы.
Наши руки —
пыль сдувающие веера полян.
Наши плавники – пароходы.
Наши крылья – аэроплан.
поэт Маяковский безбожно врёт
Я не нуждался в этой гипотезе
математик Лаплас, отвечая на вопрос о Боге, троллит общественность
Третье измерение
В конце XVII века сэр Исаак Ньютон своим фундаментальным трудом «Математические начала натуральной философии» заложил основы т.н. «естественнонаучной» картины мира.
Считается, что физик заочно полемизировал с другим выдающимся учёным, математиком Рене Декартом. Который в 1644 году опубликовал не менее крупную по своему онтологическому значению работу «Первоначала философии», где представил деистический взгляд на природу.
Декарт полагал, что духовное и телесное сосуществуют, и первое, безусловно, влиятельнее второго. Ньютон механически, с помощью дифференциальных уравнений, описал окружающий мир. Он невольно поместил Бога-Творца «за скобки», лишив его функции текущего ремонта.
При этом Ньютон критиковал гипотезу Декарта, согласно которой планеты движутся благодаря полумифическим эфирным вихрям, и с подозрением относился ко всяким попыткам отвлечённого философствования.16
Тем не менее, учёные сходились в главном. Вселенная есть большая и слаженно работающая машина. Если так, то и сам человек, и его разум подобны машине.
Ньютон на этом следствии останавливаться не стал: возможно, оно казалось ему чересчур мелким в сравнении с задачей моделирования мироздания. А, вот, Декарт прямо применил образ машины для объяснения мозга.
«Первоначала философии» начинаются с того, что автор повторяет формулу Блаженного Августина: человек = тело + душа. Про последнюю уточнялось: «…есть то, что мы именуем нашей душой или способностью мыслить».
Далее, развивая тезис, Декарт замечает, что «различие между душой и телом, или между вещью мыслящей и телесной» есть «наилучший путь к познанию природы ума и его отличия от тела».
И, наконец: «Под словом „мышление“ я понимаю всё то, что совершается в нас осознанно, поскольку мы это понимаем. Таким образом, не только понимать, хотеть, воображать, но также и чувствовать есть то же самое, что мыслить». 10
По Декарту, способность мыслить является неоспоримым доказательством существования Бога: его бесконечной мудрости и всемогущества.
Ведь, как рассуждал учёный, если сомневаешься, то совершенный затем через преодоление сомнения выбор, по определению, свободный. Не исключая выбор метафизический (воплощенный, например, в вопросе: есть ли Бог?).
А «свободный» (или, если угодно, «произвольный») значит «истинный». Не в том смысле, что соответствует истинному («объективному», как сказали бы сейчас) положению вещей, а в значении «искренний».
Выбор может быть ошибочным, но его ценность для познания от этого не становится меньше. Наоборот, способность заблуждаться делает человека человеком – лучшим и любимейшим творением Бога.
Из Августинова «Если ошибаюсь, я существую» (лат. Si fallor, sum) часто выводится Декартов принцип радикального сомнения, выраженный в его знаменитом «Я мыслю, значит, я существую» (фр. Je pense, donc je suis).
Создаётся обманчивое впечатление, что математик пошёл по стопам теолога. В предыдущей главе мы выяснили, что Блаженный Августин создал проработанную концепцию о двухмерном мозге. Рене Декарт, как будто, описывал ту же конструкцию. Некоторые нейроучёные до сих пор поддерживают точку зрения о том, что Декарт проповедовал дуализм: искусственно разделял рациональное и чувственное.31
Не берусь судить, насколько Декарт был дуалистом в отношении прочих явлений природы, но наш разум в прокрустово ложе антиномий он уж точно не помещал.
Подмеченное Августином свойство мозга сомневаться – в том числе, в бытии Бога – Декарт использовал, как представляется, для других целей.
У Отца Церкви это иллюстрация безграничной силы и доброты Творца по отношению к человеку. У математика – отражение особой, чисто человеческой, структуры: иного, не телесного и не душевного, измерения.
В трактовке Декарта третье измерение нашего мозга – способность взглянуть на себя (на свои мысли, чувства, идеи, поступки и т.д.) со стороны. То, что сейчас иногда зовётся самосознанием/саморефлексией.
Вне всяких сомнений, это новое слово в описании мозга.
Ещё раньше, до публикации «Первоначал философии», Декарт, отвечая на разнообразную критику, приводил следующий мысленный эксперимент.
Вообразите, что возле камина сидит человек. Он ощущает жар огня и думает о нём.
Огонь есть проявление материи. А мысль о наблюдаемом огне или ощущение жара (по Декарту, между ними нет существенной разницы) – проявление работы мыслящей души (или одухотворенного разума).
Однако есть кое-что ещё. А именно: обдумывание видения огня и обдумывание ощущения жара. В частности, имеет место быть размышление о природе связи между ощущением от действия огня и тем, что разум обозначает как «жар». Это мысль о мысли.12
Возникает резонный вопрос: чем «мысль о мысли» отличается от просто «мысли»? Не является ли это избыточным теоретическим усложнением?
Нет, не является.
В «Первоначалах философии» Декарт поясняет, что, по крайней мере, для человеческого мозга первичное восприятие следует отличать от вторичной обработки информации. «Нам присущи два модуса мышления – восприятие разума (perceptio intellectus) и действие воли (operatio voluntatis). Разумеется, все имеющиеся у нас модусы мышления сводятся к двум основным: один из них – восприятие, или действие разума, другой – воление, или действие воли».
Таким образом, ощущение жара и даже присвоение ему названия есть обычная перцепция, которой обладают животные. А, вот, соединение материального раздражителя и его восприятия, т.е. отношение этих величин, в форме абстрактного размышления – исключительно человеческое.
Причём оно основано на свободе выбора. Мы вольны размышлять о природе огня-жара так и этак, а можем вообще этого не делать, просто наслаждаясь теплом пылающих поленьев.
Именно воление, по Декарту, является причиной заблуждений. Оно же – источник верных догадок и конструктивных идей.
В связи с этим математик приводит замечательное рассуждение: «Что же до воли, то область её действия чрезвычайно обширна (что, несомненно, согласуется с её природой), и высшим совершенством человека является свобода волений; таким образом, он в некотором особом смысле хозяин своих поступков и сообразно с ними заслуживает хвалы. Ведь автоматы нельзя хвалить за то, что они аккуратно выполняют все движения, к которым предназначены, ибо они выполняют их так в силу необходимости; однако хвалят создавшего их мастера за то, что он сработал их с такой точностью, ибо он создал их не в силу необходимости, а по произволу». 10
Сегодня такое рассуждение не кажется оригинальным.
Говорят: «человеку свойственно ошибаться», а современный поэт выразил эту мысль ещё лучше: «Сомненье – лучший антисептик / От загнивания ума». 8
Однако сказать подобное в XVII веке – сенсация.
До Декарта двуединая природа человека была продуктом тщательной логической проработки (начало которой положил тот же Августин). Бессмертная душа и смертное тело – не просто красивые метафоры, но ещё системы целеполагания. Душа стремится к Богу, тело предрасположено к греху. На этом противопоставлении строится важнейшая христианская концепция «первородного греха». Причину которого, например, Фома Аквинский связывал с присущей человеку волей.25
Следовательно, доминировало убеждение, что всё истинное, непротиворечивое, ясное и простое – от души, а всё ошибочное, сомнительное, смутное, избыточно сложное – от тела.
И, вот, вся схема рушится. Или, во всяком случае, ставится под сомнение.
Возможно возражение со стороны тех, кто продолжает считать Декарта дуалистом: мол, ничего нового в разделении мозга на три части не было.
Вспомнить хотя бы Галена с его концепцией о трёх одухотворённых пневмах. Или, вот, Бонавентура, горячий поклонник трудов Блаженного Августина: он полагал человека триединым существом, наделённым ощущающей частью, душой и умом.15
Однако эти возражения несостоятельны.
У Галена разного рода пневмы, хоть и помещены в различные органы, ничем принципиально друг от друга не отличаются. А что касается Бонавентуры, в его интерпретации речь и вправду идёт о частях. Переплетенных и, при некоторых оговорках, взаимозаменяемых.
Декарт же описывал «действие воли» как самодостаточную категорию мозга. Третье, саморефлексирующее, измерение.
Которое не сводится ни к автоматическим движениям тела (когда мы, например, касаясь огня, одёргиваем руку), ни к мыслям-чувствам (идентифицируем «огонь-жар», глядя на него и/или ощущая его непосредственно).
Новизна Декартова рассуждения в том, что созерцание собственного мышления есть нечто независимое в человеческом мозге. У него свои законы, свои правила. И, между прочим, собственный локус. Орган, где телесно-механическое и душевно-мыслящее сходятся – шишковидная железа (эпифиз).11,37
Это то, что отличает нас от прочих живых существ. Ибо жить без самосознания можно, но, сознавая себя, нельзя не быть человеком. Поэтому: «Я мыслю, значит, я [как человек – Р.Б.] существую».
Как Декарт сумел додуматься до третьего измерения мозга? Почему он, а не, скажем, Андреас Везалий – блестящий врач, живший на сто лет раньше и своими анатомическими исследованиями во многом исправивший ошибки Галена?
Догадка Рене Декарта – не чудо и не случайность. Это закономерный результат его профессиональной деятельности. До конца жизни он оставался превосходным математиком.
