Роман Анатольевич Яценко
Господин Доминик

Полная версия

Глава V. Замок

Мы не будем утруждать читателя подробным описанием путешествия наших героев. Кроме плохой погоды на второй день пути и проливного дождя, который сопровождал рыцарей до самого ночлега на постоялом дворе, по дороге в Анжуйское графство с ними ничего примечательного не случилось.

На третий день, после полудня отряд подошел к границам графства. К вечеру рыцари увидели башни фамильного замка Бернара де Диона. Попутчиков на дороге становилось все больше. В канун церковного праздника сюда стекался народ со всех окрестных городов и деревень на предстоящий рыцарский турнир. На ярмарку, которая была неотъемлемой частью каждого такого мероприятия, направлялись обозы с самым разным товаром. Рыцари со всей округи, желающие показать свою отвагу и доблесть на турнире, то и дело встречались по пути. Простые люди целыми семьями, нескончаемой вереницей шли пешком прямо по тракту. Женщины несли на руках детей. Все они стремились в Анжу на церковную службу, на ярмарку и, конечно, поглазеть на ристалище. Среди горожан и крестьян тут плелись в большом количестве: бродяги, нищие и всякого рода сброд человеческий. Чем ближе наши герои продвигались к замку, тем уже становилась дорога; двигались они теперь не широким фронтом, как раньше, а медленно тащились караваном друг за другом. На подступах к цитадели дорога превратилась уже в сплошную реку из людей, лошадей и обозов. По обочинам с двух сторон гнали скот. Разговаривать стало невозможно; скрипы телег, крики возниц, ржание лошадей, мычание коров, ругань, смех, детский плач, – все слилось в один сплошной шум, который заглушал любые звуки. У подножия крепостных стен этот поток медленно вливался в огромный стихийный людской лагерь, который раскинулся прямо в чистом поле, с горящими кострами, навесами, палатками и прочими походными атрибутами. Другой людской поток заворачивал к замку; за отдельную плату торговцы могли проехать внутрь за ворота и там, на нижнем дворе поставить телеги со своим товаром на все праздничные дни, что было удобнее и намного безопаснее.

Гаспар не преувеличивал, когда рассказывал своей родне о богатстве барона; его замок был воистину настоящей цитаделью и вполне годился принять самого короля! Учитывая упомянутый выше военный образ жизни барона и всех его предков, именно такие главные функции замок и выполнял – военные. За последние два столетия кто только не пытался его разрушить, но замок всегда вновь восстанавливали и достраивали, постоянно укрепляя и делая крепость еще более непреступной. Этим июньским вечером, когда рыцари приближались к обширному насыпному холму замка, увенчанному в центре главным донжоном, всякий залюбовался бы резко очерченными башнями крепостных стен, словно только сейчас возникшими в кровавом закате. Куртины – наружные стены крепости – местами еще кое-где оставались деревянными; их замена на каменные укрепления продолжалась, но четыре круглые башни, донжон и большая часть стен уже были из камня. Оборонительный ров по всему периметру не был заполнен водой, но был широким и глубоким, пугающим в сумерках своей чернотой и пропастью. Подъемный мост был опущен, и отряд подъехал к его барбакану – сторожевой башне по наружному краю рва.

В гафстве Анжу, как и повсеместно, готовились ко Дню всех Святых. Стояла пора радостного ожидания праздника и время всеобщего гостеприимства. В замке барона тоже были рады каждому гостю с добрыми намерениями, однако Бернар никогда не снимал дозорных с барбакана, и личность каждого человека, будь он пеший или конный, здесь предварительно выяснялась. Двое дозорных и сегодня стояли у моста.

Гаспар отделился от остального отряда. Не спешиваясь и подняв руку в знак приветствия, он обратился к ближайшему из дозорных:

– Славен Господь и святая Дева Мария! Я рыцарь ордена Калатравы Гаспар Грекко. Со мною мой друг рыцарь тамплиер Анри де Регар, а еще оруженосец и слуга. Мы ваши гости из соседнего графства Пуату, приглашены бароном де Дион на празднества в честь помолвки его сына.

– Славься Господь и святой Мартин! – Приветствовал рыцарей дозорный. – Барон ожидает гостей из Ньора.

– С нами подарки для новобрачных, – указал Гаспар на вьючных лошадей. – Однако мы на марше, отсюда в Пуату не вернемся, и впереди нас ждет военный поход. Позаботьтесь, до поры, о сохранности нашего оружия и доспехов. Мой оруженосец Доминик все вам покажет.

– Это не составит труда, господин. Меня зовут Жан. Вы и сопровождающие вас люди можете проезжать. Я укажу вам дорогу до жилых покоев барона. Тамошние слуги примут ваших лошадей и всю поклажу в сохранности.

– Благодарю тебя, добрый Жан. Веди нас, иначе мы и впрямь заблудимся в большом городе за стеной.

Дозорный махнул рукой лучнику, стоящему на мосту, и тот подвел ему лошадь. Жан вскочил в седло, Гаспар сделал отряду знак рукой, и всадники двинулись на подвесной мост через оборонительный ров. Доминик с интересом бросил взгляд вниз и тут же понял, что любому смельчаку на штурме стен достаточно сорваться в этот ров у их подножия, чтобы потом штурмовать только крышку собственного гроба. В ширину ров был точно таким же, как в глубину, – в целую реку, но опять без воды. Лошади проскакали через главные ворота, и всадники очутились за линией первой оборонительной стены. Теперь наш отряд был в замке.

Пока рыцари, не спеша, продвигались через широкий нижний двор, расположенный между первой и второй оградами замка, они не без труда лавировали в многочисленной толпе народа теперь уже здесь, в крепости. Дозорный Жан кричал направо и налево, требуя дать отряду дорогу; особенно нелегко приходилось Томасу, к седлу которого были привязаны две лошади с поклажей. А людей, несмотря на вечерний час, на нижнем дворе толпилась целая прорва, даже помимо ремесленников, торговцев, рабочих местных мастерских, солдат – всех, живущих постоянно на территории крепости. Доминик, со свойственным ему любопытством, крутил головой во все стороны и многое успевал рассмотреть, продвигаясь по обширному пространству нижнего двора. А там было на что полюбоваться.

По сути, здесь расположился самый настоящий городок. Одна мастерская сменяла другую, прямо вперемежку с ними стояли дома ремесленников и крестьян. Доминик видел, как люди поднимали воду из большого каменного колодца; чуть подальше за ним, языки пламени вырывались из глубины обширной, крытой низкой крышей кузницы. Он слышал, как резчики по дереву что-то призывно кричали из своей лавки прохожим, расхваливая на все лады товар. Потом из пекарни ему ударил в нос вкусный до невозможности запах свежеиспеченного хлеба. В один миг Доминик понял, что он уже давно хочет есть; отряд спешил прибыть в замок до темноты, и за весь день они сделали всего один привал на короткие отдых и еду.

Продвижение всадников через нижний двор все продолжалось. Дома, лавки, всевозможные постройки и целые улицы были разбросаны на нем в полном беспорядке и хаосе. Здесь нашим героям стало ясно, что не отправься дозорный их любезно сопровождать, были бы все шансы надолго заблудиться. Дорога поднималась вверх, все выше и выше. Постепенно они миновали еще одни оборонительные ворота и очутились на верхнем дворе. Пространство здесь заметно сузилось, но, несмотря на это, на нем помещалась довольно большая часовня, конюшни и другие здания, назначение которых Доминик уже с трудом мог разобрать в сумерках. Здесь не было такого столпотворения, и он спокойно подъехал к Гаспару. Отец указал ему направо на ярко освещенные окна невысоких каменных построек:

– Это кухни. Видишь, сколько там огня? А вон там, рядом с конюшнями, находятся псарни Бернара. Кладовые тоже размещены на этом дворе. Я уверен, мы прибыли вовремя и обязательно сегодня узнаем, какие съестные припасы в них хранятся. А заодно и оценим повара.

– Полагаю, батюшка, будущий замок в Пуату когда-нибудь станет не хуже этого?

– Он станет намного лучше и значительно больше этого замка! У каждой крепости своя история, Доминик, хотя, бог свидетель, все они одинаковые.

Гаспар слегка пришпорил коня и догнал Жана, который по-прежнему двигался в авангарде. Судя по утвердительному кивку проводника, Доминик догадался, что они почти прибыли.

Но прежде, чем подъехать к главному донжону, они миновали еще одни ворота. На этот раз это был окончательный рубеж обороны для наших всадников, но не для врага в случае осады. Сам по себе центральный донжон являлся этим последним рубежом, способным во время войны отчаянно обороняться и даже выстоять натиск врага, но сегодня, в канун Дня всех Святых это был просто гостеприимный дом доброго хозяина барона де Диона, – не только доброго, но и гордого всеми своими победами.

Барон Бернар де Дион, как и большинство французских рыцарей, не отличался особой набожностью. Это был сильный духом человек, не лишенный, впрочем, добродетелей, но всегда знающий собственную выгоду, словом, практичный. В достижении разных честолюбивых планов ему религия никогда не мешала. На встрече в доме Анри, которую мы описывали выше, Гаспар назвал Диона старым другом де Регара. Это являлось преувеличением, они никогда не были друзьями, хотя завели знакомство еще много лет назад. Впрочем, врагами они тоже не были. Анри всегда находился рядом с семьей Грекко и по этой причине своим характером являл сущность испанского рыцаря. К примеру: для Гаспара вера во Христа являлась его главным проводником на земле, что, как мы уже говорили, было нехарактерно для французских рыцарей, даже храмовников. Возможно, именно это разное отношение к вере и вызывало холодок между Бернаром и Анри. Кроме того, оба они были волевыми и сильными людьми, порою жесткими, а такие герои редко заводят дружбу без взаимной выгоды. Каждый из подобных лидеров всегда стремится вперед. Анри много лет был тамплиером и хранил обет безбрачия. Бернар, напротив, был женат, но уже много лет не делил ложа со своей супругой. Зато грех прелюбодеяния был его любимым грехом.

Но существовали причины, которые их и сближали. Одна из них – привязанность к своим детям. Гаспар был приемным сыном, но Анри души в нем не чаял; также и Бернар относился к своему Кристиану. В этом они были похожи.

Слуги приняли лошадей, и повели их вниз на конюшни. По каменной лестнице рыцари поднимались на четвертый жилой этаж донжона. Масляные факелы, укрепленные на стенах, освещали путь, а тени от языков их пламени, словно тянулись вслед за людьми, пытаясь их догнать и остановить. Доминику пришло на ум, что вот сейчас вокруг него точно происходит что-то новое, а предстоявшие дальние странствия уже начались.

Глава VI. Призраки древних воинов

На пороге большой залы хозяин встречал гостей. После упоминания об этом человеке, как о старом друге Анри, Доминик представлял себе барона ровесником своего деда. Теперь он был немало удивлен, когда навстречу рыцарям решительной походкой вышел среднего роста крепкий мужчина как минимум на двадцать лет моложе Анри. На вид Бернару де Диону можно было дать пятьдесят. Крупные черты его лица обрамляли длинные до плеч волосы с проседью. Он не брил бороду. Одет был не просто по моде, а скорее шикарно по-праздничному, в шерстяное блио красного цвета – костюм по типу туники, без рукавов, длинной до щиколоток и плотно приталенный. Бернар выступил к гостям в красном берете, в честь особого случая обвязанном шапелью – повязкой или, лучше сказать, накидкой из дорогого сукна, отделанного золотом. Широкая ткань шапели обрамляла плечи и красиво струилась по спине. Мягкие туфли из черной кожи завершали роскошный костюм. Гаспар первый с почтением обратился к нему:

– Благодарю небо, любезный Бернар, ибо я сдержал данное вам слово. Я вошел под крышу этого гостеприимного дома в назначенный нами день и привел с собой своего сына. Это Доминик… Доминик! – Гаспар обратился к юноше. – Мой благородный друг и будущий твой наставник: барон Бернар де Дион!

Доминик низко поклонился хозяину чертогов. Подняв глаза, он увидел, что Бернар с удивлением смотрит на медленно по-стариковски входящего в залу Анри. Уже в следующую секунду лицо его озарилось улыбкой:

– Мой дорогой друг, – обратился барон к Гаспару, – вы не просто сдержали слово: вы, как всегда, выполнили много больше. Потому я искренне рад случаю принять у себя почтенного рыцаря тамплиера шевалье де Регара. – С поклоном. – Анри, благодарю за эту честь. Позвольте представить вас гостям…

Все четверо снова раскланялись, Бернар с Анри пожали друг другу руки и улыбнулись. Проходя через большую залу, Доминик окинул взглядом обстановку главной комнаты. Сразу бросились в глаза грубая простота и непритязательность жилища, что не очень подходило к роскошному платью хозяина и таким же дорогим костюмам его гостей. С левой стороны от входа все свободное пространство занимал огромных размеров камин из белого кирпича, весьма уродливый и ничем не украшенный. Он напоминал раскрытую пасть чудовища, извергающего пламя. Подлинный размер залы оценить было трудно, поскольку остальные три стены буквально состояли из грубых гобеленов, будто произвольно тут навешанных сверху донизу, оставляя свободным всего один оконный проем. Очевидно, зала была в разы больше и просторнее, площадью, вероятно, как сам главный донжон, но Бернар, оригинально используя эти гобелены, оградил в ней для себя и своих гостей определенное пространство. Было ясно, что и таким вот образом территория всего этажа разделялась на отдельные покои. Гобелены были под стать камину – затертые, видавшие виды, не слишком чистые, почти все с вышивкой каких-то растений и деревьев. На дощатый пол были набросаны ветки, солома, опилки и прямо поверх всего – волчьи и медвежьи шкуры. Масляные факелы, установленные в специальные напольные опоры, и большой огонь в камине ярко освещали длинный грубо сколоченный стол. Все приглашенные гости сидели по одну его сторону. Тяжелое, обитое железом, никем не занятое кресло предназначалось, видимо, для хозяина торжества. Остальные участники трапезы сидели на таких же, как стол, грубых деревянных скамьях. Юноша заметил здесь еще два больших сундука, на них тоже сидели люди. Никакой другой мебели не было. Странное убранство наводило на мысль, что в случае отданного приказа об обороне крепости, все это в один миг будет разобрано и просто исчезнет, как декорация балаганного театра. Честно признаться, было в окружающей обстановке действительно что-то ненастоящее.

Бернар, как и подобает радушному хозяину, при появлении наших героев принялся представлять гостей друг другу. Чтобы не описывать подробно всю церемонию, мы постараемся сделать это за него. По правую руку от хозяина дома восседали в следующем порядке: супруга Бернара баронесса Мария де Дион; рядом с нею ее кузен из Нормандии Рауль де Виллен; далее младший брат барона Гийом де Дион; за ним сын Бернара – Кристиан, о котором читатель уже премного наслышан, и которого мы подробно опишем несколько позже. Далее, на месте почетных гостей в самом центре стола восседали граф Франсуа де Розен и его дочь Валери. Свадьба Кристиана и Валери была назначена на второй день после дня Петидесятницы. По другую руку от Валери место за столом занимал настоятель здешнего прихода отец Филипп. Рядом с ним разместились особо приближенные вассалы барона, рыцари: Ричард Керрон и Жан Колестан. Все это собрание можно было бы смело называть “в тесном кругу” или даже “в лоне семьи”, если бы не трое гостей из Пуату. Итак, во главе стола сидел Бернар, все перечисленные нами персоны – на правой его стороне, и только наши герои – по левую руку от хозяина; далее за ними стол был полностью открыт для удобства подачи блюд; здесь сновали и мелькали слуги, поднося угощения и меняя их по мере продвижения торжества.

Мы ведь уже ранее упоминали, что Бернар де Дион был не очень ревностным приверженцем религиозных догм, а присутствующий на обеде священник отец Филипп избирался местным настоятелем как раз по протекции барона. Как следствие, на многие не совсем богоугодные вещи этот проводник Господа на земле закрывал глаза, ничто не осуждал, не призывал усмирять питание чрева, и конечно пост сегодня соблюдался крайне необязательно. Хотя, в оправдание хозяевам праздника надо признать, что количество блюд из рыбы превосходило своим числом количество угощений из мяса, и в этом конечно была дань посту. Пили белое вино. Приглашенный менестрель тихо играл на мандолине. Рыцарский турнир, запланированный через два дня, получил как одобрение знати, так и особое разрешение духовенства. Ристалище приходилось ровно на канун церковного праздника, что было серьезным грехом, но Бернар так спешил под знамена Крестового похода, что все эти мелкие попустительства были прощены! За какие вообще мирские проступки можно судить человека, ступившего на путь изгнания неверных со Святой земли? Сей воин и благодетель выше любых грехов.

В разговор вступил брат Бернара. Гийом де Дион был худощавым болезненного вида человеком с бледным и усталым лицом. Редкие усы и такие же жидкие волосы словно подчеркивали общую его немощь. При этом ростом он был значительно выше брата, но, казалось, будто даже боялся этого и всеми силами старался скрыть данное превосходство сгорбленной спиной и впалой грудью. Гийом негромко обратился к Гаспару, слова трудно было расслышать, и рыцарю пришлось перегнуться через стол, чтобы внимать ему:

– Вы берете в Иерусалим своего сына, это ведь поистине достойный пример добродетели. А вас не посещало желание, в отличие от моего брата, отвести туда же и свою жену? До нас дошла молва, что во времена второго крестового похода имело место настоящее паломничество женщин в Святую землю.

– По двум причинам я не сделаю этого, – так же негромко отвечал Гаспар. – Первая состоит в том, что моя жена уже много лет как ушла из этой жизни.

– Прошу простить, я этого не знал. Впрочем, как всегда, беседа со мною становится грубой и нескладной, еще не успев толком завязаться.

– Так откуда ж вам было про это знать? – успокоил его Гаспар. – Полноте, Гийом, я на вас не в обиде. Да, молва не врет, такое паломничество и вправду было, но сегодня участь тех женщин не завидна. В этом и состоит вторая причина: я никогда не допустил бы свою супругу на войну, и ваш брат поступает правильно.

– Клянусь всеми святыми, это становится интересным, – вставил фразу кузен Рауль. – Что же за участь постигла этих женщин, Гаспар? Неужели они отреклись от истинной веры?

Рауль де Виллен, не в пример Гийому, был чрезвычайно толст. За столом он управлялся за троих, в каждой руке держа по вилке. Этот господин вкушал с удовольствием; вокруг него уже стояли одновременно закуски и горячие блюда, мед и десерты. Мы забыли сказать, что к появлению наших рыцарей здешний пир был в самом разгаре. Кузен чувствовал себя совершенно счастливым и широко улыбался. У него были длинные, растрепанные курчавые волосы и лихо закрученные усы. Лицо полное с крупными чертами, мясистое. Рауль не носил бороду. Наклонившись к своей соседке Марии де Дион, кузен обратился к ней, весело смеясь и сотрясаясь от удовольствия:

– Полагаю, ведь этот рассказ не смутит вас, баронесса? На войне чего не повидаешь… ха-ха! – И он тут же щедро полил соусом толстый кусок хлеба, а сверху положил на него ломоть оленины.

Доминик украдкой рассматривал супругу барона: Мария де Дион производила на него странное впечатление. Казалось, она силится сосредоточиться на окружающей обстановке, старается присутствовать здесь словом и делом, но с каким трудом ей это дается, не могло ускользнуть от взгляда юноши. На лице у Марии часто застывало выражение, будто она пытается вспомнить что-то очень важное и никак вспомнить не может. Брови всегда сдвинуты, взгляд напряженный. Когда к баронессе обращались со словами, она старалась живо реагировать, но эта странная рассеянность ее не покидала. Доминику почему-то стало ее жалко, хоть он и отдавал себе отчет, что об этой женщине ничего не знает и впервые ее видит. Что касается внешности баронессы: для своих лет она была еще свежа; ее можно было бы назвать и красивой, если б не эти сведенные брови и заломаная морщина на лбу, что никак не сответствовало окружающему ее празднику. Она была довольно высокого роста, обладала прямой и горделивой осанкой; крупные черты лица были безупречно правильные, выразительные и определенно выдавали ее благородное происхождение; светлые густые волосы были уложены в аккуратную прическу и красиво заколоты сверху.

Внезапно на выручку Гаспару в разговор вступил Анри де Регар:

– Зеленым юнцом слушал я рассказы своего деда о тех женщинах. Давным-давно, еще в первый Крестовый поход отправились они за Гробом Господним в Иерусалим. Были среди них не только жены рыцарей: за воинами шли их матери, сестры и даже дочери. Они поровну с мужчинами делили все ратные тяготы и невзгоды – в сражениях на поле брани и в длительных осадах. Бьюсь об заклад, тяжкая доля выпадала на их головы. Предки донесли до нас истину, что рыцари тех времен высоко ценили их подвиг и по праву превозносили отвагу и доблесть своих женщин. Все это было. Все это правда. А второй поход только продолжил начатое дело.

– Во второй Крестовый поход женщины отправились уже с размахом, – подхватил Гаспар начатый Анри рассказ. – Огромные свиты слуг брали они с собой: пажи, менестрели, повара, ювелиры, портные, цирюльники, советники, гадалки, предсказатели – все они двинулись на восток. Каждая дама стремилась показать новому миру свою культуру, утонченность, ум, красоту. Каждая видела себя прекрасной воительницей, золотой амазонкой. Крестовый поход представлялся им красивой восточной сказкой, с минаретами и звездочетами, будто не христианскую веру огнем и мечом несли они, а, напротив, желали собою украсить установившийся порядок. Эти женщины стали не только под боевые знамена, они хотели вершить политику наряду с мужчинами. Но, увы… Провидение и злой рок разрушили их планы, принеся с собой смерть и страдание. Прошло уже два года, как пал Иерусалим. Кровь наших рыцарей обагрила эти земли. Резня и бесчинства мусульманских воинов погубили прекрасных амазонок; все, кто смог из них уцелеть, сегодня томятся в гаремах. Это я и называю незавидной участью. Но никакое горе не может длиться вечно, ибо время не стоит на месте. Только милосердному Создателю открыто грядущее; именно благодаря этому милосердию, Господь всемогущий посылает нам откровения и направляет нас дорогою верной и праведной. Впереди святая цель – освободить великий Иерусалим от неверных, – во имя Иисуса Христа, во имя нашего Короля!

– Во имя Короля! За Короля! – хором провозгласило застолье, все подняли кубки.

– Расскажите же нам еще что-нибудь, достопочтимый Гаспар, – расчувствовался кузен Рауль.

– Обязательно еще о многом расскажу вам, сердечные друзья, но сейчас я хочу поднять свой кубок за хозяина этого гостеприимного дома! – Гаспар поднялся. – Дорогой Бернар, пью за ваше здоровье! За ваш замысел (а он принадлежит вам), за то, чтобы сбылись все надежды! За будущие победы! А еще я поднимаю эту чашу за великую романтику подвига и дружбы!

Под всеобщее ликование мужчины выпили стоя. Когда шум слегка поутих, Гаспар продолжал. Теперь он обращался только к Бернару, словно между ними не было свидетелей:

– Я сейчас поясню. Последний раз, Бернар, мы вот так же несколько месяцев тому назад пировали в Бургундии. Знаю, не будь той встречи – не стоять мне сегодня здесь. В памятный день родилась мечта и укрепилась вера: мечта о защите Иерусалима и вера в бога и Короля – его наместника на земле. Вера нерушима! Но что же стало сегодня с нашей мечтой, Бернар? Посмотри: она есть реальность, она стала нашей жизнью. С тобою уходит в Крестовый поход твой сын. И за мною последовал мой сын. Это чудо! Наши дети прекрасны! То, что они сегодня рядом с нами, это счастье и это…непостижимо. Они наша кровь, наши радость и забота, наше прошлое, настоящее, будущее. Они все наши дни…

Волнение на секунду овладело им. Гаспар перевел дух и продолжал:

– Кристиан был воспитан в родительской любви; Доминик, напротив, вырос без матери. Кристиан старше Доминика, он уже опытный воин; Доминик смел и силен, но он никогда не был на войне. Кристиан уже посвящен в рыцари; Доминик пока только оруженосец. Кристиан уйдет в поход любящим и преданным мужем; у Доминика нет дамы сердца… У моего сына все еще впереди. Качествами рыцаря и мужчины, которыми в полной мере уже обладает Кристиан, этими духовными сокровищами будет обладать и мой сын. – Он повернулся к Кристиану. – Кристиан, сегодня я обращаюсь к тебе! Будь отныне справедливым и внимательным наставником моему сыну, как своему младшему брату, и не бросай его в трудный час. Обещай мне только это. Обещай, и тогда я – Гаспар Грекко рыцарь ордена Калатравы – дам нерушимую клятву: быть всегда твоим покровителем, надежным защитником и преданным другом – отныне и до самой моей смерти!

Это прозвучало внезапно и торжественно, загадочно и странно, не высокопарно и пафосно, но как момент истины; словно из другого мира, который существует рядом, но недосягаем для простых смертных, возникло что-то неизвестное. Разом наступила тишина. Кристиан попеременно переводил взгляд с Гаспара на Доминика, будто только сейчас их впервые увидел. Глаза Бернара были опущены долу и задумчиво улыбались, как если бы он слушал что-то знакомое, но давно забытое. Подобно ему, на лицах других гостей застыло такое же мечтательное выражение. И только его супруга баронесса, напротив, словно очнулась от тягостных мыслей, сбросила оцепенение и смотрела вокруг себя ясным открытым взором. Все стали задумчивы и серьезны; каждый чувствовал, что стоит на пороге чего-то нового, неизвестного, чему он не знает ни причины, ни начала, ни исхода. Смолкла песня менестреля и, казалось, даже огонь в камине затих. Где-то далеко еле слышно перекликались дозорные на северной башне, эхом вторило им людское море, мерно шумя криками, говором и монотонным гулом в огромном лагере за оборонительным рвом. Опустилась ночь. Стало холодно. В единственное окно бесшумно влетел ветер, и бесчисленные гобелены в чертоге замка стали прогибаться, раскачиваться, биться друг об друга, словно грубые паруса на корабельных реях. Древние призраки канувших в лету воинов, несокрушимых армий и былых сражений тихо присутствовали в главной зале центрального донжона. Они мерцали в дыму масляных факелов, туманом стелились по набросанным на пол шкурам, проходили маршем сквозь каменные стены и тканые гобелены; их тени сгущались по углам, дрожали на выступах бастиона, метались в огне очага. Два рыцаря – Гаспар и Кристиан – стояли друг напротив друга, а бесконечное немое движение древних воинов струилось сквозь них, проникая прямо в кровь, заставляя замирать. Призраки дышали им в лицо, от них веяло холодом. И тогда время замедлило свой ход и в какой-то миг почти остановилось; посреди тишины прозвучало короткое слово:

– Обещаю.

И эхом ему отозвалось:

– Клянусь!