Роджер Кроули
Завоеватели. Как португальцы построили первую мировую империю
Впрочем, когда это послание оглашали у папы, король был уже в курсе, что надежды его не оправдались. Находясь за тысячи миль от Португалии, Кан обнаружил, что побережье Африки, ведущее его в восточном направлении, снова уходит к югу и конца ему не видно. В ту осень, вновь проделав 160 миль на юг, Кан установил очередной столб. Тропики постепенно сменились полупустыней – вместо джунглей потянулись низкие песчаные холмы со скудной растительностью. Терпение закончилось в январе 1486 года, когда экспедиция достигла мыса, названного Кейп-Кросс (современная Намибия). На черных скалах, где нежатся тюлени, был воздвигнут последний столб. Казалось, что Африка безгранична. Судьба Кана с этого момента теряется в бездне истории. Либо он умер на обратном пути в Лиссабон, либо король Жуан, разгневанный и обескураженный провалом публично превозносимой им миссии, вверг его в немилость и бесславие. Как бы там ни было, благодаря Кану на карте Африки появились еще 1450 миль западного побережья. А португальцы без устали и страха продолжали вояжи в неизведанное, проворно шныряли по бурным волнам на своих каравеллах и исследовали великие реки Западной Африки в поисках сказочного царства пресвитера Иоанна или выхода в Нил. Многим эти авантюры стоили жизни. Кораблекрушения, малярия, ядовитые стрелы, безумие – смельчаки погибали, оставляя на память о себе столбы или другие отметки. Нет более пронзительного из таких свидетельств, чем надписи, выбитые моряками в скалах на водопаде Йеллала, что на реке Конго.
Надписи на скалах водопада Йеллала
Сначала сотню миль португальцы шли под парусом или на веслах, пробираясь через мангровые топи среди густо поросших лесом берегов. Течение постепенно набирало силу, и наконец их глазам предстала гигантская каменная стена, откуда с грохотом падали потоки воды, низвергаясь в скалистую пропасть из самого сердца Африки. Плыть дальше было невозможно. Они вынуждены были покинуть свои корабли и 10 миль карабкались по скалам в напрасной надежде найти коридор, пригодный для навигации. Поняв, что все усилия бесполезны, они решили оставить хоть что-то в память о себе. Высоко над пропастью, на самой круче, они выбили герб короля Жуана, крест и надпись: «Сюда добрались корабли великого монарха Дона Жуана Второго Португальского. Диогу Кан, Педру Анеш, Педру да Коста, Альвару Пириш, Перу Эшколар А…» Внизу справа рукой другого человека: «Жуан де Сантьягу, Диогу Пинейру, Гонсалу Альвареш, по болезни Жуана Альвареша…», и еще ниже одно имя: «Антан».
Обстоятельства, при которых появились эти надписи, обрывающиеся, точно последняя строчка в дневнике полярного исследователя, хотя и неясны, но, несомненно, трагичны. Вначале идут имена капитанов и штурманов – Диогу Кана и еще нескольких, – которые в тот момент находились за сотню миль. Наверное, Кан выслал людей разведать навигационные условия на реке Конго – они-то и расписались на скале. Оба списка обрываются почти одновременно. Можно предположить, что моряки были больны – вероятно, малярией, – слабы и не имели сил завершить начатое. Их могли спугнуть или атаковать, пока они ползали по скалам. Дата отсутствует, как и другие свидетельства этих событий, пребывавших под покровом тайны до 1911 года, пока здесь вновь не появились европейцы и не разглядели надписи на камне.
Португальцы нелегко расставались с верой в существование речного или пешего пути через Африку, позаимствованной из расписанных золотом трудов древних географов и картографов. Убежденность, что все великие реки Африки вытекают из Нила, что до царства пресвитера Иоанна уже рукой подать – и это на континенте, размеры которого они рассчитали неверно, – довлела над португальцами еще не одно десятилетие и стоила им многих напрасных трудов. Король Жуан снаряжал многочисленные миссии за информацией, золотом и ради престижа, в том числе и на реку Конго. Одна из флотилий проделала 500 миль вверх по Сенегалу, но вынуждена была повернуть обратно близ водопада Фелу. Когда следующая экспедиция, исследовавшая Гамбию, встретила на пути непреодолимое препятствие в виде водопада Барракунда, Жуан направил туда инженеров, чтобы те взорвали речное дно, однако задача оказалась им не по силам. Одновременно в Африку отправлялись и пешие экспедиции. Небольшие группы, перейдя Мавританскую пустыню, посещали города Вадан и Тимбукту в землях народа малинке, где правил султан, известный как манса Манди. Кое-кто возвращался с рассказами об империи Мали, центре торговли Западной Африки, иные пропадали бесследно.
Жуана не смущали ни водопады на реках Гамбия и Конго, ни вечные штормы у побережья Африки, ни туманное местоположение загадочного христианского монарха. С поразительным размахом, последовательностью и упорством он продолжал свои исследования. В 1486 году, пока ученые географы в Лиссабоне корпели над уточнением карты мира, а Колумб доказывал испанским монархам, насколько выгоден его западный маршрут в Индию, Жуан снаряжал все новые миссии. В том же году литературный португальский пополнился новым существительным – descobrimento, что значит «открытие».
Глава 2. Гонка. 1486–1495
Среди сокровищ замка Святого Георгия в Лиссабоне, что стоит на высоком холме над рекой Тежу, хранилась роскошная карта мира. 30 лет назад эту карту изготовил монах-картограф из Венеции по заказу отца короля Жуана, Альфонсо, который просил представить на ней все последние на тот момент географические открытия.
Это было настоящее произведение искусства: очень подробная и красивая карта, блистающая золотом, морской синевой, с четкими изображениями городов-крепостей. Она напоминала огромный округлый щит 10 футов в диаметре и была по арабской традиции ориентирована на юг. От прочих современных карт эта карта отличалась тем, что Африка на ней впервые представала в виде обособленного континента и имела южную оконечность, которую картограф Фра Мауро назвал мыс Диаб. И хотя на более поздних картах очертания Африки были сильно откорректированы – благодаря открытиям португальцев, в своей работе Мауро также попытался опираться на принципы объективности и доказательности. В Венецию, имевшую обширные торговые контакты с Востоком, купцы и путешественники привозили более-менее достоверные данные относительно земель, лежащих вне Европы.
Карта содержит многочисленные текстовые комментарии синими и красными чернилами, составленные со слов очевидцев, таких как Марко Поло и странствующий купец Никколо де Конти, а также «сведений о новых открытиях, подтвержденных либо ожидаемых португальцами». «Многие считают и многие пишут, что умеренные области земли, где мы проживаем, не окружены с юга морем, но есть и много других свидетельств, – замечает Фра Мауро, – особенно от португальских моряков, которые, по велению своего короля, часто совершают далекие плавания и не раз самолично убеждались в противном».
Специальное внимание уделено островам, где производят пряности, и портам Индийского океана, представлявшим для португальцев особый интерес. Здесь Мауро оспаривает одну из истин птолемеевой географии, утверждающую, что Индийский океан – это внутреннее море. Он пишет, что в Индию можно добраться по океану, и в качестве доказательства приводит отчет античного географа Страбона о таком путешествии, а также рассказ – вероятно, от Конти – о китайской джонке, которая обогнула Африку с юга.
Карта Фра Мауро облекла в визуальную форму амбиции португальцев, а равно подчеркнула, сколь скудны в этом плане познания на Западе. Никогда прежде мир не ведал подобного разделения. Римская империя имела куда больше связей с Востоком, чем Европа в Средние века. Марко Поло прошел и проехал с караваном по Великому шелковому пути, находящемуся под контролем монголов, и вернулся через Индийский океан на китайской джонке. Записки о его странствиях вызвали огромный интерес, поскольку к XV веку все прямые контакты с Востоком были утрачены. С падением империи монголов караванные пути пришли в упадок. Китайская династия Мин, наследовавшая монголам, после нескольких удивительных экспедиций на звездных плотах ввела политику ксенофобии и самоизоляции. Свои представления о географии европейцы в основном черпали из сведений двухсотлетней давности. С юга Европу блокировали мусульмане. Оттоманская империя преграждала европейцам путь в Азию, а династия мамлюков в Каире, контролирующая все подступы к сокровищам Востока, вела торговлю через Александрию и Дамаск, устанавливая монопольные цены. Об источниках пряностей, шелков и жемчуга, который арабы продавали венецианцам и генуэзцам, можно было только догадываться.
Охладев к своему фавориту, король Жуан все-таки не отказался от попыток отыскать христианское государство в чуждых пределах и морской путь в Индию. Более того, размах поисков значительно расширился. Король не упускал ни единой возможности, способной потенциально приблизить его к цели.
По его приказу два монаха отправились через Средиземное море с миссией собрать на Востоке информацию о пресвитере Иоанне. Что касается предложения Колумба насчет западного пути в Индию, то Жуан решил, что это тоже шанс. Он призвал фламандского авантюриста по имени Фернао де Ульмо, дал ему две каравеллы и поручил плыть в западном направлении 40 дней, причем снарядить экспедицию де Ульмо обязался на собственные средства. За это король даровал ему все земли, которые удастся обнаружить, с выплатой 10 процентов годовых в королевскую казну. Так Жуан хитроумно сбросил в частные руки предприятие сомнительной, судя по всему, выгоды, упускать которую, в случае чего, ему не хотелось. Однако обе его инициативы завершились ничем. Ульмо не смог собрать достаточно средств, а монахи не пробились далее Иерусалима, потому что не говорили по-арабски.
Тогда король призвал верных ему и талантливых мореходов и путешественников, отобранных по способностям, а не социальному положению, дабы предпринять еще одну, последнюю попытку. В 1486 году развернулась подготовка кампании, которая должна была продлиться в три раза дольше обычного. На этот раз король хотел совместить выполнение обеих задач. Он решил, что одна экспедиция продолжит маршрут Диогу Кана и попытается обогнуть Африку. В команду войдут уроженцы Африки, которые по пути высадятся на берег и отправятся вглубь континента в поисках христианских государств либо информации о них. Неудачу предыдущей сухопутной миссии компенсирует вторая миссия из арабоговорящих посланников. Эти проникнут вглубь Индии и разузнают о пряностях, христианских монархах и возможности морского маршрута в Индийский океан.
В октябре 1486 года, вскоре после возвращения Кана – либо его кораблей, Жуан назначил одного из своих вельмож, Бартоломеу Диаша, командующим экспедицией, которая должна была отправиться на юг вдоль африканского побережья. Примерно в то же время и вторая – наземная – экспедиция тронулась в путь. Возглавлял ее Перу да Ковильян – сорокалетний путешественник, мореплаватель и шпион. Он не мог похвастаться происхождением, но обладал многочисленными талантами: в совершенстве знал арабский и кастильский языки, отлично дрался на мечах. Верный слуга короля, он долго прожил в Испании под прикрытием, выполняя секретные поручения, а также вел тайные переговоры в Марокко. Именно Ковильяну и еще одному отважному португальцу, говорящему по-арабски, Афонсу де Пайве, король доверил выполнение этой сложной операции.
Весной 1487 года, пока Диаш готовил корабли, Ковильян и Пайва проходили инструктаж у епископа Танжерийского и двух еврейских математиков, членов ученого совета, отказавшего Колумбу. Путешественники получили навигационную карту Ближнего Востока и Индийского океана с новейшими данными, доступными в Европе, – скорее всего, позаимствованными из работы Фра Мауро. 7 мая состоялась последняя тайная аудиенция в Сантарене под Лиссабоном, где король передал Ковильяну и Пайве верительные письма, которые надлежало вручить в Александрии. Среди присутствующих на аудиенции был восемнадцатилетний родственник короля дон Мануэл, герцог Бежу, для которого эта экспедиция будет впоследствии иметь особое значение.
Путешествие началось в Барселоне. Летом миссионеры добрались до христианского острова Родос, где пересели на другое судно, идущее в Александрию, ворота исламского мира. Но прежде раздобыли груз меда, дабы сойти за торговцев.
А в Лиссабоне Диаш был занят последними приготовлениями. Король дал ему две каравеллы и – поскольку плавание должно было занять длительное время – грузовой корабль для размещения дополнительного провианта, ибо «скудное питание или отсутствие оного на обратном пути ослабляет команду».
По примеру Кана эта экспедиция также везла каменные столбы, чтобы отмечать свое продвижение. Сам Диаш был очень опытный моряк, с ним ехали самые лучшие штурманы, и среди них Перу ди Аленкер, которому было суждено сыграть ключевую роль в Индийских кампаниях. Аленкера высоко ценил король Жуан, говоря, что «его опыт и мастерство достойны восхищения, уважения и щедрых наград». Штурманом грузового корабля был Жуан де Сантьягу, чье имя было высечено на скале при водопаде Йеллала и который помнил местонахождение последнего столба.
Небольшая флотилия отплыла из устья Тежу в конце июля 1487 года. Это была одна из самых значимых, но и самых загадочных экспедиций в истории мореплавания. Современные источники почти не упоминают о ней – лишь вскользь, в виде примечаний на картах и в книгах, – точно хроникеры отвернулись и смотрели в другую сторону. Понадобилось 60 лет, чтобы подробности, маршрут и результаты экспедиции были наконец описаны одним из историков шестнадцатого века, по имени Жуан де Баррош. Изначальный план был утерян, но, зная ход экспедиции, де Баррош восстановил его содержание. Сначала путь, как обычно, лежал на юг, по маршруту Диогу Кана, мимо воздвигнутых им столбов. Далее часть команды высадилась на берег и отправилась вглубь континента – по суше или по рекам – на поиски царства пресвитера Иоанна. Эта операция, совместно с Пайвой и Ковильяном, составляла твердую и последовательную стратегию для решения загадки Азии. Диаша сопровождали шесть африканцев – двое мужчин и четыре женщины, которые были во время оно похищены Каном и обучены португальскому. Их надлежало высадить на берег, в хорошей одежде, с золотом и серебром, и отправить к туземцам, дабы они разнесли по округе весть о богатстве и щедрости португальского короля, чьи суда находятся на побережье, поскольку он ищет пути в Индию и особенно правителя по имени пресвитер Иоанн. Женщин взяли потому, что они имели меньше шансов погибнуть в племенных стычках.
Тем временем Ковильян и Пайва, добравшись до Александрии, подхватили лихорадку и находились при смерти. А Диаш миновал последний столб, установленный его предшественником, и продолжал двигаться к югу. Каждый мыс и бухта на его пути получали название в честь святого, благодаря чему можно датировать продвижение экспедиции: залив Святой Марфы (8 декабря), Святого Фомы (21 декабря), Святой Виктории (23 декабря). К Рождеству они достигли бухты, названной залив Святого Христофора. Уже четыре месяца продолжалось плавание. Юго-западные ветры и встречное прибрежное течение заставляли часто менять курс. Несколько раз на берег высаживали несчастных посланников, один из которых успел по пути умереть. Остальные так и пропали без вести – по крайней мере, более о них нигде не упоминается. В какой-то момент было решено оставить грузовой корабль с командой из девяти человек на берегах Намибии и двигаться дальше налегке. В течение еще нескольких дней две каравеллы тащились мимо пустынных холмов, а затем штурманы приняли неожиданное решение. Находясь около 29° ю. д., они прекратили изматывающую борьбу с прибрежными ветрами и течениями и развернули корабли на запад, в открытый океан, с намерением позже взять курс на восток. Трудно сказать, как это произошло. Возможно, это был запланированный маневр или момент просветления, интуитивный ход, подсказанный опытом предыдущих экспедиций, которые сталкивались с похожей проблемой, находясь, правда, к северу от экватора. Иногда им приходилось отплывать на запад, в Центральную Атлантику, чтобы оттуда западные ветры отнесли их на восток, обратно в Португалию. Может быть, Диаш с товарищами надеялись, что подобное явление существует и в Южной Атлантике. Так или иначе, момент был исторический.
Каравелла: идеальна для разведки, но маловместительна для длительных плаваний
За тринадцать дней, на полуспущенных парусах, каравеллы проделали почти тысячу миль в неизвестность. Антарктические широты встретили их холодом. Несколько человек умерли, но на 38˝ ю. ш. решение сменить курс начало себя оправдывать. Ветры стали переменными. Португальцы развернули корабли на восток в надежде, что вскоре достигнут африканского побережья, которое, как они полагали, все еще тянется с севера на юг. Прошло семь дней, но Африка так и не появилась. Тогда решено было взять курс на север. В конце января на горизонте возникли горные вершины, а 3 февраля 1488 года португальцы пристали к берегу в бухте, получившей название Пастушья. Проведя в открытом море около четырех недель, они сделали огромный крюк, миновав мыс Доброй Надежды и мыс Агульяс (Игольный мыс) – самую южную точку Африки, где встречаются Атлантический и Индийский океан.
Высадка проходила негладко. На берегу прибывшие увидели стада коров, которых пасли люди, «густоволосые и лохматые, как гвинейцы». Но пообщаться с пастухами не удалось. Штурман Перу ди Аленкер, который девять лет спустя вновь посетил Пастушью бухту, вспоминал, как было дело. Когда португальцы высадились и положили на берег дары, туземцы испугались и убежали. Потом моряки пошли к протекавшему неподалеку ручью, чтобы набрать воды, и с холма в них полетели камни. Диаш убил одного туземца из арбалета, после чего португальцы снова погрузились на корабли и проплыли еще две сотни миль вдоль берега, теперь следуя на северо-восток. Сомнений не оставалось – они обогнули Африку. Вода становилась теплее. 12 марта моряки пристали в очередной бухте и установили последний столб. Запасы заканчивались, команда была истощена и обессилена. Люди роптали, говоря, что нужно возвращаться к судну с провизией. Однако из-за огромной дистанции, отделявшей их теперь от судна, обратный путь вызывал опасения: доберутся ли они живыми? Диаш хотел плыть дальше, но по правилам столь важное решение полагалось согласовать на совете офицеров. Они следовали прежним курсом еще три дня, до реки, которую назвали рио Инфанте, и там повернули обратно. Диаш, страшно разочарованный, был вынужден подчиниться общему решению. 60 лет спустя историк Жуан де Баррош предложил ретроспективное описание внутреннего состояния капитана: «Покидая столб, который он установил там, Диаш испытывал глубокую скорбь, будто прощался с сыном, обреченным на вечное изгнание. Он вспоминал об опасностях, с которыми пришлось столкнуться по пути сюда, о расстоянии, которое они преодолели, и о том, что главной награды Господь так и не даровал ему». «Он видел землю Индии, – писал другой хроникер, – но не мог войти туда, как Моисей в Землю обетованную».
А тем временем в Лиссабоне король Жуан ожидал вестей от Диаша или Ковильяна и прикидывал свои шансы в свете растущей между Испанией и Португалией конкуренции. Придя к выводу, что исключить существование западного маршрута в Индию нельзя, 20 марта он издал указ, разрешающий Колумбу свободный въезд и нахождение в Лиссабоне – где ранее тот подлежал аресту за долги. Кавильян и Пайва как по волшебству избавились от лихорадки. Сев в лодку, они спустились по Нилу из Александрии в Каир, затем с караваном пересекли пустыню и морем добрались до Адена. Там они расстались: Пайва направился в Эфиопию, полагая, что это и есть царство пресвитера Иоанна, а Ковильян – в Индию.
В это время Диаш следовал вдоль африканского побережья к востоку, и вскоре глазам его предстал мыс Доброй Надежды. Это было историческое открытие, опровергающее догмы птолемеевой географии: Африка, как выяснилось, окружена морем. Баррош указывает, что сначала этот мыс носил название Штормовой, но затем король Жуан переименовал его, поскольку за ним открывался путь в вожделенную Индию, найти который было так нелегко.
Команда грузового судна просидела на пустынных берегах Намибии девять месяцев, уныло ожидая возвращения каравелл и не зная, вернутся ли они. К возвращению Диаша 24 июля 1488 года из девяти человек осталось только трое – остальные погибли от рук туземцев в схватке за товары, привезенные для обмена. Вероятно, среди них был и брат Бартоломеу, Перу. Один из уцелевших, Фернау Колаку, больной и слабый корабельный клерк, умер, завидев возвращающиеся каравеллы. Говорили, что от радости.
Грузовой корабль был источен червем. Забрав припасы, моряки сожгли его на берегу и взяли курс домой. В декабре 1488 года их потрепанные каравеллы вошли в устье реки Тежу. За шестнадцать месяцев плавания Диаш открыл 1260 новых миль побережья и впервые обогнул Африку. О его возвращении мы знаем лишь благодаря заметке на полях в одной из книг Христофора Колумба, который в то время находился в Лиссабоне и, очевидно, был свидетелем отчета Диаша перед королем: «Стоит заметить, что в декабре этого года, 1488, в Лиссабон на трех каравеллах прибыл Бартоломеу Дидакус (Диаш), которого король отправлял в Гвинею на поиски неведомой земли. Говорит, что проделал еще 600 лиг за последней отметкой, т. е. 450 лиг к югу и затем 150 лиг на север, к мысу, который он назвал мыс Доброй Надежды. Судя по всему, этот мыс находится в Агисимбе, на долготе 45°, в 3100 лигах от Лиссабона. Свое путешествие он подробно обрисовал и изобразил на таблице, лига за лигой, с тем чтобы затем представить королю. Я присутствовал оба раза».
Широта, упоминаемая Колумбом, вызвала жаркие споры среди историков, однако не приходится сомневаться, что он присутствовал при разговоре, благодаря которому вскоре преобразятся все географические карты. Диаш совершил два важнейших открытия: он доказал, что существует морской путь в Индию в обход Африки, и исследовал режим ветров в Южном полушарии, открыв наилучший способ обогнуть континент. Как выяснилось, чем тащиться вдоль побережья, лучше сделать крюк в западном направлении, а там западные ветры подхватят корабль и перенесут его мимо южной оконечности Африки прямо в Индийский океан. Это открытие явилось венцом исследований, продолжавшихся 60 лет. Неясно только, удалось ли Диашу донести эту мысль до короля, который стал теперь очень недоверчив и скуп на почести и публичные похвалы, ожидая, вероятно, более веских доказательств. Год спустя король произнес речь, практически повторяя сказанное ранее на папском приеме: «…каждый день мы стремимся в эти пределы… а также в пески Нила, которые приведут нас к Индийскому океану, к несметным сокровищам в Варварском заливе (Sinus Barbaricus)». Минуло еще девять лет, прежде чем открытия Диаша были оценены по достоинству. Колумб же, ощутив, что королю он более не интересен, вернулся в Испанию.
А Ковильян продолжал свое путешествие. Осенью того года на торговом судне он пересек Индийский океан и оказался в Каликуте (Кожикоде) – отправном пункте для торговцев пряностями и перевальном для тех, кто держал путь далее. К началу 1488 года Ковильян, вероятно, достиг Гоа, потом переправился в Ормуз – еще один ключевой порт на побережье Индийского океана. В пути Ковильян собирал и тайно записывал информацию о торговых маршрутах, ветрах, течениях, портах, политике местных правителей. Крайним пунктом его путешествия стал город Софала, расположенный далеко на юге на острове Мадагаскар, где заканчивалась арабская навигация. В Каир он вернулся в 1490 или начале 1491 года и узнал, что Пайва умер, так и не добравшись до Эфиопии. Странствия Ковильяна продолжались без малого четыре года. А между тем их уже разыскивали. На поиски Жуан отправил двух евреев – раввина и сапожника, – которые смогли узнать Ковильяна, столкнувшись с ним на улице в Каире, и передали ему письма короля. Король велел, не побывав у «великого государя пресвитера Иоанна», в Лиссабон не возвращаться. Ковильян написал королю длинное послание и отправил его с сапожником. Он писал о торговле, о навигации в Индийском океане и что «его каравеллы, которые часто навещают Гвинею, ища пути на остров Мадагаскар и Софалу, могут легко достичь восточных морей с городом Каликут, потому что везде там вода».
Ковильян, за годы странствий приобретший вкус к бродяжничеству, решил завершить дело Пайвы, но истолковал королевский приказ довольно свободно. Он сопроводил раввина в Аден и Ормуз, а затем, переодевшись арабом, в одиночку отправился в священные для мусульман Мекку и Медину – прежде, чем пробираться в Эфиопию. Так Ковильяну, первому из португальцев, довелось познакомиться с человеком, известным как пресвитер Иоанн, христианский правитель Эфиопии. В действительности звали его Искандер (Александр). Он с почестями принял Ковильяна, но отказался отпускать его. 30 лет спустя Ковильяна встретила очередная Португальская экспедиция. Он прожил в Эфиопии до самой смерти.
Диаш и Ковильян, дополняя друг друга, начертали вполне достоверный маршрут в Индию. Индийский план был выполнен, хотя неизвестно, когда король получил доклад Ковильяна и получил ли вообще. Так или иначе, правитель Эфиопии все-таки приехал в Лиссабон – по просьбе папы, которому Жуан отправил послание для пресвитера Иоанна, изъявляя желание наконец обрести в нем друга – «исследовав все побережье Африки и Эфиопии». Видимо, письмо Ковильяна дошло по назначению. Итак, в начале 1490-х годов сложились благоприятные условия для последнего рывка на Восток и объединения мира. Но этого не произошло. Наоборот, наступил восьмилетний перерыв в экспедициях. Жуана занимали другие проблемы: изматывающие военные кампании в Марокко, куда он ввязался по долгу короля-крестоносца, и болезнь почек, которая в конце концов его погубила. Судьба словно изменила королю. В 1491 году его единственный сын и наследник Афонсу упал с лошади и разбился насмерть. В 1492 году Португалию наводнили евреи, изгнанные из соседней Испании. Страна не была готова к нашествию огромного числа беженцев, пусть трудолюбивых и образованных. Их присутствие требовало постоянного внимания. В следующем году короля ждал еще один удар: 3 марта 1493 года в порт Рештелу под Лиссабоном, где обычно швартовались каравеллы, притащилось потрепанное иностранное судно. Это был Колумб на своей «Санта Марии», который якобы побывал в Индии (современные Багамы, Куба, Гаити и Доминиканская Республика).
Неизвестно, как Колумб, этот отъявленный лжец сомнительного происхождения, оказался в Лиссабоне, хотя следовал в Испанию, где его ожидали патроны – испанские монархи. Может быть, в устье Тежу его забросило штормом. Либо он хотел уязвить короля Жуана, ранее отказавшего ему в покровительстве. Колумб утверждал, что в Португалии ему оказали королевский прием. Португальские источники более сдержанны в оценках почестей, оказанных Колумбу при дворе. Там его сочли «надутым фантазером, который на словах бессовестно преувеличивает трофеи своей экспедиции в золоте, серебре и прочих ценностях». Но Колумб также привез пленников-туземцев, внешность которых потрясла короля. Это были не африканцы. Эти люди выглядели именно так, как Жуан представлял себе жителей Индии. Впрочем, нельзя было с уверенностью сказать, в какой земле побывал хвастливый генуэзец и где захватил своих пленников. Советники короля предлагали простое решение: тайно убить Колумба, чтобы о его открытиях никто не узнал. Жуан отверг этот совет из моральных и дипломатических соображений: отношения с Испанией были и без того натянуты. Взамен он направил Фердинанду и Изабелле суровую ноту, чтобы уведомить их, что Колумб вторгся на территорию Португалии.
В 1479 году, под конец войны, Португалия и Испания заключили соглашение о границе, проведя воображаемую горизонтальную линию через Атлантический океан, определяющую зоны исследований. Соглашение ратифицировал папа. Жуан был убежден, что земли, которые открыл Колумб, находятся в португальской зоне, и приготовился послать туда собственную экспедицию. За разрешением спора Испания обратилась к папе Александру VI. Папа Борджиа, испанец по происхождению, решил дело в пользу Испании, тем самым подарив ей большой кусок Атлантики, который португальцы считали своим. Гегемония Португалии в Атлантическом океане была поставлена под угрозу. Но португальцы не собирались отдавать территории, стоившие им многих затрат и трудов. Жуан пригрозил Испании войной, но в конце концов стороны условились провести прямые переговоры, без участия папы.
В маленьком старинном городке Тордесильяс, на равнинах Центральной Испании, встретились испанская и португальская делегации, чтобы заключить договор о разделе мира. Земной шар был поделен ими надвое от полюса до полюса по Атлантическому океану. К востоку от демаркационной линии была португальская территория, а к западу – испанская. Жуан и его команда астрономов и математиков, обладавшие, вероятно, большим опытом и хитростью, заставили оппонентов передвинуть линию с изначальной позиции, предложенной папой, на тысячу миль к западу – так, чтобы она проходила между португальскими островами Зеленого Мыса и Карибскими островами, открытыми Колумбом, который считал, что они находятся в Азии. Впоследствии это изменение затронуло Бразилию – на тот момент еще не открытую, – помещая ее в сферу португальского влияния.
Впрочем, линия раздела продолжала оспариваться вплоть до 1777 года, поскольку стороны, в ту пору не слишком сведущие в географии Атлантики, затруднялись с определением точной долготы Тордесильясского меридиана.
Как и 1492 год в целом, Тордесильясский договор имел решающее историческое значение. И хотя впоследствии он был одобрен папской буллой, мировая папская гегемония закончилась. Два государства, находящиеся на острие географических открытий, превратили мир за пределами Европы в частное политическое пространство. Координаты новых земель рассчитывали ученые, а монархи производили их захват исходя из своих национальных интересов. «Покажите мне завещание Адама!» – восклицал в этой связи король Франции Франциск I, но прочие европейские нации еще долго не могли соперничать с иберийскими первопроходцами по части расширения своих владений, поскольку не имели необходимого опыта и мастерства в мореплавании. Португальцы оказались удачливее, чем Колумб, вместо Индии угодивший в тупик меж двух Америк. У них было преимущество: они уже более или менее представляли себе, где находится Индия, что и помогло им вскоре совершить первый кругосветный вояж.