Робин Хобб
Убийца Шута
2. Пролитая кровь
Из всех известных разновидностей магии, доступных людям, величайшей и благороднейшей представляется та, которую именуют Силой. Безусловно, нет никакой случайности в том, что на протяжении поколений династии Видящих она часто проявляется в тех, кому предначертано стать нашими королями и королевами. Сила характера и щедрость духа, благословения и Эля, и Эды, часто сопровождают эту наследственную магию в роду Видящих. Она наделяет того, кто ей пользуется, способностью далеко посылать свои мысли, мягко влиять на суждения своих герцогов и герцогинь или вселять ужас в сердца врагов. Предания твердят, что иным Видящим правителям, чью мощь подкрепляли отвага и талант магов королевского круга Силы, удавалось чудесным образом исцелять тела и души, а еще командовать кораблями в море и нашими защитниками на суше. Королева Эффикейшес Решительная организовала для себя шесть кругов Силы, поместив по одному в каждом герцогстве, и тем самым сделала магию Силы доступной всем верным герцогам и герцогиням на протяжении своего просветленного правления, к вящей пользе всего народа.
На другом конце магического спектра располагается Дар – примитивная и порочная магия, чаще всего выпадающая низкорожденным, что живут и размножаются подле животных, коих холят и лелеют. Эта магия, ранее считавшаяся полезной для гусятниц, пастухов и подручных конюха, теперь доказала свою опасность не только для тех, кто подвергся ее влиянию, но и для всех остальных. Общение с тварями посредством соприкосновения разумов заразно и ведет к животному поведению и влечениям. И хотя автор этих строк сокрушается из-за того, что даже дети из благородных родов время от времени становятся жертвами притягательной звериной магии, мое сочувствие означает лишь то, что их следует быстро выявлять и устранять прежде, чем они смогут заразить невинных своими тошнотворными склонностями.
«О природных разновидностях магии в Шести Герцогствах», трактат писаря Красноречивого
Я почти забыл о наших странных гостях, пока спешил через залы Ивового Леса. Во мне немедленно проснулся страх за Пейшенс. За последний месяц она дважды падала, но твердила, что это «комната внезапно закружилась вокруг». Я не бежал, но шагал широко и торопливо и не постучал, а ворвался прямиком в ее покои.
Молли сидела на полу. Неттл присела рядом, а Пейшенс стояла над ней и обмахивала какой-то тряпицей. В комнате остро пахло пряными травами, и на полу лежал на боку маленький стеклянный сосуд. Две служанки стояли в углу, явно изгнанные острым языком Пейшенс.
– Что случилось? – резко спросил я.
– Я потеряла сознание. – Голос Молли звучал одновременно раздраженно и пристыженно. – До чего глупо с моей стороны. Помоги мне подняться, Том.
– Конечно, – сказал я, пытаясь спрятать смятение.
Я нагнулся к ней, и Молли, тяжело опершись на меня, встала с моей помощью на ноги. Она чуть покачнулась, но скрыла это, вцепившись в мою руку.
– Я уже в порядке. Слишком много кружилась в танцах и, наверное, слишком много выпила.
Пейшенс и Неттл переглянулись. Слова Молли их не обманули.
– Возможно, нам с тобой стоит завершить этот вечер. Неттл и парни могут взять на себя обязанности хозяев дома.
– Чушь! – воскликнула Молли. Потом посмотрела на меня все еще слегка рассеянным взглядом и прибавила: – Разве что ты утомился?
– Так и есть, – умело соврал я, пряча растущее беспокойство. – Так много людей в одном и том же месте! И это продлится еще по меньшей мере три дня. У нас впереди предостаточно времени для разговоров, еды и музыки.
– Что ж. Если ты устал, то, любовь моя, я тебе уступаю.
Пейшенс чуть заметно кивнула мне и проговорила:
– Я собираюсь сделать то же самое, дорогие мои. Старые кости отправляются в кровать, но завтра я надену свои танцевальные туфельки!
– Спасибо, что предупредили! – сказал я и покорно принял ее шлепок веером.
Когда я повел Молли к двери, Неттл бросила на меня благодарный взгляд. Я знал, что завтра она постарается перемолвиться со мной словом наедине, и еще знал, что ничего не смогу ответить ей, кроме того, что мы с ее матерью оба стареем.
Молли опиралась на мою руку, пока мы неторопливо шли через залы. Наш путь лежал мимо празднества, где гости задержали нас короткими разговорами, комплиментами по поводу еды и музыки и пожеланиями доброй ночи. Я чувствовал изнеможение Молли по тому, как она волочила ноги и медленно отвечала, но для наших гостей она была, как обычно, леди Молли. Наконец я сумел вырвать ее из их плена. Мы медленно ковыляли вверх по лестнице, и Молли опиралась на меня, а когда мы достигли двери нашей спальни, вздохнула с явным облегчением.
– Не понимаю, почему я так устала, – пожаловалась она. – Не надо было столько пить. Теперь я все испортила.
– Ничего ты не испортила, – возразил я и, открыв дверь, обнаружил нашу спальню преображенной.
Занавески из плюща укрывали кровать, вечнозеленые ветки украшали каминную доску и насыщали воздух ароматом. По всей комнате были расставлены толстые желтые свечи, источавшие запахи грушанки и восковницы. Новое одеяло, новый полог над кроватью – все было выполнено в зеленом и золотистом цветах Ивового Леса, с мотивом из вьющихся ивовых листьев. Я был потрясен.
– Как ты успела все это устроить?
– Наш новый управляющий – человек многих талантов, – ответила она с улыбкой, но потом вздохнула и продолжила: – Я думала, мы придем сюда после полуночи, хмельные от танцев, музыки и вина. Я планировала тебя соблазнить.
Не успел я ответить, как Молли прибавила:
– Знаю, что в последнее время я уже не такая пылкая, как когда-то. Иногда я чувствую себя пустой скорлупкой, а не женщиной, раз уж теперь у меня нет шанса подарить тебе еще одного ребенка. Я думала, сегодня ночью мы могли бы ненадолго вернуть утраченное… Но теперь у меня кружится голова, и это неприятно. Фитц, кажется, в этой постели я сумею всего лишь проспать рядом с тобой всю ночь. – Она отпустила меня, шатаясь, прошла несколько шагов и упала на край кровати. Ее пальцы принялись теребить шнурки на верхней юбке.
– Давай помогу, – предложил я. Она вопросительно приподняла бровь. – Даже мысли нет о чем-то еще! – заверил я. – Молли, того, что ты спишь рядом со мной каждую ночь, уже достаточно для исполнения моей многолетней мечты. Для бо́льшего хватит времени, когда ты не будешь так измотана.
Я ослабил тугие узлы, и она вздохнула, когда я помог ей освободиться от одежды. Пуговицы на ее блузе были миниатюрные, перламутровые. Она отвела мои грубые пальцы, чтобы расстегнуть их, потом встала. Позволила юбкам упасть на пол, поверх другой сброшенной одежды, и это было совсем не похоже на ее обычную аккуратность. Я отыскал мягкую ночную рубашку и принес ей. Молли натянула ее через голову, и рубашка зацепилась за корону из остролиста у нее в волосах. Я осторожно освободил корону и улыбнулся, рассматривая женщину, в которую превратилась моя милая Молли Красные Юбки. Мне на ум пришел давний Зимний праздник, и уверен, она тоже о нем вспомнила. Но, тяжело опустившись на край кровати, моя супруга поморщилась. Подняла руку, потерла лоб.
– Фитц, мне так жаль. Я испортила все, что задумала.
– Чепуха. Ну-ка… Позволь я тебя уложу.
Она схватилась за мое плечо, чтобы встать, и качнулась, пока я готовил для нее постель.
– Забирайся под одеяло, – велел я, и Молли не выдала в ответ чего-нибудь дерзкого, но тяжело вздохнула, садясь на кровать, потом осторожно опустилась на подушки и переместила ноги на ложе. Закрыла глаза.
– Комната кружится. И дело не в вине.
Я сел на край кровати и взял ее за руку. Она нахмурилась:
– Не шевелись. Любое движение заставляет комнату вращаться еще быстрее.
– Это пройдет, – сказал я ей, надеясь, что так и случится.
Я сидел очень неподвижно и наблюдал за ней. Свечи горели ровно, источая ароматы, которыми Молли их пропитала минувшим летом. В очаге потрескивало пламя, огонь поглощал аккуратно сложенные поленья. Ее морщины, свидетельствовавшие о недомогании, медленно разгладились. Дыхание выровнялось. Уловки и терпение, усвоенные с юности, помогли мне. Я потихоньку высвободился и когда наконец-то встал рядом с кроватью, то сомневался, что Молли почувствовала хоть какое-то движение, ибо она уже спала.
Я прошелся по комнате как призрак, погасив все ее свечи, кроме двух. Поворошил кочергой в пламени, добавил еще одно полено и установил каминный экран. Я не хотел спать, даже не устал. У меня не было ни малейшего желания возвращаться на празднество и объяснять, почему я там, а Молли – нет. Какое-то время я просто стоял, и пламя согревало мне спину. Молли была силуэтом за почти задернутым пологом кровати. Пламя потрескивало, и мои уши с трудом отличали шорох летящего снега об оконные стекла от звуков веселья внизу. Я медленно снял парадный наряд и вернулся к удобным и знакомым штанам и тунике. Потом тихонько вышел из комнаты, медленно закрыв за собой дверь.
Я не спустился по главной лестнице. Вместо этого я пошел кружным путем, по задней лестнице для слуг и через опустевший коридор, пока наконец не добрался до своего личного логова. Отпер высокие двери и проскользнул внутрь. От пламени в очаге осталась лишь горстка мерцающих углей. Я пробудил их с помощью нескольких скрученных листов бумаги со своего стола, сжег бесполезные утренние размышления, а потом добавил больше топлива. Подошел к столу, сел и положил перед собой чистый лист бумаги. Я глядел на него и спрашивал себя: почему бы просто не спалить это сейчас? Зачем на нем писать, пялиться на слова, а потом все сжигать? Неужели во мне и впрямь осталось нечто такое, что я мог доверить только бумаге? У меня была жизнь, о которой я мечтал: дом, любящая жена, взрослые дети. Олений замок относился ко мне с уважением. Это была та тихая заводь, какой мне всегда не хватало. Прошло больше десяти лет с той поры, когда я хотя бы задумывался о том, чтобы кого-то убить. Я отложил перо и откинулся на спинку кресла.
Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Я выпрямился и инстинктивно окинул комнату взглядом, спрашивая себя, не стоит ли побыстрей спрятать что-нибудь. Как глупо.
– Кто там? – Кто, кроме Молли, Неттл или Риддла, мог знать, что я здесь? Но никто из них не стал бы сперва стучать.
– Это Ревел, сэр! – Его голос как будто дрожал.
Я встал:
– Входи! В чем дело?
Запыхавшийся и бледный, он распахнул дверь и замер на пороге:
– Я не знаю. Риддл велел мне бежать. Он велел передать: «Приходи, приходи быстрее в главный кабинет». Где я оставил посланницу. Ох, сэр! Там на полу кровь, и ее нигде нету. – Он судорожно втянул воздух. – Ох, сэр, мне так жаль! Я предложил комнату, но она отказалась, и…
– За мной, Ревел! – сказал я, как будто он был стражником, обязанным подчиняться.
От моей резкой команды управляющий побледнел еще сильнее, но потом немного выпрямился, с радостью уступая мне право все решать. Я, сам того не сознавая, быстро проверил, на месте ли несколько маленьких тайных видов оружия, которые всегда носил с собой. Потом мы бросились бежать по коридорам Ивового Леса. Кровь пролилась в моем доме. Кровь пролил кто-то другой, не я и не Риддл, потому что он бы тихонько прибрался, не вызывая меня. Насилие в моем доме, против гостя. Я справился со слепой яростью, что пробудилась во мне, погасил ее ледяным гневом. Он умрет. Кто бы это ни сделал, он умрет.
Я повел Ревела кружным путем, избегая коридоров, где можно было повстречаться с гостями, и мы достигли главного кабинета, помешав лишь одной молодой и нескромной парочке и испугав пьяного юнца, подыскивавшего местечко, чтобы вздремнуть. Я выругал себя за то, что впустил в свой дом скольких людей, которых толком и не знал.
И Молли спала одна, без защиты.
Я резко остановился у двери кабинета. Мой голос был хриплым от гнева, когда я вынул злодейский нож из потайных ножен в рукаве и сунул его Ревелу. Тот отпрянул в страхе.
– Возьми это! – рявкнул я. – Иди к моей спальне. Проверь, как там моя леди, убедись, что она спокойно спит. Потом встань у двери и убей любого, кто попытается войти. Ты меня понял?
– Сэр. – Он кашлянул и сглотнул. – У меня уже есть нож, сэр. Риддл заставил его взять. – Он неуклюже вытащил оружие из-под своего безупречного жакета. Нож был в два раза длиннее того, который предлагал я, – скорее честное оружие, чем маленький друг убийцы.
– Тогда ступай, – сказал я, и он ушел.
Я постучал в дверь кончиками пальцев, зная, что так Риддл меня узнает, и скользнул внутрь. Риддл, сидевший на корточках, медленно выпрямился.
– Неттл знала, что ты прячешь здесь бутылку хорошего бренди, и послала меня отыскать ее – хотела угостить лорда Кантерби. Когда я увидел бумаги на полу, а потом и кровь, то послал Ревела за тобой. Погляди-ка.
Ревел принес посланнице еду и вино и расставил все на моем столе. Почему она отказалась отправиться в гостевую комнату или присоединиться к нам в Большом зале? Знала ли, что ей угрожает опасность? Похоже, она немного поела, прежде чем поднос полетел на пол вместе с кое-какими бумагами с моего стола. Упавший бокал не разбился, но оставил полумесяц пролитого вина на полированном темном камне пола. А вокруг того полумесяца было созвездие кровавых брызг. Эти красные капли разлетелись от удара каким-то лезвием.
Я встал и внимательно оглядел кабинет. Это было все. Никто не рылся в выдвижных ящиках, ничего не передвинули и не забрали. Все до единой вещи были на своих местах. Слишком мало крови для того, чтобы она здесь умерла, но никаких признаков дальнейшей борьбы. Мы обменялись молчаливыми взглядами и двинулись к дверям за тяжелыми занавесками. Летом я иногда их распахивал настежь, чтобы взглянуть на сад, где рос вереск для пчел Молли. Риддл потянул занавеску в сторону, но она застряла.
– Складка попала между дверными створками. Они прошли этим путем.
Вытащив ножи, мы открыли двери и выглянули наружу, в снег и тьму. Половина отпечатка ступни осталась там, под нависающим карнизом. Прочие следы были едва заметными ямками на снегу, обдуваемом ветром. Пока мы стояли, пронесся новый порыв, словно сам ветер вознамерился помочь незнакомцам скрыться от нас. Риддл и я напрасно вглядывались в снежную круговерть.
– Двое или больше, – сказал он, изучая то, что осталось от следов.
– Идем, пока они не исчезли совсем, – предложил я.
Он с сожалением взглянул на свои тонкие и широкие юбко-брюки.
– Ладно…
– Нет. Погоди. Прогуляйся среди пирующих. Смотри в оба и попроси Неттл и мальчиков быть настороже. – Я помедлил. – Сегодня вечером у наших дверей появились какие-то странные люди и представились менестрелями. Но Пейшенс сказала, что не нанимала их. Уэб недолго поговорил с женщиной из этих чужаков. Он начал пересказывать мне ее слова, но меня позвали, и пришлось уйти. Они явно кого-то искали.
Лицо Риддла помрачнело. Он собрался уйти, но потом снова повернулся ко мне:
– А Молли?
– Я отправил Ревела сторожить ее дверь.
Он скривился:
– Сначала загляну к ним. У Ревела есть способности, но их еще надо развить. – Он шагнул к двери.
– Риддл. – Мой голос вынудил его остановиться. Я взял бутылку бренди с полки и вручил ему. – Никто не должен заметить неладное. Можешь рассказать Неттл, если считаешь это мудрым.
Он кивнул. Я кивнул в ответ и, когда он ушел, снял меч, висевший на каминной доске. В последние годы он служил украшением, но когда-то был оружием и сделается им опять. Его тяжесть была приятна. Нет времени на плащ или ботинки. Нет времени отправляться за фонарем или факелом. Я с трудом брел сквозь снег с мечом в руке, позади меня лился свет из открытых дверей. Через двадцать шагов я узнал все, что хотел. Ветер полностью стер их следы. Я стоял, устремив взгляд во тьму, широко раскинув сети своего Дара в ночи. Никаких людей. Два маленьких существа – возможно, кролики – затаились под сенью покрытых снегом кустов. Но это было все. Никаких следов, и кто бы это ни учинил, он уже находился вне поля моего зрения и вне досягаемости моего Дара. А если это были не странные чужаки, Дар не смог бы их отыскать, даже окажись они близко.
Я вернулся в свое логово, отряхнув снег с мокрой обуви, перед тем как войти. Запер за собой дверь и позволил занавеске опуститься. Моя посланница и ее послание пропали. Она мертва? Или сбежала? Вышел кто-то из этой двери или она кого-то впустила? Ее ли это кровь на полу или чья-то еще? Ярость, которую я ощутил при мысли о том, что кто-то мог учинить насилие над гостем в моем доме, вспыхнула во мне опять. Я подавил ее. Позже, быть может, дам себе волю. Когда разыщу цель.
Разыскать цель.
Я покинул кабинет, закрыв за собой дверь. Я двигался проворно и тихо, отбросив и забыв годы, достоинство и нынешнее общественное положение. Я не издавал ни звука, и со мной не было источников света. Я держал меч при себе. Сперва в мою собственную спальню. На бегу я строил догадки. Посланница искала меня. Независимо от того, напали на нее или она напала на кого-то, это могло свидетельствовать о том, что предполагаемой целью насилия был я сам. Я взмыл по ступенькам, точно охотящийся кот, все мои чувства были начеку. Я ощутил Ревела на его посту у двери задолго до того, как он увидел, что я иду. Я приложил палец к губам, приближаясь. Он вздрогнул, увидев меня, но не издал ни звука. Я подошел к нему и спросил почти беззвучно:
– Здесь все в порядке?
Он кивнул и так же тихо ответил:
– Недавно приходил Риддл, сэр, и настоял, чтобы я его впустил. Он хотел убедиться, что с леди все хорошо. – Он уставился на меч.
– И все хорошо?
Управляющий резко перевел взгляд на меня:
– Разумеется, сэр! Разве я стоял бы здесь так спокойно, будь оно не так?
– Конечно нет. Извини за вопрос. Ревел, пожалуйста, оставайся здесь, пока я не приду, чтобы отпустить тебя, или не пришлю Риддла или одного из сыновей Молли. – Я вручил ему меч.
Он взял его, словно кочергу. Перевел взгляд с оружия на меня.
– Но наши гости… – слабым голосом начал он.
– Куда менее важны, чем наша леди. Охраняй эту дверь, Ревел.
– Будет сделано, сэр.
Я подумал, что он заслуживает большего, нежели сухое приказание.
– Мы по-прежнему не знаем, чья кровь там пролилась. Кто-то воспользовался дверьми из кабинета наружу, в сад. Не знаю, вошел он через них или вышел. Расскажи мне побольше о том, как выглядела посланница.
Он прикусил нижнюю губу, выцарапывая воспоминания из памяти:
– Девчонка, сэр. Да, точно – скорее девчонка, чем женщина. Худенькая, стройная. Волосы белокурые, распущенные. Одежда такая, словно была добротная, но здорово потрепалась. Стиль чужеземный, накидка в талии сужается, а потом расширяется, и рукава тоже расширенные книзу. Ткань зеленая и вроде как тяжелая, но не похожа на шерсть. По краю капюшона оторочка из меха неизвестной мне разновидности. Я предложил забрать у нее накидку и капюшон, но она не пожелала мне их отдать. На ней были широкие брюки, возможно, из той же ткани, но черной с белыми цветами. Ботинки не доходили до колена и казались тонкими, на них была тугая шнуровка до икры.
Столько деталей о ее наряде!
– Но как выглядела она сама?
– Она была молоденькая. Побелела от мороза и как будто обрадовалась, когда я развел для нее огонь и предложил чаю. Ее пальцы казались ледышками, когда она взяла у меня кружку… – Он умолк. Потом вдруг вскинул на меня глаза. – Она не хотела покидать кабинет, сэр. Или отдавать свой плащ. Мне следовало понять, что она испугана?
Неужели Риддл и в самом деле верит, будто сумеет сделать из этого человека нечто большее, чем простой управляющий? В его карих глазах стояли слезы.
– Ревел, ты сделал все, что следовало. Если кто и виноват, так это я. Мне надо было отправиться в кабинет, как только я узнал о посланнице. Прошу тебя, просто покарауль здесь еще недолго, пока я не пришлю кого-нибудь тебе на смену. Тогда ты займешься тем, что у тебя получается лучше всего: будешь заботиться о наших гостях. Никто не должен заподозрить неладное.
– Это я могу сделать, сэр. – Ревел говорил тихо. Был ли упрек в его собачьих глазах адресован мне или самому себе? Гадать не было времени.
– Спасибо, Ревел, – сказал я и оставил его, похлопав по плечу.
Я проворно двинулся по коридору, уже разыскивая Неттл с помощью моей магии Силы. В момент соприкосновения наших мыслей негодование дочери взорвалось в моем разуме:
Риддл мне рассказал. Да как они посмели устроить такое в нашем доме! Матушка в порядке?
Да. Я спускаюсь. Ревел караулит возле ее двери, но я бы хотел, чтоб ты или кто-то из мальчиков заняли его место.
Я иду. Извинюсь и отправлюсь наверх. – Пауза длиной с удар сердца, а потом яростное: – Разыщи того, кто это сделал!
Этим я и занят.
Кажется, моя хладнокровная уверенность успокоила Неттл.
Я быстро шел по коридорам Ивового Леса, и все мои чувства были настороже. Я не удивился, когда, завернув за угол, увидел поджидающего Риддла.
– Нашел что-нибудь? – спросил я его.
– Неттл отправилась наверх, в комнату матери. – Он смотрел куда-то мимо меня. – Ты ведь понимаешь, что был, скорее всего, в каком-то смысле мишенью.
– Возможно. Дело в посланнице или ее послании, или же враг отправителя решил задержать или уничтожить послание.
Мы быстро шли рядом, шагали в ногу, точно бегущие по следу волки.
Мне это нравилось.
Мысль застигла меня врасплох, и я чуть не споткнулся. Мне это нравилось? Выслеживать того, кто напал на кого-то другого, нарушив неприкосновенность моего дома? С чего вдруг мне это понравилось?
Нам всегда нравилась охота. Древнее эхо волка, которым я был и который все еще пребывал со мной. Охота ради мяса лучшая, но любая охота всегда остается охотой, и никогда не чувствуешь себя более живым, чем во время охоты.
– А я живой.
Риддл бросил на меня вопросительный взгляд, но, вместо того чтобы задать вопрос, сообщил:
– Ревел сам отнес еду и чай посланнице. Два пажа, встречавшие гостей у входной двери, помнят, как впустили ее. Она пришла пешком, и один говорит, что она вроде бы появилась из-за конюшни, а не со стороны подъездной дороги. Больше никто ее не видел, хотя, разумеется, поварихи помнят, как собирали для нее поднос с едой. У меня не было возможности прогуляться до конюшен и узнать, что известно конюхам.
Я окинул себя взглядом. Мой наряд едва ли подходил, чтобы появляться перед гостями.
– Я этим займусь сейчас. Предупреди мальчиков.
– Ты уверен?
– Это их дом, Риддл. И они на самом деле уже больше не мальчики. Последние три месяца они говорили об уходе. Думаю, весной выпорхнут из гнезда.
– И тебе больше некому доверять. Том, когда все закончится, мы снова поговорим. Тебе нужны несколько домашних солдат, несколько мужчин, способных применять грубую силу, когда понадобится, а в остальное время открывать двери и подавать гостям вино.
– Поговорим потом, – согласился я, но с неохотой.
Риддл не первый раз указывал мне, что Ивовому Лесу требуется что-то вроде домашней стражи. Мне идея не нравилась. Я больше не был убийцей, живущим ради того, чтобы охранять короля и выполнять за него тайную работу. Я был теперь уважаемым землевладельцем, обладателем виноградников и овец, и пользовался плугами и ножницами, а не ножами и мечами. И еще, следовало признать, я тщеславно рассчитывал, будто сумею защитить своих домашних от тех немногочисленных угроз, что могут достичь моих дверей.
Но сегодня мне это не удалось.
Я оставил Риддла и поспешил по коридорам особняка в сторону конюшни. Ничто не указывало на то, что кровопролитие завершилось чьей-то смертью. И вообще, оно могло быть не связано со мной или моими близкими. Возможно, посланницу преследовали ее собственные враги. Я достиг входа для слуг, отворил тяжелую дверь и метнулся через заснеженный внутренний двор к дверям конюшни. Бежать было недалеко, но снег успел набиться мне за шиворот и в рот. Я отодвинул засов на дверях конюшни и приоткрыл одну створку ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь.
Внутри было тепло от животных в стойлах, приятно пахло лошадьми, а притененный фонарь на крючке излучал мягкий свет. Увидев меня, Толлмен Дылда заковылял в мою сторону. Работой в конюшне теперь по большей части руководил его сын, Толлермен Орясина, но Толлмен все еще считал себя главным. В такие дни, как сегодня, при большом наплыве гостей, он строго следил, каких животных в какие стойла определяли. Старый конюх очень переживал из-за упряжных лошадей, которые весь вечер стояли в сбруе. Он уставился на меня через царивший в конюшне полумрак и вздрогнул, узнавая.
– Помещик Том! – вскричал он своим надтреснутым голосом. – Разве тебе не следует танцевать с нарядными людьми в Большом зале?
Как многие другие старики, с годами он постепенно перестал учитывать разницу в нашем положении. Или быть может, он видел, что я могу лопатой разгребать стойло вместе с добрыми работниками, и оттого уважал меня как равного.
– Очень скоро пойду туда, – ответил я. – Танцы продолжатся до зари, ты же знаешь. Но я подумал, стоит заглянуть сюда и убедиться, что с лошадьми все в порядке в такую метель.
– У нас все хорошо. Эту конюшню построили на совесть два десятилетия назад, и, сдается мне, она простоит еще с дюжину.
Я кивнул:
– Управляющий Ревел сказал, что у тебя сегодня вечером были неприятные гости.
Его заинтригованное лицо сделалось сердитым.
– Да. Если кто ведет себя как конокрад, я говорить с ним буду как с конокрадом. Не надо шнырять и разнюхивать что-то в моих конюшнях, а потом заявлять мне, будто ты менестрель. Они такие же менестрели, как наш Коппер – пони. Чем-то от них попахивало, вот я и потащил их прямо к дверям. – Он изучающе уставился на меня. – Этот малый, Ревел, должен был тебя предупредить. Только не говори, что ты впустил их в дом!
Я кивнул, хоть мне и тяжело было признавать свою ошибку.
– Это же Зимний праздник. Я всех впускаю. – Я кашлянул под его мрачным взглядом. – А до того, как они появились, в конюшне ничего странного не случилось?
– Ты говоришь о девочке-чужестранке?
Я кивнул.
– Ну да, было дело. Она сюда зашла, как в главный дом. «Мне надо поговорить с хозяином», – сказала одному из работников, ну он и привел ее ко мне, думая, что я ей нужен. Но она взглянула на меня и сказала: «Нет, с хозяином, у которого нос кривой и волосы как у барсука». Так что, прощенья просим, мы поняли, что она имеет в виду тебя, и послали ее к парадному входу.
Я уронил руку, коснувшись спинки носа в том месте, где был старый перелом. Происходящее делалось все более странным. Исчезнувшая посланница явилась сюда, зная лишь, как я выгляжу, но не зная имени…
– И все? – спросил я.
Толлмен задумчиво нахмурился:
– Да. Разве что ты хочешь послушать о том, как торговец Коттлби пытался принудить меня поставить его лошадей в стойла, в то время как у обеих признаки парши. Бедные создания. Я поставил их под навес в дровяном сарае, но к нашим они и на шаг не приблизятся. А если его возница начнет жаловаться, я расскажу ему все, что думаю о его способностях управляться с лошадьми. – Конюх свирепо посмотрел на меня, словно я мог подвергнуть сомнению его мудрость.
Я улыбнулся ему:
– Сделай доброе дело, Толлмен. Ради блага лошадей, отложи для них немного жидкой мази по твоему рецепту.
Он на миг задержал на мне взгляд, потом кивнул:
– Это я могу. Животные не виноваты, что за ними плохо смотрят.
Я собрался уходить, но повернулся:
– Толлмен… Сколько времени прошло между появлением девочки и тех, кого ты принял за конокрадов?
Он пожал костлявыми плечами:
– Она пришла перед тем, как прибыл Коул Тоэли. Потом явился тот малый, портной, и сестры Уиллоу на своих пони. Эти леди никогда не ездят в карете, верно? Затем мальчишки Купер и их мать, и…
Я посмел его перебить:
– Толлмен, как ты думаешь, они за ней следили?
Конюх замолчал. Я нетерпеливо дожидался, пока он все обдумает. Потом Толлмен кивнул, напряженно сжав губы:
– Мне стоило догадаться. Сапоги у них одинаковые, и они пришли прямиком к конюшне и пытались заглянуть внутрь. Они не лошадей украсть хотели, а следили за той девочкой. – Взгляд его сердитых глаз встретился с моим. – Они ее обидели?
– Не знаю, Толлмен. Она исчезла. Я хочу выяснить, ушли те трое или все еще здесь.
– Выясни. Если их тут нет, они не могли уйти далеко в такую погоду. Если хочешь, я пошлю парня во владение Стокера, пусть попросят в долг ищеек. – Он покачал головой и угрюмо прибавил: – Сколько раз я говорил, что нам не помешала бы собственная охотничья свора…
– Спасибо, Толлмен, но никаких собак. Снег так валит, что они бы все равно уже ничего не смогли почуять.
– Если передумаешь, Том, дай знать. Я могу послать сына, и он приведет этих гончих в мгновение ока. И… – он уже кричал мне вслед, – если передумаешь по поводу наших собственных собак, дай знать! Я знаю отличную суку, ощенится к весне! Ты только дай мне знать!
– Позже, Толлмен! – прокричал я в ответ с улицы и тут же наглотался снега.
Снегопад все еще продолжался, и ветер усиливался. Я вдруг ощутил уверенность в том, что те, кого я ищу, все еще в пределах Ивового Леса. Никто бы не отчаялся до такой степени, чтобы попытаться сбежать, когда так метет.
Я потянулся к Неттл:
С твоей матерью по-прежнему все хорошо?
Я оставила ее спящей, Хирс сидит в кресле у камина. Я велела ему запереть дверь на засов за мной и слышала, что он так и сделал. Я с Риддлом и Джастом и нашими гостями. Мы ничего необычного не обнаружили. Никаких следов посланницы.
Мертва? Сбежала? Прячется где-то в Ивовом Лесу? Одно из трех.
Припозднившихся менестрелей было трое. Двое мужчин и женщина. Уэба они, похоже, встревожили. Они по-прежнему среди наших гостей? Я передал ей их мысленные образы.
Я их видела раньше. Но они не показались мне музыкантами и вели себя не как музыканты. Непохоже было, будто они ждут своей очереди выступить на помосте.
Пришли ко мне Джаста, пожалуйста. Мы быстренько обыщем незанятые помещения. И сообщи, если ты или Риддл найдете троих чужаков.
Мы с Джастом разделили Ивовый Лес и стали проверять комнату за комнатой в поисках признаков вторжения в незанятых частях особняка. В хаотичном старом доме это было непростым делом, и я полагался на свой Дар в той же степени, что и на глаза, определяя, на самом ли деле комната пуста. Неттл и Риддл не обнаружили чужаков, и, когда она спросила гостей, видел ли их кто-нибудь, ответы так противоречили друг другу, что оказались бесполезны. Даже наши слуги, которые иногда раздражали меня излишне пристальным вниманием к семейным делам, ничего не смогли сообщить. Эти трое и посланница исчезли, как будто никогда и не навещали нас.
Ближе к рассвету, когда наши гости, насытившись едой и музыкой, отправились по домам или в выделенные им для ночлега комнаты, я прекратил поиски. Риддл и мальчики помогли Ревелу проверить, что все наружные двери надежно заперты на ночь, а потом тихонько прошлись дозором по той части особняка, где разместили гостей. Пока они этим занимались, я решился ускользнуть в свое личное логово в западном крыле. Оттуда я мог попасть в сеть шпионских коридоров, о существовании которой знали только Пейшенс, Молли и я. В мои низменные намерения входило побродить там сегодня ночью, подглядывая за спящими гостями, чтобы понять, не дал ли кто приют чужакам в своих комнатах.
