Роберт Сойер
Неандертальский параллакс. Люди
Глава 6
Хотя Мэри и собиралась обдумать предложение Джока Кригера, размышлять здесь особо было не о чем – оно было слишком соблазнительно, чтобы его упустить.
А сегодня как раз было назначено единственное собрание факультета до начала учебного года. Присутствовать будут не все – многие профессора всё ещё где-то отдыхали либо принципиально отказывались являться на работу раньше первого вторника сентября[12]. Но большинство её коллег будут там, и это самый подходящий момент, чтобы найти среди них замену для своих курсов. Мэри знала, что ей очень повезло: она оказалась женщиной как раз в подходящую эпоху, когда Йоркский и другие университеты корректируют исторические дисбалансы в своей кадровой политике, особенно в отношении научного персонала. Ей не составило труда получить постоянную должность, а потом и бессрочный контракт, тогда как многие мужчины её возраста по-прежнему считали копейки и каждый семестр сражались за лишние часы по сезонным контрактам.
– Всех с возвращением, – сказала Кейсер Ремтулла. – Надеюсь, все отлично провели лето?
Полтора десятка человек, сидящих за большим столом в конференц-зале, закивали.
– Очень хорошо, – сказала Ремтулла, пакистанка возрастом за пятьдесят, одетая в бежевую блузку и такого же цвета брюки. – Конечно, – продолжила она, улыбаясь, – я уверена, что ни у кого не было таких захватывающих каникул, как у нашей Мэри.
Мэри почувствовала, что краснеет, а Корнелиус Раскин и ещё несколько человек захлопали.
– Спасибо, – сказала она.
– Однако, – продолжила Кейсер, – если у нас всё пройдёт гладко, Мэри, вероятно, покинет нас на весь этот год.
Корнелиус, сидящий через стол от неё, насторожённо выпрямился. Мэри улыбнулась: он знал, что из этого следует, и был готов вцепиться в подвернувшуюся возможность.
– Мэри читает вводной курс генетики на втором, регуляцию экспрессии генов на третьем и эукариотную генетику на четвёртом курсе, – сказала Кейсер. – Плюс она курирует двоих аспирантов – Дарию Клейн, которая делает работу по ДНК древних людей, и Грэма Смайта, который… Мэри, чем он занимается?
– Переоценкой танксономии певчих птиц на основе анализа митохондриальной ДНК.
– Точно, – сказала Кейсер, кивая. Она оглядела собравшихся поверх своих узких очков. – Если кому-нибудь интересны дополнительные преподавательские часы…
Рука Корнелиуса Раскина взметнулась вверх прежде, чем Кейсер закончила произносить «кому-нибудь». Мэри было жаль несчастного Корнелиуса. Ему было тридцать пять или тридцать шесть, он защитился восемь лет назад. Однако на факультете не было вакансий для белых мужчин. Десять лет назад он бы уже был на полпути к бессрочному контракту, сегодня же он получал 6000 долларов за семестровый курс и 12000 за годовой и жил в облупленной многоэтажке в Дрифтвуде, районе неподалёку, в который даже студенты предпочитали не заходить, – Корнелиус называл своё жилище «пентхаусом в трущобах».
– Возьму регуляцию, – сказал Корнелиус. – И эукариотную генетику.
– Берите эукариотную и вводный для второго, – сказала Кейсер. – Не могу отдать все плюшки одному.
Корнелиус стоически кивнул.
– Договорились, – сказал он.
– В таком случае, – сказал Девон Грин, ещё один белый мужчина и тоже преподаватель на сезонном контракте, – могу я взять курс регуляции экспрессии генов?
Кейсер кивнула:
– Он ваш. – Она взглянула на Карен Кли, негритянку примерно одних лет с Мэри: – Вы бы могли взять… э-э… скажем, мисс Клейн?
Преподаватели с временным контрактом не могут курировать аспирантов: эта работа только для постоянных сотрудников.
– Я бы лучше взяла парня с птичками, – сказала Карен.
– О'кей, – ответила Кейсер. – Кто возьмёт мисс Клейн?
Молчание.
– Тогда поставим вопрос так, – сказала Кейсер. – Кто возьмёт мисс Клейн и старый офис Мэри?
Мэри улыбнулась. У неё действительно был первоклассный офис, с хорошим видом на оранжереи.
– Продано! – воскликнула Хелен Райт.
– Ну вот и всё, – сказала Кейсер. Она повернулась к Мэри и улыбнулась: – Похоже, этот год мы перетопчемся без вас.
* * *
После собрания факультета Мэри вернулась к себе в лабораторию. Она надеялась, что её аспиранты, Дария и Грэм, сегодня тоже придут; они вправе услышать объяснения от неё лично.
Хотя какое объяснение она могла им дать? Очевидное – что ей предложили отличную работу в Штатах – было лишь частью правды. Мэри и раньше звали в американские университеты; её обхаживали далеко не впервые. Но все те предложения она отклонила, говоря себе, что предпочитает жить в Торонто, что здешний климат «придаёт ей сил», что ей будет не хватать Си-би-си[13], и здешних прекрасных театров, и Карибаны[14], и «Ищеек с Бейкер-стрит»[15], и Йорквилля[16], и бистро «Ле-Селект», и Королевского музея, и некурящих ресторанов, и «Блю-Джейз»[17], и «Глоуб энд Мэйл»[18], и социальной медицины, и Харборфронтских чтений.
Конечно, она могла расписать им все достоинства новой работы – но главной причиной её отъезда всё-таки оставалось изнасилование. Она знала, что такое происходит повсюду – в другом городе не будет безопаснее, чем здесь. Но именно желание избавиться от напоминаний о нём понесло её в Садбери разбираться с безумной историей об обнаруженном там живом неандертальце, и на этот раз её тянуло из города то же самое чувство. Возможно, если бы сейчас рядом была Дария, она смогла бы ей об этом рассказать… но она никак не могла обсуждать это с Грэмом Смайтом… или любым другим мужчиной, по крайней мере в этом мире.
Мэри принялась собирать личные вещи, которые хотела забрать из лаборатории, в старый пластиковый ящик из-под молока, который кочевал по всему факультету уже многие годы. У неё был настенный календарь с фотографиями крытых мостов; фотография её двух племянников в рамке; кофейная чашка с логотипом «Канада a.m.»[19] – она была на их шоу почти десять лет назад, после того, как сумела получить ДНК тридцатитысячелетнего медведя, найденного в юконской вечной мерзлоте. Большинство книг на полках принадлежало университету, но она забрала полдюжины своих собственных, включая свежее издание справочника CRC[20].
Мэри оглядела лабораторию ещё раз. Кому-то другому придётся продолжить секвенирование ДНК странствующего голубя, которым она занималась перед отъездом в Садбери. И хотя большинство растений в лаборатории принадлежало Мэри, она не сомневалась, что Дария будет их поливать.
Итак: всё готово. Она подхватила заметно потяжелевший молочный ящик и уже двинулась было к двери…
Нет. Нет, осталось ещё кое-что.
Она знала, что могла бы оставить это здесь. Никто бы не выкинул их в её отсутствие. Какое там, у них ещё хранились образцы, принадлежавшие Даниэлю Колби, а он уже два года как умер.
Мэри поставила ящик на пол и подошла к холодильнику для хранения биологических образцов, находящийся в противоположном углу лаборатории. Она открыла дверцу и ощутила порыв морозного воздуха.
Они были там: два матовых контейнера для образцов с надписью «Воган 666».
В одном были её трусики с той ночи, в другом…
В другом содержалось то, что он оставил внутри неё.
Но нет. Нет, она не возьмёт это с собой. Они могут остаться здесь; кроме того, ей не хотелось даже касаться их. Она захлопнула дверцу холодильника и повернулась.
Как раз в этот момент в дверь лаборатории просунулась голова Корнелиуса Раскина.
– Привет, Мэри, – сказал он.
– Привет, Корнелиус.
– Просто хотел сказать, что мы будем по тебе скучать, и… в общем, хотел поблагодарить за доставшиеся мне часы.
– Не за что, – ответила Мэри. – Не думаю, что для этого курса есть более подходящая кандидатура. – Это не была простая вежливость: она знала, что это правда. Корнелиус был настоящим вундеркиндом: он учился в Университете Торонто, но степень получал в Оксфорде, где работал в Центре изучения древних биомолекул.
Мэри подошла к молочному ящику.
– Давай помогу, – сказал Корнелиус. – Отнести к машине?
Она кивнула. Корнелиус присел на корточки и поднялся вместе с ящиком. Они вышли в коридор. Им навстречу попался Джереми Баньон, аспирант другого преподавателя.
– Здравствуйте, профессор Воган, – поздоровался он. – Здравствуйте, доктор Раскин.
Мэри заметила, как кисло улыбнулся Корнелиус в ответ. Её и других постоянных сотрудников факультета всегда называли «профессор», но Корнелиусу такое обращение было не положено. Только в академических стенах обращение «доктор» могло считаться утешительным призом, и она отчётливо видела, как сильно Корнелиус жаждет этого слова на букву «п».
Мэри с Корнелиусом спустились по лестнице и вышли под августовский зной. По Йорк-Лэйн они дошли до парковки, и Корнелиус помог ей погрузить ящик в багажник её «Хонды». Она попрощалась с ним, уселась за руль, завела мотор и покатила навстречу новой жизни.
Глава 7
– Вызывает интерес, что вы начали новые отношения так скоро, – сказал Селган совершенно нейтральным тоном.
– Я не начинал отношений, – возразил Понтер. – К тому времени я был знаком с Даклар Болбай больше двухсот месяцев.
– О да, – согласился Селган. – Ведь она была партнёршей вашей партнёрши.
Понтер скрестил руки на груди.
– Именно.
– Так что, разумеется, вы были с ней знакомы, – поддакнул Селган, кивая.
– Так и было. – В голосе Понтера прозвучали нотки самооправдания.
– За всё то время, что вы были знакомы с Даклар, у вас когда-нибудь были фантазии на её счёт?
– Что? – переспросил Понтер. – В смысле, сексуальные?
– Да, сексуальные.
– Разумеется, нет.
Селган едва заметно пожал плечами.
– В этом нет ничего необычного. Многие мужчины фантазируют о женщинах, с которыми связаны их партнёрши.
Понтер помолчал несколько тактов, потом тихо признал:
– Ну, есть определённая разница между досужими мыслями и фантазиями…
– Конечно, – согласился Селган. – Конечно. И часто в ваших досужих мыслях появлялась Даклар?
– Нет, – быстро ответил Понтер. Он снова замолчал, потом продолжил: – Ну, «часто» – это субъективный термин. То есть, конечно, время от времени, я думаю…
Селган улыбнулся:
– Как я сказал, в этом нет ничего необычного. Существует целый раздел порнографии, посвящённый именно этой теме. Вы когда-нибудь с ней…
– Нет, – отрезал Понтер.
– Как скажете. Но я чувствую подспудный дискомфорт. Что-то вас беспокоит в этой перемене ваших отношений с Даклар. Что именно?
Понтер молчал.
– Может быть, вы считали это неправильным, потому что Класт умерла совсем недавно?
Понтер покачал головой:
– Нет. Класт умерла. Ушла. На самом деле общение с Даклар помогало мне вспомнить Класт. В конце концов, Даклар – единственный человек на свете, который знал Класт так же близко, как и я.
– Хорошо, – сказал Селган. – Тогда позвольте мне задать вам ещё один вопрос.
– Не думаю, что могу вам как-то помешать, – ответил Понтер.
– И это тоже правда. – Селган улыбнулся. – В тот момент вы ещё не знали, какое решение примет Верховный Серый совет по вопросу об открытии портала в мир глексенов. Был ли ваш дискомфорт связан с мыслью о том, что, проводя время с Даклар, вы изменяете Мэре?
Понтер саркастически засмеялся:
– Вот видите? Я же говорил, вы, скульпторы личности, всегда ищете простые банальные ответы. Я не был связан с Мэре Воган. Я не брал на себя никаких обязательств. Мой дискомфорт…
Понтер оборвал себя на полуслове, и некоторое время Сеглан ждал, что он продолжит говорить. Но он молчал.
– Вы не договорили, – сказал Селган. – Мысль сформировалась у вас в мозгу, но вы решили не озвучивать её. Что это была за мысль?
Понтер сделал глубокий вдох, наверняка чтобы ощутить запах феромонов Селгана и попытаться угадать природу приготовленной им ловушки. Но Селган обладал способностью контролировать свои телесные запахи; именно благодаря ей он был так хорош в своей области. Он терпеливо ждал, и Понтер наконец ответил:
– Я не изменял Мэре. Но мог сделать больно Адекору.
– Это ваш партнёр, – сказал Селган, будто бы пытаясь вспомнить, где он уже слышал это имя.
– Да, – ответил Понтер.
– Ваш партнёр, который вытащил вас из чужого мира, разлучил с Мэре Воган…
– Да. Нет. То есть я…
– Он сделал то, что должен был сделать, вне всякого сомнения, – сказал Селган. – И всё-таки где-то глубоко внутри вас была какая-то частица, которая… что?
Понтер закрыл глаза:
– Которая злилась на него за это.
– За то, что он вернул вас домой.
Понтер кивнул.
– За то, что разлучил вас с Мэре.
Снова кивок.
– За то, что лишил вас возможной замены Класт.
– Никто не сможет заменить Класт, – вскинулся Понтер. – Никто.
– Конечно нет, – быстро согласился Селган, поднимая руки ладонями к Понтеру. – Простите. И всё же вам нравилось – какой-то части вас нравилось – флиртовать с Даклар, женщиной, которая, пока вас не было, едва не подвела Адекора под кастрацию. Ваше подсознание желало его наказать? Отомстить за то, что он заставил вас вернуться из другого мира?
– Вы не правы, – сказал Понтер.
– О, – легко согласился Селган, – это случается довольно часто…
* * *
Двое в конце концов перестали быть Одним, и Понтер с Адекором и другими мужчинами снова вернулись на Окраину. По дороге Понтер ничего не сказал Адекору о том, что встречался с Даклар. Вряд ли его расстроит тот факт, что Понтер проводил время с женщиной.
Однако Даклар – это не просто какая-то женщина.
Как только Понтер и Адекор выгрузились из автобуса возле своего дома, навстречу им вылетела Пабо, собака Понтера красновато-коричневого окраса. Иногда они брали её с собой в Центр, но в этот раз решили оставить дома; в их отсутствие она могла запросто прокормиться охотой.
Все трое вошли в дом, и Понтер сел на диван. Вообще-то, была его очередь готовить ужин, и обычно он принимался за дело сразу, как только они входили в дом, но сегодня он хотел сначала поговорить с Адекором.
Его партнёр пошёл в уборную, и Понтер ждал его, нетерпеливо ёрзая. Наконец послышался звук смывных струй. Адекор вышел и заметил, что Понтер сидит на диване; он выразительно поднял бровь.
– Присядь, – сказал Понтер.
Адекор взгромоздился на седлокресло лицом к Понтеру.
– Я хочу, чтобы ты услышал это от меня прежде, чем услышишь от кого-то ещё, – сказал Понтер.
Адекор ничего не сказал, лишь выжидающе смотрел на него.
– Большую часть периода, когда Двое были Одним, я провёл с Даклар.
Адекор заметно осел в своём седлокресле, его ноги бессильно обвисли по сторонам.
– Даклар? – повторил он и переспросил, словно была какая-то другая Даклар: – Даклар Болбай?
Понтер кивнул.
– После того, что она со мной сделала?
– Она жаждет прощения, – сказал Понтер. – Твоего прощения и моего.
– Она пыталась добиться моей кастрации!
– Я знаю, – тихо сказал Понтер. – Я знаю. Но ей не удалось.
– Нет ножа – нет раны? – взвился Адекор. – Так, что ли?
Понтер молчал томительно долго, собираясь с мыслями. Он прокручивал эту речь в голове, пока они возвращались на автобусе из Центра, но, как всегда в таких случаях, реальность сильно отклонилась от запланированного сценария.
– Послушай, я же должен подумать о детях. Будет плохо, если их отец и женщина, с которой они живут, станут враждовать.
– Мне Жасмель и Мегамег тоже не безразличны, – сказал Адекор. – Но не я начал этот конфликт.
Понтер медленно кивнул.
– Разумеется. Но… всё-таки… им нелегко пришлось в эти двадцать месяцев.
– Я знаю, – сказал Адекор. – Мне очень жаль, что Класт умерла, но, ещё раз, не я начинал этот конфликт. Его начала Даклар Болбай.
– Я это понимаю, – сказал Понтер. – Но… но прощение приносит пользу не только тому, кого прощают. Но и тому, кто прощает. Носить гнев, ненависть, злобу внутри… – Понтер покачал головой. – Гораздо лучше выпустить её, избавиться от неё полностью и навсегда.
Адекор, по-видимому, задумался над его словами. После короткого молчания он сказал:
– Две с лишним сотни месяцев назад я ударил тебя…
Понтер почувствовал, как его губы сами собой сжимаются. Они никогда об этом не говорили. Никогда. Во многом благодаря этому они смогли жить дальше.
– И, – сказал Адекор, – ты меня простил.
Понтер застыл.
– Ты никогда не просил у меня ничего взамен, – сказал Адекор. – И я знаю, что и сейчас ты этого не делаешь, но…
Пабо, явно обеспокоенная внезапным изменением привычного порядка – ведь уже было время готовить ужин! – вошла в жилую комнату и ткнулась носом в колени Понтеру. Он потянулся к ней и почесал макушку собаки.
– Даклар правда хочет прощения, – сказал Понтер.
Адекор смотрел в покрытый мхом пол. Понтер знал, о чём он думает. Кастрация была высшей мерой наказания, разрешённой законом, и Даклар добивалась её применения в отсутствие преступления. Её собственная несчастливая судьба предоставила для этого если не оправдание, то мотив.
– Ты собираешься вступить с ней в союз? – спросил Адекор, не поднимая глаз.
Вообще-то с партнёршей Адекора, химиком Лурт, у Понтера сложились хорошие отношения, но в целом не было никакого закона, который предписывал бы ладить с партнёршей своего партнёра.
– Пока рано даже задумываться об этом, – сказал Понтер. – Но я провёл с ней четыре вполне приятных дня.
– У вас был секс?
Для Понтера в таком вопросе не было ничего оскорбительного; для партнёров обсуждать интимные отношения со своими женщинами было в порядке вещей.
– Нет, – сказал Понтер. Потом пожал плечами: – Могло дойти и до секса, если бы представился случай, но мы почти всё время провели вместе с Жасмель и Мегамег.
Адекор кивнул, словно Понтер только что раскрыл ему обширный заговор.
– Лучший способ завоевать любовь мужчины – заботиться о его детях.
– Она, знаешь ли, их табант. В каком-то смысле это и её дети.
Адекор ничего не ответил.
– Так что? – спросил наконец Понтер. – Ты простишь её?
Адекор какое-то время разглядывал росписи на потолке комнаты.
– Какая ирония, а? Эта наша проблема возникла лишь вследствие доброты, которую ты проявил тогда, две сотни месяцев назад. Если бы ты публично обвинил меня в нападении, я не избежал бы кастрации ещё тогда. И в этом случае Даклар нечего было бы требовать с меня, когда ты пропал. – Он двинул плечами. – У меня нет другого выбора, кроме как простить её, раз это то, чего ты хочешь.
– У тебя есть выбор, – сказал Понтер.
– Как и у тебя был тогда, давным-давно. – Адекор кивнул: – И я прощу её.
– Ты хороший человек, – сказал Понтер.
Адекор нахмурился, словно обдумывая эту простую мысль.
– Нет, – ответил он. – Нет, я просто адекватный. А вот ты, друг мой…
Понтер усмехнулся и поднялся на ноги.
– Пора мне заняться ужином, – сказал он.
* * *
Хотя Двое уже не были Одним, Понтер и Адекор снова явились в Центр, в зал заседаний Совета. Верховные Серые объявили, что готовы огласить своё решение относительно открытия портала.
Помещение было забито зрителями обоих полов. Адекор выглядел неуверенно, и Понтеру понадобилось некоторое время, чтобы понять почему. Когда он был в этом зале в прошлый раз, это был его доосларм басадларм. Однако Адекор ни словом не обмолвился о своём дискомфорте – это было бы напоминанием о той неприятной истории с Даклар, – и Понтер был безмерно благодарен ему за это.
Среди зрителей находилось одиннадцать эксгибиционистов в серебристых одеждах. Понтер так и не сумел понять глексенской идеи «новостей»: непрерывного сообщения обо всех плохих вещах, что происходят в мире. Некоторые каналы посвящали этому десять десятых времени своего вещания, а вещали они круглые сутки. Импланты-компаньоны, которые обеспечивали безопасность людей здесь вот уже почти тысячу месяцев, положили конец воровству, убийствам и избиениям. Тем не менее информационный голод никуда не делся; Понтер читал, что сплетничание выполняет у людей ту же функцию, что и взаимное выискивание паразитов у остальных приматов, – связывает их воедино. И поэтому некоторые граждане делают свой вклад в общество путём разрешения всем желающим просматривать то, что передаёт их имплант; люди просто настраивают свой визор на передачу того из них, кто им больше нравится.
Один-два эксгибициониста присутствовали на каждом заседании Серого совета, но сегодняшнее вызвало такой интерес, что явились даже те эксгибиционисты, что обычно посещают лишь спортивные мероприятия или поэтические чтения.
Председатель Верховного Серого совета Пандаро поднялась и обратилась к собравшимся, опираясь на резную деревянную трость:
– Мы изучили дело, переданное для нашего рассмотрения учёным Халдом и учёным Боддетом, – сказала она. – Мы также изучили пространное описание путешествия учёного Понтера Боддета в мир глексенов, сделанное по его возвращении оттуда, а также немногие имеющиеся физические свидетельства.
Понтер коснулся пальцами небольшого золотого предмета, который он иногда носил на шее. Ему очень не хотелось отдавать его на анализ, и он был счастлив, когда его вернули. Мэре дала его ему прямо перед тем, как он вернулся в свой мир: пара взаимно перпендикулярных золотых полосок, одна длиннее другой.
– И после длительных размышлений, – продолжала Пандаро, – мы пришли к выводу, что потенциальная выгода от получения доступа к этой другой Земле и другому человечеству, с его научными достижениями и уникальными товарами для обмена, слишком велика, чтобы её игнорировать.
– Это ошибка! – выкрикнул мужской голос из толпы зрителей. – Не делайте этого!
Советник Бедрос, стоящий рядом с председателем Пандаро, впился взглядом в кричащего:
– Ваше мнение было учтено, если бы вы дали себе труд поучаствовать в опросе на эту тему. Тем не менее обязанность принятия решения лежит на этом Совете, поэтому будьте любезны дослушать его до конца.
Пандаро продолжила:
– Верховный Серый совет четырнадцатью голосами против шести рекомендует разрешить учёным Халду и Боддету попытаться снова открыть портал в параллельную вселенную. Они должны докладывать Совету о результатах каждые десять дней; вопрос о целесообразности продолжения этих работ должен рассматриваться каждые три месяца.
Понтер встал и слегка поклонился:
– Благодарю вас, председатель.
Адекор тоже вскочил, и двое мужчин обнялись.
– Приберегите это на потом, – сказала Пандаро. – Теперь что касается конкретных мер безопасности и карантина…
