Роберт Асприн
Шуттовская рота
Глава 2
Дневник, запись № 013
Сам я не присутствовал на той встрече, когда мой шеф впервые появился перед своим новым отрядом. И хотя я имел самое полное представление обо всех легионерах, какое мог получить, ознакомившись с их личными делами, и впоследствии даже общался со многими из них, тем не менее из-за моего неофициального статуса в Легионе я считал свое присутствие на той встрече просто неуместным.
Поэтому я довольствовался лишь тем, что подслушивал происходящее по двухканальной громкоговорящей системе. Это был всего-навсего улучшенный вариант прошедшей испытание временем системы для подслушивания в труднодоступных местах. Ведь в то время, когда ваш хозяин использует свое право на уединение, все практически лишены возможности в случае чего прийти к нему на помощь.
(Я в общем-то никогда не обсуждал этого со своим шефом открыто, но довольно часто занимался анализом информации, поступавшей ко мне окольными путями, он же, в свою очередь, никогда не комментировал это и не пытался как-либо ограничивать меня в отношении получаемых мной сведений.)
Хотя зал для отдыха легионеров и был самым большим помещением в их казармах, по вечерам там обычно никого не бывало. С некоторых пор зал превратился в заброшенное место, особенно в последние месяцы, когда легионеры вообще перестали убирать за собой и в помещении застоялся запах пищевых отбросов, или, говоря попросту, вонь.
Однако сегодняшним вечером зал был набит до отказа. Прошел слух, что новый командир хочет поговорить с солдатами, и это, по-видимому, стало причиной такого полного сбора.
Были заняты все вообразимые сидячие места, включая пустые столы и радиаторы отопления, а по тому, кем и для кого уступались ранее занятые места по мере заполнения зала, можно было определить порядок неофициальных взаимоотношений, сложившихся в роте. Несмотря на то что собравшиеся пытались поддерживать атмосферу непринужденности, тем не менее было заметно, что легионеры проявляли определенный интерес к новому командиру, и обсуждение его было основной темой в разговорах среди самой молодой, наиболее выделяющейся части собравшихся.
– Что-то очень долго он готовился к этой встрече, – выкрикнул один из них. – Командир здесь вот уже почти неделю, но так и не удосужился поговорить хоть с кем-нибудь из нас… только посылает своего дворецкого в столовую за едой да с поручениями в город.
– Кто-нибудь слышал, чтобы у офицера был собственный дворецкий?
– А что в этом такого? Все они избалованные детки каких-нибудь богачей. Разве кому другому по карману офицерский чин?
– И о чем же, интересно, он собирается говорить?
Эта последняя реплика, видимо, предназначалась старшему сержанту, сидящему рядом и прислушивавшемуся к разговору. Сержантом была женщина лет тридцати с грубыми чертами лица и вполне приличными пропорциями, хотя оттого, что она сидела, трудно было судить о ее росте.
– А я могу сказать, о чем он собирается говорить, – заявила она, старательно изображая на лице наигранную скуку.
– И о чем же, Бренди?
Кроме чина и солидной внешности, старший сержант обладала непоколебимым спокойствием и уверенностью в движениях, чем заслужила особое к себе отношение и приковывала общее внимание всякий раз, когда начинала говорить.
– Он, очевидно, скажет то же, что сказал бы любой командир, принимая новое подразделение, – сказала она. – Само собой, начнет с шутки. Думаю, о том, что встречу с новыми подчиненными надо начинать с шутки, записано в руководстве для офицеров. В любом случае он начнет с шутки, а затем объявит нам, что все, что бы ни происходило здесь прежде, уходит в прошлое, а он собирается сделать из нас самую лучшую роту в Легионе. Разумеется, капитан не скажет, как именно он собирается это сделать, а будет лишь разглагольствовать о своем намерении… и это означает, что нас ждут новые физические тренировки и проверки в течение нескольких недель, пока он не откажется от всяких попыток справиться с этим сбродом и не начнет искать пути к отступлению.
Несколько бывалых легионеров громко поддержали эти слова. Они, разумеется, с таким уже встречались.
– И большинство из нас окажется перед выбором, – продолжила Бренди. – Либо не признавать его вовсе, либо подхалимничать в расчете на то, что капитан возьмет вас с собой, когда найдет способ сбежать с этой помойки.
Последовало несколько минут неуютной тишины, прежде чем один из недавно поступивших на службу высказал мысль, вертевшуюся в голове почти у каждого.
– Уж не думаете ли вы, старший сержант, что наши дела пошли бы значительно лучше, окажись мы в другом подразделении?
Прежде чем ответить, старший сержант выразительно сплюнула на пол.
– Все зависит от того, что понимать под словом «лучше». Я вам доложу, что нести сторожевую службу на болотах мало похоже на пикник, но и это может скоро закончиться. Пока рота существует как единое целое… – тут она бросила быстрый взгляд на двух лейтенантов, беспокойно ерзающих в противоположных концах зала, и понизила голос, – то все офицеры поступают в соответствии с заведенным порядком, и самое большее, что они делают, это пишут рапорты и складывают их в корзину. Если вы спросите меня, что я думаю о том, чем все это кончится… ну хорошо… я отвечу вам, солдаты… кстати, а известно ли вам, что такое на самом деле эта рота «Омега»?
Неожиданно раздался дружный скрип стульев, послышались выкрики и свист, привлекшие на какое-то мгновение внимание всех присутствующих. Этого времени вполне хватило на то, чтобы вся рота смогла убедиться в очередной выходке Супермалявки, и все вновь вернулись к прежним занятиям.
Супермалявка была самым маленьким легионером во всей роте, имела неистовый характер и буквально взрывалась при каждой провокации, действительной или мнимой. Особенно чувствительна она была к любым замечаниям относительно ее роста… или других недостатков.
– Интересно, что выкинула Супермалявка на этот раз? – пробормотала Бренди себе под нос.
– Разве это возможно угадать? – заметил один из ее слушателей. – Прошлый раз она выпихнула меня из очереди за завтраком. А все, что я сделал, так это попросил у повара дополнительную порцию оладий.
– Это на нее похоже. – Старший сержант кивнула, в то время как остальные понимающе рассмеялись. – А вы знаете, можно подумать, что, чем больше эта коротышка дерется, тем больше она в этом преуспевает. Вот посмотрите.
Оказавшийся жертвой нападения легионер, откровенно смеясь, удерживал Супермалявку на расстоянии вытянутой руки, причем самым примитивным способом: он положил свою руку ей на макушку, в то время как она вслепую размахивала кулаками.
Бренди печально покачала головой.
– Это больше напоминает школьный двор, а не роту Космического Легиона. Это как раз то, о чем я начала говорить по поводу роты «Омега». Если мы подсчитаем всех психов и ушедшие в корзину дела, которые обнаружим в этом подразделении, то окажется, что самым правильным будет…
– Вста-АТЬ!
Голос лейтенанта Армстронга отразился от стен, создавая в зале реверберацию, но почти никто не обратил на него внимания. Ходили слухи, что лейтенант был списан из регулярной армии и поэтому до сих пор не оставил привычку призывать собравшихся к вниманию, когда в помещение входил старший офицер. В Легионе подобные традиции не прижились. Вежливость между людьми разных рангов была здесь скорее личным делом, чем требованием служебных уставов, и как таковая попросту игнорировалась. Но тем не менее действия лейтенанта привлекли внимание к тому факту, что их новый командир вошел в зал, и все легионеры вытянули шеи, чтобы его увидеть.
Обрамленная дверным проемом и застывшая в торжественно-непринужденной позе, одновременно и расслабленной и напряженной от едва сдерживаемой энергии, фигура офицера, только что появившегося в зале, доминировала над собравшимися. Его мундир, отливающий черным блеском, на самом деле представлял собой хорошо облегающий его стройную фигуру комбинезон, по краям отделанный золотым кантом. Фехтовальная рапира с отполированной до блеска бронзовой гардой, висевшая на перевязи у него на боку, возможно, и придавала бы ему несколько комичный вид, если бы это не компенсировалось ледяным взглядом, которым тот окинул собравшуюся роту. Такими необычными были и этот пристальный взгляд, и сопровождавшая его тишина, что некоторые легионеры даже нервно поднялись со своих мест и попытались принять позу, смутно напоминавшую стойку «смирно». Но казалось, командир не заметил их, так же как не заметил и по-прежнему сидящих.
– Меня предупредили, что вы все сплошь неудачники и непригодные к службе, – ровным голосом произнес он, не делая обычного для таких случаев вступления. – Я надеюсь, что это не так… хотя, похоже, большинство из вас уверены, что неудачи ваши происходят из-за ваших же собственных поступков.
Легионеры обменялись взглядами, внезапно устыдившись своей грязной формы и запаха гнили, все еще витавшего в зале. Некоторые взгляды были обращены в сторону старшего сержанта и будто спрашивали: «Ну и где же обещанная шутка?» Но Бренди игнорировала их, делая вид, что полностью поглощена словами нового командира, который тем временем продолжал:
– Я так понимаю, у всех у вас один недостаток – вам не хватает способностей или определенных свойств характера, которые обычно и формируют, как это принято говорить, идеального солдата. Я осознаю, что идеальный солдат, в полном смысле этого слова, в реальности не существует, и потому не собираюсь делать из вас идеальных солдат, а лишь хочу видеть вас прежде всего умелыми солдатами. «Умелый» в данном случае означает – способный выполнить поставленную задачу с помощью тех средств, которые имеются под рукой… не допуская при этом, чтобы обстоятельства взяли над ним верх, пока он стонет из-за отсутствия необходимого. Вы все потратили так много времени, сосредоточив свое внимание на собственных недостатках, что вам уже довольно трудно разглядеть свои возможности. Вот на это и будут направлены мои усилия в плане руководства.
Он вновь оглядел помещение все таким же пристальным взглядом.
– Меня зовут капитан Шутник, и я ваш новый командир. Ознакомившись с личными делами каждого и зная о вас достаточно много, я решил проявить некоторое снисхождение и сообщить вам кое-что о себе… хотя это и выходит за рамки традиционной секретности, принятой в Легионе. Мое настоящее имя Уиллард Шутт, а мой отец – владелец «Шутт-Пруф мьюнишнз». И, как вы сами можете из этого заключить, я достаточно богат.
На этот раз среди собравшихся можно было заметить легкое возбуждение, но большинство продолжало спокойно внимать капитану.
– У некоторых из вас вызывает недовольство существующая в Легионе практика получения денег от продажи патентов на офицерский чин. Я не собираюсь извиняться за подобную систему или за то, что я воспользовался предоставляемым ею преимуществом. Например, в Британской империи торговля офицерскими чинами была какое-то время самым обычным делом, но при этом у них сохранились вполне боеспособные вооруженные силы. В те же давние времена появилась еще одна традиция, которую я тоже планирую взять на вооружение, и заключается она в том, что офицер поддерживает подчиненное ему подразделение за счет собственных средств. Я еще вернусь к этому через некоторое время, а сейчас прежде всего хочу прояснить одно обстоятельство. Свои деньги я получил не по наследству. Мой отец предоставлял мне кое-какие средства, но их можно было рассматривать лишь как некий заем, который должен быть возвращен. Когда мне не было и двадцати лет, я стал мультимиллионером, и это удалось мне за счет того, что я покупал компании и целые корпорации, считавшиеся убыточными, приводя их в конечном итоге к успеху. Приблизительно то же самое я хочу сделать и с вашим подразделением. С пользой использовать малопригодный материал – одна из первейших задач управления, и если эта рота не сможет стать эффективным подразделением, в этом будет только моя вина, а не ваша.
А теперь насчет специальных технических средств…
Шутт поднял перед собой руку, а другой подтянул на ней рукав формы, чтобы все могли видеть закрепленное на запястье с помощью широкого кожаного ремня устройство, напоминавшее по виду часы.
– Подобное устройство будет вручено каждому из вас. Это переговорное устройство, которое может быть использовано либо как общая громкоговорящая система, либо как индивидуальное средство передачи сообщений. Оно позволит вам находиться в постоянной связи друг с другом и с командованием, а ему – с вами. Как вы уже заметили, у меня такое устройство есть. С его помощью я смогу связаться с любым из вас в любое время дня и ночи. Вполне понятно, что я, как и все, иногда сплю, а иногда занимаюсь неотложными делами. В это время мой номер может быть вызван только дежурным или моим дворецким. Тогда если будет действительно нужно, меня разбудят или найдут… но это только в крайне важных случаях.
Теперь о моем дворецком. Вы, возможно, уже слышали о нем или даже видели. Его зовут Бикер, и, кроме того что он мой слуга, он еще мой друг и доверенный человек. Я испытываю к нему глубокое уважение и буду очень признателен, если и вы все будете относиться к нему с соответствующей вежливостью, каковую он, несомненно, заслуживает. Я не могу и не хочу этого от вас требовать, я просто прошу вас об этом. Однако вы должны помнить, что он не состоит в Легионе и, следовательно, не входит в иерархию вашего начальства. Все, что он ни скажет, должно восприниматься лишь как его личное мнение, а не как приказ от моего имени или от имени Легиона. Но при этом, как вы будете иметь возможность убедиться, он весьма достойный человек и сохранит любую тайну, которой вы с ним поделитесь, так что можете чувствовать себя совершенно свободно в разговорах с ним или в его присутствии, не опасаясь, что обо всем сказанном будет тут же доложено мне или кому-то еще из командного состава. Если кто-то из вас считает, что его работа слуги умаляет его достоинство, то смею вас заверить, что за несколько лет исполнения обязанностей дворецкого он скопил достаточно средств, чтобы жить независимо и не знать нужды. Короче, это означает, что он работает на меня не из-за выгоды, а по собственному желанию.
Все это подводит нас к следующему моменту. Я не знаю, у кого из вас какие планы по поводу той жизни, что вас ждет после окончания контракта с Легионом, и удалось ли вам скопить хоть что-то от получаемого здесь жалованья. Я знаю только одно: если вы еще не готовились к этому, то вам следует об этом подумать. Да, вопрос о том, как управлять деньгами, – один из хорошо знакомых мне вопросов, и, несомненно, я постараюсь применить это умение на пользу всей роты… точно так же, как я надеюсь на то, что многие из вас имеют желание использовать свою энергию и способности, с толком или без, на общую пользу. Я собираюсь создать здесь фонд ценных бумаг, чтобы дать возможность любому желающему из вас вложить туда часть собственных средств, которую он сможет выделить. До тех пор, пока я не получу каких-либо гарантий успеха, я не собираюсь браться за это дело. Лично мне кажется, что вполне разумным было бы использовать для этих целей около трети вашего жалованья, но, как бы то ни было, вы сами должны будете определить как разумный размер вкладов, так и собственное участие в деле. Если кто-то имеет желание обсудить эти вопросы более подробно, не стесняйтесь, подходите ко мне во время перерывов в дежурстве или в свободное время.
Капитан в очередной раз окинул взглядом собравшихся.
– Но, пока есть много других нерешенных вопросов, с этим, разумеется, можно подождать. Я только хотел прояснить, кто я такой и что предполагаю сделать в этой роте. Однако пока что это всего лишь разговор, а я уверен, мои дела вас заинтересуют больше, нежели подобные разговоры, так что со временем я постараюсь свести их до минимума.
С офицерами и представителями кадрового состава я встречусь у себя в офисе сразу после того, как мы все здесь закончим. А теперь, пока мы не разошлись, есть ли какие-нибудь неотложные вопросы?
Среди легионеров возник легкий шум, а из задних рядов прозвучал отчетливый голос:
– Мы слышали, что губернатор решил поставить у себя охрану из «цветастых».
Командир вскинул голову:
– Я слышу об этом впервые, но обещаю, что завтрашний день начну с проверки этого факта. Однако, мне кажется, никакой проблемы здесь нет. Ну, будет небольшой приятный перерыв в дежурствах на болотах…
– М-м-м… прошу прощения, сэр, но могу я сказать? – по привычке растягивая слова, заговорила Бренди. – Мне кажется, вы не совсем поняли ситуацию. Ходят сплетни, что он пригласил регулярную армию специально для этого дежурства, вместо того чтобы использовать нашу роту. Они только и делают, что разгуливают по городу, пуская пыль в глаза своей нарядной формой, а мы как обычно… продолжаем сидеть на болотах.
Поднялся негромкий гул голосов. Шутт заметил это, и его губы вытянулись в узкую линию, что было признаком раздражения.
– Мы еще поговорим на эту тему, – мрачно сказал он. – Договорились? Есть еще что-нибудь неотложное?
Он подождал некоторое время, затем кивнул, принимая установившуюся тишину за ответ.
– Очень хорошо. И последнее, что я хотел сказать. Вы все должны собрать свои вещи и завтра с утра быть готовыми к переезду. Мы ненадолго оставим казармы.
Это заявление было встречено раскатами протестов. Все выглядело так, будто командир собирался перевести легионеров в полевой лагерь, чтобы определить степень их подготовки.
– Но почему? Вы собираетесь проводить дезинфекцию в помещениях?
Шутт, казалось, не замечал шуток, раздававшихся в ответ на беспорядочные выкрики.
– Нет, я собираюсь провести переустройство помещений, занимаемых ротой, – слегка небрежно заметил он. – Ну, а мы все тем временем перекантуемся в городе, в отеле «Плаза».
После этих слов все замолчали, словно пораженные громом. «Плаза» был самый шикарный отель на всей планете. Крайне редкие попытки легионеров зайти в коктейль-бар отеля за выпивкой заканчивалась обычно тем, что они поспешно выкатывались оттуда, подгоняемые уровнем цен и требованиями к внешнему виду.
Только сейчас, в первый раз с тех пор как он вошел в эту комнату, Шутт позволил себе слегка улыбнуться.
– Как я уже сказал вам, джентльмены… и леди… с этого момента все у нас пойдет по-другому. Офицеры и кадровый руководящий состав – прошу ко мне в офис. Прямо сейчас!
Глава 3
Дневник, запись № 014
Следуя кодексу чести, сложившемуся в Космическом Легионе, мой шеф не имел и даже не пытался получить никакой информации о «предлегионной» жизни всех тех, кто служил теперь под его началом. Но я, не входя в состав Легиона, не чувствовал, однако, никакой необходимости придерживаться подобного правила, и поэтому составлял подробные досье на всех тех, кто мог бы в обозримом будущем повлиять тем или иным образом на жизнь и благополучие моего шефа, а следовательно, и на мое тоже.
По большей части эта работа не представляла особой сложности. Обычная рутина поиска с помощью компьютера всей информации о данном лице, имеющейся в распоряжении полиции, причем в большинстве случаев поиск можно было упростить, ограничиваясь сведениями о легионере на момент его вступления в Легион. Были, разумеется и такие случаи, когда требовался более широкий поиск, а иногда я был вынужден прибегать к экстраполяции и рассуждениям. Например, в случае с двумя лейтенантами, которых мой шеф получил в наследство вместе с ротой.
– Добрый вечер, лейтенант Армстронг… лейтенант Рембрандт. Пожалуйста, садитесь.
Шутт совершенно намеренно устроил себе очень маленький офис и придал ему как можно более спартанский вид. Он придерживался убеждения, что многолюдные встречи бывают, как правило, бесполезны, за исключением, пожалуй, случаев, когда необходимо сделать общее объявление. Поэтому в приемной стояли только два стула для посетителей. Рембрандт кивнула в знак благодарности и направилась к одному из них. Она была среднего роста, но казалась маленькой рядом с лейтенантом Армстронгом, рост которого составлял шесть футов. У нее были темные волосы, округлое лицо и фигура с чересчур раздавшейся нижней частью, весьма далекая от какого-либо изящества.
– Благодарю вас, сэр. Я предпочитаю стоять.
Это рявкнул в ответ на приглашение сесть Армстронг, являвший собой точную копию рекламы для новобранцев, особенно если принять во внимание его манеру принимать парадную стойку. А рявкнул он в тот самый момент, когда его коллега начала опускать свой зад на выбранный стул. Это обстоятельство заставило лейтенанта Рембрандт изменить свой маневр, с тем чтобы встать рядом с Армстронгом, приняв позу, отдаленно напоминавшую его собственную. По ее гримасе и его ухмылке для Шутта стало вполне очевидно, что это маленькое представление, имевшее целью поставить соперника в невыгодное положение, разыгрывалось ими далеко не в первый раз.
– Очень хорошо, – сказал он. – Я постараюсь быть кратким. Очевидно, с вами двумя мне придется быть более откровенным, возможно, вплоть до грубости, нежели с кем-либо еще из состава роты… за исключением меня самого. Быть офицером – это нечто большее, чем, воспользовавшись возможностью, оплатить вступительный экзамен. Как я уже сказал на общем собрании, эта рота нуждается в руководстве, и если мы собираемся вдохнуть в легионеров новую жизнь и действительно руководить ими, то всегда и во всем должны хоть на шаг идти впереди всех. Вы двое становитесь при этом моими дублерами во всех тех случаях, когда я занят или отсутствую, но я буду присматривать за вами, пока вы не усвоите мои воззрения и стиль работы, лени я не потерплю. Но еще больше, чем лень, я не терплю беспечности. Поэтому хочу, чтобы вы двое все время старались думать и анализировать происходящее. Например… лейтенант Армстронг.
– Да, сэр?
– По количеству написанных вами рапортов, а также по манере изложения, вы, похоже, относите себя к сторонникам дисциплины… скажем, к блюстителям порядка. Правильно?
Показная уверенность Армстронга начала буквально таять на глазах.
– Я… то есть… – заговорил он, запинаясь на каждом слове, совершенно не представляя, какой именно ответ от него ожидают.
– Да?
– Да, сэр.
– Ну, хорошо. – Капитан улыбнулся. – Тогда рассмотрим вот что… Чисто теоретически, что лучше подходит для солдата: воспитание с помощью приказа или примером?
– Примером, сэр, – быстро и четко ответил Армстронг, вновь обретая под ногами твердую почву.
– Тогда почему же вы этого не делаете?
Лейтенант, попавший под неожиданный обстрел, нахмурился и первый раз с начала разговора отвел в сторону глаза, которые до этого смотрели прямо на командира.
– Я… я не совсем понимаю, сэр, – сказал он. – Я стараюсь вести себя примерно, и… я думал… я стараюсь быть лучшим легионером в нашей роте.
– Да, у вас есть для этого все данные, – высказал осторожное предположение Шутт, – но мне кажется, что вы проглядели один существенный момент. Большинство людей не испытывают восторга при встрече с закомплексованным, властным формалистом… которого, к сожалению, у вас есть склонность изображать. Ваши манеры, это, несомненно, то, что отталкивает их от соответствующего армейского поведения, потому что никто не хочет походить на вас.
Армстронг открыл было для возражения рот, но командир резким движением остановил его.
– Нет, я не собираюсь дальше обсуждать это, Армстронг. Я хочу, чтобы вы над этим подумали. А затем, возможно, мы поговорим и о деталях. Если вам удастся смягчить свои грубоватые манеры, добавив в них долю участия, и показать, что любой негодный солдат для вас прежде всего человек, тогда ваши подчиненные последуют за вами куда угодно, по своей собственной воле, а не потому, что им это приказано.
Лейтенант сфокусировал свой взгляд на капитане и коротко кивнул, как бы подтверждая тот факт, что слова Шутта дошли до него.
– А что касается вас, лейтенант Рембрандт, – продолжил командир, поворачиваясь на стуле лицом ко второму своему помощнику, – создается впечатление, что вы не хотите и не допускаете, чтобы к вам относились как к примеру для подражания.
Лейтенант заморгала, удивленно глядя на него из-под темных локонов. Она не сделала попытки имитировать отсутствующий взгляд лейтенанта Армстронга, а когда Шутт продолжил, посмотрела ему прямо в глаза.
– Из ваших докладных может сложиться впечатление, что вы позволяете командовать ротой сержантам, в то время как сами исчезаете со своим блокнотом в поисках объектов, с которых делаете наброски и зарисовки. – Он помолчал, уныло покачивая головой. – Так вот, я сам поклонник искусств, лейтенант Рембрандт, и не собираюсь преследовать вас за это занятие в свободное от дежурства время. Вполне возможно, что я даже помогу вам устроить выставку, когда ваша служба в Легионе подойдет к завершению. Однако во время дежурства я ожидаю от вас полного внимания ко всему, что происходит в роте. Сержанты могут превосходно знать свое дело и даже думать, что именно они-то и управляют ротой, но их кругозор замыкается лишь на конкретной текущей работе, а уж никак не на перспективах. Работа, охватывающая перспективу, должна выполняться вами, Армстронгом и мной, и если мы с ней не справимся, то нашей роте не выбраться из дерьма. А справиться мы с ней сможем, только если будем знать все о возможностях как каждого легионера, так и отдельных подразделений роты. Итак, мы трое будем встречаться каждую неделю, если не каждый день, чтобы обсуждать и солдат, и роту в целом, и я надеюсь, что вы будете принимать в этом самое деятельное участие. Я объяснил все достаточно ясно?
– Я… я буду стараться, капитан.
– Хорошо. Если люди стараются, значит, с ними еще можно работать. Это в равной мере касается и вас, Армстронг. Мы должны превратиться в глаза и мозг роты, а это означает, что нам следует действовать как единой группе внутри отряда. Это совсем как…
Он уставил палец в пространство между двумя лейтенантами и слегка повертел им в воздухе.
– И я не хочу в дальнейшем наблюдать вот эти маленькие игры, в которые вы играли передо мной, чтобы показать, кто лучший солдат. Так вот, вы двое по сути партнеры, и ваша первейшая задача – научиться проявлять терпимость к тому, в чем вы разнитесь. Мне думается, что существующие между вами разногласия должны смягчиться взаимным расположением, особенно если каждый из вас научится полагаться на другого, вместо того чтобы давать волю слепой зависти. Я не говорю пока об уважении, хотя надеюсь, что со временем придет и это. Для начала вполне достаточно представить себе, что вы вдвоем несете одно полное ведро, держа его с разных сторон, и вам необходимо научиться двигаться согласованно, чтобы не расплескивать содержимое.
Командир откинулся на спинку стула и сделал жест рукой, будто собираясь выстрелить из пальца.
– А сейчас, как мне кажется, вы выйдете отсюда и, уединившись в укромном местечке, выпьете либо по чашке кофе, либо чего-то еще, а затем начнете подводить итоги всему услышанному…
Он позволил слабой улыбке пробежать по своему лицу.
– …оставив в стороне убеждение, что ваш новый командир – несправедливый и нерассудительный сукин сын.
Искрима, сержант, заведующий довольствием, был невысокий жилистый мужчина со смуглой кожей и вьющимися черными волосами. Его темные глаза были посажены довольно широко, а морщинистое, напоминавшее грецкий орех лицо почти всегда излучало сияющую улыбку. Вот это самое «почти» и делало его заслуживающим особого внимания.
Шутт ответил на приветствие сержанта преувеличенно любезно и некоторое время изучал его, прежде чем начать разговор.
– Без всякого намерения нарушить существующий порядок, который запрещает проявлять интерес к прошлому любого легионера, сержант, буду ли я прав, если, основываясь только на вашем имени, предположу, что ваши предки были филиппинцами?
Маленький сержант слегка кивнул в знак согласия, но на этот раз улыбка не пробежала по его лицу.
– Мне приходилось слышать, что филиппинцы – лучшие повара и одни из самых свирепых бойцов на всей старушке Земле.
На этом командир заработал скромное движение плеч, хотя теперь была заметна и намечавшаяся улыбка.
– Тогда, может быть, вы скажете мне, почему еда в нашей столовой не становится с каждым разом все лучше?
Шутт очень тщательно подбирал эту фразу. Согласно информации, почерпнутой из личного дела, сержант Искрима нападал на людей, пытавшихся критиковать его стряпню, и в двух случаях из трех это заканчивалось их госпитализацией. К тому же очень важно было сказать именно то, что еда могла бы быть лучше, а уж никак не то, что она просто была хуже некуда.
Но даже и при таких мерах предосторожности темные глаза на какой-то миг заблестели. Затем этот возбужденный взгляд погас, и сержант в очередной раз пожал плечами.
– М-м-м-м… меню мне устанавливает Легион. Мне указывают… Мне говорят, что я должен готовить то, что полагается. А мясо, которое мне дают… да это же просто, откровенно говоря, жилы… и кости. Я говорю заведующему снабжением сержанту, я спрашиваю его: «Как я могу приготовить это мясо? Посмотри на него! Покажи мне, как!» Но он только пожимает плечами и говорит: «Это все, что может позволить бюджет Легиона. Остальное зависит от тебя». Вот я и стараюсь изо всех сил, готовлю из того мяса, которое он мне дает… и согласно меню, которое определяет Легион… но…
Сержант, замолчал, дополнив свою речь еще более заметным движением плеч и многозначительным кивком головы в сторону Шутта.
– Понятно. Хорошо, забудем о бюджете… а заодно и о меню. Я хочу, чтобы рота питалась хорошо, – а ведь мы не платим им достаточно для того, чтобы они могли питаться сами. Поэтому, пока я командир, а ты повар, я хочу, чтобы наша рота была самой лучшей по питанию ротой во всем Легионе.
Искрима коротко дернул головой в знак полного согласия.
– Хорошо, – коротко произнес он. – Давно пора бы.
– Тогда я буду считать это дело улаженным. – Командир кивнул, ставя в своем блокноте галочку у очередного пункта. – На сегодня мы закончили, сержант.
Вновь маленький сержант чересчур старательно отдал ему честь, и когда Шутт начал было ответное движение, ему в голову пришла новая мысль.
– Да… вот еще сержант. Прав ли я, предполагая, что вы не позаимствовали бы себе это имя, Искрима, имеющее отношение к одной из форм филиппинской борьбы, а точнее к бою на палках, если бы сами не были мастером этого искусства?
И вновь последовали скромная улыбка и быстрое движение плеч.
– Тогда я считал бы признаком вашего личного расположения, если бы вы согласились научить этому искусству всех желающих в нашей роте, включая и меня. Я не так много об этом знаю, но если с помощью палок удалось в свое время разделаться с Магелланом и его вооруженными до зубов головорезами, эта борьба вполне заслуживает изучения.
