На другой день к нам явился господин в черном костюме, с портфелем, и они с бабушкой долго разговаривали в гостиной. Меня туда не пускали, но, когда он наконец-то ушел, бабушка сама поднялась ко мне в комнату – она еле-еле тащила ноги, и вид у нее был ну очень печальный.
– Этот господин прочитал мне завещание твоего отца, – сказала она.
– А что это такое – завещание? – спросил я.
– Завещание – то, что ты перед смертью пишешь, – объяснила она. – В завещании ты указываешь, кто получит твои деньги и твое имущество. Но самое главное – ты назначаешь того, кто должен позаботиться о ребенке, если у него умрут и отец и мать.
Меня охватил невыносимый страх.
– Но там ведь ты назначена, ба?! – крикнул я. – Меня никому другому не отдадут, ведь правда?
– Не отдадут, – подтвердила бабушка. – Твой отец на такое был неспособен. И он попросил, чтобы я заботилась о тебе, пока жива, но еще попросил, чтобы я тебя отвезла обратно, в твой дом, в Англию. И он хочет, чтобы мы там остались.
– Но почему? – удивился я. – Почему нам нельзя остаться в Норвегии? Ты ведь ни за что бы не хотела жить в другой стране! Ты мне сама говорила!
– Знаю, – сказала она. – Но там куча всяких сложностей с деньгами, с домом – одним словом, ты все равно не поймешь. А кроме того, в завещании сказано, что хотя вся семья у тебя норвежцы, сам ты родился в Англии, в Англии пошел в школу и желательно, чтобы ты там же продолжил образование.
– Ах, бабуся! – крикнул я. – Но ты же, ты же не хочешь туда ехать и жить в нашем английском доме, я ведь знаю, ты не хочешь!
– Естественно, я не хочу, – сказала бабушка. – Но, к сожалению, это мой долг. В завещании сказано, что и твоя мама придерживалась того же мнения, а волю родителей следует уважать.
Ничего не поделаешь. Нам оставалось только отправиться в Англию, и мы с бабушкой сразу засобирались в путь.
– Через несколько дней у тебя начинается следующая учебная четверть, – сказала бабушка, – так что не будем терять время зря.
Вечером накануне отъезда в Англию бабушка снова оседлала своего любимого конька.
– В Британии не так много ведьм, как в Норвегии, – начала она.
– Ну, значит, я ни одной и не встречу, – сказал я.
– От души надеюсь, – сказала бабушка, – потому что английские ведьмы – самые вредоносные в мире.
Она сидела, курила свою вонючую сигару и говорила, говорила, а я все смотрел на ее руку, на которой не хватало большого пальца. Я ничего не мог с собой поделать. Я глаз не сводил с этой руки и все гадал, что же за ужасное несчастье постигло бабушку, когда она встретилась с ведьмой. Явно тогда произошло что-то абсолютно кошмарное, иначе бы она мне рассказала. Может, ей открутили палец? Или заставили сунуть его в носик кипящего чайника и так держать, пока он совсем не отпарился? Или кто-то вырвал его из руки, как зуб? Я терялся в догадках.
– Расскажи мне, бабуся, на что способны эти английские ведьмы, – попросил я.
– Ну, – начала она, – любимая их забава – составить такой порошок, чтобы превращал ребенка в какое-нибудь существо, которое терпеть не могут все взрослые.
– В какое, например, существо, бабуся?
– Часто это бывает слизняк, – сказала бабушка. – Слизняков они прямо обожают. Взрослый наступит на слизняка, да еще каблуком его размажет, знать не зная, что это ребенок.
– Какое зверство! – крикнул я.
– Или, скажем, блоха. Тебя превращают в блоху, и, сама не ведая, что творит, собственная мать рассыпает по дому антиблошиный порошок и – прости-прощай, милый сыночек.
– До чего это все страшно, бабуся, – сказал я. – Мне, по-моему, не очень хочется в Англию.
– Знавала я и таких английских ведьм, – продолжала она, – которые превращали детей в фазанов, а потом уносили в лес – прямо накануне открытия фазаньей охоты.
– Ой – сказал я. – И их убивали?
– Естественно, их убивали, – подтвердила она. – А потом ощипывали, жарили и ели на ужин.
Я представил себя фазаном, как я мечусь над охотниками, петляю, ныряю, а подо мной гремят выстрелы.
– Да, – вздохнула бабушка, – английскую ведьму хлебом не корми – только дай постоять в сторонке да полюбоваться, как взрослые расправляются с собственными детьми.
– Мне совершенно точно не хочется в Англию, бабуся.
– Конечно, тебе не хочется, – сказала она. – А мне, думаешь, хочется? Но, увы, нам придется туда поехать.
– А ведьмы во всех странах разные? – спросил я.
– Совершенно разные, – подтвердила бабушка. – Но про другие страны я мало знаю.
– Но хоть про Америку-то знаешь? – спросил я.
– Только в общих чертах, – ответила она. – Хоть слыхать слыхала, что там ведьмы способны заставить взрослого съесть собственного ребенка.
– Не может быть! – ужаснулся я. – Ах, нет, бабуся! Конечно, это неправда!
– Правда ли, неправда – не знаю, – сказала она, – но слухи такие ходят.
– Но как же они могут заставить взрослого пойти на такое? – спросил я.
– А они ребенка в хот-дог превращают, – сказала она. – Для опытной американской ведьмы это пара пустяков.
– И в каждой-каждой стране есть свои ведьмы? – спросил я.
– Где есть люди, там есть и ведьмы, – вздохнула бабушка. – В каждой стране есть свое Тайное Общество Ведьм.
– И они все друг с дружкой знакомы, бабуся?
– А вот и нет, – сказала она. – Ведьма знает только ведьм-соотечественниц. Им строго-настрого запрещено общаться с ведьмами-иностранками. Но, скажем, английская ведьма уж английских-то ведьм знает всех наперечет. Они дружат – водой не разольешь. Без конца по телефону болтают. Смертельными рецептами своими обмениваются. Бог их знает, о чем еще они говорят. Даже подумать тошно.
Я сидел на полу и смотрел на бабушку. Она сунула в пепельницу сигарный окурок и сложила руки на животе.
– Раз в году, – продолжала она, – ведьмы каждой страны сходятся на тайном собрании. Все собираются в одном месте и слушают лекцию Величайшей Самой Главной Ведьмы Всех Времен.
– Кого-кого?
– Она над ними над всеми начальница, – пояснила бабушка. – Всемогущая. Безжалостная. Все остальные ведьмы ее как огня боятся. И видят ее только раз в году, на этом своем тайном собрании. Она туда является их вдохновить и зажечь, а попутно раздать приказы. Величайшая Самая Главная Ведьма Всех Времен мотается из страны в страну, чтоб только попредседательствовать на всех-всех ежегодных собраниях.
– А где они проводят эти тайные собрания, ба?
– Слухи разные ходят, – ответила она. – Слыхала я, что даже они как-будто номера снимают в гостиницах, как и прочие женские организации, которые проводят собрания. И в тех гостиницах, где они останавливаются, я опять же слыхала, творятся, между прочим, весьма странные вещи. И постели будто бы у них никогда не смяты, и в коврах прожжены дыры, и в ваннах жабы заводятся, а на кухне повар как-то раз открыл кастрюлю с супом, глядь – а там малюсенький крокодильчик плавает.
Бабушка взяла из пепельницы сигару, снова пыхнула и втянула глубоко в легкие мерзкий дым.
– А где живет Величайшая Самая Главная Ведьма, когда она у себя дома? – спросил я.
– Никто не знает, – сказала бабушка. – Знать бы, так можно было бы ее изловить и обезвредить. Ведьмофилы по всему миру, не щадя сил и времени, бьются над тем, как бы открыть тайное обиталище Величайшей Самой Главной Ведьмы Всех Времен.
– А ведьмофил – он кто, ба?
– Это такой человек, который изучает ведьм и много о них знает, – объяснила она.
– И ты ведьмофил, да, бабуся?
– Я ведьмофил в отставке, – сказала она. – Стара уже стала. А когда помоложе была, весь шарик исколесила вдоль и поперек, все выслеживала Величайшую Ведьму. Да какое там!
– А она богатая? – спросил я.
– Денег у нее, – сказала бабушка, – куры не клюют, буквально. Слух есть, что у нее на Главной Квартире стоит в точности такая машина, какой пользуется правительство, печатая деньги, чтобы их потом тратили, например, ты да я. В конце концов, деньги – это же просто бумажки с такими специальными знаками и картинками. Изготовить их дело нехитрое, если, конечно, нужную машину и нужный сорт бумаги иметь. И Величайшая Ведьма, я так понимаю, печатает денег столько, сколько захочет, и швыряет их потом своим ведьмам направо и налево.
– Но как же иностранные деньги? – спросил я.
– Подумаешь! Эти машины хоть китайские деньги тебе напечатают, была бы охота, – успокоила меня бабушка. – Главное – кнопку не перепутать.
– Бабуся, – спросил я, – но раз никто никогда не видел эту Величайшую Самую Главную Ведьму, откуда же ты так твердо знаешь, что она существует?
Бабушка на меня посмотрела очень долгим и очень строгим взглядом.
– Дьявола тоже никто никогда не видел, – сказала она. – Однако ж мы знаем, что он существует.
На другое утро мы поплыли на пароходе в Англию, и скоро я был снова у себя, в своем доме, в Кенте, правда, на сей раз присмотреть за мной было некому, кроме бабушки. А скоро началась последняя четверть, каждое утро я отправлялся в школу, и жизнь, кажется, снова пошла своим чередом.
Ну вот, а в глубине нашего сада стоял огромный старый каштан, и высоко-высоко у него в ветвях мы с Тимми (моим лучшим другом) решили построить великолепный шалаш. Строить удавалось только по субботам и воскресеньям, но работа кипела у нас в руках. Начали мы с пола: клали широкие доски между двух раскидистых веток и прибивали гвоздями. Мы справились с полом за месяц. Потом мы соорудили деревянные оградки вокруг пола, и осталось только настелить крышу. Крыша – самое сложное дело.
Как-то в субботу Томми простудился и слег, но я решил начать строительство крыши без него. Одно удовольствие – стоять среди ветвей, а вокруг никого, ничего, только бледные молодые листочки. Ты как будто в большущей зеленой пещере. Да еще высоко-высоко – прямо дух захватывает. Бабушка меня предупредила, что если упаду, то сломаю ногу, и каждый раз, глядя вниз, я замирал от страха.
Я трудился вовсю, прибивая первую доску будущей крыши. Но потом вдруг краем глаза вижу: прямо под деревом стоит какая-то женщина. Смотрит на меня снизу и улыбается – причем ужасно странно. Обычно, когда человек улыбается, у него же губы раздвигаются, – правда? – растягиваются, у некоторых аж до ушей. А у этой женщины верхняя губа поднималась, а нижняя опускалась, и видны были все передние зубы и десны – красные, как сырое мясо.
Если ты считаешь, что ты один, и вдруг оказывается, что на тебя кто-то смотрит – поневоле вздрогнешь.
И вообще – что этой странной тетке понадобилось у нас в саду?
Я заметил, что на ней черная шляпка и черные перчатки чуть ли не до локтей.
Перчатки! На ней оказались перчатки!
Я весь похолодел.
– А у меня для тебя подарочек, – сказала она, все еще глядя на меня, все еще улыбаясь, все еще показывая эти свои жуткие десны.
Я ничего не ответил.
– Спускайся-ка с дерева, мальчик, – продолжала она, – и получишь подарок, такой изумительный, какого еще в жизни не получал.
А голос – какой-то скрипучий. И в горле что-то позвякивает, будто там полно канцелярских скрепок.
Не отрывая от меня глаз и не снимая перчаток, она сунула руку в сумочку и достала оттуда маленькую зеленую змейку. И подняла повыше, чтоб мне было видно.
– Дрессированная, – объявила она.
Змейка обвила ей запястье. Зеленая такая, блестящая.
– Вот спустишься, я тебе ее подарю, – сказала незнакомая тетка.
– Ой, бабуся, – беззвучно взмолился я. – Приди, помоги!
Я испугался ужасно. Я бросил молоток и стал взбираться вверх по огромному дереву, как обезьяна. Взбирался, взбирался, так высоко залез, что дальше уже некуда, и там затаился, трясясь от страха. Женщины уже не было видно. Ее заслоняли непроглядные слои густой-прегустой листвы.
Так я просидел несколько часов, стараясь не шелохнуться. Стало смеркаться. Наконец-то я услышал, что бабушка меня зовет.
– Я здесь! – заорал я.
– Спускайся немедленно! – крикнула она. – Давно пора ужинать!
– Ба! – снова заорал я. – А эта тетка ушла?
– Какая еще тетка? – крикнула бабушка.
– В черных перчатках!
Ответом мне было молчание. Бабушка просто онемела от потрясения.
– Ба! – крикнул я снова. – Она ушла?
– Да, – наконец ответила бабушка. – Она ушла, а я тут, мой миленький. Уж я тебя в обиду не дам. Слезай поскорей.
Я спустился со своего каштана. Я весь дрожал. Бабушка меня обняла.
– Я видел ведьму, – сказал я.
– Пойдем в дом, – сказала бабушка. – Со мной тебя никто не тронет.
Она повела меня в дом, дала мне чашку горячего какао и бухнула туда побольше сахару.
– Рассказывай все подряд, – велела она.
И я все-все рассказал.
Когда я закончил рассказ, дрожала уже бабушка. Лицо у нее стало серое, как зола, и она то и дело поглядывала, я заметил, на свою руку, на которой не хватало большого пальца.
– Сам понимаешь, что это значит, – сказала она. – Это значит, что рядом с нами живет ведьма. Теперь уж я больше не отпущу тебя одного в школу.
– По-твоему, она на меня охотится? – спросил я.
– Нет, – ответила бабушка. – Вряд ли. Этим тварям ведь все равно – тот ли ребенок, другой ли.
С тех самых пор я не забывал про ведьм ни на минуту, и в этом, по-моему, нет ничего удивительного. Если я шел по улице, а навстречу шла женщина в перчатках, я, естественно, перебегал на другую сторону. А погода, между прочим, весь месяц, как назло, держалась холодная, почти все ходили в перчатках. Но той тетки с зеленой змейкой я, как ни странно, больше ни разу не встретил.
Это была моя первая ведьма. Но – не последняя.