Рия Шайн
Моё чудовище
– Да что опять? Как я должен понять тебя, если ты не говоришь?
– А разве ты хочешь меня слышать? – моё лицо резко побледнело, а ноги подкосились, когда я услышал, как Терас обращается ко мне.
– Тт-ы можешь говорить? В смысле?! Так почему же ты молчал твою мать?
– Говорю я или нет, это не так многое решает. Не все ответы можно получить, просто спрашивая напрямую, не думал об этом? – Терас обладал холодным и размеренным голосом, его ничуть не колебал мой гнев, а напротив, будто забавлял.
– Да это дохрена, что решает! Я бы давно узнал, кто ты или что ты, откуда появился и для чего вообще.
– Видишь, ты задаешь вопросы, на которые легко можешь получить ответы, но подумай хорошо, получишь ли ты то, что тебе истинно нужно.
– Что ты имеешь в виду?
– Кто Я? Терас, ты сам дал мне имя. Почему Я и для чего? Это не мне отвечать, а тебе. Ты уже определил, что я не являюсь другом или врагом, тогда кто же я?
– Откуда мне знать?
– Отражение.
– Какое нахрен отражение? – даже получая долгожданные ответы, я чувствовал себя ещё более запутанным.
– Когда я появился?
– Примерно две недели назад.
– Ты уверен?
– Может я, и не помню какой день сегодня, но точно уверен, сколько прошло времени с момента, как я стал психом, который разговаривает с зеркалом.
– Ты уже видел меня, но забыл нашу первую встречу.
– Видел тебя? Как такое возможно? Я ничего не помню, – я бегло искал Тераса в своих детских воспоминаниях, словно листая книгу в поиске той самой подчеркнутой цитаты, но найти ничего не смог.
– Ты спрятал меня так глубоко внутрь себя, потому что испугался правды.
Когда ты был маленьким, мы уже говорили с тобой, ты любил играть сидя перед зеркалом и рассказывая мне всё о своих игрушках. Как-то во время одной игры в комнату зашла твоя бабушка и случайно увидела, как ты говоришь с зеркалом. Она испугалась за тебя и решила убедить, что меня не существует. Твоя бабушка посадила тебя на колени и начала расспрашивать тебя, что именно ты видишь в зеркале, и конечно же, ты ей всё выдал на чистоту. Она же убеждала тебя в том, что чудовищ не существует, что это лишь человеческие фантазии играют с людьми, подобно тому, как вы видите сны, которые переходят в реальность, и когда ты перестанешь верить в то, что видишь, оно исчезнет. И она была права. Я исчез, когда ты прекратил со мной играть, потому что потерял доверие ко мне. А если человек усомнится в том, что видит пред собой, он теряет право лицезреть это.
– Значит, я видел тебя, будучи ребёнком? Но я совсем ничего не помню, – голова раскалывалась от мыслей, я пытался найти воспоминание, которое казалось и не существовало никогда, но почему-то я верил словам Тераса.
– Так что же ты за отражение?
– Отражение страха, боли, тёмных и пугающих мыслей, который каждый скрывает в себе. Я отражаю то, что находится в глубинах человека, чего он боится увидеть в себе и уж тем более показать другим. Именно поэтому каждый способен увидеть лишь своё чудовище, и никто кроме него не может лицезреть истинное отражение человека.
– Значит, отражение есть у каждого?
– И да, и нет. Оно появляется лишь тогда, когда человек истинно нуждается в нём, чтобы найти свои ответы. Но не задавая правильных вопросов, не получишь нужные ответы.
– Тогда почему ты ответил мне?
– Стало скучно, решил поговорить с тобой.
Я замолчал на несколько минут, в комнате нависла тишина, прерываемая лишь звуками веток, бьющихся об окна из-за сильного дождя.
– Почему я видел тебя в детстве?
– Вот, наконец, ты начинаешь задавать верные вопросы, – в голосе Тераса звучало нескрываемое удовольствие от победы. – Ты рассказывал мне свои сны, а я старался тебе помочь, натолкнуть на мысль, но, увы, ты меня не услышал. Я не мог, да и не хотел, сказать напрямую, ведь есть вещи, которые ты должен познать сам. И если есть нечто важное, что ты забыл в детстве, благодаря чему смог увидеть меня, будучи ребёнком, то сейчас пришло время вспомнить это.
– Я не особо понимаю, о чём ты говоришь. Ты мне помогал? Но как? Ты всё время молчал и смотрел на меня, единственное, что изменилось в твоем поведении за всё время, это то, как ты несколько раз обхватывал мою голову, становясь огромным чёрным скоплением дыма, напоминающее тучу пред грозой.
– Верно, а теперь закрой глаза и постарайся вспомнить, как ты играл и разговаривал со мной.
Я не нашёл, что ответить, поэтому просто послушался его и сделал всё, что сказал Терас. Как же трудно было сосредоточиться на воспоминаниях, прошло около получаса, но я не сдавался и продолжал перерывать воспоминания. Это было похоже словно я ищу старую книгу среди множества других, но не знаю ни ее названия, ни автора, что значительно усложнило задачу.
«– Милый, отойди от зеркала! Иди ко мне, я покажу тебе новую книжку!» – кажется я нащупал его! Вот оно, тот самый момент о котором говорил Терас. Я увидел бабушку, стоящую в проеме дверей и раскрывшую руки в ожидании пока я подойду к ней.
«То, что ты видишь в зеркале, это всего лишь твой страх. Он может быть добрым к тебе, или же очень сильно напугать тебя.
– Но, бабушка, я не боюсь его!
– Ну, ну, милый, тише, я и не говорю, что тебе нужно его бояться, – она нежно погладила мои волосы, – страхи созданы не для того, чтобы мы убегали от них, но иногда нам стоит забыть о них, дождавшись момента, когда мы сможем с ними справиться.
– Я не хочу забывать своего друга, – я надул губы и опустил голову, – тогда с кем я буду говорить?
– Ты всегда можешь поговорить со мной, милый.
– Но ты не всегда рядом, часто я не вижу тебя несколько дней, а то и больше, – я говорил тихим голосом, по-прежнему не поднимая голову, – а мама и папа не говорят со мной, они только кричат друг на друга и мне приходится закрывать уши подушкой, чтобы не слышать их слов.
– Мой дорогой… мне очень жаль, – бабушка ответила еле тихо, с сильным сожалением и виной в словах, что не в силах меня защитить, – но сейчас ты ещё не готов бороться со своим страхом, поэтому тебе нужно поверить, что его нет».
Воспоминание рассеялось, я открыл глаза и почувствовал ноющую боль в сердце.
После разговора с бабушкой я и правда забыл Тераса, и нашего с ней разговора будто не было. Она так сильно старалась защитить меня, даже помогла поверить, что моего страха нет, поэтому я забыл, что уже видел Тераса. Мне так не хватало её, в воспоминаниях я помнил, как тёплая рука бабушки коснулась моей головы, случайно задев рану. И я вспомнил кое-что ещё… Шрам.
Я уставился в одну точку, не замечая Тераса.
– Ну что, теперь ты понял? – он сказал это с нескрываемым ликованием, так, будто долгожданная игра началась.
Недостающий пазл в моей голове сложился в целостную картину, сон, который я видел, был не просто иллюзией моего сознания, а вырезанным фрагментом из памяти. Я вспомнил, как сидел под столом, прячась от их криков, в тот момент что-то ударилось об стену и вдребезги разбилось, я так сильно испугался, что выбежал из-под стола прямо к маме. Дальше я не помню, ведь пришёл в себя уже в больнице с сильной болью в области левого виска.
– Мать сказала, что я упал с велосипеда, когда был маленьким, – я продолжал смотреть мимо Тераса, тщательно пересматривая свои мысли, теперь всё было похоже на быструю перемотку фильма.
– Теперь ты знаешь, что это не так.
Я больше не слышал Тераса, быстро поднявшись с пола я вышел из комнаты и направился на кухню. Дома не было никого, кроме матери, она вернулась с работы несколько часов назад и сразу принялась готовить ужин.
– Мам…
– Ох, Рэй, ты меня напугал! – она схватилась рукой за сердце, тяжело дыша.
– Нам нужно поговорить, – я был настойчив, чего обычно от меня не наблюдалось, из-за этого в глазах матери читался немой вопрос.
– Всё в порядке? Ты плохо себя чувствуешь? – она мягко коснулась моего плеча, но я одернул её руку.
– Почему ты никогда не говорила мне откуда у меня шрам над виском? – я пристально смотрел матери в глаза, и никогда ранее не позволял себе говорить с ней в таком тоне.
– Рэй… ты всё помнишь?
– Да, чёрт возьми, теперь я всё помню, – моя злость накалялась, мне казалось, что всё внутри жутко горит.
– Милый, успокойся, прошу, давай поговорим.
Она взяла меня за руку и повела в сторону дивана. Я отпустил её руку, но всё же последовал за ней. Присев на край дивана, мама опустила взгляд и начала говорить.
– То время было трудным для нашей семьи. У твоего отца были большие проблемы на работе, плохо шли продажи и фирма была на грани закрытия. По вечерам он начал выпивать и срывать свою злость на мне. Я делала всё что могла, поддерживала и не обвиняла его, ведь дело всей его жизни рушилось у него на глазах. Алкоголь не помог твоему отцу, а лишь усложнил отношения между нами, что и привело к тому, что произошло.
– Если он так долго выпивал, почему ты не поговорила с ним или не ушла вместе с нами к бабушке?
– Я не могла оставить его, Рэй. Ему нужна была поддержка, поэтому она ничего не знала о случившемся.
– Какая нахрен поддержка, если он позволил себе сделать такое с тобой? – я злился и не мог понять мать.
– Мы не знали, что ты спрятался под столом. В тот момент твой отец замахнулся и бросил стакан об стену, осколки которого попали в тебя. Что произошло дальше, ты, вероятно, знаешь.
– Ладно я, но почему ты не развелась с ним?
Почему ты не пыталась защитить себя и своих детей?
– Твой отец обещал, что больше такого не повторится. Он ненавидел себя и больше не притронулся к бутылке, с того дня он ни разу не выпил даже стакана.
Я простила его не сразу, несколько лет наши отношения были такими сложными, что он пропадал на работе допоздна, лишь бы не смотреть мне в глаза. Мы спали в разных комнатах, он чувствовал пожирающую его вину и не мог ничего сделать с этим. Мы почти не разговаривали, он не смотрел мне в глаза и совсем отдалился от нас. Сначала я опасалась, что он разлюбил свою семью, и со страхом ждала дня, когда он предложит развод…. Но однажды я спускалась по лестнице и случайно увидела, как он подсматривал за тем, как ты играл строил город из конструктора. Отец любит тебя, но не мог простить себя.
Мы сидели молча, мама крепко сжимала в руках край своей рубашки.
– Я вернусь на учебу, – это было единственное, что я мог сказать. Тогда мне казалось, что это поможет мне избежать разговора с отцом. Если же я останусь дома, то не смогу справиться с тем, что происходило внутри меня.
– Почему, милый? Ты ещё не оправился, и консультация у врача будет только через неделю, – мама выглядела совсем поникшей, я ничего не мог сделать.
– Так будет лучше, – я поднялся и вышел из комнаты.
…
Утро казалось привычным, словно я вернулся на несколько недель назад, и ничего этого не было, ни встречи с Терасом, ни моих кошмаров, ни разговора с мамой. Я проснулся как обычно, оделся в слегка мятую белую рубашку и чёрные джинсы, по привычке посмотрел в зеркало, чтобы пригладить взъерошенные волосы. Ничего не сказав Терасу, будто его там и не было, я молча взял рюкзак и отправился в колледж.
Следуя привычной дорогой, я давно не чувствовал себя настолько живым. Под ногами лежали опавшие листья, а я был одет совсем не по погоде. Когда успела наступить осень? Уже и зима скоро, а я всё проспал. Проходя мимо баскетбольной площадки, я всегда раньше думал «Надо позвать Ника вечером на игру, а то совсем голова кипит от учёбы», сейчас же я не знал, когда мы сможем снова сыграть вместе. От этого мне было не по себе, ведь последний наш разговор совсем не выдался. Мне хотелось поговорить с Ником, рассказать ему, почему я так себя вёл, и даже на секунду пришла глупая мысль, сказать ему о Терасе и разговоре с мамой. Мы сильно отдалились, но он по-прежнему оставался тем, кому я доверял больше всех.
Зайдя в кабинет, одногруппники во всю смотрели на меня, а я просто молча кивнул и сел на свободное место. Ник лишь на секунду окинул меня взглядом и быстро отвернулся. Он сидел с другим парнем, это явно усложняет мою задачу поговорить с ним.
Пары закончились после обеда, я совсем отвык от привычного режима и чувствовал себя жутко уставшим и подавленным. За весь день я так и не смог поговорить с Ником, да и сделать это при других было неудобно. За обедом он сидел с другой компанией, будто специально окружив себя людьми, не оставив места для меня. Ник не говорил с ними, ему не было до них и дела, он молча ел и смотрел в тарелку.
После пар я медленно побрел домой, пиная листву и чувствуя, как моя рубашка намокает от моросящего дождя. Мимо меня пронесся Ник, я еле успел его увидеть и тут же побежал за ним.
– Стой, да стой же ты! – я дотронулся до его плеча в попытках остановить его.
– Чего тебе? – холодно ответил Ник.
– Я хочу всё исправить.
– Нечего исправлять, всё в порядке.
– Да ни черта не в порядке. Мы больше не говорим, как раньше, не сидим за одной партой, не обедаем, не играем в баскетбол, мы больше не шутим и не смеемся, всё исчезло и я хочу всё вернуть.
– Что-то меняется раз и навсегда, просто прими это, Рэй.
– Не хочу, – твердо сказал я.
– Ничем не могу помочь, извини, – Ник ушёл в сторону автобусной остановки, оставив меня одного с мыслью, что не всё можно изменить, как мы того желаем.
Я чувствовал себя разбитым, и не понимал, почему Ник не может поговорить со мной, у меня ведь тоже была причина злиться на него за то, что он считал меня эгоистом и даже не задумывался о моём состоянии.
– Бесполезно, ну и пошло оно всё, – сказал я вслух и пошел домой.
…
Зайдя домой, я увидел отца с матерью, обедающих за столом. Семейная идиллия, которая выглядела так лицемерно, ведь пятнадцать лет назад на этой же кухне отец швырнул в мать ее любимую кружку, а следом стакан, который оставил шрам на моем лице.
После неудавшейся попытки помириться с Ником, я был сам не в себе от злости, что вокруг меня все были так спокойны, когда внутри меня кипел вулкан.
Не выдержав этого чувства, я подошёл к отцу.
– Плевать на меня! Это случайность и я не тупой, чтобы винить тебя в том, что у меня остался шрам на всю жизнь. Но если бы я, будучи мелким ребёнком, не заступился за маму, этот удар пришелся бы в неё! Ты понимаешь это?! – я никогда не повышал голос на отца, то ли из-за уважения, то ли из-за того, что мы почти не общались.
– Рэй, не кричи на отца, – мать вступила в разговор, пока отец продолжал молча есть.
– Да вы оба походу не понимаете! Ты ставила под угрозу жизнь своих детей, оставаясь с отцом и терпя его пьянки и скандалы! Отлично, просто прекрасно!
– Уже прошло много времени, чтобы говорить об этом.
– Для вас может и прошло, я же узнал об этом только сейчас. Я должен делать вид, что ничего не произошло? – я не мог успокоиться, чувствуя, что им нет дела до того, что я чувствую.
– Рэй, пожалуйста, прекрати себя так вести.
– Хорошо, мам, как скажешь!, – я пнул ногой стул и пошел к себе, ведь здесь меня всё равно не услышат.
Я устал, я так сильно устал, чувствуя одиночество, злость и обиду. Все чувства перемешались в единый спектр, если до этого были светлые оттенки, то они просто превратились в одну сплошную темную массу. Я не знал, где искать спасение или хотя бы поддержку, но всё же у меня ещё был Терас, который слушал всё, что я говорил ему.