Рия Шайн
Моё чудовище
Всё еще заливаясь смехом, мы лежали на траве и смотрели в небо.
– У меня получилось – резко прервала наш смех Дженни.
– Ты о чём? – непонимающе посмотрели мы на неё.
– Я уезжаю, ребят.
– Как это?! – голос мой пересох и звучал надрывисто тихо.
– Родителей тут ничего не держит, папу повысили, а дом они пока не хотят продавать, прикипели к нему. Надеяться, что будут ездить сюда летом, отдыхать от шума города.
Я же говорил, что Дженни отличалась своей прямотой, поэтому за ее слова я не мог прочитать грусть, возможно, её просто и не было.
Мы сидели молча. Как друзья, мы, конечно же, должны были порадоваться, но Дженни презирала лицемерие и поэтому спокойно реагировала на наше молчание.
Ник задавал кучу вопросов, от названия города до номера школы, куда уедет Дженни. Я же не мог собраться с мыслями, чтобы задать хоть один вопрос, поэтому со стороны казалось, что меня не особо волнует её отъезд.
То, что спасло меня в тот момент – внезапно начавшийся ливень.
Домой мы решили добраться на автобусе, поскольку наша одежда промокла насквозь.
Мы забежали в заполненный людьми автобус и заняли последние три места. С волос стекали капли дождя, а зубы стучали от холода. Из-за переполненности людьми, мы сели так близко, что Ника прижала какая-то женщина. И тут я резко ощутил, как меня обдало горячей волной, когда Дженни случайно соприкоснулась своим коленом с моим. Я смотрел прямо, боясь опустить взгляд вниз, но отчетливо чувствовал тепло исходящее от ее тела. Из-за столпотворения в автобусе, мы все были прижаты так, что пошевелиться особо не было возможности. Я чувствовал, как моё сердце бьётся с непривычной ему скоростью, но когда я набрался сил и посмотрел на Дженни, она смеялась с шуток Ника и для неё ничего такого не происходило. Жаль, что я не обратил внимания ещё тогда, может быть, мне стало бы легче.
Тогда я не знал, смогу ли я прикоснуться к ней ещё раз, и боялся, что это тепло, которое я испытывал в тот момент, больше не повторится.
Времени до отъезда Дженни оставалось всё меньше, а моих сомнений становилось лишь больше. Я ломал голову нужно ли мне сказать ей о том, что чувствую или оставить это лишь в моей голове. Видеться мы стали меньше, так как она была занята делами касаемо переезда. Так и прошли мои дни, наполненные молчанием и сожалением. Я ничего не сказал Дженни.
За час до ее отъезда мы втроём увиделись на нашем привычном месте, в парке. Ник выглядел довольно бодро, хотя знаю, что ему наверняка тоже было непросто, ведь наша троица рушилась, и, к сожалению, дружба на расстоянии не заменит то, что у нас было. Каждый займётся своими делами, а я с головой уйду в учебу, чтобы меньше думать о том, чего уже не будет.
– Эй, не грустите, засранцы! Я же начинаю новую жизнь, но и старую забывать не собираюсь. Может именно с этого дня начинается моё взросление.
«Начинается взросление» – фраза, которая еще несколько месяцев не могла выйти из моей головы. Тогда я понял, что взрослеешь ты тогда, когда что-то теряешь, и чем ценнее это для тебя, тем сильнее твое взросление.
Мы обнялись втроём, и сквозь макушку её светлых волос, я посмотрел на дерево сзади нас. В тот момент, я хотел иметь способность сохранять моменты, как на фотографиях, и возвращаться к ним, когда почувствую необходимость.
Дженни уехала, а я так и ничего не сказал ей.
После я понял, что проиграл и выиграл в одночасье. Одержал победу, поскольку не сказал ей о чувствах и не поставил в неловкое и тупое положение. Проиграл, потому что чувствовал, что влюблен был лишь я.
Моя влюбленность была так наивна, что мне было бы достаточно обмолвиться с ней пару фразами и знать, что она в порядке. От её голоса мне становилось легче, но я больше не мог его услышать. Тогда мне пришлось затушить в себе это чувство, ведь кроме меня оно никому не нужно было. И я потушил, со временем.…
Бросил окурок и пошёл дальше, став чуть холоднее к тому, что меня окружает.
Я как-то задал себе вопрос: «А чего я вообще хочу?». Кроме как, просто существовать, стараясь меньше волноваться о разных вещах, я не нашел других ответов. И в тот момент у меня возникла картинка в голове, как я сижу на берегу моря и мне спокойно. Это чувство обдало меня тёплым ветром, мысленно перенося к берегу.
Я захотел прикоснуться к этому чувству и решил выйти из комнаты, всё равно я пока был освобожден от занятий, и времени у меня было предостаточно, чтобы тратить его куда пожелаю. Но я ничего не желал, кроме как ощутить давно потерянное чувство спокойствия.
В этот момент я почему-то вспомнил о сообщениях Ника, чувство одиночества перемешалось с чувством вины перед ним. Мы давно не общались, а игнор с моей стороны лишь усугубил нашу дружбу. Не знаю, хотел ли я этого, но в порыве импульсной мысли, я взял телефон и отправил Нику сообщение «Ты занят? Встретимся на пляже через полчаса?». Мы не любили людные места, там невозможно было спокойно поговорить или остаться наедине с собой, поэтому как-то нашли «свой» пляж. Рядом шла многолетняя стройка, которая, казалось, никогда не закончится, деньги перестали выделять, а оборудование никто не забирал, поэтому там по-прежнему стоял забор с табличкой «вход посторонним запрещен». Как-то гуляя вечером рядом со стройкой, мы случайно заметили, что забор обрывается, не доходя до воды. Пробираясь вдоль запрещающей таблички, мы увидели, что за углом между забором и морем есть небольшой участок пляжа, который не виден, пока не подойдешь к нему, поэтому никто о нём не знал.
«Хорошо» – Ник прислал сообщение. Я почувствовал сильную тошноту, которая словно душила меня. Мы не виделись несколько недель, поэтому когда-то привычные встречи стали чем-то настолько трудным для меня. Мне хотелось увидеться с Ником, но при этом возникали мысли всё отменить и остаться в комнате. Я подошёл к зеркалу и посмотрел на Тераса.
– Мне страшно… мне страшно, ведь что-то могло измениться. Во-первых, это ты. Хоть тебя и не видят другие, но я знаю, что ты есть и по-прежнему не могу понять, почему ты появился. А вдруг это как-то повлияло на меня? Что, если я изменился? – страх одолевал сильнее, тошнота была невыносимой, а пульс звучал в моей голове.
– Терас, я должен идти? – чудовище было похоже на надвигающуюся чёрную тучу, а это означало ответ, от которого я почувствовал некое облегчение.
Схватив рюкзак и телефон, я побежал к пляжу, он был не так далеко от моего дома, но я потратил много времени на сомнения, поэтому опаздывал на встречу.
Пробираясь вдоль забора, я обошел угол и увидел, что Ник уже был на месте.
– Привет, – моё дыхание было сбито, голос был не естественным, – извини, что пришлось ждать.
– Привет, да не парься – холодно отозвался Ник.
Он не был похож на привычного себя, который даже в самой дерьмовой ситуации излучал улыбку и пофигизм. Из-за этого я чувствовал еще большую вину, что сделало разговор напряженным.
Мы сели на большие камни возле забора и Ник достал сигареты.
– Будешь? – он протянул мне одну.
– Д-давай, – я удивился, ведь мы оба раньше никогда не пробовали курить, но почему-то согласился.
Я сделал первую затяжку, но не стал задыхаться от кашля, как показывают в фильмах, а лишь почувствовал, как горький на вкус дым заполняет легкие. Не скажу, понравилось мне или нет, но после второй сигареты я постепенно начал чувствовать спокойствие, которое подобно дыму наполнило моё тело.
– Когда вернешься на учёбу?
– Не знаю.
– Почему не отвечал на мои сообщения? – Ник не смотрел в мою сторону, его больше притягивало море, от того вопросы казались сухими, будто посланные не мне.
– Не знаю… – и я, правда, не знал, что сказать.
– Люди так интересно устроены, они волнуются о себе настолько, что всё вокруг них становится незначимым, а важно оно для них лишь тогда, когда им хорошо.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты не отвечал мне не потому, что не знал, что сказать, а по той причине, что был слишком занят, разбираясь с самим собой.
– Хочешь сказать, я эгоист? Я просто не знал, что ответить, у меня не было сил написать сообщение или объяснить, что со мной.
Чувство вины сменилось на злость, почему Ник не мог понять, что мне было просто хреново? У меня не было сил написать даже это долбанное сообщение.
– Силы есть всегда, даже у умирающего человека, который говорит семье, как сильно их любит. Ты же не то, чтобы не нашёл времени и желания ответить на мои сообщения, ты просто не подумал о том, как я. Ты был слишком сосредоточен на том, как ты.
Ник встал с камня, закурил сигарету и ушел с пляжа, скрывшись с моего вида через несколько секунд, как только зашёл за забор. У меня не было желания остановить его, сказанное им, ударило по мне волной злости. Я злился на него и на себя одновременно, Ник видел во мне эгоиста, а я видел болезнь, которая забрала все мои силы. Но может он был прав, кроме своей боли я не видел боль других.
Подойдя к воде, я увидел размытое отражение Тераса. Несколько секунд я всматривался в его очертания, а затем со всей силой ударил ногой по воде.
– Это ты во всём виноват! Ты, ты, ты! Из-за тебя я такой, из-за тебя я теряю свою жизнь!
Я упал на колени, разрыдавшись, как ребёнок. Холодные волны бились об мои ноги, а слезы омывали лицо. Впервые за долгое время я почувствовал слабое облегчение, которое вышло из меня плачем. Я дал себе время, чтобы выплакать боль, которая комом стояла в горле.
….
Я пришёл домой под вечер, жутко уставший завалился спать. Прошло несколько секунд, как я снова увидел хорошо знакомую мне кухню, и тут же крик мамы затмил черный фон, который был похож на вставку, которую часто используют в кино. Сон будто поставили на паузу и продолжили с интересующего момента, при том, что прошла уже неделя, если не больше. Разве так бывает?
Следующая картина происходила в светлом кабинете, возле меня стоял врач и осматривал мою голову, что-то невнятно объясняя матери. Слова становились все яснее, но я слабо мог разобрать их. Я дотронулся до головы, и почувствовал сильную боль в области левого виска. Мама бросилась ко мне словами:
– милый, не надо, нельзя трогать руками!
– она схватила меня за плечи.
Я чувствовал себя, как в тумане, поэтому просто послушался ее и не стал задавать вопросы.
– Обрабатывать швы нужно пять-шесть раз в день, я выпишу вам лекарства и покажу, как все правильно делать самостоятельно.
Пропускать процедуру обработки ни в коем случае нельзя, иначе может пойти нагноение – врач объяснял все медленно и разборчиво, но я все равно ничего не понимал, что он имел в виду.
– Да, конечно, я все понимаю, – мама отрешенно кивала головой, скрестив руки и смотря куда-то в пол, будто чувствуя стыд.
– Через неделю придете ко мне на приём, снимем швы и осмотрим голову ещё раз.
– Конечно… спасибо, доктор, – мама продолжала смотреть в пол.
Сцена переключилась, словно пультом, и мы с мамой оказались в той же самой кухне, но дом был жутко пустым и тихим. За нами закрылась дверь, когда мы вошли в гостиную, соединенную с кухней.
Я не слышал привычных криков, но увидел, как отец сидел на лестнице, ведущей на второй этаж. Он смотрел в пол, эта картина напомнила взгляд матери в больнице. Отец явно слышал, как мы зашли, но казалось, что он был где-то не здесь.
Мама взяла меня за руку, и мы молча поднялись по лестнице, пройдя рядом с отцом. Я посмотрел на него и успел словить его секундный взгляд, наполненный слезами и читаемой в нём виной. Мне стало жаль отца, я протянул руку, чтобы погладить его по голове, но мама быстро одернула меня и ускорила шаг в направлении моей комнаты.
Сон развеялся серым туманом, а я лежал в своей кровати и не мог открыть глаза. На меня словно давила огромная плита и раз за разом я прокручивал детали сна в своей голове. Послевкусие от увиденного было жутким, я чувствовал себя еще более выжатым, чем после разговора с Ником.
Была ночь, сколько точно времени я не знаю, но моё сознание было настолько ясным, что заснуть мне больше не удалось, поэтому я встал и подошёл к зеркалу. Этот ритуал я проделывал настолько часто за последние недели, подобно тому, как люди желают друг другу доброе утро и спокойной ночи, так и я подходил к Терасу, чтобы рассказать о своих переживаниях и мыслях. Он внимательно слушал, хотя по сути другого выбора у него и не было, но от "разговора" с ним мне становилось спокойно. Иногда мне казалось, что я похож на психа, говорящего со своим отражением, но может благодаря Терасу я смог хотя бы заговорить с собой, чего никогда особо не делал ранее.
– Наверное, странно видеть сны, которые по сценарию связаны между собой. Я не очень понимаю смысл снов, но после некоторых из них под кожу закрадывается ощущение, что всё настолько реально – Терас слушал молча, впрочем, как и всегда.
– Мне приснился один сон, точнее два, но в разные промежутки времени. По смыслу второй сон являлся продолжением первого, в котором мои родители сильно ругались, а я, будучи маленьким, прятался под столом. В момент ссоры что-то с силой упало об стену, я так испугался, что бросился бежать к маме и тогда сон оборвался. В другом же сне я проснулся в больнице, рядом была мама и врач, я лежал в больничной постели и чувствовал сильную головную боль. Можно ли вообще чувствовать боль во сне? Но она казалась такой ощутимой.
Потом мы с мамой пришли домой, я увидел отца и хотел с ним заговорить, но она не дала мне и увела в комнату.
Может, эти сны не имеют какого-то смысла, но послевкусие от них меня немного беспокоит. Есть ли смысл чувствовать себя так от того, чего не было? Это ведь просто сны, – я внимательно смотрел на Тераса, мне было достаточно того, что меня кто-то слушает, и я не держу всё это в моей голове.
Раньше у нас были очень доверительные отношения с Ником, мы говорили обо всём, что происходило в наших семьях. Единственное, что я утаил от него, это мои чувства к Дженни. Всегда есть вещи, которые мы оставляем лишь в наших мыслях, опасаясь нарушить нечто привычное или стать уязвимыми. И когда я заболел, мы отдались ещё больше, а последний разговор разделил нас словно молния, ударившая в дерево во время грозы.
В какой-то момент я переключился с мыслей и посмотрел на себя в зеркало, синяки под глазами, растрепанные волосы, которые явно требовали стрижки и банального мытья головы, ключицы выпирали, как никогда прежде, видимо я всё-таки скинул несколько килограмм. Вид был не совсем жизненным, но кое-что оставалось почти неизменным – светло-зелёные глаза с еще горящей искрой к жизни. Несмотря на болезнь, я всё ещё жадно хватался за жизнь, хоть и сил на это совсем не было. Я чувствовал себя как тот, кто хочет встать и пойти, но чувствует сильную боль в ногах, поэтому и падал при очередной попытке.
Смотря в зеркало, мне казалось, что Терас становился темнее и почему-то опять пытался охватить мою голову. Я не испугался, как первый раз, а внимательно изучал его. И когда попытался отойти в сторону, оставаясь в пределах зеркала, он двигался за мной и окутывал мою голову своими «руками».