Рита Русакова
Лимончики
План, как мне показалось, был прост и гениален – попросить денег на мороженое подругам, типа, хочу всех угостить. Нас как раз было четверо, в нашей дачной шайке. По 20 копеек за порцию пломбира- набиралась нужная сумма.
Сцена вышла безобразная. Тётя Алла не поверила мне ни на секунду. Она строго смотрела сверху вниз, а я, пряча глаза, продолжала упрямо бормотать про мороженое. Она крепко взяла меня за руку пониже локтя и легонько встряхнула: «Зачем тебе столько денег?». Я посмотрела на её пальцы и упрямо сказала: «Нужны». Щеки горели.
Мне выдали двадцать копеек и сказали не валять дурака, вот ещё, угощать всю округу. Пойди купи себе мороженое.
Я вернулась в пристройку и стала рыться в столе: с нашей поездки в Ораниенбаум оставалась какая-то мелочь. Нашлось 20 копеек. Зажав монетки в одной руке, а пакет с конфетами- в другой, я побежала к подружке. Светка забрала деньги и презрительно посмотрела на пакет.
– Не, мне конфет не надо, мать прибьет, если я сдачу не верну.
С упавшим сердцем я побрела домой. Мир крутился огненно-белым колесом, руки холодели.
Липкая паутина лжи, непривычная, непонятная, обволакивала и не давала сообразить, что к чему. Я отвечала дяде Мише на уроке французского, скосив глаза в сторону калитки: ждала, когда появится грозная Светка.
Дядя Миша остался крайне недоволен и наказал идти заняться делом. Посидев какое-то время над учебником, и не видя ни строчки, я снова и снова лезла в стол за конфетами. К вечеру в пакете осталось несколько горошин, а на сердце и в животе- глухая тоска. Вот-вот должны были позвать к ужину. Я взяла пакет и задами пробралась к старому дубу на краю участка. Кора под пальцами прохладная, восхитительно шершавая. Ковыряю её пальцем, уперевшись лбом в ствол, поглаживаю. «Хорошо бы стать таким огромным деревом. Стоишь себе и никому не должен.» Холодает. Рассеянно думаю про оставленную куртку, поджимаю пальцы в розовых сланцах.
