Рина Осинкина
Смерть и креативный директор
В голове у Татьяны помутилось. Ревность шарахнула по мозгам, стеганула шипастым бичом по сердцу.
Она подскочила к танцующим, цапнула Турчину за локоть, дернула, разворачивая к себе. Прошипела в физиономию: «Когда не надо, тогда нельзя». Та не испугалась. Посмотрела на нее, вздернув бровь, и насмешливо осведомилась: «Ты кто?». «Я – кто?!» – вознегодовала Танька и оглянулась на мужа. Он растерянно спросил, не выпуская новую знакомую из объятий: «Что-то не так?», и было непонятно, кому адресован вопрос.
Это Татьяну взбесило по-настоящему. Она схватила Турчину за руку и через всю комнату потащила к дивану, где в вялой позе развалился Ларискин супружник, так и не расставшийся со своим стаканом, в котором плескался на донышке неразбавленный ром. Толкнула растерявшуюся соперницу на упругое сиденье, проговорила, склонившись над ней: «К Вите больше не приближайся. По большой дуге обходи. Поняла, детка?» «А то – что?!» – спросила с вызовом Лариса, оправившись от натиска и привставая. «А то пришибу», – яростно прошипела Танька и толкнула ее в плечо, и Турчина снова завалилась на диван, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Танька эти взмахи расценила по-своему – как безусловную агрессию, и, еще сильнее разозлившись, рванула с ее шеи цепочку, которая неожиданно легко поддалась. Кулон соскользнул на пол. «Дура! Там же замочек слабый!» – заорала Турчина, подхватывая цепочку в пригоршню. Ее муж, кряхтя, сполз с дивана и встал на четвереньки, намереваясь кулон отыскать. Стакан в его руке, о котором он, видно, забыл, накренился, содержимое выплеснулось на женину юбку, Лариса злобно взвизгнула.
Из-за спины Татьяны послышались одинокие аплодисменты.
– Девочки, девочки, не ссорьтесь, – смеясь, проговорил хозяин дома, поспешив на шум.
Он взял Таньку за локотки, повлек к креслу у камина, усадил вполоборота к залу. Та не сопротивлялась. Чувствовала она себя ужасно. Можно ли назвать чистой победой поступок, за который ей уже сейчас стыдно настолько, что хочется провалиться?
Наглую бабу ты, конечно, отшила, и это хорошо. Ты умница, Таня. Только отшила ли?
Возле спинки ее кресла возник Виталик, на лице тревога и сострадание. И это вместо раскаяния и извинений! Погладил ее по плечу, она плечом дернула. Он постоял минуту, глядя в провал незажженного камина, развернулся и из гостиной вышел.
Подошел Николя с подносом, предложил ей минералку в высоком стакане. Танька питье приняла, поблагодарив легким кивком.
Кто он тут, интересно? Официант? Мажордом? С Михеева станется и мажордомом обзавестись.
Морда у Николя невозмутимая, как и полагается вышколенной прислуге, но ей показалось, что смотрит он на нее с веселой издевкой.
Прикрывшись стаканом, она осмотрелась.
Супруги Турчины сидят по разным краям дивана. Он наливается ромом, она возится с цепочкой. Видно, застегивает на ней замочек, чтобы через голову надеть, а кулон уже нанизала. Странный кулон, на медальон больше походит.
Может, у нее там отрава спрятана? Приворотное зелье или что-то в таком роде? Подсыплет незаметно в питье жертвы порошочку, и все, кирдык, ты мой навеки.
Беда только в том, что все действо на глазах у Таньки проходило. Ничего Виталику в стакан не сыпали. Сам повелся, добровольно. Такие дела.
Татьяна горестно вздохнула.
И где он сейчас? Напрасно она с мужем так. Очень хочется отсюда убраться.
Или она одна уедет, вызовет такси и уедет, а муж пусть остается дела с Михеевым дорешивать. Потому что пока никакого делового предложения чиновник Родионову не озвучивал.
Идиотская мысль. Она уедет, а Виталий будет с этой крысой любовь крутить. Нет уж, держись и дальше. Точнее сказать: сражайся.
Юриста тоже не видно. Беркутова за столом все еще сидит, коньячок потягивает. О чем-то переговариваются супруги Хохловы с хозяином, стоя у музыкального центра. Музыку что ли выбирают и не могут выбрать?
К ним приблизился Николя, отвел хозяина в сторону, советуясь о чем-то. Они оба вышли.
Хохловы остались топтаться на месте, и было понятно, что они решают сложную этическую задачу: усесться ли им на диване в знак солидарности с Турчиной – то ли потерпевшей, то ли виновницей, или занять кресла у камина, выказав понимание Родионовой – то ли зачинщице скандала, то ли потерпевшей.
Татьяна поняла, что сейчас заплачет, и, стараясь двигаться размеренно и с достоинством, вышла в холл, питая надежду, что ванная никем не занята, а значит, она сможет хоть ненадолго уединиться.
Ванная была пуста.
Сколько она провела внутри зеркально-кафельного бокса, горестно вздыхая и шмыгая носом, крепясь изо всех сил, чтобы не разрыдаться и не погубить макияж – десять минут, двадцать? Примерно столько.
Когда вернулась в гостиную, увидела, что там произошли перемены.
Алекс Турчин развалился на диване, свесив руку до пола, и, кажется, тихонько всхрапывал. Опустевший стакан он поставил на палас возле изголовья.
Вокруг столика у камина сидели в креслах Сергей и Майя Хохловы, Ирина Беркутова и Лариска-крыска. Все четверо склонились над картонным полотнищем какой-то настольной игры, поочередно вытаскивая карточки из стопки и передвигая фишки. Сидеть на краешках им неудобно, и особого азарта не наблюдалось, но интерес к игре наличествовал.
Они, как по команде, взглянули на вошедшую, но только Лариска задержала взгляд, улыбнувшись уголками губ. На секунду вернула внимание игре, но тут же снова посмотрела в сторону холла. Встала и пошла Таньке навстречу. Проходя мимо, тронула ее за рукав. Танька брезгливо шарахнулась. «Не дуйся, – сказала Лариса, – я все поняла. Мы еще подружимся, вот увидишь».
Татьяна шлепнула ее по руке и отвернулась.
Виталия в гостиной не было. А она так на это надеялась.
Пожалуй, ей требуется порция спиртного. Хорошая такая порция. Можно покрепче.
Подойдя к банкетному столу, поискала свой фужер и не обнаружила. Там теперь вообще не было фужеров. Стол был подготовлен к десерту, посему имелись на нем только кофейно-чайные чашки на блюдцах и черненого серебра «наперстки» для ликера. Из хороших новостей – две бутылки с ликером тоже наличествовали – «Амаретто» и «Малибу». Татьяна не колеблясь расчехлила пробку с «Амаретто» и до краев наполнила одну из стопок тягучей пряной жидкостью, одним глотком выпила, закашлялась, вытерла губы тыльной стороной ладони. Подумала и повторила. Смелым взглядом окинула пространство зала и направилась к опустевшему креслу у камина. Когда Лариска вернется, справив нужду, ее место будет занято, и хрен она выгонит с него Таньку.
Алекс Турчин заворочался на диване, завозил руками, сел, распрямляясь. Татьяна оглянулась на шум и встретила его неожиданно жесткий взгляд. Не так уж он пьян, как прикидывается. Ну, а что ему еще остается при такой блудливой супружнице? Только делать вид, что залил глаза и ничего не замечает.
– Лара! – позвал он жену, делая попытки приподняться. – Поди к папочке, крошка…
– Лариса только что вышла, – сказала Ирина Беркутова.
– Вышла? – пьяно удивился Алекс. – Ну.. Тогда я пойду ее поищу.
Он встал и нетвердой походкой направился в холл. Танька посмотрела на него с глухим раздражением. Тоже мне, воротила бизнеса, а сам – тюфяк и подкаблучник. И, похоже, рогатый, к тому же.
Серж Хохлов, повозившись с музыкальным центром, включил какую-то композицию Эммы Шапплин, вернулся к камину и предложил не ждать выбывшего игрока, а игру продолжить. «Что-то мне подсказывает, что сейчас ее держат более важные дела», – с ухмылкой пояснил он.
Татьяна проговорила упрямо: «Давайте начнем заново». Ей не хотелось притрагиваться к карточкам, оставленным Лариской. С какой стати?
Настолка называлась «Клуэдо» и суть ее сводилась к тому, что следовало вычислить убийцу из пяти возможных, а также назвать комнату, в которой убийство было совершено, и орудие из нескольких предложенных.
После выпитого ликера, легшего на сухое вино, Татьяне соображалось плохо, а игра требовала задавать правильные вопросы участникам, делать пометки на специальных карточках и мыслить логически, отметая подозреваемых или, напротив, в подозрениях утверждаясь.
Все были подшофе, все по ходу игры косячили, и это уравнивало ее с другими игроками.
Она неожиданно увлеклась и не заметила, как первый кон был сыгран с чистой победой Иры Беркутовой. Татьяне было немного обидно, что сама не догадалась про мисс Скарлетт, пришившую полковника Мастарда гаечным ключом в библиотеке.
Появился совершенно трезвый юрист Валяев. Бросил на пол возле игрового столика диванную подушку, уселся. Сообщил, что желает присоединиться.
Спросил: «Где остальные?»
– Да, где остальные, Будимир? – вернул ему вопрос Хохлов. – Мы тут внутри сидим, ты был снаружи.
– Я был в библиотеке, – быстро ответил Валяев. – Нужно было кое-какие документы посмотреть.
– Ну да, конечно, – с понимающей улыбкой проговорил Хохлов. – Блевать ходил? И охота тебе добро переводить, а, Димка? Да не стесняйся ты так, здесь все свои. И Таточка теперь с нами, правда, лапусь?
Майя бросила испытующий взгляд на мужа. «Лапусе» отправила лучезарную улыбку.
Татьяна, машинально кивнула, соглашаясь, что она Таточка, и теперь она с ними, и с удивлением посмотрела на Валяева. Тот конфузливо развел руками.
Встрепенулась Беркутова, сказала: «Пойду Аркадия Михайловича поищу и шефа. Мы собирались проект соглашения Михееву показать, а я чуть не забыла».
Татьяна хотела авторитетно проговорить, что черновики документов сейчас по электронке для согласования отправляют, но передумала. Может, по электронке уже не круто. Может, даже и с курьером не статусно, а статусно теперь вручать наброски в виде бумажек, уложенных в папочку на завязочках, при личной встрече первых лиц предприятия с первым лицом департамента.
Ирина вышла, предупредив, чтобы вернется нескоро. Юрист занял ее кресло, начал банковать, но игра Татьяне разонравилась, да и остальные охладели. «Давайте что-нибудь более спокойное послушаем, – предложила Майя, потому что Шапплин допела последнюю песню из трек-листа, и музцентр мягко зашуршал динамиками в ожидании новой команды.
– «Подмосковные вечера»? – хмыкнул ее муж.
– «Ямщик, не гони лошадей», – так же иронично ответила Майя. – Сереж, не сходишь намекнуть, что десерт пора подавать? А то разбрелись все. Скукотища.
– Аркаша, скорее всего, новенького окучивает, – лениво проговорил Хохлов и, спохватившись, добавил специально для Таньки: – Рисует ему перспективы. Только ты, золотко, мне команду уточни: Анну Герман тебе поставить или идти обстановку выяснять?
– Можем разделиться, – с готовностью отозвался юрист Валяев. – Я девушкам музычку подберу, а ты отправляйся на разведку.
Со стороны холла донесся пьяненький голос Алекса Турчина:
– Я вот думаю, куда Лара запропастилась?
– Супруга ваша? Вот не знаю… Я Родионова ищу. Не видели? Мне с ним обсудить кое-что надо, – ответил ему голос Аркадия Михеева.
Татьяну словно током прошибло. Она выпрямилась в кресле и несколько секунд сидела так, окаменев. Посмотрела исподлобья на недавних партнеров по игре в детектив. На лицах мужиков увидела интерес, Майя Хохлова смотрела на нее с жалостным презрением.
Она проговорила Таньке в спину:
– Идешь мужа искать?
– Но это же мой муж, не так ли? – бросила ей через плечо Татьяна.
В холле уже никого не было. Из-за двери кухни доносились характерные звуки звенькающих столовых приборов, из-за двери санузла не менее характерные: кого-то всерьез выворачивало. Она решила, что Турчина.
Татьяна свернула в коридор, ведущий вглубь дома, и нос к носу столкнулась с Беркутовой. Та тоже не ожидала кого-то внезапно встретить, поэтому не приготовила лицо, на котором застыло выражение злой гадливости.
Дамы молча посторонились, пропуская друг друга. Танька порадовалась, что никаких вопросов ей задано не было.
Правая стена коридора была глухая, это и понятно – за ней располагалась гостиная, где шла гульба. В левой имелось две двери, и, распахнув поочередно каждую, Татьяна убедилась, что помещения пусты. Отметила про себя, что первое из них, уставленное по двум стенам высокими книжными шкафами и огромным письменным столом посредине, и компьютером на нем, и есть, должно быть, упомянутая библиотека, а вторая была похожа на обычную комнату обычной московской квартиры: диван, журнальный столик с двумя креслами, тумба с телевизионной панелью и что-то еще привычно-мещанское. Разница заключалась лишь в огромном оконном проеме почти во всю стену, но в этом доме все окна были такие.
Коридор оканчивался лестницей, ведущей на второй этаж, и тут Таньку пробрал страх.
Она и вправду хочет воочию увидеть сцену, которую успела нарисовать в воображении?
И как после этого ей будет житься?
Считай, вся жизнь устоявшаяся, счастливая пойдет под откос. Разделится на две неравные части: до и после.
Или неизвестность хуже горькой правды?
«Хуже», – решила Татьяна. Она стянула со ступней лодочки на высоком каблуке, прижала туфли к животу и медленно, стараясь, чтобы ни одна половица не скрипнула, начала подниматься на второй этаж.
Олеся терпеливо выслушала повествование сестры, не прерывая. Бесчисленные подробности рассказа, забирающие время и внимание, были совершенно ни к чему, но она понимала, что Танюше надо выговориться.
Время от времени Олеся бросала многозначительные взгляды на зятя, который с дивана перешел в кресло у окна, где и сидел, не проронив ни слова.
Наконец она произнесла неприязненным тоном:
– А ведь это ты Таньку подставил, а, родной? И сказать нечего?
Виталий вскочил с места, забегал по комнате, остановился напротив Олеси, нервно проговорил:
– Да знаю я, знаю! И что теперь?! Виноват, повелся на флюиды, но исправить-то как? Я бы на себя взял, да алиби у меня железное…
– Алиби? Флюиды? А по порядку можешь?
Татьяна, понизив голос, сказала:
– Понимаешь, Олесь, эта Турчина настоящей ведьмой была.
– Со слов твоего мужа? Мило. Заколдовала, выходит, благоверного. Чары навела. Хорошая отмазка.
– Да ни при чем тут мистика! – раздраженно проговорил Виталий. – Была бы ты мужиком, поняла бы меня, а так – и объяснять бессмысленно.
– Да? А Танька как же? Вроде и не мужик, а тебе поверила.
– Это разные вещи. Сама видишь, что не о том она говорит. По-своему переиначила.
– А что, не так разве? – заволновалась Татьяна.
– Так, малыш, так, – устало проговорил муж. – Да не совсем. Понимаешь, Олесь, она только до руки моей дотронулась, а у меня по телу волна прошла с головы до… копчика. А потом посмотрела на меня… Я такую в ней ощутил власть обволакивающую… Могущество, что ли… И она точно знала, зараза, что этим могуществом сумеет любого мужика пригнуть, кого ей только заблагорассудится… И при этом такие обещания зашквальные в ее взгляде были, что у меня в мозгах все перемешалось. Хищная гениальная самка, понимаешь? Нет? Я так и думал.
– Но что-то демоническое в ней все-таки есть! – упрямо сказала Татьяна. – То есть было.
– Ну, хорошо, хорошо, малыш, было. Спасибо, что оправдать меня стараешься.
«Она старается для себя самой, дубина! – сердито подумала Олеся. – Ей так проще тебя простить, кобеля блудливого».
Справедливости ради стоит заметить, не наблюдалось раньше за зятем ничего такого… кобелиного. Однако и на старуху бывает проруха. Или лучше про тихий омут поговорку вспомнить?
Олеся его спросила иронично:
– И это все? Взглянула на тебя влажным взором, ты и поплыл?
– Влажным? Пожалуй, нет. Она была классом выше, чтобы вульгарными приемами пользоваться. Да и ни к чему ей было. Их, таких опасных, единицы, должно быть. Лично я сталкиваюсь впервые, но наслышан. К тому же психолог была неплохой, а может, просто опыт. Короче. Она мне сказала: «Отдохните, хватит уже. Ваша спутница из вас клоуна делает».
– Это она о чем?
– Это она о нашем с Витей флирте… – прогундосила сестра и снова зарыдала, на этот раз от стыда и унижения, как рассудила про себя Олеся.
– Ясно. Этим она тебя и сделала, дружок. И ни при чем тут флюиды. Идиотское мужское самолюбие, я права? Если ошибаюсь, ответь, почему не одернул ее и не сообщил, что Танька тебе жена, а не какая-то «спутница»! Я лично думаю, что ты побоялся острот про мужа на коротком поводке. Или тебе все-таки захотелось побыть немножко холостяком на этом приеме?
– Ааа!!! – возмущенно-жалобно выкрикнула Танька и резко приподнялась на диване, облокотившись рукой о сиденье: волосы взлохмачены, глаза безумные. – Что ты несешь, Лёлька?! Мне и так фигово, а ты тут такие вещи измышляешь!.. Витя, скажи ей!
– Твоя сестра просто не в курсе, – сердито ответил Виталий, а Олесе сказал: – Михеев нас с Татьяной как супругов всем остальным представил, и Лариса это хорошо слышала. А Таню она назвала моей спутницей, чтобы статус ее понизить. Как мне думается.
– Но ты ее не поправил! Почему? – требовательно спросила Олеся.
– По кочану, – огрызнулся зять. – Может, не хотел разговор продолжать. Не понравилась мне моя реакция на эту русалку, вот я и решил купировать контакт. Такую версию ты принимаешь?
– Допустим. Хотя то, что ты отмолчался, сильно тянет на предательство. Тем не менее, я тебе верю. Но ответь, пожалуйста: вот когда Турчина тебя под ручку ухватила и на танец повела, отчего отказать не смог? Потому что не захотел? Чтобы смешным не выглядеть? Типа, не подкаблучник ты, а вольный казак? Если бы отказался, то и беды бы не произошло. Не устроила бы Танька скандал в результате, и никто бы впоследствии не заподозрил ее в преступлении по причине наличия мотива.
– Слушай, Лёля, ну не мучь ты меня!.. Виноват, признаюсь, и перед Таней повинился, но что я еще могу сделать? Я же говорю, взял бы на себя, да алиби железное.
– Про алиби отдельный вопрос. Всем известно: если оно железное, это очень подозрительно. Кто тебе его обеспечил, алиби твое?
Танька перестала хлюпать и взглянула на Виталия округлившимися глазами. Быстро вскочила с дивана и кинулась ему на шею. Ликующе проговорила:
– Так это ты прихлопнул гадину! Да, Витька, ты? А я, кретинка, думала, что тебе все равно… А ты…
– Нет, малыш, нет, – освобождаясь от ее объятий и снова устраивая на диван, проговорил Виталий. – Это был не я. И не ты. Тебе просто не повезло. Ты оказалась не в то время и не в том месте.
Танька сникла. Подтянула колени к подбородку, уткнулась в них носом. Виталий укутал ее пледом. Она дернула плечом.
«Напрасно она так, – неодобрительно подумала Олеся. – Хотя… Будь ты на ее месте, неизвестно, как бы себя повела».
– Ну, рассказывай, что сам делал и где был в момент преступления, – потребовала Олеся.
– Зачем тебе подробности? – набычился зять. – Достаточно того, что я не мог его совершить. У меня…
– Алиби, я помню, – оборвала его Олеся. – Видишь ли, Витя… Те люди из полиции, которые Танькино дело вели, вполне могут считаться высокими профессионалами, и, скорее всего, ими являются. Но для них моя сестра – проходной персонаж и обезличенный к тому же. И разбирались они в этом деле по многажды отработанной схеме, дающей быстрый результат. Они его и получили быстро. Я – дилетант. Я меньше, чем дилетант. Но Танька для меня – это Танька. Поэтому я выискивать буду любую зацепку, чтобы увидеть то, что предпочли не заметить они. Увижу и до них донесу. Донесу, будь уверен. Поэтому кончай пузыриться и выкладывай все по порядку.
Произнеся последнюю фразу, она осеклась, себе неприятно удивившись.
Что с тобой происходит-то, Лёля? Откуда агрессия, язвительный тон, выражения, опять же, хамские?..
Тебе, конечно, нравится острить, и это у тебя неплохо получается, однако твои шутки на выходе всегда беззлобные и безвредные. А сегодня не успела порог родионовской квартиры переступить, как принялась Витьку шпынять, да и Танюшке досталось. Ты сделалась язвой, Олеся? Вот так вдруг и внезапно перекинулась?
Все просто: за Таньку испугалась, на Витьку разозлилась, вот и весь ответ.
Ну что ж, обосновала. Но все же будь поаккуратней. Иначе прирастет намертво шкурка, и из кратковременной язвы превратишься в постоянно действующую. Станешь желчной и злобной разведенкой, от которой будут шарахаться подруги и приятели. Хотя приятелей у тебя как раз и нет. Но если станешь язвой, то их никогда не будет.
Мужики только на словах тащатся от стерв. Брешут. Стерв никто не любит. Но мужики парадоксально к ним тянутся. Глючится им, болезным, что смогут стерву приручить, а это круто – в глазах друганов и всего окружающего мира. Ага, как же, приручил один такой. А если и приручил, значит, то была не стерва.
– Витюш, – сказала она, – извини, заносит меня что-то. Нервы. Расскажи все-таки, что следователю рассказывал. Вдруг упустил какой-нибудь нюанс, а сейчас вспомнишь…
Он кивнул. Откашлялся в кулак. И начал говорить, глядя поверх Танькиной макушки:
– Когда Таня в кресле у камина сидела, я подошел к ней, а она от меня шарахнулась. Я хотел ее поддержать! Чтобы она поняла, что мне абсолютно по фигу, как остальные ее поступок расценивают. Она мою руку с плеча сбросила, вот как только что, один в один. Я обиделся, естественно. Тем более, эти самые «остальные» пялились отовсюду. Когда я это заметил, мне сделалось совсем хреново. И зло разобрало. Решил проветриться.
Он вышел из гостиной, остановился в центре пустого холла. Из-за закрытой двери кухни доносились звуки льющейся из крана воды, звон столовых приборов, а еще запах ванильной выпечки и кофе, но Родионову было не до десерта.
Видеть не хотелось никого.
Если устроиться на пуфике за пальмой, кто-нибудь из гостей все равно его отследит, займет соседний и привяжется с разговорами. Хорошо, если не «русалка». А если она? А если вслед за ней выйдет в холл Татьяна?
Танькой он дорожил. Родионов хорошо понимал, что ему самому выгодно, чтобы жена была с ним счастлива и спокойна. Он был тотальный прагматик и посему придерживался твердого убеждения, что брак должен быть крепким, как броня, таким, чтобы при любой передряге можно было укрыться в своем логове, отсидеться, набраться сил, зализать раны, если они случатся. Никакая интрижка на стороне не стоит разбалансировки в семье, которая непременно в результате произойдет – рано или поздно, но непременно. Он наблюдал у других, он знает. Тогда повседневная жизнь превращается в тяжкую муку, и уже не до бизнеса, не до отдыха на побережье, вообще ни до чего. Слезы, истерики, битье посуды. Упреки в ответ на недомолвки и ложь… Бумерангом встречный левак.
И ради чего все это? Ради какого волшебного праздника уничтожать свою безопасную тихую гавань?
Все эти «праздники» – обманка, похмелье догонит, и в одночасье сделается на душе мерзко, как будто сам себе в карман нагадил.
Даже если, обманывая жену, станешь обманывать и совесть, закон возмездия не обхитрить. Правда, в этом случае расплачиваться придется не сразу. Но придется.
И опять же: чем его, взрослого мужика, может удивить любая из баб – хоть соплячка, хоть матерая? Что продемонстрирует такого невиданного, чего нет у его Татьяны или чего она не умеет? Смешной вопрос.
Но если он все-таки настолько обезумеет, что решится ей изменить, то истериками не отделается. Его жена не такая. И в этом он только что убедился, слегка даже струхнув.
Он прошел на террасу, сбежал по ступеням и направился в сторону сада.
Спустились осенние сумерки, самое ненавидимое им время суток, когда от дневного света остается серая вязкая подсветка и давит на глаза, и раздражает своей незавершенностью.
Но дышалось в саду легко, и главное – никого не было рядом. Прогулка пошла на пользу нервам, Виталий немного успокоился и принялся размышлять.
Нужно уезжать отсюда. Хрен с ним, с деловым предложением расфуфыренного бюрократа. Дома он все объяснит жене, и впредь постарается не пересекаться с Ларой – хищницей вкрадчивой, льстивой и наглой.
При мысли о ней сердце скакнуло и дыхание непроизвольно участилось. Он ругнулся.
Прагматик, говоришь? До мозга костей – семьянин примерный? А может, судьба тебя просто-напросто щадила, индюка самодовольного, и не встречался ни с какой такой вот… как эта?..
Уезжать нужно срочно. Можно и не попрощавшись.
Вряд ли он бродил по михеевскому участку дольше десяти минут, но с уверенностью назвать время не смог бы.
Выйдя на гранитную дорожку, пролегающую через свежеподстриженный газон перед особняком, увидел самого хозяина, стоявшего на террасе возле входной двери и озирающегося по сторонам. Михеев выглядел растерянным, и это ему не шло.
– Виталий Сергеевич, а я вас потерял! – выкрикнул он радостно, опознав Родионова.
– Да вот… Прогуляться решил… Освежиться, – ответил Виталий, подходя к порожкам террасы. – У вас замечательный сад. Восьмое чудо света.
– Буду рад видеть вас у себя почаще, – улыбнулся хозяин и добавил: – А давайте поговорим тет-а-тет, не возражаете? Пойдемте, я провожу вас в тренажерный зал, там никто нам не помешает.
Он легко сбежал по ступеням крыльца и, сделав приглашающий жест, направился к боковой стене дома, в которой на уровне цокольного этажа имелась дверь, ведущая в полуподвал.
Тренажерный зал своим размерами и отделкой впечатлял не меньше, чем сам коттедж, однако оборудован был скудно. В распоряжении желающих подкачать мышцы имелась свисающая с потолка боксерская груша, велотренажер в центре помещения и пара двухкилограммовых гантелей на топчане возле двустворчатого шкафа, куда, надо полагать, предусмотрительно был уложен фен, а также смена белья, махровые полотенца и купальный халат. Предположение насчет содержимого шкафа подтверждалось наличием в левом углу зала душевой кабины, а также монументального массажного стола у правой стены.
Фуф, – с легкой досадой проговорил хозяин, – присесть-то негде, я как-то не подумал… Если только топчан разгрести. Не беда, устроимся как-нибудь. Кстати, мне вот какая мысль в голову пришла: а не пригласить ли мне на наш блиц Алекса Турчина? Думается, вам будет о чем с ним потолковать. Подождете минутку? Я мигом. А вы, если хотите, можете пока в дартс сыграть. Умеете? Вон мишень, там же и дротики.
И вправду мишень с воткнутыми в нее дротиками была на стене, а Виталий сразу не заметил. Но этот вид спорта его не забавлял, и он сказал, что просто полистает новостную ленту.
– Ну, как вам угодно. Тем более, что я ненадолго, – бодро проговорил Михеев и заспешил по ступенькам вверх.
Он и вправду отсутствовал всего несколько минут, но за это время успел не только сделать распоряжение повару насчет десерта, но и прихватить из библиотеки – как он сказал сам – стограммовую фляжку коньяка и два хрустальных лафитничка. Коньяк пронес за брючным ремнем, спрятав на животе под джемпером, а стопки, хитро подмигнув Родионову, извлек из боковых карманов штанов.
– А давайте выпьем за знакомство и взаимовыгодное сотрудничество, – предложил он, водружая на массажный стол принесенные предметы. – Почему-то мне кажется, что мы договоримся. Я рассчитывал, что Алекс поможет мне вас убедить. На своем, так сказать, примере. Но он как-то быстро… устал. Значит, с ним вы потолкуете позже, если потребуются дополнительные аргументы. Видите ли, уже завтра мне надо решить один важный вопрос в министерстве, а без консультации с вами не хочу. Я вам сейчас коротенько суть дела обрисую. К гостям нам нужно будет вернуться не позже девятнадцати, чтобы десерт не задерживать. Думаю, успеем. Сейчас у нас…
Он вздернул рукав джемпера, обнажив на запястье пластинчатый браслет из серебристого металла с часами – самыми обыкновенными, «Касио», которые и Родионов мог бы себе позволить.
– Ё-мое, – проговорил удивленно, – уже столько?! Или они спешат? Виталий Сергеевич, сколько на ваших?
Виталий достал из кармана смартфон, всмотрелся в дисплей, проговорил:
– Восемнадцать сорок две. А, нет – сорок три уже.
– У на моих столько же. Ничего, я думаю, народ не обидится, если мы слегка запоздаем.
Он ловко откупорил фляжку и плеснул коньяка в каждую стопочку примерно на треть. Одну передал Виталию. Тот с полуулыбкой принял.
И в этот момент у них над головой раздался пронзительный визг. Звук был приглушен, поскольку доносился откуда-то из-за стен и потолочных перекрытий, но было понятно, что визжала женщина. Долго визжала, минуту, наверно. Потом зашлась истерическими рыданиями. Мужчины замерли, оцепенев от предчувствия беды.
– Что это? – разжал губы Виталий. – Ваши гости смотрят страшилку? И отчего все так хорошо слышно?
– Здесь проходит вентиляционная шахта, – с побелевшими губами ответил Аркадий, кивком головы указав на решетку под потолком. – Что-то произошло. Нужно срочно выяснить, что. Вот дьявол. Не надо было мне отлучаться!
Они бегом направились в дом.
На первом этаже никого не было. Взбежали по лестнице на второй. В коридоре второго этажа обнаружили сразу всех. Почти всех.
В полной тишине гости толпились у распахнутой двери одной из комнат, не решаясь войти. Изнутри доносилось тихое поскуливание.
Михеев протиснулся между Валяевым и Хохловым, толкнув нечаянно Валяева. Извинился, хлопнув того по плечу. Потеснил Турчина, стоявшего ближе всех к дверному проему. Остановился на пороге как вкопанный. Выругался. Не поворачивая головы, сказал: «Дружище, тут такое дело…» И взглянул на Родионова. Покосился на Турчина.
Юрист произнес предостерегающе:
– Только внутрь не заходите.
И добавил:
– Нужно вызвать полицию.
– Так, – проговорил Хохлов севшим голосом, – мы с женой уезжаем.
– А стоит ли? – безразличным тоном поинтересовался Валяев, но вопрос был риторический. – Вас обоих вызовут по-любому, а подозрения на ваш счет усилятся.
– Какие еще подозрения?! – вызверился Хохлов. – Ясно же, кто ее замочил.
– А вот если вы слиняете, будет неясно, – мягко парировал Валяев.
– С чего вы решили, что она мертва? – послышался голос Ирины Беркутовой. – Нужно скорую вызывать. Или вызвали?
– Приедут и все следы затопчут?! – возразил Михеев, нервно оглядываясь.
Турчин, помедлив, вытащил смартфон и набрал номер скорой.
Виталий смотрел на всех этих людей, утративших игривость и пафос, искал среди них Татьяну, и не находил.
«Убили?! Таньку?!» – и он шагнул к двери.
– Вам лучше здесь остаться, – предостерег его Михеев.
Виталий отпихнул чиновника, но дорогу ему заступил грузный Турчин.
– Понятно, – протянула задумчиво Олеся. – Минус два, получается. Точнее, минус три, потому что Танька по определению не убивала. Мне потребуется список гостей. Виталий, сделаешь? И все, что про каждого успел узнать, прибавь, пожалуйста.
Тот кивнул, но проговорил:
– Только что тебе даст этот список? Тем более, что их контакты мне неизвестны. Михеев, конечно, располагает. Но захочет ли он с тобой говорить? Хотя… Погоди! У меня же их визитки есть! Совсем из головы вылетело.
Татьяна взглянула на мужа. Спросила со слабым интересом:
– Откуда у тебя визитки?
– Танюш, это когда вы с мадам Хохловой в холле задержались, а все уже были в гостиной. Тогда мы с Турчиным и обменялись визитками. А потом и с остальными. Кроме Михеева и… покойной.
