bannerbannerbanner
Сын Нила

Рина Храновская
Сын Нила

Полная версия

Но больше всего девушке нравилось раздражать Царицу. В отличие от старшей сестры, жрица не восхищалась Тией и матерью её совершенно не считала. Мамой девушка звала Тею, мягкую, добрую кормилицу, а никак не эту суровую женщину. Может тут роль играло и то, что внешне Бер совершенно не походила на нынешнюю владычицу Египта? Впрочем разбираться в причинах смысла жрица не видела. А вот доставить ей парочку неприятных моментов всегда была рада.

Таланта доводить людей девушке было не занимать. Терзаемая подозрениями Царица вскоре решилась на шаг, которого не дозволялось ранее никому – прервать церемонии в храме. Это было даже больше, чем нужно, жрица надеялась что Царица потребует больше жрецов для контроля, и разделит супругов, чтобы ускорить церемонию для Тутмоса, но прерывать, это было за гранью. Девушке пришлось покинуть Двор, чтобы успеть несколько переменить планы, но, к счастью, по словам Озахара, этот вариант был даже лучше. Так смерть Наследника будет выглядеть даже более достоверно, не как несчастный случай, а как кара богов за нарушенный ритуал.

– Ещё как будет… – сквозь зубы пообещала жрица Исиды, разъярённая тем, что Тия решила, что она может своими рукам сделать что-то своему другу. Не иначе как по себе судит, тварь! Да в храме Тутмосу вообще безопаснее всего, а теперь мог влезть нетерпеливый принц-Змей и все планы оказались бы разрушенными. Это приходилось исправлять практически на бегу.

Краткий разговор с Ситамон, неприятной, какой-то вытянутой девицей, с предложением остаться в храме и завершить ритуалы нормально, закончился ничем. Принцесса опасалась Беренмут так же сильно, как и её мать, хотя жрица действительно не понимала почему – она даже не подходила к супруге Тутмоса, игнорируя её даже в прошлых визитах к другу. А на предупреждение, что прерывание ритуала может закончится плачевно, жена Насленика вообще разоралась о том, что ей угрожают. И никакие слова, что это не угрозы, а предупреждение, на истеричную девку не действовали, заставляя Бер тратить не малые усилия, чтобы не проклясть её чем-то неприятным и смертельно опасным. Успокаивало лишь то, что на её взгляд, своим поведением, принцесса сама себя прокляла. Смертельно.

Потом было возвращение ко Двору, трагичный голос, заламывание рук и постоянное стенание о том, как Исида разозлится на пренебрежение со стороны Царицы и Наследника. Ай-яй-яй, зачем же так подставлять страну и любимого сына? Нефертити, сначала удивившись такому поведению, вскоре тоже стала показательно осуждать «пренебрежение традициями». По двору поползли шёпотки, а Тефия и Тирия, жрицы Неф, распространяли слухи о том, что Бер не просто сестра крокодиловой принцессы, а «самая сильная жрица Египта, что точно знает что можно, а что нельзя!». Так что вскоре стенания Беренмут стали не просто концертом, а самым настоящим пророчеством-предупреждением, что стало правдой из-за того, что Царица не послушала голоса богини, вещающего устами своей жрицы. Даже Бадру отстранился от неё, не довольным поспешным решением, что лишний раз показывало, ошибку совершила именно Тия.

Не то чтобы лишний раз унизить Царицу было важно для плана, на самом деле даже немного наоборот, лишнего внимания стоило бы избегать, но Беренмут просто мстила. И за себя, и за сестру, и за Тутмоса, что стал важен только как противовес Аменхотепу. И просто потому что Тия ей не нравилась. В конце концов не у всех интриг должны быть далеко идущие планы, могла она просто что-то сделать для себя? Конечно могла, Беренмут в этом никогда не сомневалась! Так что Двор она покидала полностью удовлетворённая, думая о том, что Неф права, что-то в этих играх всё таки есть!

Траур

Храм Исиды был мочалив и тих. Голубые полотнища разрезали привычный оранжевый оттенок стен и колон, не затрагивая лишь великолепный трон богини-матери. Голубым промозглым туманом по храмам Фив гулял траур по молодому наследнику, погибшему из-за глупости собственной матери.

Молодые жрецы, участники собраний, устраиваемых Маду или просто сочувствующие бунтарской группе, вывесили символы траура в молитвенных залах и на входах в сады. Беренмут, навещающая с благодарностями каждого смельчака, устроившего прощания Тутмосу зачастую вопреки желанием своих Старших Жрецов, видела на лицах, отмеченных узорами траура, надежду и решимость. Простые выходцы из трущоб, не желающие бороться с опытными интриганами, младшие дети вельмож, чудом вырвавшиеся от обязательств быть слугами власть имущих, юные романтические девушки и юноши или наоборот уставшие от бессмысленной борьбы старики… голубая краска на веках жрецов и служителей, простых людей на улице и части Двора, что рискнула проводить Тутмоса перед лицом нового Наследника, и отсутствие траурных символов у Царственной четы. Тихий бунт не мог бы быть более громким.

Беренмут молча рассматривала своё лицо в небольшом опаловом зеркале. Круглое, с крупноватым носом и тёмными, впалыми глазами, широкий рот и тяжёлые скулы. Траурная голубая краска, покрывшая веки и подбородок жрицы смотрелась чужеродно и неправильно, будто неумелые каракули ребёнка на дорогом папирусе. Девушка, никогда не видевшая своего отца, и подозревавшая что того и в живых-то нет, не мог же Фараон просто простить избранника Царицы, всё равно пыталась увидеть в себе его черты. Нефертити пошла в мать, так что Беренмут должна быть именно его копией. Невысокий, коренастый, грубый но решительный, с резкими движениями, громким смехом и простоватым лицом. Чуждая внешность для Двора у отца и чуждая для храма у дочери. И что могло привлечь Царицу в таком человеке?

Девушка вздохнула, отложила зеркало и направилась к выходу из храма, благо из-за траура ей не пришлось даже выбирать для этого время – пусть большинство жрецов и продолжало работу в обычном режиме, в своём храме именно она устанавливала правила. Исида скорбит сегодня. И всю ближайшую неделю тоже. А что там думает по этому поводу Царственная Чета или Верховный, Беренмут не волновало. Столица потеряла принца, а жрица – друга. И если это не причина, то что вообще причина?

Идя по улицам столицы девушка размышляла о том, почему же Двор не устроил своего наследника даже прощальной церемонии. Младший принц ещё даже не был представлен вельможам, но его провожали со всеми почестями, а Тутмоса просто стёрли. Видимо стоило давно признать, что старшего принца стёрли ещё при жизни, низвергнув с человека на всего лишь инструмент удержания власти. И это невероятно бесило. Даже сейчас, незнакомые с принцем люди, храмы, которых дела семьи фараона не касались и даже Неф, не смотря на своё пренебрежение, всё равно видели в Тутмосе человека. Проигравшего, угнетённого, запутанного в интригах, в которых этот ребёнок в теле взрослого никогда не хотел участвовать, но всё-таки человека. И даже в Ситамон кто-то разглядел несчастную жертву, хотя видят боги, эта самовлюблённая принцесса сама выбрала свой путь! Но их собственные отец и мать просто промолчали. Маду говорит, что так они показывают, что всё идёт как надо, что Тутмос есть часть великого плана. Беренмут считает, что так они плюют в саркофаг сына и немного дочери. И ничего кроме этого.

Храм Амона был молчалив и тих. Ужа привычные голубые полотнища разделяли золотистые узоры стен, а жрецы, снявшие свои многочисленные украшения, еле слышно молились. Фараоново солнце потеряло свой луч, каким бы он ни был. Трауру этого храма не удивлялись даже во Дворе. Единственный кто был удивлён, это растерянный служитель, явно совсем новичок, со странным, незапоминающимся лицом. Хотя днём назад Беренмут и казалось, что черты лица своего первого друга она никогда не забудет.

– Ты знаешь, этот траур, он мне не нравится, – капризным тоном обратился мужчина к пришедшей жрице.

– Принц Тутмос умер, – пожав плечами ответила Бер.

– Мне не нравится, что он умер! – мужчина надул губы и гневно топнул ногой. Беренмут вновь пожала плечами и твёрдо взяв служителя за руку, повела его в сад.

– Тебе надо смириться, Тутмос умер. Все боги это знают.

Собеседник смиряться не собирался, хотя и послушно шёл за жрицей. Был ли у него выбор, если она единственная, кто говорила с ним в этом траурном месте?

– Смерть это страшно, знаешь? – в голосе служителя прорезалось горе и страх.

– Я не знаю, но я верю тебе. Выбора не было, так было написано и так случилось. Мне жаль.

Девушка, не смотря на спокойный тон, прятала от человека с лицом старшего принца полные стыда глаза. Она совершенно не была уверена, что он поймёт. Или простит.

– Я хочу поймать эту птицу!

Скорбь жрицы был прерван сильными подёргиваниями за руку. Служитель показывал рукой а небольшую коричневую птичку с яркими голубыми перьями на голове.

– Нельзя. Она тоже в трауре. Нельзя трогать тех, кто с тобой заодно.

– Я не в трауре! Мне вообще всё равно на этого вашего принца!

– Это хорошо. Принц мёртв, не стоит о нём больше помнить.

– Я о нём раньше тебя забыл, вот!

Беренмут впервые за разговор прямо посмотрела в лицо мужчины. Тот ответил растерянным, но полным доверия взглядом. Он всегда ей верил, какую бы ерунду она не говорила. Как и девушка ему. Не смотря на то, что этого служителя жрица видела сегодня впервые.

– Вот и хорошо. Ты хочешь увидеть Иуну, служитель Амона? Там тоже есть храм фараонова солнца.

– Иуну? Там разве нет змей?

Жрица усмехнулась. Этот служитель явно не был дураком.

– Змеи редко охотятся в собственном логове.

– Тогда я согласен. Надо взять жену и поехать туда.

– Жену?

Надо же, жену. Эта тупая девка!

– Ну да. Ты знаешь, жену, которая всегда рядом и родит мне сына.

– Хорошо. Я найду тебе жену. Наверное ты её не вспомнишь, но…

– А! – Мужчина легкомысленно махнул рукой. – Ты знаешь, я вообще ничего не помню, представляешь? Так что… а она красивая?

Жрица задумалась. Эталоном красоты для неё всегда была Нефертити, по сравнению с ней… А впрочем они были похожи. Жаль что принцесса Ситамон оказалась такой глупой супругой.

 

– Думаю да. Но если бы ты мог выбирать, то какую хотел бы супругу?

– Я? Да не знаю. Но она же должна быть, правда? А так я бы не жену хотел, а котёнка!

О великие боги, велики ваши деяния! Котёнка, да?

– Будет тебе котёнок. Маленький, но очень смелый. С очень дерзким старшим братом. Хотя и глупым, по мнению этого самого котёнка.

– Тогда брата не надо! – помотал головой мужчина. – Взрослые коты гадят везде и вообще, это же будет мой котёнок-жена, а коты, они могут жену увезти-околдовать, ты знаешь?

– Догадываюсь. Интересно знает ли об этом нынешний Наследник?

– Не! Я ему не сказал, потому что он дурак! – И мужчина рассмеялся. Беренмут хмыкнула и крепко обняла служителя, имени которого пока никто не знал. Новые люди такие загадочные, правда? И в то же время совсем никому не интересные.

Всё дальнейшее оказалось довольно простым. Маленькая служительница из храма Бастет, что не так давно просила за своего брата, прекрасно понимала, что просто так ничего не бывает, а потому без возражений согласилась сочетаться браком с неизвестным ей служителем Амона. Все присутствующие на церемонии тоже вопросов не задавали – там присутствовали только те, кто близок богам, а эти люди так же давно выучили главное правило «Всё по воле богов и детей их». Разве что жрецы в Иуну были не слишком рады непонятной паре и столицы, но и возразить особенно не могли. Да и как им мог угрожать рассеянный умалишённый мужчина и ребёнок, которому только на днях должно было исполниться тринадцати лет?

Столицу постепенно охватило глухое безмолвие. Траур был окончен, Наследник со своим Двором покинул город и отправился в традиционной плаванье по стране, царственная чета притихла, Бадру вернулся к обычной жизни жреца Себека, а Беренмут скучала, заканчивая обряды Исиды, что неустанно продолжались в течении года. Целый цикл жрица провела в храме, она убила принца, но спасла человека, убила жрицу Исиды и стала ей, поссорилась с сестрой и стала ей ближе чем когда либо. Храмы и Двор взаимно отшатнулись друг от друга, но наследником стал жрец, а может и бог. Цикл завершался, всё успокаивалось перед тем, как вновь взбурлить.

После того, как Аменхотеп покинул Фивы жрецы всё чаще стали обсуждать его сущность. Кто-то, к кому относилась и сама Беренмут, считали его жрецом, что не справился с собственными силами и оказался ими порабощён. Это была тайна, верно хранимая жрецами, но иногда дети действительно становились просто инструментами в руках богов, и кто знает, может вмешательство Хатшепсут и совершило такое с юным принцем? Маду считал, что принц напротив, отлично владеет своими силами, а Змей, под обликом которого он совершает убийства и нападения, не более чем удобная маска. По слухам Бадру вообще считал, что принца захватил демон. Удобная политическая позиция, если бы у трона был хотя бы ещё один кандидат, Аменхотепа уже уничтожили бы. Но он вовремя сбежал в первый раз, а после очень удачно лишился конкурентов.

«Демон, интриган, жертва? А не всё ли равно?» – думала иногда Беренмут, вспоминая свои редкие встречи с супругом любимой сестры. В детстве она видела его больным и безумным, капризным ребёнком, которому судьба подарила Нефертити, а тот отбросил этот дар как кусок глины. После мягким солнечным теплом, что временами покрывался холодом подземелий. А через время наоборот холодным и жёстким, чей свет почти невозможно было рассмотреть через тьму. И в последний раз Змеем, что не стесняясь шёл убивать. Что из этого правда, а что нет? И не проще ли поступить по примеру сестры, выбрав себе то, что нравится? Капризный ребёнок для Царицы и Двора, холодный правитель для Нефертити, боественный Змей для жрецов Солнечного города и тёплый огонёк, что никто не видит, для самой Беренмут?

Не то, чтобы девушка собиралась иметь виды на мужчину Неф, но мысли упорно не отпускали её. Что стоит показать принцу, что он и без своей силы может многое? Будет ли человек, выбравшийся из объятий Змея, интересным, или окажется пустышкой, как в ранней юности? Что искала в нём Хатшепсут и что она действительно натворила такого, что жрец Сета даже не попросил платы за вмешательство, попросив лишь занять место в эраме Исиды, дабы баланс сил не исчезал из столицы?

Все эти вопросы мучали не привыкшую размышлять, а не действовать девушку. Это вообще было больше похоже на то, как себя вела Нефертити, пристраивая свои многоступенчатые интриги, где дружба и корысть сплетались в одно целое, а правда и ложь иногда говорили одними и теми же словами. И то, что Беренмут становилась такой же, жрице совершенно не нравилось. Нет уж, она сама начала этот бунт с тем, что жрецы отдельно, а всякая там политика отдельно! И раз уж она теперь знает слишком много, и в голове это всё просто не помещается, то она просто поделится этой информацией с самым надёжным человеком – с мамой!

Идея была воистину прекрасной! Теи, всё такая же милая и добрая, улыбающаяся так ярком и искренне, что даже морщинки, появившиеся от слишком живой мимики матери, казалось, ласково смеялись над окружающими. Дорогие ткани одежд простого фасона, открывающие вид на пухлые ручки и маленькие стопы невысокой женщины с необычно светлыми волосами, живые движения и постоянная привычка обнимать каждого близкого человека. Теи не менялась, как всегда создавая прекрасный фон для своего властного и занятого мужа. Беренмут она всегда казалась живым воплощением слова «дом» и оа сама удивлялась почему так давно не заходила сюда.

Разговор был долгим, мама чаще выспрашивала младшую дочку о её самочувствии, эмоциях, друзьях и интересах, чем о событиях Двора и храмов. Она волновалась о Нефертити, не зло ругалась на авантюры обеих девушек и бурчала на Эйе, который где-то там во Дворе занят непонятно чем и допускает такое безобразие. А ещё мама просто говорила, что Беренмут молодец. И что она может просто жить, делать то, что хочет. Хочет помочь сестре – вперёд, не хочет лезть в её интриги – ну и не надо. «Выбор, – говорила Теи, – каждый делает сам за себя. И думать, что близкий тебе человек пойдёт за тобой как на цепи не стоит. Но и не следовать за дорогими людьми лишь из-за упрямства это глупо. Знаешь как мы с Эйе в своё время вдвоём Двор покоряли?».

Длинные рассказы успокаивали сердце Беренмут. Властолюбивый и уверенный Эйе из прошлого напоминал ей увлёчённую играми Двора Нефертити, а тихая, но хитрая Теи отражалась в поступках своей младшей дочери. Вельможа жил Двором, его супруга лишь изредко приходила, когда чувствовала что так надо. Плохо ли это? Вот уж точно нет, это наоборот просто прекрасно! Жить как живётся и плыть вслед за руслом реки, разве не так всегда хотела жить Бер? Жаль только, что жизнь периодически пытается заставить её забыть об этих мечтах. И хорошо, что родной дом всегда может вернуть в жизнь порядок. Может быть даже окончательный.

– Мама, а как ты думаешь, Наследник хороший человек? Потому что сестре нравится какой-то уж очень странный вариант…

Рейтинг@Mail.ru