Римъ Эдельштейн
Отдел по отлову детей
Тишина, навалившаяся внезапно, была очень непривычной… Вся эта шпана куда-то растворилась, и даже под окнами теперь никто не орал.
Головная боль начала стремительно отступать, и сон принялся наваливаться на Ольгу Ларионовну сам по себе.
Когда в дверь опять загрохотали удары – на этот раз они были сокрушительной силы – она подскочила с кровати, испуганно озираясь по сторонам. Головная боль впилась в виски с новой силой…
В первый момент ей подумалось, что это ей приснилось, но удары опять загремели. Упрямо, истошно. Неотвратимо.
– Открывай! – послышался грубый окрик. – Я тебе покажу, как над детьми издеваться!
У Ольги Ларионовны внутри вспыхнуло яростное пламя: обида захлестнула её до едких слёз. Это она ж ещё и издевается над ними?! Ничего не соображая, она медленно принялась опять вставать с кровати… И в голове всё у неё зашумело.
Решительно она направилась к двери, кляня про себя всю эту свору, досаждавшую ей каждый день… Но сегодня день получился особенно отвратительный.
– Не выламывайте мне дверь, я милицию вызову! – крикнула Ольга Ларионовна, подходя ближе. Стук с той стороны двери многократно усилился.
– Открывай, пока я не вырвал её с мясом! – крикнул хрипло незваный гость и, трясясь от дикого страха, Ольга Ларионовна принялась отмыкать дверь. Если этот псих действительно оторвёт дверь, как она поставит новую?! На что?!.. А так… Ну не убьёт же он её.
Прихожий рывком распахнул дверь, едва пенсионерка её открыла. Она почувствовала резкую боль в запястье и вылетела следом за ней, напоровшись на огромного мужика, черноволосого, с конским хвостом. Ручищи его были с белыми волосатыми кулаками, а лицо – квадратное, тупое. Глаза на нём пожирали Ольгу Ларионовну заживо.
– Ты?! – прошипел он. – Это ты обижаешь моего ребёнка?!
У пенсионерки спёрло дыхание, и она не могла вымолвить ни слова, глядя на верзилу снизу вверх блестящими от слёз глазами. Иссохшие губы её дрожали.
– Я тебя спрашиваю ещё раз… – прогорланил недовольный родитель и ухватился своей ручищей за костлявое и мелкое плечо пенсионерки. Он толкнул её внутрь, затолкнул в квартиру. И размашистым шагом зашёл следом, будто хотел напнуть её от всей души.
Ольга Ларионовна крайне растерялась, и распахнутыми глазами озиралась по сторонам, будто не могла поверить в происходящее. Но верзила уже приблизился к ней, дыхнув ей в лицо отвратительнейшим запахом перегара.
Он ухватился своей пятернёй за жидкие седые волосы и швырнул пенсионерку в сторону, отчего она с грохотом своих старческих костей покатилась кубарем по полу.
– Ещё раз! – проревел он. – Ещё раз ты вздумаешь навредить детям, я тебе устрою!
Он пошёл прочь, а она осталась лежать на полу.
Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем она поднялась и прислушалась. Голова опять раскалывалась и шумела. Но никаких шагов и криков она не расслышала.
«Мне нужно пройтись», – пришло в голову ей.
Она больше не могла находиться тут… Ольге Ларионовне требовался свежий воздух.
Когда она вышла из своей квартиры, осторожно оглядываясь воспалёнными глазами, как измученное бродячее животное, пытающееся спастись из логова живодёров, никого на лестничной клетке уже не было. Ни детей, ни их защитника.
Она медленно пошла по подъезду, с усилием переставляя ноги. Он казался ей невероятно длинным, чудовищным. Резиновым. Она чувствовала тёплую кровь, которая сочилась у неё по лбу… Ей повезло, что она вообще осталась жива.
Впереди предстоял тяжелейший спуск по лестнице, и, ухватившись за перила, пенсионерка пыталась спуститься, стараясь в это же время не развалиться.
Когда открылась одна из дверей в соседской квартире, Ольга Ларионовна вздрогнула всем телом, вжалась в перила. Она подумала, что сейчас ей снова достанется… Но вместо этого она услышала лишь судорожный вздох.
– Оля, что с тобой?! – воскликнул старческий голос, и, обернувшись к нему, пенсионерка испытала громаднейшее облегчение.
На пороге самой близкой квартиры к лестнице стояла небольшого роста старушка с кудрявыми, густыми волосами. Немного полноватая… Звали её Евлампия Степанидовна Стрельцова, и ей повезло куда больше… Например, её старик был здесь, живой. Правда, он хромал на обе ноги, и уже плохо слышал. Но с ним они выходили на улицу, гуляли. И сын Стрельцовой – взрослый, крепкий мужик, тоже захаживал к ней частенько, завозил вкусняшки и проверял, всё ли у них в порядке с сантехникой.
Сейчас она выглядела очень встревоженной. Её подёрнутые плёнкой глаза на пожелтевшем лице судорожно выискивали ответ на свой вопрос…
Ольга Ларионовна лишь тяжело вздохнула и затряслась от напряжения.
– Меня осаждают, – выдавила она. – Кодла дворовая! И спасения от них нет!
Отчаянные рыдания стали прорываться в её голос…
– Оля, заходи… Заходи, – позвала её Евлампия Степанидовна, открывая дверь шире.
Покачиваясь из стороны в сторону, Ольга Ларионовна пошла к ней, испытывая невероятное облегчение.
