– Не услышит – тихо сказал он и остановился. Света подошла к нему и заглянула в глаза.
– Ты что-то знаешь? – он кивнул и шмыгнул носом – где она? Полицию ведь уже вызвали и спасателей. Говори!
– Она ушла – сквозь нарывающие слёзы сказал он.
– Куда? Домой? Обиделась что ли? Господи, заплутает ведь.
Месяц за месяцем искали сбежавшую Айгу, обыскивали леса, в Перми и в ближайших городках вешали на столбах её фотографии, плодили в сети объявления и вскоре дело было закрыто. Полиция отметила в деле Айгу как пропавшую без вести, улик насилия или ещё чего никто не обнаружил и даже Парфенова винить было не в чем. Айга ушла с вещами, собралась основательно и даже еду прихватила с общего стола, а значит ушла по собственной воле, а через день после побега ей стукнуло восемнадцать, что облегчило работу следователям, которым хватило ума покопаться в деле девушки и обнаружить грустную историю её маленькой жизни, разорванной на двое.
– Никита! – позвал Парфенов и Никита пошел к нему. Каменное спокойное лицо не выдавало эмоций уже шесть лет – ох, давно я тебя не видел. Возмужал.
– Здравствуйте, рад вас видеть – Никита тепло жал ему руку и чуть улыбнулся.
Спустя шесть лет умерла Светлана Григорьевна, умерла легко и быстро от разорвавшегося в мозгу тромба. Шесть лет она наполнялась идеями Парфенова, исправно ходила в походы и как будто бы любила. Теперь все её ученики, почти все, встретились с ней вновь на поминальном прощание в морге – соболезную вашей утрате – Парфенов кивнул, второй раз хоронить любимую он был готов. Почему не знал, ожидал мук и страданий, но прошло всё как-то мимо него.
– А мой уже женился – сообщил он с гордостью – первый внук – Никита кивал – а мать твоя говорит ты только учишься?
– Учусь, но скоро поеду работать на метеостанцию – Парфенов замер. Он перевел взгляд на дальнюю стену помещения, толпа исчезла, а на её месте вырос густой еловый лес. Олень степенно шагал по мягкой земле аккуратными копытцами, тянул носом воздух и замирал время от времени.
– На север? – спросил Парфенов. Никита подозрительно на него посмотрел, не ожидал такой догадливости, ведь никому до последнего не говорил, куда он едет, даже матери.
– На север, а как вы – скупая слеза скатилась по щеке Парфенова, он закивал, но ничего сказать не мог. Смерть Светланы Григорьевны так его не тронула, как осознание, что Евтеев, тот самый сопляк и шут класса ничего не забыл.
– Всё правильно, поезжай – проговорил он – поезжай – повторил и похлопал Евтеева по плечу уходя из зала. Он плакал, люди озирались на него, считая его безутешным вдовцом, который не в силах смотреть на любимую жену в гробу. Где-то в углу всхлипывала химичка, боров-муж, стоял подле неё, держал за руку и, как всегда, молчал. Ученики толпились, заглядывали в гроб, но больше смотрели друг на друга, кто во что одет, у кого какой телефон и на ком годы сказались больше всего.
Евтеев провожал взглядом Парфенова, сутулый мужчина быстро скрылся в дверях. Взгляд Евтеева успокоился, и он вернулся к гробу. Нити натягивались, переплетались и рвались, но не его, его нить крепко держалась несмотря ни на что. Олень цокнул копытцами и выскочил из зала в непроглядный туман. Евтеев стоял, в голове пела Айга, но теперь на понятном ему языке.
– Телевизор, точно – он тряхнул головой, резко развернулся и вышел. В этот раз все заметили его исчезновение.