Рекс Стаут
Четверо должны уйти
Глава 3
Три часа спустя мы все сидели, сбитые в одну кучу, а над нами, шаря по нашим лицам бдительным взором, возвышался мой закадычный враг и приятель, сержант Пэрли Стеббинс из уголовной полиции Манхэттена, крупный, мощный, с квадратным подбородком.
– Мистер Кирнан и мистер Хетч, – наконец сказал он, – поедут со мной в офис окружного прокурора для дальнейшего выяснения обстоятельств этого преступления. Остальные могут быть пока свободны, но с одной оговоркой: вы должны находиться дома, по тем адресам, которые дали нам. Однако, прежде чем отпустить вас, я хочу еще раз задать вам вопрос о человеке, который находился здесь под видом Санта-Клауса. Вы все заявили, что ровным счетом ничего о нем не знаете. Никто из вас не хочет сейчас пересмотреть свое заявление?
Стрелки на моих часах показывали без двадцати семь, когда человек двадцать пять муниципальных служащих – полицейские, коронер, врач, дактилоскописты, санитары – покончили с обычной для подобных случаев возней, включавшей и допрос свидетелей с глазу на глаз. Наивысшей чести удостоился я. Меня опрашивали поочередно Стеббинс, за ним следователь из ближайшего отделения полиции, а затем еще и лично инспектор Кремер. Последний отбыл около пяти, чтобы организовать облаву на Санта-Клауса.
– Я не возражаю против того, чтобы поехать в офис окружного прокурора, – заявил Кирнан Стеббинсу. – В данных обстоятельствах я вообще не вправе возражать. Но мы уже рассказали вам все, что знали. Я – точно. Мне кажется, у вас сейчас одна задача – поймать убийцу.
– Не хотите же вы сказать, – вмешалась миссис Джером, – что никто из присутствующих ничего о нем не знает?
– По вашим словам, выходит именно так, – ответил Пэрли. – Никто не знал даже, что здесь вообще будет Санта-Клаус. Во всяком случае я понял так. Сюда его привел Боттвайль, без четверти три, из своего кабинета. По-видимому, Боттвайль сам договорился с ним, и Санта-Клаус, поднявшись на личном лифте Боттвайля, переоделся прямо в его кабинете. Могу вам сообщить, что это подтверждается фактами. Костюм Санта-Клауса был продан в магазине «Бёрлесон», что на Сорок шестой улице. Мистер Боттвайль позвонил туда вчера днем и попросил доставить костюм сюда с пометкой лично для него. Мисс Кван признала, что получила сверток и сама отнесла Боттвайлю в кабинет.
Если верить полицейским, то никто никогда не констатирует какой-то факт, не заявляет, не сообщает и даже не докладывает, а признает.
– Кроме того, – признался Пэрли, – мы сейчас проверяем агентства, в которых могли бы заказать услуги Санта-Клауса, но это задача непростая. В агентствах часто сами не знают, с кем имеют дело. Если у нашего Санта-Клауса имелись судимости, то вполне понятно, что, увидев, какая поднялась заваруха, он счел за благо исчезнуть. Пока внимание всех было приковано к Боттвайлю, он незаметно прошел в кабинет, переоделся и был таков. Костюм бросил в лифте. Если мы правы и Санта-Клаус был обычным человеком, нанятым через агентство, то убивать Боттвайля у него причин не было. Кроме того, он не мог знать, что Боттвайль пьет только перно, и уж тем более не мог знать, где хранится яд.
– К тому же, – добавил Эмиль Хетч, сидевший мрачнее тучи, – если его наняли в агентстве, бежать для него было бы не просто глупо, но безрассудно. Ведь его неминуемо разыщут. Так что навряд ли его наняли через агентство. Это, должно быть, кто-то из знакомых Боттвайля, который знал и про перно, и про яд и к тому же имел серьезную причину, чтобы убить Боттвайля. А вы только понапрасну тратите время, занимаясь агентствами.
Стеббинс передернул мощными плечами:
– Наша работа в том и заключается, чтобы тратить время на розыск, мистер Хетч. Возможно, наш Санта-Клаус настолько перетрусил, что не отдавал себе отчета в своих действиях. Я, конечно, понимаю, что в случае удачи, если выяснится, что его и впрямь наняли с помощью агентства, Санта-Клаус окажется непричастным к убийству, но ведь бутылку-то отравили. Я хочу, чтобы вы это хорошо понимали и не удивлялись, почему вас просят оставаться дома по указанным вами адресам. И не заблуждайтесь относительно серьезности этой просьбы.
– Не имеете ли вы в виду, – резко спросила миссис Джером, – что нас всех подозревают? Что и я, и мой сын находимся под подозрением?
Пэрли открыл было рот, но почти сразу захлопнул его. Сталкиваясь с подобными дамочками, приходится давить свои порывы. Ясное дело – он собирался в ответ брякнуть: «Разумеется, черт побери!» Вместо этого ему пришлось со всей возможной кротостью заявить:
– Я хочу сказать только одно: мы должны непременно разыскать этого Санта-Клауса, а уж потом посмотрим. Если окажется, что он ни при чем, нам придется продолжить розыск убийцы, и мы очень рассчитываем на вашу помощь. Уверен, что все вы готовы оказать нам посильную помощь. Не так ли, миссис Джером?
– Я бы с удовольствием помогла вам, но я ровным счетом ничего не знаю. Кроме одного: моего любимого и обожаемого друга больше нет в живых, а я вовсе не намерена терпеть ни угроз, ни оскорблений. А что вы такое сказали насчет яда?
– Это вам известно. Вас уже расспрашивали.
– Да, конечно, но что вы хотели сказать?
– Вы должны были уже и сами понять это из вопросов, которые вам задавали. Врач, осматривавший тело, считает, что убийца использовал цианистый калий, и рассчитывает подтвердить свой вывод во время вскрытия. Эмиль Хетч пользуется цианистым калием, занимаясь чеканкой и гальванопокрытием. В мастерской, на нижнем этаже, в шкафу стоит целая банка цианида, а в мастерскую из кабинета Боттвайля ведет винтовая лестница. Любой из тех, кто знал это, а также то, что Боттвайль держит целую коробку перно в своем шкафу и что в ящике стола всегда стоит откупоренная бутылка, не мог даже мечтать о более удачном стечении обстоятельств. Четверо из вас признались в том, что им известно и о том, и о другом. Еще трое – миссис Джером, Лео Джером и Арчи Гудвин – признали, что им известно о перно, но отрицают, что знали о цианистом калии. Поэтому…
– Это неправда! Она знала о цианистом калии!
Рука миссис Перри Портер Джером взлетела с колена сына, которое сжимала, и хлестко ударила Черри Кван по щеке. Лео Джером судорожно вцепился в руку матери и повис на ней. Альфред Кирнан вскочил. Мне даже показалось, что он собирается разделаться с миссис Джером. Однако Марго Дики разгадала его намерения, а потому схватила Кирнана за пиджак и удержала. Черри приложила ладонь к пострадавшей щеке и сидела, не раскрывая рта и не шевелясь.
– Сядьте на место! – приказал Стеббинс Кирнану. – И возьмите себя в руки. Мисс Кван, вы говорите, что миссис Джером знала о цианистом калии?
– Конечно знала, – прочирикала мисс Кван. – Однажды в мастерской мистер Хетч в моем присутствии объяснил ей, как он им пользуется и какую осторожность соблюдает.
– Мистер Хетч? Вы подтверждаете…
– Ерунда! – отрезала миссис Джером. – Что из того, что он мне объяснил? Я давно и думать об этом забыла. Повторяю: я не потерплю никаких оскорблений!
Пэрли пристально посмотрел на нее:
– Послушайте, миссис Джером, если мы разыщем Санта-Клауса и окажется, что он был знаком с Боттвайлем и имел основания его недолюбливать, то все может на этом закончиться. В противном же случае никому, включая вас, никакие разговоры про оскорбления не помогут. До сих пор, насколько мне известно, только один из вас солгал нам. Это вы. Это будет занесено в протокол. Учтите, что для любого из вас ложь обернется неприятностями, тогда как нам, как ни странно, это лишь на руку. На этом мы с вами расстанемся. Мистер Кирнан и мистер Хетч, эти люди, – Стеббинс указал на двух сыщиков, стоящих у него за спиной, – отвезут вас в офис окружного прокурора. Остальные могут быть свободны. Только не забывайте о моих словах. Гудвин, я хочу с тобой побеседовать.
Он уже со мной беседовал, но я не стал заострять на этом внимание. Кирнан же оказался менее уступчивым и сказал, что должен уйти последним, чтобы запереть все двери. Стеббинс не стал чинить ему препятствий. Все три женщины, Лео Джером, Стеббинс и я спустились на лифте, оставив сыщиков с Кирнаном и Хетчем наверху. Стоя на тротуаре, я проводил взглядом разбредавшихся по сторонам женщин и Лео Джерома, но признаков слежки не заметил. Снегопад по-прежнему не унимался – радостная перспектива для Рождества и уборщиков улиц. Возле тротуара поджидали две полицейские машины, и Пэрли, подойдя к одной из них и распахнув дверцу, кивком пригласил меня залезть внутрь.
– Если мне тоже предлагают прокатиться в офис окружного прокурора, – возразил я, – то я хотел бы сперва поесть. Помню, как-то раз меня там чуть голодом не уморили.
– Окружной прокурор тебя не ждет, – ухмыльнулся Стеббинс. – Пока, во всяком случае. Я просто предлагаю тебе укрыться от снега.
– Это меняет дело, – согласился я и проскользнул внутрь, двигаясь подальше, чтобы освободить место для Пэрли.
А места ему требовалось предостаточно. Взгромоздившись на сиденье, он захлопнул дверцу.
– Раз мы все равно сидим в машине, – предложил я, – почему бы нам заодно не прокатиться? По городу можешь не колесить – просто высади меня на Тридцать пятой улице.
Но Пэрли неожиданно заупрямился:
– Я не люблю разговаривать во время езды. Как, впрочем, и слушать. Что ты здесь делал сегодня?
– Я уже говорил. Развлекался. Продегустировал три марки шампанского. Меня пригласила мисс Дики.
– Попробуй еще разок. Из всей компании ты единственный посторонний. Почему? Для мисс Дики ты кем-то особенным не являешься. Она собиралась выйти замуж за Боттвайля. Итак, почему?
– Спроси у нее.
– Мы уже спрашивали. Она сказала, что особых причин приглашать тебя у нее не было. Еще добавила, что ты нравился Боттвайлю, да и остальные считали тебя за своего с той поры, как ты разыскал для них какие-то гобелены. Говорила она сбивчиво, подбирая слова. К тому же всякий раз, как случается убийство, а ты оказываешься поблизости, мне любопытно знать почему. Спрашиваю в последний раз.
Значит, она не стала упоминать про разрешение на бракосочетание. Молодец! Я бы с бо́льшим удовольствием слопал весь снег, выпавший в Нью-Йорке начиная с полудня, чем попытался объяснить происхождение этой бумажки сержанту Стеббинсу или инспектору Кремеру. Именно по этой причине я и перерыл корзинку для бумаг.
– Спасибо за доверие, – ответил я, – но злоупотреблять им не стану. Я уже поведал тебе как на духу обо всем увиденном и услышанном сегодня. – Тут я поневоле очутился в одной компании с миссис Джером, поскольку умолчал о разговоре с Марго. – И рассказал все, что мне известно об этих людях. Оставь меня в покое и отправляйся ловить убийцу.
– Я знаю тебя как облупленного, Гудвин.
– Да, и ты даже называл меня Арчи. Я свято лелею память об этом.
– Я тебя слишком хорошо знаю, – задумчиво произнес он, его крупная голова на бычьей шее повернулась ко мне, и наши глаза встретились. – Не думаешь же ты, что я способен поверить в то, что этот парень удрал из комнаты, а ты его не заметил?
– Ерунда! Я сидел на полу, у меня на руках умирал человек, а все остальные сгрудились вокруг нас. Да ты и сам прекрасно знаешь, что несешь вздор. Не считаешь же ты меня сообщником убийцы.
– А я вовсе не говорил, что считаю тебя сообщником. Даже если Санта-Клаус и был в перчатках, а зачем они ему понадобились, как не для того, чтобы не оставить отпечатков, я не утверждаю, что он убийца. Но если тебе вдруг известно, кто он такой, то ты пытаешься по какой-то причине его выгородить и сейчас водишь нас за нос, что тогда?
– Тогда было бы скверно, согласен. Посоветуйся я с самим собой, то первый выступил бы против.
– Черт побери! – рявкнул Пэрли. – Ты знаешь его или нет?
– Нет.
– Ни ты, ни Вулф не приложили руки к тому, чтобы он появился там?
– Нет.
– Ладно, проваливай. А в управление тебя пригласят как пить дать.
– Надеюсь, что не сегодня. Устал как собака. – Я распахнул дверцу. – Мой адрес ты знаешь.
Я перепрыгнул через сугроб, а Пэрли запустил мотор, и машина с ревом рванулась вперед.
Время для того, чтобы поймать свободное такси, было самое подходящее, но из-за чертова снегопада мне пришлось померзнуть целых десять минут, прежде чем рядом притормозила желтая машина. Когда мы подкатили к крыльцу нашего старого особняка из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, было уже без восьми восемь.
Как и всегда, когда меня нет, дверь была на засове, так что пришлось звонить, чтобы Фриц открыл. Я поинтересовался, вернулся ли Вулф, и Фриц ответил, что да, мол, вернулся и изволит обедать. Убрав шляпу на полку и повесив пальто, я полюбопытствовал, осталось ли хоть что-нибудь для меня, а Фриц серьезно ответил, что да, осталось, и даже очень много, и отступил в сторону, пропуская меня в столовую. Да, по манерам Фриц даст сто очков вперед любому дворецкому.
Вулф, рассевшийся в необъятном кресле за столом, поздоровался со мной, причем вполне нормально, даже не пролаял. Я ответил любезностью на любезность, сел на свое место, развернул на коленях салфетку и извинился за опоздание. Фриц принес мне теплую тарелку, судок с тушеными утятами и блюдо с картофелем, запеченным с грибами и сыром. Я, не скупясь, положил себе изрядную порцию. Вулф спросил, идет ли еще снег, и я ответил, что да. Потом, проглотив несколько кусочков, я нарушил молчание сам:
– Насколько вам известно, я вполне одобряю ваше правило никогда не говорить о делах во время трапезы, но я угодил в передрягу, которая к делам не относится. Она касается только меня лично.
Вулф хрюкнул:
– О гибели мистера Боттвайля сообщили по радио в семь часов. Ты был там.
– Да. Я был там. Я стоял рядом с ним на коленях, когда он умирал.
Я отправил в рот очередной кусок. Черт бы побрал это дурацкое радио! Я вовсе не собирался даже заикаться об убийстве до тех пор, пока не прояснил бы более важный, с моей точки зрения, вопрос. Когда во рту освободилось достаточно места, чтобы ворочать языком, я произнес:
– Могу доложить обо всем подробно, если пожелаете, но сомневаюсь, чтобы нам удалось заполучить клиента. Единственная подозреваемая с достаточно набитой мошной, чтобы уплатить вам гонорар, – миссис Перри Портер Джером, но она уже уведомила сержанта Стеббинса, что не намерена терпеть угрозы и оскорбления. К тому же, если они разыщут Санта-Клауса, вопрос о поимке убийцы может отпасть сам собой. Я же хочу рассказать о том, что случилось до того, как Боттвайль скончался. То разрешение на вступление в брак, что я вам показывал, яйца выеденного не стоит. Мисс Дики передумала. Я выкинул два доллара коту под хвост. Она заявила мне, что решила выйти за Боттвайля.
Вулф обмакнул корочку пирога в лужицу соуса на своей тарелке.
– Вот как? – произнес он.
– Да, сэр. Удар был для меня, конечно, страшный, но со временем я бы оправился. Однако десять минут спустя скончался Боттвайль. Что мне оставалось делать? Несмотря на суету и приставания полицейских, я сумел как следует обмозговать случившееся. Я пришел к выводу, что не стану унижаться и делать изменнице повторное предложение. Конечно, я мог бы раскошелиться еще на пару долларов и обзавестись новым разрешением, но не хочу, чтобы эта ветреница перед алтарем известила меня, что опять передумала и хочет выскочить за какого-нибудь проходимца. Нет, пусть это и разобьет мое сердце, но я постараюсь забыть ее. Вычеркну ее из своей жизни.
Я вернулся к утенку и запустил зубы в сочное мясо.
Вулф тоже усиленно жевал. Наконец, проглотив кусок, он изрек:
– Для меня это, конечно, вполне приемлемо.
– Я знаю. Так рассказать вам про смерть Боттвайля?
– После обеда.
– Хорошо. Как прошла встреча с Томпсоном?
Однако и эта тема не прельстила Вулфа. Собственно говоря, и остальные мои попытки расшевелить его оказались тщетными. Обычно он любит болтать за столом. Причем на любую тему – от холодильников до республиканцев, но, должно быть, бедняга выдохся после долгого, утомительного и полного смертельных опасностей путешествия на Лонг-Айленд и обратно. Впрочем, меня это вполне устраивало, поскольку и у меня денек выдался непростой. Когда мы расправились с утятами, картофелем, салатом, печеными грушами, сыром и кофе, Вулф благодарно хрюкнул и отодвинул кресло назад.
– Я хочу почитать одну книгу, – сказал он. – Она наверху, в твоей комнате. «Здесь и теперь» Герберта Блока. Принеси ее сюда, пожалуйста.
Хотя это означало, что мне придется преодолеть два этажа по лестнице на полный желудок, я с радостью согласился – надо же было воздать Вулфу должное за то, что он так спокойно воспринял весть о моих рухнувших надеждах. А ведь мог бы изрядно поднапрячь свои голосовые связки. Словом, я весело взлетел по лестнице, ворвался в свою комнату и подскочил к полкам, на которых стояли мои книги. Книг у меня немного, всего пара дюжин, так что я прекрасно знал, где какую искать. Тем не менее «Здесь и теперь» на месте не оказалось. Там, где она была, зияла пустота. Я огляделся по сторонам, заметил какую-то книгу на комоде и шагнул к нему. Это и впрямь оказалась «Здесь и теперь», на которой сверху лежали белые хлопчатобумажные перчатки.
У меня отвалилась челюсть.
Глава 4
Я рад был бы похвастаться, что сразу смекнул, где собака зарыта, едва увидел эти перчатки, но, увы, это было бы неправдой. Я взял перчатки, повертел так и сяк и даже надел одну из них на руку, прежде чем окончательно осознал, что объяснение появлению здесь перчаток возможно лишь одно. Стоило мне прийти к этому выводу, как шарики в голове завертелись и мысли закружились в беспорядочном хороводе. Я тряхнул головой и уселся, чтобы подумать. Мне понадобилась примерно минута, чтобы сформулировать первое мало-мальски вразумительное умозаключение.
Вулф решил таким образом признаться мне, что под личиной Санта-Клауса скрывался не кто иной, как он, с той целью, чтобы я мог как следует обмозговать полученные сведения в одиночку, прежде чем обсудить с Вулфом.
Но почему Вулф захотел, чтобы я размышлял в одиночестве? Ответ на этот вопрос я искал уже дольше, но все же додумался до единственного приемлемого решения. Вулф отказался от встречи с Томпсоном и договорился с Боттвайлем о том, что придет к нему на вечеринку в костюме Санта-Клауса, поскольку сама мысль о том, что в его доме поселится женщина или, как альтернатива, что я перееду жить в другое место, была для него настолько невыносимой, что заставила пуститься во все тяжкие. Ему во что бы то ни стало нужно было увидеть меня вместе с Марго и поговорить с ней, если подвернется удобный случай. Если бы он выяснил, что я блефую, я оказался бы целиком в его власти; он издевался бы надо мной как хотел – заявлял бы, что рад принять в своем доме мою невесту, и с садистским удовольствием наблюдал бы, как я пытаюсь выкрутиться. И наоборот, если бы он понял, что я настроен серьезно, и поверил в истинность моих намерений, это дало бы ему время для раздумий. В обоих случаях он выигрывал. Но самое главное – он продемонстрировал, насколько дорожит мной. Он дал понять, что не хочет меня потерять ни за какие деньги. Конечно, Вулф скорее на целую неделю отказался бы от пива, чем признался в подобной слабости, но в данную минуту он был беглецом от правосудия в деле об убийстве и остро нуждался в моей помощи. Что ж, придется ему подыграть. Будем считать, что он променял Лонг-Айленд на рождественскую вечеринку только лишь потому, что обожает наряжаться Санта-Клаусом и прислуживать за стойкой бара.
Какой-то отдаленный уголок моего мозга настаивал на том, что я должен попросить прибавку к жалованью с Нового года, но я отмел эту мысль как недостойную.
Я пытался рассмотреть загадку и с других сторон. Перчатки Вулф нацепил, чтобы я не узнал его по рукам. Где он их взял? В котором часу приехал к Боттвайлю? Кто его видел? Знал ли Фриц, куда отправляется Вулф? Как он вернулся домой? Впрочем, довольно скоро я понял, что Вулф послал меня наверх не для того, чтобы я мучился вопросами, ответить на которые мог он сам, и вновь принялся ломать голову над истинной причиной его поступка. Решив наконец, что никаких тайных умыслов Вулф больше не вынашивал, я прихватил книгу и перчатки, спустился по лестнице и вошел в кабинет.
При моем появлении Вулф чуть приподнял голову и молча наблюдал, как я приближаюсь к столу.
– Вот, пожалуйста, – сказал я и протянул ему книгу. – А за подарок спасибо. Они мне в самый раз.
Для вящей убедительности я повертел перчатки.
– Сейчас не время паясничать! – прорычал Вулф.
– Разумеется. – Я небрежно бросил перчатки на свой стол, развернул стул и уселся. – Итак, с чего начнем? Хотите знать, что случилось после вашего бегства?
– Подробности могут подождать. Сначала – главное. Мистер Кремер приезжал?
– Да. Еще бы!
– Он чего-нибудь добился?
– Нет. И, по всей вероятности, не добьется, пока не найдет Санта-Клауса. До тех пор пока они не разыщут Санта-Клауса, к остальным особенно приставать не будут. А чем дольше продлятся поиски, тем больше они уверятся, что убийца – Санта-Клаус. Три штриха к его портрету: никто не знает, кто он такой, он смылся с места преступления, и он был в перчатках. На его поиски брошены все силы. Вы поступили мудро. Без перчаток я бы опознал вас. Но где вы их взяли?
– В магазине на Девятой авеню. Проклятье! Кто мог предположить, что его собираются убить!
– Согласен с вами. Могу я задать один вопрос?
Вулф злобно уставился на меня. Я решил, что это знак согласия.
– Когда вы позвонили Боттвайлю, чтобы договориться об этом маскараде?
– Вчера днем, в половине третьего. Пока ты ходил в банк.
– У вас есть основания полагать, что он мог кому-нибудь проболтаться?
– Нет. Он пообещал, что это останется между нами.
– Будем надеяться. Костюм он купил сам, так что тут все в порядке. Уехав сегодня из дома в половине первого, вы сразу отправились к Боттвайлю?
– Нет. Я уехал только потому, что вы с Фрицем ожидали этого от меня. Сначала я заехал за перчатками, потом мы с мистером Боттвайлем встретились за ланчем в «Рустермане». Оттуда поехали на такси к нему и поднялись в его личном лифте в кабинет. Это было в начале третьего. Мистер Боттвайль сразу же полез в ящик стола, достал бутылку перно, сказал, что всегда выпивает немного после ланча, и предложил мне составить ему компанию. Я отказался. Он налил чуточку перно в стакан, около двух унций, выпил в два глотка и убрал бутылку в ящик.
– О господи! – Я присвистнул. – Дорого бы дали в полиции, чтобы услышать об этом.
– Не сомневаюсь. Костюм Санта-Клауса был упакован в коробку. К кабинету примыкает гардеробная с ванной комнатой…
– Знаю. Мне доводилось ею пользоваться.
– Я взял костюм и переоделся там. Мистер Боттвайль заказал самый большой размер, но костюм все равно оказался тесноват, так что пришлось повозиться. Я провел там около получаса или немного больше. Когда я вернулся в кабинет, в нем не было ни души, но вскоре мистер Боттвайль вернулся – поднялся по лестнице из мастерской – и помог мне нацепить парик и маску. Едва мы покончили с маскарадом, как появились Эмиль Хетч, миссис Джером и ее сын. Они также поднялись по лестнице. Я вышел в студию, где застал мисс Кван, мисс Дики и мистера Кирнана.
– А вскоре подоспел и я. Следовательно, без маски вас не видел никто. А когда вы надели перчатки?
– В самую последнюю очередь. Перед тем как войти в студию.
– Значит, отпечатки ваших пальцев где-то могли остаться. Я понимаю. Вы не предполагали, что Боттвайля убьют. И свою одежду вы оставили в туалетной комнате. Вы уверены, что, уходя, ничего не забыли там?
– Да. Я все-таки не полный идиот.
Я воздержался от комментариев, но спросил:
– А почему вы не оставили перчатки в лифте вместе с маскарадным костюмом?
– Перчатки приобретались отдельно от костюма, поэтому я счел, что благоразумнее будет не оставлять их.
– Личный лифт Боттвайля расположен в задней части вестибюля, внизу. Кто-нибудь видел, как вы выходили из здания или пересекали вестибюль?
– Нет. Внизу не было ни души.
– А как вы добрались домой? Взяли такси?
– Нет. Фриц ждал меня не раньше шести или даже позже. Я прогулялся пешком до библиотеки, просидел там часа два и уже оттуда поехал домой на такси.
Я поджал губы и сочувственно покачал головой. Со времени поездки в Черногорию[1] на его долю не выпадало столь длительных и трудных путешествий. Больше мили! Прокладывая себе дорогу в пургу, подгоняемый страхом перед суровым и беспощадным преследователем – законом. Впрочем, поскольку в ответ на свое сочувствие я удостоился лишь свирепого взгляда, развивать эту тему я не стал. Зато дал волю своим чувствам. Громко расхохотался. Закинув голову назад и схватившись за живот. Мне хотелось сделать это с той самой секунды, как я выяснил, кто скрывался под маской Санта-Клауса, но все было недосуг из-за тревожных мыслей. Вволю насмеявшись, я утер слезы и перевел дух. И хотел было уже сострить, но Вулф внезапно взорвался.
– Проклятье! – проревел он. – Женись и катись к дьяволу!
Ого! Дело воистину принимало серьезный оборот. Я окончательно убедился, что был прав, когда догадался, что Вулф отправил меня наверх поразмыслить в одиночестве. С моей стороны требовалось проявить мудрость и такт.
– Прошу прощения, – расшаркался я. – Что-то в горло попало. Сами опишете, как вы это себе представляете, или позволите мне?
– Я предпочел бы послушать тебя, – мрачно пробурчал Вулф.
– Да, сэр. Мне представляется, что мы должны пригласить инспектора Кремера на дружескую беседу и, когда он придет, честно повиниться во всех грехах. Тогда…
– Нет. Я на это не пойду.
– Тогда я сам пойду к нему и выложу все без утайки. Конечно…
– Нет! – В голосе Вулфа прозвенел металл.
– Хорошо, тогда объясню, как я мыслю. В полиции не станут ничего предпринимать до тех пор, пока не найдут Санта-Клауса. А найдут его обязательно. Это как пить дать. Если он оставил где-нибудь хоть один отпечаток, его сравнят с отпечатками из всех имеющихся в их архивах досье и рано или поздно до вас доберутся. Их люди прочешут все магазины, торгующие мужскими перчатками. Они проследят за всеми передвижениями Боттвайля и неизбежно разнюхают, что вы вместе были на ланче в «Рустермане», после чего ваша песенка спета. Они узнают, что вы вместе приехали и поднялись к нему в кабинет. Это, конечно, не доказывает, что Санта-Клаус – вы, но после того, как они выяснят, что вы сами приобрели перчатки, я вам не завидую. Впрочем, можете наврать им с три короба. Скажите, например, что заключили со мной пари на сотню зеленых… даже на тысячу – чего нам мелочиться! – что проведете со мной в одной комнате десять минут, а я вас не узнаю. А я с радостью вам подыграю. – Я подался вперед. – И еще кое-что. У Кремера уже давно руки чешутся упрятать вас за решетку, а в данном случае любой судья даст согласие на то, чтобы задержать вас как важного свидетеля, который скрылся с места преступления. Если же вы позвоните мистеру Кремеру и пригласите посидеть и попить пивка в теплой и дружественной обстановке, то можете отделаться легким испугом, хотя и вынуждены будете потерпеть кое-какие неудобства. И последнее. Если вы заупрямитесь и дождетесь, что полиция сама вас разоблачит, вы уже не осмелитесь дать показания о том, что Боттвайль в вашем присутствии приложился к бутылке и остался жив. В таком случае вас упекут за сокрытие важных улик. Если же вы позовете Кремера и выложите все как на духу, он будет весьма признателен, хотя виду, конечно, не подаст. Думаю, он сейчас у себя. Позвонить ему?
– Нет. Я не могу признаться мистеру Кремеру в содеянном. Нельзя же допустить, чтобы заголовки утренних газет пестрели разоблачением этого неслыханного маскарада.
– Значит, вы собираетесь сидеть в кресле и читать «Здесь и теперь» до тех пор, пока не нагрянут полицейские с ордером на арест?
– Нет. Это было бы бессмысленно. – Вулф втянул воздух ртом и шумно выдохнул через нос. – Я сам найду убийцу и сдам его мистеру Кремеру. Ничего другого мне не остается.
– Ах вот, значит, как?
– Да.
– Могли бы сказать сразу, а не слушать, как я тут распинаюсь.
– Я хотел послушать, совпадает ли твой анализ сложившейся ситуации с моим. Я вполне удовлетворен.
– Замечательно! Тогда вы должны отдавать себе отчет в том, что в нашем распоряжении могут быть две недели, но с таким же успехом и две минуты. Возможно, в данную секунду какой-нибудь чересчур прыткий дактилоскопист уже звонит Кремеру, чтобы сообщить ему приятную новость: найденные отпечатки как две капли воды совпадают с хранящимися в полицейском архиве отпечатками Ниро Вул…
Зазвонил телефон, и я подпрыгнул на стуле, словно в меня воткнули булавку. Неужели я хватил через край, предположив, что в нашем распоряжении всего две минуты? Но трубку я поднял недрогнувшей рукой. Так мне показалось. Вулф редко снимает трубку с параллельного аппарата, установленного на его столе, пока не выяснит, кто мой собеседник. На этот же раз он схватил ее сразу и, не мешкая, поднес к уху.
– Кабинет Ниро Вулфа, у телефона Арчи Гудвин, – уверенно произнес я.
– Вам звонят из офиса окружного прокурора, мистер Гудвин. По поводу убийства Курта Боттвайля. Мы хотели бы видеть вас завтра у себя в десять утра.
– Хорошо. Буду обязательно.
– Не опаздывайте, пожалуйста.
– Буду ровно в десять.
Трубки мы положили одновременно. Вулф вздохнул. Я последовал его примеру.
– Что ж, – начал я, – поскольку я уже битых десять раз повторил им, что ровным счетом ничего не знаю про Санта-Клауса, будем надеяться, что этот вопрос мне больше не зададут. В противном случае было бы любопытно сравнить мой голос, когда я говорю правду, и когда беззастенчиво лгу.
– Ладно, – хмыкнул Вулф. – Я хочу знать во всех подробностях о том, что случилось там после моего ухода. Но сначала – исходные данные. Думаю, благодаря твоим интимным отношениям с мисс Дики, ты хорошо знаешь, что представляют собой эти люди. Итак?
– Не очень хорошо. – Я прокашлялся. – Пожалуй, я должен вам кое в чем признаться. Дело в том, что я не состою в интимных отношениях с мисс Дики… – Я замолчал.
Задача оказалась даже тяжелее, чем я представлял.
– Подбери другое прилагательное. Я не собирался ни на что намекать.
– Дело вовсе не в прилагательных. Мисс Дики изумительно танцует – равных ей по этой части я не встречал – и за последние два месяца мы раз семь или восемь ходили с ней по танцевальным залам и клубам. В понедельник вечером, когда мы танцевали в клубе «Фламинго», она попросила меня об одолжении. По ее словам, Боттвайль, который обещал жениться на ней еще год назад, тянет резину и увиливает от прямого ответа, и она хочет предпринять что-нибудь, чтобы вправить ему мозги. К тому же Черри Кван начала его всерьез обхаживать, а мисс Дики не хотелось бы уступать Боттвайля сопернице. Вот мисс Дики и попросила, чтобы я достал бланк брачного разрешения, вписал туда наши с ней имена и отдал ей. Она собиралась показать эту бумажку Боттвайлю и заявить в лоб – либо сейчас, либо никогда. Мне ее выдумка приглянулась, поскольку не сулила никакого риска, да и танцует мисс Дики, как я уже говорил, просто изумительно. Во вторник днем я раздобыл бланк – не стану уточнять, как мне это удалось, – и в тот же вечер у себя в комнате заполнил его, скрепив липовое разрешение выдуманной подписью.
