Регина Грёз
Древний Рим. Имена удовольствий
Оливия пренебрежительно махнула рукой, объясняя особенности дизайна помещения нехваткой времени.
– Все это мне недавно прислали из города, я велю завтра же навести здесь уют. И непременно раскрашу стены самыми непристойными сюжетами. Мне это по душе, а вот супругу не очень нравилось. Правда, теперь он не сможет возразить…
Когда хозяйка и пять ее наперсниц, включая меня, улеглись на ложа, отдыхая от суеты долгого дня и обильного угощения, Оливия громко хлопнула в ладоши. Повинуясь приказу, в господские покои один за другим вошли пятеро полуголых мужчин.
– Вот герои сегодняшней битвы! – с горделивой улыбкой произнесла матрона. – И теперь они принадлежат нам. Вы можете выбрать… любой из них готов подарить вам удовольствие этой ночью. Начни ты, моя дорогая Сабина!
Я просто обомлела от такого циничного заявления. Но еще большего удивления вызвал гладиатор, который шел последним. Это был Дакос. Значит, он тоже участвовал в схватках и одолел соперника. И теперь бойцов, переживших пару часов назад кровавую драму, надменные римлянки рассматривают словно жеребцов на торгу. Да еще и собираются использовать по особому назначению. Разве не гадко… ну, видимо, кому как.
Судя по довольному лицу пожилой Сабины, идея выбрать себе здоровенного самца для ночной услады, очень пришлась ей по душе. Ну, конечно, Сабина Гуриона – вдова, ее муж некогда почтенный сенатор, скончался год назад от переедания и разврата. Всю свою жизнь от тиранил и притеснял супругу и теперь свободная женщина вполне может предаваться собственным запретным радостям. Разве можно ее за то осуждать?
– Пусть они повернутся! Вон тот… с края, самый красивый! Настоящий Марс – Бог войны. Я выбираю его!
– Никогда не сомневалась в твоем вкусе, подруга! Но зачем привели сюда этого фракийца? Он страшен, как исчадие тьмы! И не важно, что победитель… Замените его на более привлекательного раба!
Мне стало жутко обидно за Дакоса. Просто возмущение поднялось со дна души. Какие же они вредные – эти благородные римлянки. Им мало заставлять мужчин сражаться ради собственной прихоти, так матроны еще позволяют себе их открыто унижать. Я немедленно вступилась за гладиатора, не смогла промолчать:
– А по мне, так это самый соблазнительный экземпляр из всех представленных жеребцов!
Темные глаза Дакоса смотрели на меня, не мигая. У меня перехватило дыхание, но я осмелилась продолжить рассуждения:
– Разве мужчина непременно должен быть смазлив? Разве у мужчины должны быть нежные черты лица и кожа ровная, как у девушки… От него всегда должно пахнуть жасмином? Он должен благоухать как склянка индийских благовоний?
По мне так в мужчине главное – гордая стать и прямая осанка, умение постоять за себя и своих родных. Дакос – один из лучших бойцов, и он неоднократно это доказывал. Вы только посмотрите, как он великолепно сложен: высокий рост, массивная фигура, сильные руки, могучий торс.
Ну, еще бы мне его не разглядеть – парни были в коротеньких повязках, едва прикрывавших пах. Все их прелести, шрамы и ссадины были отлично видны заинтересованной публике. Ух, как я разошлась…
– Если этот воин обнимет женщину, она воспарит к небесам и без крыльев. Я также уверена, что его мужское достоинство соответствует всем его выдающимся размерам. «А в этом мне даже пришлось убедиться лично, интересно, Оливия знает, что Дакоса приводили ночью в мою комнату…»
После моей бурной хвалительной тирады в комнате наступила напряженная тишина. Но я успела заметить, как Присцилла – самая молоденькая, золотоволосая гостья виллы, похотливо облизала язычком свои розовые пухлые губки. А ее худосочная соседка вдруг издала протяжный стон и тут же заявила:
– Я его беру!
Вот и отлично, пусть Дакос порадуется и хотя бы так отомстит ненавистным римлянам. Отымеет эту чванливую дрянь по полной программе. Да простит меня Венера, но других слов просто нет! Однако устами Оливии сама богиня вынесла приговор:
– Так он тебе приглянулся, Наталия? Ага… я так и знала, что тебе нравятся варвары. Что ж… забирай! Не грусти, Артия, взамен ты можешь выбрать сразу двоих победителей для своего удовольствия. Этого фракийца я подарю нашей этрусской гостье!
– Как это… «подарю»? – только и смогла прошептать я, чувствуя, как по спине пополз неприятный холодок странного предчувствия.
Темные глаза Оливии смотрели на меня пристально, а губы лукаво улыбались.
– С этой минуты гладиатор принадлежит тебе. Я дарю Дакоса, теперь ты его полноправная хозяйка. Эй, Кира, принеси восковую табличку и стило, нужна специальная запись…
– Но… но… Оливия… что я буду с ним делать?!
Я растерянно посматривала на фракийца – у него брови сомкнулись на переносице, а большие ладони сжались в кулаки. Он явно волновался, ведь решалась его судьба. Неужели Котта, и правда, вот так запросто отдаст мне своего лучшего бойца? Невероятная щедрость! И безрассудство… но ведь Оливия всему Риму известна как сумасбродная и расточительная матрона. Она всерьез примет такое странное решение? Вот это порыв… И как же поступить мне? Я изо всех сил пыталась рассуждать логически.
– Благодарю тебя от всей души за столь щедрый подарок, но пойми, нам же нечем будет его кормить… мы живем очень бедно.
Кажется, в глазах окружающих я не могла произнести фразы глупее. Мне дарят человека стоимостью в несколько тысяч сестерциев, а я беспокоюсь о куске хлеба для него. Абсурд!
Оливия задумалась на секунду, а потом выдала новый перл:
– Я поставлю в договоре о дарении еще одно условие. Ты не сможешь продать этого мужчину в течение полугода, начиная с этого дня. Хочешь, дай ему свободу, хочешь тоже подари… но если ты решишь получить за него деньги, он вернется ко мне и станет моей собственностью, как и прежде. Тогда считай, я дала его тебе на время, поиграть… Поэтому, пользуйся сама и думать забудь о продаже ради еды.
Я рот разинула от негодования. У меня и в мыслях не было продавать живого человека. Даже если бы этот факт мог поправить финансовое положение Клодия. Нет, я точно не работорговец, у меня еще совести немного осталось. И тут неожиданно подала голос «моя будущая собственность»:
– Не волнуйся, добрая госпожа. Обычная пища гладиаторов – серый хлеб и ячменная каша. Это стоит дешево, я и сам смогу заработать себе на прокорм. И не только себе…
«Вот уж спасибо! На что этот наглец намекает?»
– Славно сказано, Великан! Надеюсь, твоей новой хозяйке не придется голодать.
Гадкая Оливия просто издевалась над нами. Она была сейчас словно Юнона, вершащая судьбы простых смертных. Ей точно нравилась роль богини. И в довершение ко всем сюрпризам вечера в нашу залу зашли благородные патриции, ну и… один храбрый полководец, выбившийся из низов в большое начальство.
Надо было видеть лицо Гая Мария, когда Оливия со смехом доложила ему о своем подарке в мой адрес. Я сидела ни жива ни мертва от смущения и полнейшей растерянности. Куда мне теперь девать здоровенного фракийца?
Не в комнату же свою вести… не на коврике же он будет спать у моей постели, словно прирученный волк. Только вот, прирученный ли… Сколько волка не корми, он же все в лес смотрит! Как бы мне не пожалеть после о своем опрометчивом поступке.
Но еще раз глянув на взволнованное лицо Дакоса, я все же поставила свою подпись на восковой дощечке. Решение принято – теперь он мой раб.
Глава 10. Орел против Грифона. Поединок чести
Не повернешь обратно,
Ринешься с места в карьер,
Драться как гладиатор,
Биться как легионер…
Все в твоей власти!
Hi-Fi
Гай Марий молча выслушал разрумянившуюся Оливию и процедил сквозь зубы, обращаясь уже ко мне:
– И ты примешь этого варвара, даже не имея права вскоре продать? Странное условие… советую тебе отказаться, Наталия. Этот раб опасен, он доставит много хлопот. Вряд ли он стал покорнее, прожив полгода в Великом городе. Дакос – гладиатор и его место на арене убийств. Зачем тебе такой человек при доме? Что он будет делать у Клодия?
Меня охватило невероятное упрямство и порыв гуманизма. Если я заберу Дакоса себе, ему не придется сражаться и он будет жив. Фортуна переменчива даже к героям, а вдруг уже в следующем поединке фракиец погибнет? Не то чтобы я успела к нему привязаться, но если судьба дает тебе шанс помочь человеку и никаких особых усилий для этого делать не надо, никаких жертв с твоей стороны, а просто нужно сказать: «Да, я беру этого мужчину себе… в рабы!»
Только и всего. Так чего же я молчу и скромничаю? Ах, надо же… Что подумает обо мне этот великий триумфатор Каррон, а вдруг он меня осудит или кое в чем заподозрит. Так вот, Гай Марий мне не жених и не муж и вряд ли когда-нибудь таковым станет, а значит, я должна следовать велениям своего сердца. Только бы немного добавить ума и попытаться объяснить свою позицию с практической точки зрения.
– Гай Марий, пойми меня правильно, у меня никогда в жизни не было своего раба… «вот, ужас-то какой, как ты раньше справлялась, Журавлева», и я не могу разбрасываться такими ценными подарками. Да, я пока не знаю, как буду использовать этого человека, но он, вероятно, будет нам полезен в хозяйстве.
Я так поняла, что этот мужчина очень дорого стоит, в таком случае, я буду смотреть на него и думать о том, что владею тремя тысячами сестерциев. Я выросту в собственных глазах, стану ходить за покупками с таким важным видом, что лавочник начнет отпускать свинину нам в долг. А это уже неплохо.
Вокруг раздался одобрительный смех, Клодий только головой вертел по сторонам и вздыхал, по своему обыкновению, то и дело переводя взгляд к серому потолку, а вот глаза консула потемнели от гнева.
Но я не смогла удержать язык за зубами и зачем-то продолжила уже совершенно ненужные дополнения:
– Фракиец вполне может ходить со мной на прогулки как телохранитель. В прошлый раз, Клодий, я тебе даже не рассказывала, нас обругал какой-то прохожий, которого нечаянно задел плечом Элиав. А еще один торговец схватил меня за руку, предлагая прогуляться с ним за ширму, после чего он бы мне подарил шкатулку из кипариса. Она мне понравилась, и не было денег, чтобы купить. И в харчевне на меня нехорошо смотрели… На Элиава какая надежда, он за себя-то постоять не сможет, а с этим рабом можно смело разгуливать, где угодно.
– Вполне разумно, – покачала головой Оливия, довольно прищурившись на консула. И тогда Гай Марий вдруг заявил:
– Что ж, ты родственница моего приятеля – скромного Клодия. Твоя безопасность чрезвычайно важна для меня. Я только хочу сам лично убедиться, что этот человек достоин быть твоим телохранителем. Пусть ему дадут меч!
Невысокий коренастый мужчина с короткой стрижкой немедленно подорвался с места:
– Я распоряжусь, чтобы принесли учебные…
– Стой! – коротким жестом остановил его Каррон. – В этот раз никаких деревянных палок. Дайте ему настоящее боевое оружие. Габон, принеси мой клинок, прими плащ…
Тут же в зале началось бурное волнение. Неслыханное дело, сам консул будет драться с гладиатором… зачем ему это… забава… блажь… не пьян ли он…
– Гай, ты себя роняешь – он же раб!
– Отойди в сторону, Септоний! Прежде чем стать рабом в Риме, он был воином и немало моих солдат пало от кривых кинжалов фракийцев. Я хочу сам посмотреть, на что способен этот человек.
– Господин Каррон, ведь это же знаменитый Дакос, вы верно слышали о нем, – вкрадчиво прошептал из угла упитанный лысенький патриций, чьи пальцы не могли сомкнуться от обилия золотых перстней.
– Знаю! Дакос. Тот самый, что в одиночку расшвырял десяток легионеров из когорты Марка Лукреция… я не очень-то верю в эту легенду, но посмотрим, на что он годен… где ты там ходишь, Габон?! Вели принести ему полное снаряжение – доспехи на предплечья, поножи и хваленый шлем с грифоном. Мы выйдем в залу и начнем бой.
– Гай, прекрати этот спектакль! Ты меня пугаешь.
До Оливии, кажется, дошло наконец, что Каррон не шутит. Одно дело болтать языком или грызть миндаль, глядя на смертельный бой рабов, но совсем другое дело наблюдать за поединком консула и фракийца, который, говорят, был не последним человеком в своем племени. На кону престиж и честь Рима… а что, если…
– Гай, отмени свою затею – все это поймут. Давайте выпьем вина, сейчас принесут твое любимое фалернское…
– Он предпочитает напитки попроще, – только и смогла вымолвить я, девушка из далекой страны, собственно, из-за которой и заварилась эта каша. Надо спасать ситуацию, только вот как…
Я осмелилась прикоснуться к рукаву его белой туники.
– Гай Марий, прошу тебя, не надо никаких поединков. Я не сомневаюсь в твоей победе, но ведь ты можешь повредить мое имущество. Это было бы грустно. Первый раз в жизни обзавестись рабом и тут же его потерять – жаль.
Теперь мы смотрели в глаза друг другу – голубое небо и синее море, всегда рядом, но никогда не сойдутся, разве что в бурю или сильный шторм смогут слиться в неистовых страстных объятиях. Может, все бы еще обошлось, но словно какой-то злой демон дернул Дакоса за язык и он, до сей поры молчащий, он вдруг весело пробормотал, нахально мне подмигнув:
– А с чего ты взяла, что я пострадаю, добрая госпожа?
"И в самом деле – с чего бы мне переживать. Я вообще-то за Гая волнуюсь, чтоб ты знал! Ты его выше на полголовы и гораздо массивнее, да и дерешься на арене каждый месяц ни по разу, знаешь кучу секретных приемчиков – тебя им нарочно обучали в школе бойцов-смертников, а Гай только со своим чернокожим амбалом тренируется понарошку…"
Однако после наглой реплики раба не могло быть и речи о том, чтобы отменить поединок. Мы перешли в просторный атриум дома. Мужчинам принесли экипировку для боя. Матроны расположились на бронзовых скамеечках, которые предусмотрительно сдвинули к стенам, прочие гости тоже отошли в сторону.
Я прижалась спиной к терракотовой колонне, поддерживающей крышу и сжала ладони перед грудью. То, что задумал Гай, было неправильно, – это какое-то мальчишество, удаль молодецкая и не что иное.
Клодий подошел ко мне, в знак утешения коснулся лбом моего плеча и вовсе забормотал какую-то ерунду: – Даже не предполагал, что ты настолько ему интересна. Он просто из себя вышел. Никогда не видел его таким злым.
Потом поэт поплелся к Оливии, подчиняясь ее властному жесту. Я же перевела взор на мужчин в центре ровной площадки зала. Они были готовы сражаться, и Гай Марий тихо произнес последние слова, обращаясь к сопернику:
– Твоя задача продержаться несколько минут. Если сможешь выстоять, я решу, что ты готов быть ее защитником. Сам будешь атаковать в полную силу. И не бойся меня задеть, тебя не накажут. Тем более, у тебя теперь такая добрая госпожа…
Фракиец только кивнул в ответ, а через пару секунд глухо добавил:
– Я продержусь и дольше… консул Каррон!
Большой шлем с фигуркой грифона наверху полностью закрывал голову моего новоиспеченного раба. Тяжело, наверно, таскать на себе такую железную каску. Ох, что творят эти мужчины! Мне вдруг показалось, что Гай специально задумал убить гладиатора. И нарочно, чтобы меня уязвить, наказать за какой-то проступок… Но что же я сделала? В чем виновата перед ним?
В руках Гая был короткий меч с широкой режущей кромкой – обычное оружие римских легионеров, предназначенное для сильного колющего удара. Дакос держал так называемую «сику» – мощный, слегка изогнутый на конце кинжал, способный наносить тяжелые раны – порезы на слабо защищенных тыльных местах рук и ног противника. У обоих бойцов были щиты – у Гая прямоугольный, типичный армейский, а у Дакоса – овальный, поменьше.
Гай ударил мечом о поверхность своего щита и это, видимо, означало начало поединка. Я зажмурилась и опустила голову. Не могла на это смотреть! Но я прислушивалась изо всех сил…
Какое-то время были слышны лишь звуки металлических ударов и шарканья ног о гладкий мозаичный пол залы. Потом до меня донесся чей-то приглушенный смех и одновременно испуганное аханье со стороны женской части зрительской аудитории. Нет, ни за что не открою глаза, зря он рассчитывает, что я буду любоваться его доблестью. У меня тонкая душевная организация, я столь дикого зрелища не перенесу.
А потом раздался громкий, повелительный голос Септония:
– Гай Марий, довольно! Ты порядком потешился и осознал, что он – достойный боец и будет хорошим стражем. Прекрати бой! Эй, охрана! Привести сюда еще людей… Оливия, может, тебе лучше покинуть залу, ты не хотела бы прогуляться со мной, дорогая?
Ответа Оливии не услышал никто. Раздался пронзительный женский возглас, и я открыла глаза. По левому предплечью Гая обильно текла кровь… я бросилась к нему, но кто-то сильной рукой оттащил меня в сторону и кинул на другого человека. Я заметила, как поединщиков тут же взяли в кольцо рослые гвардейцы, сопровождавшие консула.
Гай был в бешенстве:
– Отойти, всем отойти назад! Пока я могу приказывать, вы будете слушать меня!
Консул сделал новый выпад, но Дакос легко отбил его и провел новый удар, от которого Гай едва успел увернуться. Тогда римлянин резко выбросил щит вперед, перехватил меч в другую руку и снова яростно напал на фракийца. Ах, Боже, его стиснутый кулак прошелся по лицу Дакоса – тот пошатнулся и едва не свалился навзничь под этим натиском.
А потом щиты и вовсе оказались на полу, потому что началась какая-то непонятная «римско-фракийская борьба», Дакос, кажется, зарычал, и я снова закрыла глаза руками, потому что не могла смотреть на окровавленную одежду Гая. Я вообще боюсь вида крови на других людях. Меня начинает мутить и кружится голова.
А тут еще за спиной стонут и вздыхают всякие чувствительные девицы. Кажется, одна Оливия была спокойна, как мраморная статуя.
– Что вы стоите и смотрите? Убить варвара!
Голос Септония звучал как труба, но Гай рявкнул на своих людей, и те отскочили в сторону. Гай хотел закончить поединок честно. Но, честное слово, я не понимала, кто побеждает. Я тряслась, словно лист осиновый, хотя в Риме не видела ни берез, ни осин…
А потом бойцов все-таки растащили преторианцы. Хотя Гай обещал им за это всякие кары. Что на него сегодня нашло, разве так можно вести себя полководцу… У Дакоса было разбито лицо, кажется, ему еще досталось от римского щита. Гай, похоже, и в одиночку неплохо применил знаменитую тактику «черепахи» – сомкнутых строев римских легионеров, наводивших ужас и трепет на другие народы.
Вообще, я пришла к выводу, что эти ребята – равные соперники и никто из них не собирался уступать. Естественно, в глазах всех гостей дома победу одержал консул Каррон. Завтра весть об этом разнесется по всему Великому городу. Гай Марий не уронил честь римской армии, ведь даже в гладиаторском поединке он доказал свою отвагу и продемонстрировал отличные боевые навыки. Так и запишем для благодарных потомков.
– Ты меня убедил! Можешь служить своей госпоже.
– Почту за честь! – буркнул Дакос, отплевываясь кровью.
Оба они тяжело дышали. Я снова хотела подойти к Гаю, мы посмотрели друг на друга, и я чуть не разревелась, видя, как он зажимает глубокую рану на руке, пытаясь остановить кровотечение. Вокруг консула вскоре образовалась толпа помощников и меня оттеснили обратно к колонне.
– Что делать с ним?
Кажется, они обсуждают участь фракийца. Надо ли мне вмешаться сейчас?
– У него есть новая хозяйка, пусть решает сама.
Гай Марий покинул залу вместе с преторианцами и Септонием, даже не подойдя ко мне. Мое сердце встрепенулось раненой птахой и замерло. Словно в тумане я различала перед собой какие-то незнакомые лица, слышала четкие приказы Оливии:
– Отвести раба в его клетку, вымыть и переодеть. Он понадобится тебе ночью? Эй, Наталия? Ты слышишь меня? Да, помогите же ей, чего вы застыли, негодные!
* * *
Я пришла в себя на широком ложе, затянутом плотной золотистой тканью. Мне дали воды с лимонным соком, поднесли к носу склянку с какой-то пахучей гадостью. Отчаянно хотелось бежать вслед за Гаем, поговорить, объяснить. Хотя о чем нам беседовать… Я подспудно ощущала на себе какую-то вину, только вот за что именно, так и не могла разобраться.
Он несомненно желал, чтобы я отказалась от фракийца, оставила его здесь, а я поступила по-своему. Я пренебрегла советом Гая, проявила упрямый характер. Вряд ли он захочет еще общаться со мной. Свой крохотный шанс на сближение с Карроном я упустила…
Оливия сидела рядом и хитро улыбалась.
– Ты все сделала правильно, девушка из Этруссии, или как там правильно называется твоя родина. Даже я бы не додумалась так раздразнить возлюбленного. Тебе благоволит сама Венера!
О чем она только думает, эта богатенькая, не отягощенная моралью вдовушка? Ничего не понимает, ведь я проиграла. Гай ранен по моей вине. Но матрона тихо смеялась и гладила меня по руке.
– Все будет хорошо, Наталия! Отдыхай… хм… так может, его все-таки привести, ты любишь свирепых мужчин, я сразу это заметила. Все нежные и скромные девушки любят горячих самцов, особенно тех, что еще не остыли от боя.
Я натянула на пунцовое лицо желтое покрывало и даже замычала с досады. Вот похотливая стерва! И как только могла такое подумать! Но Оливия смеялась от души, а потом вдруг навалилась на меня, пытаясь сдернуть с моей головы узорный покров и поцеловать в губы.
Я чуть не рехнулась от наплыва возмущенных эмоций, но вошел кто-то из слуг с посланием от Септония, а потому матрона быстро оставила меня в покое, удалившись со своим слугой из спаленки, что здесь называют кубикулюм.
Но на последок сказала очень загадочные слова:
– Отдыхай, невинная голубка! В небе над тобой кружат орлы, а на земле вокруг рыщут грифоны. Остерегайся и тех и других, хотя лично я советую тебе развлекаться с обоими. Все в твоих руках, женщина! Только будь мудра и смела, в этом случае не потеряешь ни минуты удовольствия. Ибо лишь удовольствие придает острый привкус нашей скучной и жалкой жизни. Такова древняя воля Богов! Поверь, они и сами живут по таким законам.
Carpe diem!
