После победы над Польшей Гитлер искал пути заключения мира с западными державами. Но получал категорический отказ. Тогда он решил напасть на Запад. Свои мотивы он изложил в меморандуме («Памятная записка и руководящие указания по ведению войны на Западе») от 9 октября 1939 г. «Никакой пакт или договор не могут гарантировать длительный нейтралитет России – вялотекущая война истощит ограниченные ресурсы Германии, – тогда как на данный момент Германия обладает неоспоримым преимуществом в важнейших видах вооружения – любое промедление уменьшит это превосходство, Германия не в состоянии состязаться с промышленным потенциалом Англии, Франции и Америки; но если нанести внезапный удар, Германия обретет достаточное превосходство, чтобы разгромить Францию, как разгромила Польшу».
Так утверждал Гитлер. Генералы не согласились. Фельдмаршал фон Браухич был убежден, что у Германии не хватит сил, чтобы одержать решительную победу на Западе, и что подобная попытка настолько ее ослабит, что она окажется беспомощной для обороны на Востоке.
23 ноября Гитлер собрал на совещание своих ведущих генералов. Присутствовал на нем и фон Манштейн. Гитлер битых два часа излагал свою точку зрения. Он охарактеризовал своих генералов как «боязливых». Фон Манштейна шокировало как высокомерие, с которым Гитлер обращался к своему главнокомандующему сухопутными войсками в присутствии его подчиненных, так и смирение, с которым фон Браухич подчинялся фюреру. Если не считать этого, фон Манштейн был согласен с Гитлером. Он верил, что Францию можно победить. Фон Браухич и Гальдер изо всех сил противились нападению на Запад. Они искали контакты с западными союзниками, дабы навязать Гитлеру мир. Генерал, командующий армией внутри страны, отказался сотрудничать с ними, и фон Браухич с Гальдером оказались беспомощны.
План Верховного командования в значительной степени повторял план последней войны Альфреда фон Шлиффена (генерал-фельдмаршал (с 1911 г.), в 1891–1905 гг. начальник германского Генерального штаба. Получил широкую известность благодаря разработанному им к 1905 г. плану последовательного разгрома сначала Франции, а затем России. – Пер.). Было предложено снова обрушиться на Францию по дуге с северо-востока, но с большим радиусом, подминая Голландию, а заодно и Бельгию. Фон Манштейн считал этот план слишком уж очевидным. Противник наверняка его предвидел, это приведет к сражению в Бельгии с лучшими английскими и французскими соединениями. Каналы, пересекавшие Нидерланды и Бельгию, делали местность непригодной для массированного применения танков. Ситуация могла стать тупиковой. Вместо этого Манштейн предложил нанести упреждающий удар южнее. И пока противник приготовится к сражению на севере, главный удар следует нанести буквально под носом западных союзников, через Арденны (западная часть Рейнских Сланцевых гор, на территории Франции, Бельгии и Люксембурга, высоты до 694 м). По словам Манштейна, капитан Лиддел Гарт в своей предвоенной статье высказал предположение, что бронетанковый прорыв сквозь Арденны технически возможен. В немецкой армии, как и в нашей собственной, ценность чьего-либо суждения зависит не от его дарований или знания предмета, а от высоты ранга. Поэтому немецкое высшее командование было шокировано как дерзостью плана, так и невысоким чином капитана Лиддел Гарта. По их мнению, этот сумасбродный план вполне мог привлечь Гитлера. И Манштейна поспешили отослать командовать пехотным корпусом. Однако Гитлер успел услышать его предложения.
Французская кампания
И тут произошел один из исторических казусов. Штабной офицер, везший план немецкого наступления, заблудился в тумане и по ошибке приземлился на бельгийской территории. Немцы не знали, в какой степени был скомпрометирован их план. А он и в самом деле попал в руки союзников, но они едва обратили на него внимание, поскольку посчитали, что его подбросили им специально. Но немцы не могли этого знать. Гитлер полагал, что возможность провала существующего плана предоставляет хороший повод для принятия альтернативного. Он послал за Манштейном. «Разумеется, у меня сложилось высокое мнение о военной интуиции Гитлера. Он одобрил мой план!» – вспоминал об их встрече Манштейн.
Таким образом, Гитлер заставил немецкое высшее командование следовать плану, в который никто из них не верил и который, вопреки их воле, привел их к одной из величайших военных побед. В осуществлении этого шедевра военного искусства фон Манштейну отвели всего лишь роль «пехотинца».
Бронетанковые соединения переместили из группы армий «Б» Федора фон Бока (генерал-фельдмаршал (с 1940 г.). Командовал группой армий «Центр» во время вторжения в СССР и в ходе наступления на Москву осенью 1941 г. – Пер.) южнее, в группу армий «А» фон Рундштедта, и развернули вдоль границы Люксембурга. Три корпуса (19-й и 41-й тк и 14-й мк) расположили как можно плотнее, один за другим, но даже при этом они растянулись на 100 миль, хвост этой гигантской линии концентрации войск находился в 50 милях от реки Рейн.[17] Каким бы невероятным это ни казалось, приготовления немцев остались незамеченными для разведки западных союзников.
Вторжение началось с воздушного налета на Голландию и Бельгию, и, как по сигналу стартового пистолета, англичане и французы тут же устремились в эти страны. Люфтваффе (нем. Luftwaffe – военно-немецкие воздушные силы. – Пер.) даже не пытались проследить их передвижение, что само по себе могло быть вполне достаточным для того, чтобы заподозрить ловушку. Однако, ничего не подозревая, союзники рвались вперед, французская 7-я армия вскоре уже достигла Голландии. Между тем германская бронированная фаланга рвалась сквозь леса низкогорья Арденн, повстречав в этих краях, считавшихся непригодными для серьезных передвижений войск, только несколько разрозненных кавалерийских частей союзников. Через четыре дня (в ночь на 14 мая) немцы форсировали реку Мёз и вскоре оказались на открытой для танков местности. Перед ними не было ничего, кроме моря впереди тылов союзников. Позже военные комментаторы поведали нам о «Битве за Выступ» (имеется в виду наступление немецких войск в Арденнах в декабре 1944 г.). Но подобной битвы в 1940 г. не было. Танки продвигались, практически не встречая сопротивления, а за ними шла пехота, маршируя «как черти» по коридору, расчищенному танками. Здесь были и войска, которыми командовал фон Манштейн (38-й армейский корпус). Единственный эффективный контрудар англичане нанесли 21 мая, когда немцы уже достигли Ла-Манша. Генерал Жиффар Ле Квесн Мартель (1889–1958, в 1940 г. командовал 50-й моторизованной дивизией) со своей 50-й Нортумбрианской дивизией и двумя полками Королевского танкового корпуса контратаковал немцев у Арраса в направлении Камбре и почти отрезал немецкие танковые части от поддержки пехоты. Имей генерал Мартель в своем распоряжении танковую дивизию, история могла бы сложиться совсем иначе.[18]
23 мая танки 41-го тк Георга Ганса Рейнхардта (генерал-полковник (с 1942 г.), участник Первой и Второй мировых войн. – Пер.) достигли канала Сент-Омер в 20 милях от Дюнкерка. Под их натиском отступление основной массы британских экспедиционных сил (БЭС) продолжилось еще на 50 миль. Ничто не помешало бы танковой группе фон Клейста взять Дюнкерк и отрезать БЭС от их единственной надежды на спасение, когда 24 мая поступил приказ, запрещавший фон Клейсту пересекать канал или брать Дюнкерк. Уинстон Черчилль ошибался, приписывая этот приказ фон Рундштедту. Его сбила с толку запись в военном дневнике Рундштедта. Как известно, такие дневники велись младшими офицерами и часто содержали неточности. На самом деле приказ поступил от Гитлера, командовавшего как Рундштедтом, так и Гальдером. Фон Клейст решил игнорировать приказ и форсировал канал. Его передовые части достигли Азбрука, отрезая англичанам путь для отступления. И тут Клейст получил еще один категорический приказ отойти за канал. Теперь его танковой группе оставалось лишь пассивно наблюдать за английской эвакуацией.
Отсутствие инициативы нельзя считать одним из недостатков Гитлера как генерала. Возможно, его решение позволить БЭС эвакуироваться носило политический характер. За всю свою карьеру Гитлер крайне редко отклонялся от целей, поставленных им в «Майн кампф» (книга Адольфа Гитлера, сочетающая элементы автобиографии с изложением идей национал-социализма. – Пер.). И в цели эти входил союз с Англией. По его расовой мифологии немцам принадлежала «земля арийцев», а англичанам – «море арийцев». Британской империи отводилась та роль, которую ей определил Гитлер. Он не желал видеть ее уничтоженной, а ее обломки подобранными по кускам Америкой. До тех пор пока БЭС находились под достаточным давлением, что лишало их возможности получать боевую технику, они оказались не способны играть какую-либо роль в битве за Францию.[19] И если английская армия избежала бы позора капитуляции, то английский народ был бы более расположен принять предложенную Гитлером дружбу. Впоследствии Гитлер говорил об этом с Рундштедтом. Причины подобных решений вряд ли просты, но, по крайней мере, вполне вероятно, что политические мотивы такого рода способствовали «чуду Дюнкерка».
Немецкие войска теперь перегруппировали, чтобы нанести сокрушительный удар по остаткам французской армии. Франция уже потеряла 30 лучших своих дивизий. Вейган (с 19 мая 1940 г. главнокомандующий французской армией. – Пер.) искал возможности выстроить линию обороны на реках Сомма и Эна до линии Мажино (система французских укреплений на границе с Германией. Построена в 1929–1936 гг., совершенствовалась до 1940 г. Длина около 400 км. – Пер.), протянувшейся до швейцарской границы. Для этой цели в распоряжении Вейгана осталось 66 не самых лучших дивизий, и французы понимали, что будут разбиты. Немцы перегруппировались с невероятной скоростью и к 5 июня, меньше чем через четыре недели с начала кампании, приготовились нанести новый удар. Фон Бок начал наступление на правом крыле, через Сомму. В центре фон Рундштедт выжидал, пока на севере французы не окажутся связанными наступлением фон Бока, а затем бросил свои войска через Эну в направлении Безансона, охватывая французов, прямо к швейцарской границе. Тем временем части Манштейна 5 июня прорвали фронт западнее Амьена, а 7-я танковая дивизия Эрвина Роммеля (с 1942 г. генерал-фельдмаршал. Больше известен как командующий войсками оси в Северной Африке) прошла сквозь пробитую Манштейном брешь. 9 июня 38-й армейский корпус Манштейна первым достиг реки Сена и захватил переправу у Лез-Андели. Затем, говоря словами капитана Лиддел Гарта, «руководя своими частями, словно моторизованными», Манштейн направился к реке Луара. Французская армия вскоре была уничтожена, и 20 июня Франция запросила перемирия. (Перемирие Франции с Германией было подписано 22 июня, с Италией 24 июня, после чего боевые действия были прекращены. В ходе кампании 10 мая – 24 июня на Западе капитулировали армии Голландии (350 тыс.) и Бельгии (600 тыс.), французская армия потеряла 84 тыс. убитыми и 1 547 000 пленными. Англичане бежали на свой остров, потеряв 68 тыс. убитыми и бросив всю боевую технику и тяжелое вооружение. Цена победы для германских войск – 45,5 тыс. убитых и пропавших без вести, свыше 111 тыс. раненых).
С падением Франции в немецкой армии посчитали, что война закончена. Были подготовлены планы демобилизации. Были сделаны попытки заключить мир через Швецию и герцога Альба (в 1937–1942 гг. официальный представитель режима генерала Франко в Лондоне. – Пер.). Ответа не последовало. 2 июля Гитлер приказал командующим всех трех видов вооруженных сил рассмотреть вопрос вторжения. 16 июля он издал директиву, что, «поскольку Британия, несмотря на свою военную беспомощность, не проявляет желания вести переговоры», приготовления к вторжению должны быть закончены к середине августа. Тремя днями позже он, в ходе своего выступления в рейхстаге (нем. Reichstag – государственное собрание, высший представительный и законодательный орган в Германии времен Веймарской республики, а также формально при национал-социалистах. – Пер.), снова сделал попытку предложить мир, обратившись к Англии в более чем сдержанных выражениях. Граф Галеаццо Чиано (р. 1903, казнен в 1944 г., в 1936–1943 гг. министр иностранных дел Италии, зять Бенито Муссолини. – Пер.) записал в своем дневнике: «Я верю, что его стремление к миру было искренним; и действительно, позднее вечером, когда до них дошла первая холодная реакция англичан на его речь, среди немцев распространилось плохо скрываемое разочарование… Они надеются и молятся, чтобы этот призыв не был отвергнут». Но и его отвергли. И тогда пришлось дать ход планам вторжения. Однако сердце Гитлера никогда не лежало к этой операции, которая означала политический провал, провал в достижении одной из главных целей его политики, изложенной в «Майн кампф», – дружбы с Англией. Адская энергия Гитлера никогда не стояла за операцией «Зелеве» («Морской лев»), кодовое название планировавшейся Гитлером десантной операции на Британские острова. – Пер.), как ее назвали немцы. Он с неохотой одобрил ее и при первой же возможности забросил. Но такое можно было предвидеть.
Летом 1940 г. вторжение имело реальный шанс на успех. На Манштейна возложили задачу возглавить первую волну высадившихся войск. Назначение было настолько же почетным, насколько и нежеланным. Высшее командование не забыло своего отказа человеку, который, можно сказать, навязал им победу с помощью того, что они расценивали как «метод черного хода». Корпус Манштейна отправили оккупировать район городов Булонь и Кале. Это единственный период войны, когда Манштейна действительно можно обвинить в оккупации. В России, на протяжении всей войны, он был вовлечен в жестокие сражения. Но во Франции у него действительно имелась возможность заняться проблемами военной оккупации. Стоит подчеркнуть, что, несмотря на самое тщательное расследование, нельзя выдвинуть ни единого упрека по поводу поведения войск, которыми Манштейн тогда командовал. Примечателен один из его приказов, предписывающий немцам не занимать сидячие места в общественном транспорте, когда женщина стоит. Если женщина отказывалась от предложенного места, солдат все равно должен был оставаться стоять.
Предпосылкой для операции «Зелеве» стала команда «Воздух!». Точная дата начала воздушной «Битвы за Британию» – 13 (12. – Ред.) августа, и начали ее люфтваффе. К середине сентября они смирились с неудачей.[20] 17 сентября вторжение отложили на неопределенный срок, а Гитлер стремился понизить дух англичан бомбардировкой их городов. Он с неохотой принял эту стратегию, поскольку не хотел распространять войну на собственную землю. Невзирая на то что в это время немцы наносили удары по Британии куда более мощные, чем те, которыми она могла ответить, отказалась обсуждать мир. Гитлер просто не мог этого понять. Он так и не осознал степени британской твердости и решимости стоять до конца, пробужденных начавшейся войной. Гитлеру хотелось позабыть прошлые обиды и подружиться с Британией. Он не мог заставить себя признать тот факт, что, несмотря на его мощь и невероятные военные успехи, Британия никогда не станет на его сторону. Он не мог понять, что Британская империя не склонна действовать под диктовку Адольфа Гитлера. Его политическое недопонимание вылилось в неуверенность в стратегии. Он не мог определиться с тем, чего хотел на самом деле. Лично я сомневаюсь, было ли вторжение, учитывая возможности немцев в 1940 г., осуществимо. Но если бы Гитлер направил все свои силы на зимние приготовления, то в свете того, что позже произошло на Крите, я не совсем разделяю уверенность Черчилля в том, что летом 1941 г. мы смогли бы отразить тщательно подготовленную операцию. Однако к тому времени Гитлер повернул на Восток.
Здесь он преследовал политические цели, отличные от тех, к которым стремился на Западе. В «Майн кампф» он высказал свое неприятие африканской колониальной политики Германии и утверждал, что естественное пространство немецкой экспансии лежит на Востоке. В планы Гитлера входило расчленение России на несколько отдельных автономных государств под протекторатом Германии и вхождение Южной и Западной России в немецкую колониальную зону. Обычное военное оккупационное управление, предусмотренное Гаагской конвенцией («Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны», 1907. Отдел III, ст. 42, 43 и 50. – Пер.), было неприемлемо для достижения подобных целей. Поэтому Гитлер решил, что, поскольку в деле управления следует действовать последовательно, необходимо отобрать функции администрирования, так называемую «исполнительную власть», у армии, чтобы передать гражданским органам власти, которым вменялась подготовка политической основы для будущих немецких колоний.
Полицейские силы в России набирались из состава немецких регулярных войск и переводились в специальные оперативные подразделения, так называемые айнзацгруппы (целевые группы, группы развертывания – военизированные подразделения нацистской Германии, осуществлявшие массовые убийства гражданских лиц на оккупированных территориях Европы и СССР. Играли ведущую роль в «окончательном решении еврейского вопроса». – Пер.), подчинявшиеся СД Гиммлера. В том, что касалось довольствия, жалованья и передвижений, эти подразделения подчинялись армии. Но во всех оперативных вопросах, включая субординацию, они подчинялись напрямую Гиммлеру. У них имелась собственная радиосвязь, и они пользовались собственными шифрами. Полиция полевой службы безопасности (нем. Geheime Feldpolizei – тайная военная полиция вермахта. – Пер.) являлась армейской структурой и отвечала за обеспечение безопасности армии, но все, что касалось политических или гражданских вопросов, она обязана была передавать в СД. Среди тайных задач, возложенных на айнзацгруппы и не зафиксированных документально, числилось истребление евреев и советских партийных работников, а также наблюдение за политической благонадежностью командного состава армии. Таким образом, слежка за армией стала одной из функций СД. Результатом такой перестановки, позднее закрепленной в приказе фюрера, стало то, что армия лишилась важного источника разведданных, поскольку вся разведывательная работа в тыловой зоне стала функцией СД, докладывавшей не армии, а Гиммлеру. Позднее все экономические вопросы на оккупированных территориях перешли под контроль министерства экономики, подотчетного Герингу, а вопросы труда и занятости другому управлению под руководством Фрица Заукеля (комиссар по рабочей силе в управлении четырехлетнего плана 1942–1945 гг., гаулейтер Тюрингии, обергруппенфюрер СС. Один из главных ответственных за организацию использования принудительного труда в нацистской Германии. – Пер.). Оставшиеся армии крохи исполнительной власти были ничтожно малы.
Фон Манштейна назначили командовать 56-м моторизованным [танковым] корпусом в Восточной Пруссии, куда он прибыл в середине марта. В качестве командира корпуса его не касались мероприятия, связанные с осуществлением полицейской власти, хотя позднее, на его процессе, широко освещались действия айнзацгрупп, о существовании которых он едва ли был осведомлен.[21]
В мае Гитлер проинформировал своих генералов, что ему стало известно о намерении русских вторгнуться в Германию и что такое вторжение можно упредить только контрударом. Фон Манштейн верил, что летом 1941 г. русские собирались напасть на Германию.[22] Он присутствовал на маневрах Красной армии и составил высокое мнение о военном потенциале России. Огромный военный успех на начальной фазе немецкого вторжения в значительной степени стал результатом того, что русские силы в большой массе сконцентрировались на границе, а не в глубине страны. С точки зрения Манштейна, русское командование было в достаточной степени компетентно, чтобы таким образом расположить свои силы, если бы намеревалось обороняться. Он считал, что приготовления, предпринятые русскими, преследовали только одну цель – сосредоточение сил на границе с целью массированного вторжения. В подтверждение этой теории генерал Власов, защищавший Москву в 1941 г., впоследствии переметнувшийся на другую сторону и командовавший прогерманской, так называемой армией Власова (так называемая Русская освободительная армия, РОА – название вооруженных формирований Комитета освобождения народов России – КОНР, воевавших на стороне Третьего рейха, а также совокупность частей и подразделений из русских коллаборационистов в составе вермахта в 1943–1945 гг. – Пер.), сообщил немцам, что вторжение намечалось на август – сентябрь 1941 г. И если фон Манштейн не ошибся, то у нас куда больше оснований быть благодарными русским, чем мы полагали. Однако, в свете послевоенных данных, лично я не считаю, что фон Манштейн прав в отношении намерений русских, и тот факт, что их диспозиции казались ему, как солдату, абсурдными, был лишь следствием политического вмешательства в военные планы.
Соединения корпуса Манштейна были расквартированы в Тильзите, в Восточной Пруссии, и входили в 4-ю танковую группу генерала Эриха Гёпнера (в 1941 г. командовал 4-й танковой группой. Казнён в 1944 г. за участие в заговоре 20 июля. – Пер.) группы армий «Север» Вильгельма фон Лееба (с 1940 г. генерал-фельдмаршал, в 1941 г. командующий группой армий «Север», организатор блокады Ленинграда. – Пер.). 56-й корпус состоял из 8-й танковой дивизии, 3-й моторизованной дивизии и 290-й пехотной дивизии. Справа от Манштейна сосредоточились 16-я армия; слева 41-й моторизованный [танковый] корпус генерала Георга Ганса Рейнгардта (с 1942 г. генерал-полковник. – Пер.). 21 июня фон Манштейн получил приказ – на следующее утро приступить к военным действиям. Расположенные на границе русские войска предполагали возможность наступления. И Манштейн с утра 22 июня немедленно ввязался в тяжелые бои вдоль дороги на Каунас, стоящий на реке Неман, севернее этой реки. Ему удалось прорваться, и тем же вечером 8-я танковая дивизия захватила переправу через р. Дубиса неподалеку от города Арегала примерно в 60 милях от точки, с которой началось наступление. Фон Манштейн находился вместе со своими передовыми танками, поскольку, подобно Роммелю, считал, что командир должен быть впереди. Но 16-я армия южнее реки Неман и 41-й танковый корпус севернее задерживались, и корпус Манштейна оказался предоставленным самому себе. Он продолжал рваться вперед, не опасаясь риска оказаться с перерезанными коммуникациями. Манштейн считал, что, сохраняя мобильность, сможет настолько ошеломить противника, что следующие за ним войска восстановят коммуникации, даже если противник будет им мешать. Самое пагубное – остановиться в стремительном движении вперед. В последующие дни Манштейн продвинулся через Кедайняй и Паневежис в направлении Даугавпилса, и утром 26 июня 8-я танковая дивизия под командованием фон Манштейна захватила два больших моста через Западную Двину (Даугаву) до того, как их успели уничтожить. За четыре дня он проделал почти 200 миль от своей границы, оказавшись на 80 миль впереди ближайшего немецкого контингента войск. Ежедневно он ввязывался в тяжелые бои, и рассеянные русские формирования перерезали пути его коммуникаций и мешали снабжению.
К ярости Манштейна, на Западной Двине ему пришлось сделать то, что он считал фатальным, – остановиться. Его войска вырвались вперед столь стремительно, что даже собственное высшее командование пришло в смятение, и, когда он вышел к Даугаве (Западной Двине), они еще не решили, в каком направлении ему двигаться дальше. Поэтому Манштейну приказали закрепиться на занятых позициях. Русские использовали эту возможность, чтобы подтянуть свежие силы. Вскоре их число сильно превысило личный состав Манштейна, и в течение недели он вынужден был вести тяжелые оборонительные бои, чтобы удержать позиции на другом берегу Даугавы. Если бы у Манштейна были развязаны руки, он мог бы, воспользовавшись замешательством русских, двинуться прямо на Ленинград, и он был уверен, что смог бы взять его.
Только ко 2 июля 16-я армия и 41-й моторизованный корпус подтянулись к Манштейну. Ему предстояло прорываться со своих позиций. И он осуществил прорыв, разгромив почти вдвое превосходящие его силы русских.[23] Но и теперь ему не стало легче. Манштейн двинулся на восток, через Резекне, и наткнулся на линию Сталина (в 1930-х гг. – система узловых оборонительных сооружений на старой границе СССР (до 1939 г.), состоявшая из укрепрайонов от Карельского перешейка до берегов Черного моря. – Пер.), долговременную фортификационную линию на прежней русской границе, состоявшую из бетонных бункеров.[24] Местность оказалась болотистой, и пересечь ее можно было лишь в несколько энергичных бросков. 8 июля Манштейн прорвался сквозь линию Сталина. Затем повернул на северо-восток и 14 июля с тяжелыми боями достиг озера Ильмень. И снова он оказался предоставленным самому себе. 41-й мк двинулся на север, в направлении Луги, а 16-я армия отстала от него где-то на 60–70 миль. 15 июля противник подтянул подкрепления, и корпус Манштейна был атакован с севера, востока и юга. Коммуникации оказались перерезаны, и он остался без снабжения. 16 июля Манштейну удалось прорвать кольцо окружения с западной стороны, и теперь он повернул на север, к Луге, оставив противника – благодаря скорости передвижения – далеко позади. Теперь Манштейн очутился в лесистой местности и несколько последующих дней вел тяжелые бои в окрестностях Луги, откуда он стремился снова двинуться на Ленинград. Однако его направили на соединение с 41-м моторизованным корпусом, и, проделав 75 миль, 14 августа он оказался южнее Нарвы. Не успел он прибыть на место, как получил приказ возвращаться на юг, на помощь 16-й армии, оказавшейся в трудном положении из-за того, что ее обошли с флангов западнее Старой Руссы. Манштейн проделал 160-мильный марш по труднопроходимым дорогам до города Дно и врезался во фланг русских войск, атаковавших немецкую 16-ю армию. Прорвавшись с боем сквозь них, он форсировал реку Ловать и, ведя тяжелые бои в русском тылу, достиг города Демянска. Там Манштейн и находился до 12 сентября, покуда не получил приказ принять командование 11-й армией в южном секторе Восточного фронта.
Наступление на Ленинград
Пока фон Манштейн командовал 56-м моторизованным корпусом, не выдавалось и дня, начиная с пересечения границы, чтобы он не участвовал в боях. Корпус его редко находился ближе чем в 50-мильной досягаемости от остальных немецких соединений. Виляя по бездорожью, соединения корпуса покрыли 625 миль. Военная кампания под командованием генерала Манштейна по праву относится к разряду тех, что заслуживает тщательного изучения любыми честолюбивыми командирами бронетанковых соединений. Метод командования фон Манштейна состоял в том, чтобы в бою находиться вместе со своими передовыми частями, а в остальное время более или менее постоянно инспектировать другие подразделения и части. С самого начала кампании стало ясно, что война в России вряд ли будет такой же относительно спокойной, как на Западе. Метод исключительной мобильности фон Манштейна допускал случайную потерю полевых лазаретов и небольших подразделений, оторвавшихся от основных сил. Фон Манштейн, передвигавшийся от части к части на машине, постоянно рисковал быть захваченным каким-нибудь русским отрядом. У его адъютанта был приказ иметь под рукой яд, чтобы, оказавшись в безвыходном положении, покончить с собой. Такими вот методами велась война на территории России. И только значительно позже русские стали брать пленных.