Раймонд Чо
Юная шаманка Пом
Copyright © 2022 by Raymond Joe.
Originally published by Antares Co., Ltd.
All rights reserved.
© А. А. Тимошенко, Е. А. Похолкова, перевод
на русский язык, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
* * *
Часть 1
Первый день в школе[1]
Зима подходила к концу. За окном лил дождь. Над землей нависали тяжелые серые тучи. Желтый экскаватор во дворе вдруг прекратил работу. Во время каникул начался ремонт стадиона, и сейчас все было перекопано. Вырытые ямы были похожи на разинутые пасти огромных монстров, поглощающих мерзкую дождевую воду.
«Если бы пошел снег, было бы гораздо романтичнее». Квон Сохи сидела и смотрела на этот унылый пейзаж. Ей было не по себе. «И зачем только понадобилось собирать сегодня нас в школе?» Отопление в классе не работало. Ее руки дрожали от холода. В Министерстве образования считали, что если школьники будут на переменах делать зарядку, то без труда смогут учиться и при такой температуре. Хорошо хоть свет есть – занимались обычно до вечера. В тот день темнеть начало рано. За окном по-прежнему лил дождь.
«Каникулы закончились, я перешла в девятый класс. Пора решать, кем я хочу стать», – думала Сохи. Классный руководитель объяснила, что от них требуется, и староста раздал всему классу анкеты. Сохи принялась изучать свою. Нужно было заполнить графы: год обучения, класс, номер телефона, имя. И вот последняя – будущая профессия.
Сохи вдруг захотелось написать, что это секрет, но в итоге она остановилась на преподавателе. Просто так, без причины. Перед ними за кафедрой стояла учительница, и она невольно задумалась: «А что, если выбрать именно эту профессию? Родители наверняка будут довольны».
– Ты что, с ума сошла? Кто тебя возьмет в педагогический университет с такими оценками? – сказала сидевшая рядом Чу Еха.
Сохи торопливо сложила листок с анкетой пополам.
– Я буду учителем физкультуры.
– Какая грандиозная у вас мечта, дорогая моя! Особенно для девушки, которая стометровку за двадцать три секунды пробегает.
Услышав это, Сохи схватила с парты ручку, чтобы запустить ее в Еха, и выпалила:
– Я же говорила, что не могла нормально бежать, потому что подвернула лодыжку. И чего это ты так манерно выражаешься? Как же ты меня бесишь! Я даже дрожать перестала… Хватит изъясняться фразами из комиксов, Еха! Мы уже в девятом классе.
– Комиксы сейчас никто не читает, теперь все смотрят сериалы. Благодаря маме на этих зимних каникулах я открыла для себя новый мир.
Сохи обреченно вздохнула. У ее единственной подруги не только странные манеры, но и имя странное. Она говорила, что ее набожные родители отыскали ее имя в старых библейских текстах[2], но Сохи почему-то в это не верилось.
– Кстати, подруженька моя, вы соизволили принести яйцо?
– Да сколько можно!
Все уставились на Сохи. Та покраснела и готова была разрыдаться. И причина крылась вовсе не в странной манере речи Еха. Ее единственная подруга была не только прыщавой и чудаковатой, но еще и суеверной. Перед каникулами она все уши Сохи прожужжала про это яйцо.
– Я же говорю. В начале учебного года надо принести в школу в рюкзаке яйцо. Если оно останется целым, весь год будет преследовать удача, а если разобьется – неприятности…
– Хватит уже. Я не верю в эти глупости. А если и принесу яйцо, то назло тебе докажу, что оно точно не разобьется.
– Какая ты зануда. И явно в плохом настроении сегодня. С тобой просто невозможно разговаривать! Ты что, не хочешь, чтобы тебе весь год везло?
Сохи едва не лишилась дара речи.
– Еха, мы в двадцать первом веке живем! Уже даже старики не верят в приметы.
– Но мне мама рассказывала.
Сохи дала себе слово не обращать внимания на странности Еха. «Если в новом учебном году у тебя нет подруги среди одноклассниц, то ты неудачница. Почему в нашу школу никого не переводят? Как бы изменилась моя жизнь, если бы к нам в класс пришел какой-нибудь симпатичный парень», – размышляла Сохи. «Нет, я не говорю, что хочу подружиться именно с парнем. Мне вообще все равно: парень, девушка – главное, чтобы человек был нормальный. Просто нормальный! Если меня слышат на небесах, может, боги исполнят мое желание?»
Поток учеников хлынул из школьных ворот наружу. В отличие от других, Еха даже в сильный дождь никогда не брала с собой зонт. Вместо этого она надевала резиновые сапоги и дождевик с мультяшными стикерами из «Какао»[3]. Они немного отошли от школы, и вдруг Еха спрятала голову к подруге под зонт и спросила:
– А почему ты не написала, что мечтаешь стать детективом?
Сохи быстро закрыла ей рот рукой, боясь, что их кто-то услышит:
– Да что с тобой такое?
– Но ты же мечтаешь об этом.
– Какой детектив в моем возрасте…
– В смысле? Ты что, обманывала меня на пижамной вечеринке? Притворялась?
– Ну, понимаешь… – Сохи не знала, что сказать, поэтому перешла в наступление: – А ты что написала? Кем хочешь стать?
– Напарником детектива.
Сохи стояла разинув рот. На ее лице было написано: «Ладно, я проиграла». Еха, казалось, не замечала реакции подруги и уже полностью перебралась к ней под зонт. Сохи даже не успела понять, когда это произошло.
– Зачем тебе прятаться? Ты же в дождевике.
– Он мило выглядит, но протекает.
– Что милого в том, что под дождевиком выпирает рюкзак?
И вдруг Сохи остановилась, поняв, что забыла свой рюкзак в классе.
– Какой кошмар! Ты оставила его в школе? Это дурной знак! – Еха опять принялась за свое.
– Прекрати.
Слова подруги задели Сохи за живое.
– Да ладно, ты же все равно не веришь в приметы. А знаешь, что будет, если забыть сменную обувь? Ее наденет призрак, придет к тебе посреди ночи, и все… заберет твою душу!
– Ну хватит уже! Иди в караоке, я догоню.
Сохи не хотелось в такой мрачный и промозглый день слушать всякую чушь. Она побежала обратно в школу, пробираясь через толпу зонтиков.
Темный коридор выглядел обшарпанным. Школа Чонмун была построена больше семидесяти лет назад. Сохи казалось, что даже ученики здесь такие же старомодные, как и само здание. Если бы на телевидении запустили проект под названием «Любовные письма госпожи Б»[4], их школа идеально подошла бы для съемок. Одно хорошо: с этого года у них учатся не только девочки, но и мальчики.
Директором школы была статная дама, всю жизнь посвятившая работе. От нее веяло элегантностью и утонченностью. На линейке она торжественно произнесла, что гордится первым смешанным набором, театрально добавив: «Вы справитесь с этой ответственностью». Стоя перед микрофоном, директор рассказывала об истории основания школы и о переменах, которые произошли в ней за семьдесят лет. В итоге выяснилось, что изначально женская школа стала смешанной лишь из-за низкой рождаемости в последние годы. Многие взрослые до сих пор не верили, что даже в Сеуле закрывают школы, потому что не набираются классы.
В пустом и темном коридоре было неуютно. Сохи радовалась, что не встретила на своем пути старшеклассниц. По какой-то причине, будучи последним несмешанным набором школы Чонмун, те недолюбливали остальных учениц. А девочек помладше держали на побегушках.
Держа в руках зонтик, с которого все еще капала вода, Сохи попыталась открыть деревянную дверь в класс, но та не поддавалась, вероятно, из-за влажности. Как она ни старалась, у нее получилось лишь немного сдвинуть ее.
«Любой младшеклассник сильнее! Какой уж из меня учитель физкультуры», – удрученно подумала она.
Повесив зонт на руку, Сохи принялась толкать дверь от себя, просунув ладони в образовавшуюся щель. Она навалилась всем телом, и дело наконец пошло. Казалось, что-то удерживало дверь с обратной стороны, как вдруг она с легкостью поддалась. Словно открылась заржавевшая крышка банки, несколько лет простоявшей в кладовке. Заходить внутрь почему-то не хотелось.
Сохи на цыпочках вошла в класс и вдруг почувствовала, что воздух вокруг стал другим. Здесь было холодно, мрачно и странно пахло чем-то затхлым. Класс был похож на картину, с которой пропали все цвета. Съежившись от холода, она подошла к окну. К счастью, ее рюкзак висел на крючке сбоку парты. Сохи быстро схватила его и уже собиралась было уходить, как вдруг вздрогнула от удивления.
За партой у задней двери сидела длинноволосая девятиклассница. Сохи заметила ее не сразу. Та сидела спокойно, словно начальник, ожидающий подчиненного. Ее кошачьи глаза закрывала длинная челка. От одного вида по спине у Сохи побежали мурашки. Несмотря на холод, ей вдруг стало так душно, что хотелось разодрать ногтями грудную клетку. Сохи оцепенела. Почему в классе так холодно?.. Она надела рюкзак, стараясь не смотреть на длинноволосую.
– Эй, ты, у тебя ведь плечи от рюкзака болят, – сказала та. – Думать надо, прежде чем надевать.
Сохи все это показалось очень странным. Она не смогла удержаться и обернулась:
– Что? Что это значит?
– Если скажешь мне имя, я помогу тебе отомстить.
Сохи тихо ахнула:
– Поможешь отомстить?..
– Ты, как и я, страдала.
Теперь Сохи поняла, о чем шла речь. О том, что хотелось стереть из памяти: одиночество, отсутствие друзей, травлю…
Пока у нее не появилась подруга, она всегда обедала одна. «Изгой, решивший избавиться от травли, нашел другого изгоя. Я полная неудачница», – печально сказала Сохи, когда Еха впервые подсела к ней. Над той тоже издевались, но она воспринимала это иначе: считала, что ей все завидуют. Сохи изумилась самоуверенности Еха, но, на удивление, они сразу подружились. Их не смущали взгляды одноклассниц, которые говорили про них: «Два чудака – пара». Они наслаждались жизнью и не думали о том, как их называют за спиной. Обретя подругу, Сохи решила стереть из памяти свое мрачное прошлое. И вот сейчас длинноволосая напомнила ей о нем.
– Скажи, на кого наложить проклятие… Я за тебя убью человека.
Может, она спит и ей все это мерещится? За окном бесшумно лил зимний дождь. Сохи задыхалась. Ей казалось, словно она тонет в глубокой толще воды.
– Какое проклятие?..
– Ты же знаешь, какие слухи ходят по школе. Я от других учеников слышала. Вы с подругой…
«Нет, не надо, не говори».
– …детективы?
Длинноволосая криво улыбнулась и злобно засмеялась. Сохи захотелось убежать и спрятаться. Смех не был похож на человеческий. Внезапно лицо сидящей застыло.
– Все еще сомневаешься? Я предлагаю тебе отомстить. Думаешь, я не слышу, как одноклассницы обсуждают тебя?
Сохи стояла, а длинноволосая сидела, но ей казалось, что та смотрит на нее сверху.
– Тебе не стоит туда идти, – произнесла она, когда Сохи подошла к передней двери класса.
Не выходить через дверь? Что, в окно прыгать? Нет, она могла выйти через заднюю, но тогда бы пришлось пройти мимо этой странной девятиклассницы. Конечно, тут взыграло и чувство собственного достоинства, но основная причина была в ней.
– Рассказать, почему у тебя болит плечо? – загадочно произнесла длинноволосая. – Потому что на нем кто-то сидит.
Внезапно Сохи почувствовала тяжесть. Может, это был какой-то психологический трюк, но она отчетливо ощутила давящую боль в спине. Зажмурившись, она выскочила из класса через переднюю дверь. В коридоре Сохи оперлась спиной о стену и выдохнула.
И вдруг что-то треснуло.
«Странное ощущение», – подумала она.
Что-то вязкое потекло по спине. Появился неприятный запах. Сохи открыла рюкзак – пенал и учебники были в желтой слизи.
– Да что это такое! Еха тайком подложила мне яйцо!
Сохи была в бешенстве. «Как она посмела засунуть яйцо в мой рюкзак! Из-за какой-то дурацкой приметы!» Внутри у нее все кипело, но гнев быстро сменился страхом. Еха говорила, что, если в первый школьный день яйцо разобьется, несчастья будут преследовать весь год. «Со мной ничего не случится, все это выдумки…»
– Ай! Уходи, мне больно! Как горячо! Горячо! – раздался вопль, а за ним последовал тихий зловещий смех.
Однажды учительница химии, которую школьники за высокомерие и строгость прозвали Холодным Сердцем, сказала, что дети из богатых семей района Каннам[5]пребывают в постоянном стрессе из-за учебы. Именно поэтому в таких районах как грибы после дождя появляются психологические кабинеты и открываются психиатрические клиники. А потом добавила с сарказмом: «А вот вы, ребятки, живете очень спокойно и совсем не переживаете из-за оценок». Вообще-то она тоже в свое время окончила школу Чонмун, и к тому же понятия не имела о том, есть ли в ней ученики, которые нуждаются в помощи психолога. Впрочем, как и та длинноволосая.
Сохи неслась вниз по лестнице. В конце коридора показался выход. На улице все еще лил дождь, но даже там было светлее, чем в классе. На последней ступеньке она резко остановилась.
– Стоп… как там ее зовут?
Сохи одолевали странные чувства.
– У нее изо рта не шел пар.
«Может, мне все это привиделось?» Она достала телефон и посмотрела прогноз погоды. На улице лил дождь и было выше нуля, но Сохи трясло от холода. Вдох. Выдох. Длинноволосая в классе ведь тоже дышала, но пар изо рта у нее не шел. «Наверно, я просто не помню». Назад возвращаться она не рискнула.
– А, неважно. Какое мне дело.
Ей хотелось вырваться из этого ночного кошмара. И она сломя голову побежала домой, не открывая зонтика.
Это произошло за сорок четыре дня до убийства в школьной лаборатории.
Гость
В районе Сонбук[6]на склоне холма прятался деревенский домик в традиционном стиле. По его стенам замысловатым узором вился плющ. Первые лучи весеннего солнца танцевали на черепичной крыше. На грубых деревянных воротах круглый год была приклеена надпись: «С приходом весны приходит удача»[7], а во дворе, на стене дома висели желтые амулеты с древними иероглифами[8]. Поговаривали, что здесь живет шаманка. «Не верится, что в Сеуле до сих пор есть такие дома», – говорили местные.
Секретарь исполнительного комитета Национального собрания Хон стоял посреди двора и смотрел на этот дом в традиционном стиле. Большие глиняные горшки для солений на помосте вдоль забора пробудили в нем теплые воспоминания о детстве в родном городе. Глядя на стесанные края керамических кадушек с щербинками, он улыбнулся: его мама тоже точила так ножи. Сколько бы отец ни ворчал, что горшки для этого не предназначены, она не слушала. Родись мама сейчас, благодаря уму и своенравному характеру наверняка дослужилась бы до министра.
Хон тяжело вздохнул. Его мать умерла, так и не увидев сына в числе парламентариев. Каким бы успешным ни был человек, ему одиноко, если рядом нет родной души, которая поддержит его. После смерти матери он продолжал подниматься по карьерной лестнице, но уже не испытывал от этого удовлетворения.
Господин Хон снял обувь и взошел на веранду. Он заметил, что раздвижные входные двери были оклеены пергаментной бумагой. Внутри слева находилась большая гостиная, а справа – комната поменьше. Хон слегка кашлянул, давая знать о своем присутствии, и вошел в комнату. Не похоже было, чтобы тут жила шаманка. Он ожидал увидеть красочный алтарный портрет Будды, но внутри было просторно, а в середине комнаты возвышался бамбук в кадушках. За кадушками сидела шаманка.
– Мне директор одной крупной компании вас посоветовал, – начал Хон.
Никакой реакции. Он натянуто улыбнулся. Пройдя мимо стеблей бамбука, Хон удивился тому, что увидел перед собой. За низким столиком сидела молодая девушка, может быть даже школьница.
Она была одета в бело-синий старомодный ханбок[9], а макияж на лице смотрелся вызывающе. Выглядело все это так, будто она стащила одежду и косметику у мамы. Ее веки покрывали густые тени, а поверх них были нарисованы стрелки, наверное, чтобы произвести впечатление на клиентов. Хон многое повидал в жизни, но его поразила уверенность, исходящая от юной шаманки. Ему даже показалось, что знакомый подставил его, рассказав про этот дом.
«Бред какой-то! И вот сюда политики и акулы бизнеса приходят каждую весну? К этой малявке?» – подумал Хон.
Сидевшая в позе лотоса шаманка небрежно, без капли почтения махнула рукой, приглашая его устроиться напротив. Какое высокомерие! Может, уйти? Но ее взгляд был невероятно живым. Хон давно такого не видел: она словно гипнотизировала глазами. Он передумал и сел.
– Ты можешь сказать, кто из них выиграет выборы? – Хон положил на столик три фотографии. – Назови одного. Если поможешь, я щедро заплачу.
В верхней части снимков белой ручкой были написаны даты и время рождения кандидатов. Шаманка по очереди брала фотографии и без особого интереса смотрела на них.
– Откуда мне знать? Люди выбирают сердцем. Сложно прочитать мысли и одного человека, а вы хотите заглянуть в души пятидесяти миллионов, – надменно произнесла она и усмехнулась.
– Пятьдесят миллионов – это все население Кореи. А избирателей – тридцать пять миллионов, то есть семьдесят процентов, – возразил Хон.
– Это ничего не меняет.
Такая дерзость удивила Хона. Может быть, она поддерживает оппозиционную партию? В последнее время ее представители создавали что-то наподобие политических лагерей для молодежи, где промывали будущим избирателям мозги. По крайней мере, ему показалось именно так.
Хон разозлился. В этом чертовом доме он почувствовал себя униженным, но был не в том положении, чтобы поставить шаманку на место. Как настоящий политик, он сохранил самообладание и спокойно сказал:
– М-да, признаться, я разочарован. Я был наслышан о тебе. Но, похоже, ты служишь слабым богам.
Хон незаметно пошел в атаку, пытаясь достучаться до девушки. Та вдруг пришла в ярость и сжала кулаки. Ее лицо покраснело. Она тряслась от гнева, будто ее обвинили в чем-то непристойном в школе.
– Что такое? Ну видно же, что никакая ты не шаманка.
Скривившись, она взглянула на фотографии и отложила одну. Хон перевернул ее и увидел изображение мэра Юна. Значит, мэр вылетит из президентской гонки? Это играло ему на руку: у Хона практически не было шансов одержать над ним победу. Оставались двое: глава партии и министр юстиции.
– Отлично, теперь выбери одного. Используй свои силы. Да, я должен извиниться за свои слова. Мне не следовало обвинять твоих богов в слабости.
Конечно, Хон не верил этой надменной девчонке. Тем не менее ему было любопытно, кого же шаманка назовет следующим президентом.
Та небрежно перемешивала фотографии, словно игральные карты. Хон как завороженный смотрел на ее руки и напряженно замер, когда она остановилась. Кто же: глава партии или министр юстиции?.. Одно движение – и фотографии исчезли со стола.
– Как ты посмела меня обмануть?! – взорвался Хон. Он почувствовал себя одураченной жертвой мошенника.
– Кого бы я ни выбрала, к вам это не имеет никакого отношения.
– Что это значит?
– Что вы проиграете от этого.
Хон вздрогнул. Он смог так высоко продвинуться по карьерной лестнице благодаря нужным связям. А сюда пришел, чтобы узнать, какими знакомствами следует заручиться в будущем. И вот шаманка говорит ему, что в этом нет смысла!.. Ему вспомнились его провокационные сделки с политиками и бизнесменами.
Он покачал головой и посмотрел на шаманку. Было очевидно, что своими загадочными речами она тянула время, чтобы нажиться, но Хон решил дослушать до конца.
– Ладно. Как ты можешь решить мою проблему? Может, амулет какой дашь или заклятие на кого-то наложишь?
– А, по-вашему, ее можно решить?
– Чертова девчонка! Я именно за этим сюда и пришел.
– Куда полетит поломанный воздушный змей – знает только ветер.
Терпение Хона лопнуло.
– Значит, так, слушай меня внимательно. Один звонок – и я сделаю твою жизнь невыносимой.
– Если вы закончили, прошу на выход.
– Да как ты…
– Вы слишком далеко зашли.
«Сейчас вся молодежь такая? Ни стыда ни совести!» Хон с недовольным лицом встал, посмотрел на нее и сказал:
– Ничего, завтра ты узнаешь, как выглядит мир взрослых.
Как только он вышел из дома, шаманка посыпала землю перед воротами солью[10].
Все произошло гораздо быстрее, чем говорил Хон. Через два часа в дверь шаманки постучали. Тучный мужчина средних лет открыл калитку и зашел во двор. Бабушка, которая в тот момент полола сорняки в огороде, поздоровалась с гостем. Приподняв край широкополой соломенной шляпы, она смотрела на него. Гость представился господином Чхве, главой Департамента образования района Сонбук.
– Мы получили на вас жалобу. Здесь живет ребенок, который не посещает общеобразовательное учреждение и проводит все время дома?
– Дома? А, нет, дома не продаем.
Какой странный говор. Чхве вспомнил, что во время путешествия на остров Чечжудо слышал похожие интонации у местных жителей. Он заговорил громко и четко, словно зачитывал декларацию:
– Женщина, все граждане Республики Корея имеют право на школьное образование, более того, организация процесса обучения детей – обязанность взрослых. А у вас в доме живет пятнадцатилетний ребенок. Я не знаю, что вы думаете обо всем этом, но этот подросток проживает в районе, который находится под моей юрисдикцией!
Пока Чхве произносил свою пламенную речь, бабушка обмахивала лицо шляпой.
– Хочешь, чтобы тебе погадали? Только не трать наше время, если не веришь в предсказания.
«Похоже, бабуля глухая». Чхве внимательно наблюдал за ней. Выглядела она для своих лет моложаво и больше походила на актрису. На ней были просторные льняные брюки, а вокруг пояса повязан кардиган. Сначала Чхве подумал, что они куплены на рынке, но, приглядевшись, понял, что это «Шанель».
Он поднялся на веранду и вслед за ней вошел в комнату. Внутри Чхве увидел шаманку в ханбоке, сидящую среди зарослей бамбука.
– Будь осторожней, не увлекайся, – вдруг сказала ему бабушка.
– Бабуль, тут это, рядом с тобой надзиратель стоит…
Но та уже ушла, закрыв за собой дверь. Внезапно атмосфера стала напряженной. Чхве прошел мимо стеблей бамбука и сел напротив шаманки. На первый взгляд она показалась ему простушкой. Театр одного актера, да и только. На пятнадцатилетней – ханбок, который был в моде в восьмидесятых, а лицо покрыто толстым слоем макияжа, словно она играет роль в школьном драмкружке. Ее бабушка носит «Шанель» и обряжает внучку в такое вот старье?
Чхве принялся рассказывать о том, что привело его сюда. Больше десяти минут он объяснял, иногда вставляя в речь сложные юридические термины, что, согласно законодательству, ей необходимо посещать школу.
Спокойно выслушав его, шаманка произнесла:
– Значит, вы обрекаете нас на голодную смерть…
Чхве не на шутку разозлился: что за бестактность? Ее в семье кто-нибудь учил хоть каким-то манерам?
– Если я пойду в школу, на что мы, по-вашему, с бабулей жить будем?
– Несовершеннолетним запрещено работать. Еще я выяснил, что ты не платишь налоги. А должна, твоя деятельность попадает под действие налогового законодательства. Получается, ты и его нарушаешь. Выбирай: хочешь отправиться в приют, где твоим воспитанием будут заниматься неприветливые монахини, или хочешь получить государственное образование в общеобразовательной школе и стать достойным членом общества?
Случай был нестандартный, поэтому Чхве старался говорить настойчиво и убедительно. Как и ожидалось, возраст ничем невозможно скрыть. Шаманка опустила глаза и посмотрела на металлический колокольчик на столике.
Настало время ослабить натиск, и Чхве заговорил мягче:
– Не переживай, я помогу тебе оформить государственные выплаты. По документам ты, можно сказать, сирота. Отец умер, когда тебе был год, а личность твоей матери не установлена. Социальные льготы в Корее лучше, чем ты думаешь. С голоду вы точно не умрете. Если ты сделаешь, как я говорю…
– Хм… – Она подняла на него лицо. – Вы хотите, чтобы я поверила человеку, которого впервые вижу? Такого даже от аферистов не услышишь.
Шаманка впилась глазами в Чхве. Ее взгляд был острым, словно нож. Внезапно она начала звонить в колокольчик.
Чхве вдруг замутило.
В унисон звону колокольчика она принялась стучать рукой по столу:
– Ты! Ты вечно носом землю роешь! Лопнувший гнойник! Жмот, которого жадность в могилу загонит! Вот тебе!
Чхве похолодел: шаманка говорила словами его дедушки.
Внезапно звон прекратился. Ее глаза снова приобрели обычное выражение.
– Пришлось показать вам, на что я способна, – неожиданно произнесла она.
Безразличное лицо ничем не выдавало ребенка, только что говорившего голосом старика.
– Ч-что ты сейчас сказала? – Голос Чхве дрожал.
Ему было хорошо известно, что все шаманы – мошенники и проходимцы, но жмот… Откуда она узнала? На работе Чхве слыл человеком экономным, а в университете о нем и вовсе говорили, что он своего не упустит.
– Откажитесь от того, что собираетесь сделать.
– Это кто такое сказал?
– Просто не делайте этого!
Уголки губ, накрашенных красной помадой, слегка дернулись вверх. Это напомнило Чхве лицо дьявола из «Фауста», на которого он бесплатно ходил в театр с будущей женой еще: холодное и зловещее. Он стал лихорадочно шарить по карманам. Ему вдруг захотелось как можно скорее уйти отсюда. Наконец Чхве швырнул на стол визитку:
– Здесь адрес нашего управления. Если не явишься в течение недели, ты и твоя глухая бабка будете отвечать за все по закону. Подумай хорошенько!
– Бабуля, проводи нашего гостя!
Чхве удивился ее тону. «Это она так с бабушкой разговаривает?» Но еще больше его поразил ответ:
– Хорошо, госпожа.
Ничего в этом доме не поддавалось здравому смыслу. Но Чхве больше не хотел в этом разбираться.
– Мы еще посмотрим, кто кого!
И, сгорая от возмущения, он покинул дом шаманки.
Бабушка посыпала землю перед воротами солью, надела широкополую соломенную шляпу и продолжила полоть сорняки, напевая битловскую Michelle.
Шаманка, оставшаяся сидеть перед бамбуком, глубоко вздохнула, потом взяла горстку риса и рассыпала ее на столе. По мере того как она собирала зернышко за зернышком, ее лицо становилось все мрачнее. Она отодвинула кучку риса на край стола. А потом опять рассыпала. Зернышки расположились точно так же, как и в прошлый раз, словно были выгравированы на дереве.
Какое-то время шаманка сидела неподвижно, а затем открыла ящик стола. В нем лежали фигурки персонажей комиксов, афиши мультфильмов, стеклянные шарики, шагающие пружинки, куклы вуду и игрушечный набор пластиковых волшебных палочек, популярных среди младшеклассников лет семь назад. Наконец она нашла, что искала, – антикварный компас размером с блюдце. Он назывался пхэчхоль[11], внутри были выгравированы китайские иероглифы.
Бабушка, сидя во дворе в тени, наливала рисовое вино в бумажный стаканчик. Увидев внучку, она спрятала бутылку за спину:
– Госпожа, куда вы?
Юная шаманка молча открыла ворота. Это был ее первый выход в люди за последний год.
Она все быстрее шагала по переулку. При виде нее прохожие оборачивались – ханбок, яркий макияж, встревоженный взгляд, будто она только что узнала плохую новость… Чем ближе она подходила к главной улице, тем больше людей обращало на нее внимание. Но она этого словно не замечала.
Из универмага, полного посетителей, доносилась незнакомая мелодия. На противоположной стороне улицы в магазине студентки выбирали на распродаже обувь. Опустив глаза, она поняла, что забыла обуться. Ее носочки насквозь промокли в лужах. Осталась в прямом смысле босой. Приятного мало.
Посередине многолюдной улицы она остановилась и начала делать пассы руками. Стрелка компаса перестала крутиться. Она указывала на север. Сжав кулаки, шаманка прокричала:
– Так у нас гости из мира тьмы!
Прохожие оглядывались на девушку в ханбоке, которая разговаривала сама с собой.
Это произошло за двадцать один день до убийства в школьной лаборатории.