Райан Холидей
Эго – это враг
Когда мы знакомимся с этими людьми, мы обнаруживаем, что они были осмотрительны и непоколебимо реалистичны. Не то чтобы кто-нибудь из них вообще был лишен эго. Но они знали, как его подавить, укротить и направить. Они великие, но скромные.
Погодите, но вот такой-то и такой-то отличались непомерным эго и были успешными. Что насчет Стива Джобса? Или Канье Уэста?
К таким примерам худшего поведения мы можем отнестись рационально. Однако никто не является действительно успешным по той причине, что блуждает в иллюзиях, оторван от реальности или зациклен на себе. Даже если эти черты присущи каким-то популярным личностям, у них есть и другие качества: зависимость, плохое обращение (с собой и с другими), депрессия, одержимость. Когда мы изучим этих людей, то увидим: лучшее, что они делали, происходило в моменты, когда они обуздывали свои импульсы, расстройства и пороки. Человек может достичь предела возможностей, только освободившись от эго.
Именно поэтому мы познакомимся с такими личностями, как Говард Хьюз – младший, персидский царь Ксеркс, Джон Делореан, Александр Македонский, а также рассмотрим множество предостерегающих историй других людей, потерявших контроль над реальностью. На их примере будет понятно, каким рискованным может оказаться эго. За полученные дорогостоящие уроки они заплатили невзгодами и саморазрушением. Мы увидим, как часто даже самые успешные люди колеблются между смирением и эго и какие проблемы это вызывает.
Устранив эго, мы остаемся один на один с реальностью. Эго сменяется смирением, но это твердое смирение и уверенность в себе. Эго искусственно – уверенность в себе выдерживает нагрузки. Эго украдено – уверенность в себе заслужена. Эго самопровозглашено, его самодовольство – уловка. Уверенность готовится к трудностям – эго манипулирует. Это как разница между сильнодействующими и ядовитыми веществами.
Как вы увидите на следующих страницах, именно уверенность в себе превратила во время Гражданской войны ничем не примечательного и недооцененного генерала в главного воина и стратега Америки. Эго подхватило другого генерала на высотах власти и влияния после той же войны и довело его до нищеты и бесславия.
Тихий, спокойный немецкий ученый превратился не просто в лидера нового типа, а в силу мира. Два других инженерных ума XX века, разные, но одинаково блестящие и смелые, закружились в шумихе и славе. Но потом их надежды разбило о скалы неудач, банкротства, скандала и безумия.
Один привел одну из худших команд в истории НФЛ к трем победам в Супербоулах, а потом сделал ее одной из доминирующих династий в игре. А бесчисленное множество других тренеров, политиков, предпринимателей и писателей преодолевали аналогичные препятствия лишь для того, чтобы неизбежно уступить первое место кому-то другому.
Некоторые учатся смирению. Другие выбирают эго. Кто-то готов к переменам в судьбе – положительным и отрицательным. Иные – нет. Что выберете вы? Кем станете?
Вы взяли эту книгу, потому что чувствуете (осознавая это или нет), что вам нужно найти ответ на вопрос.
Что ж, мы здесь; приступим.
Часть I. Стремление
* * *
Итак, у нас есть цель, вызов, новое начинание. Так начинается каждое путешествие, но слишком многие в итоге не достигают своей цели. Виновником чаще всего бывает эго. Мы вооружаемся фантастическими историями, считаем, что всё знаем, позволяем своей звезде гореть ярко и горячо – но лишь для того, чтобы выяснить, что все окончилось пшиком. И мы понятия не имеем почему. Это признаки эго, лекарством от которого являются смирение и чувство реальности.
Для всего, к чему вы стремитесь, эго – это враг
Говорят, что он смелый хирург, рука которого не дрожит, когда он проводит операцию самому себе; и он часто столь же смел, как и тот, кто не боится стянуть таинственную вуаль самообмана, которая скрывает уродства его собственного поведения.
Адам Смит, английский экономист и мыслитель
Примерно в 374 году до н. э. Исократ, один из самых известных учителей и риторов Афин, написал письмо молодому человеку по имени Демоник. Исократ был другом его недавно умершего отца и хотел дать осиротевшему юноше несколько советов. Они варьировались от практических до моральных и выражались в «благородных изречениях», как назвал их автор. По словам Исократа, они являлись «наставлениями на грядущие годы».
Демоник, как и многие из нас, был честолюбив, и Исократ писал, что путь амбиций может быть опасен. Ритор начал с сообщения, что более всего юноше к лицу «стыдливость, справедливость и скромность, ибо считается, что все это украшает нравственный облик молодого человека»[10].
«Вырабатывай твердость характера», – наставлял Исократ и предостерегал Демоника от попадания в зависимость от «гнева, наслаждения и боли». И «к льстецам относись с такой же ненавистью, как к обманщикам: и те и другие, когда им верят, причиняют поверившим зло».
Автор учил адресата: «С теми, кто общается с тобой, будь обходительным, а не надменным. Ведь спесивость тех, кто преисполнен презрения, с трудом смогут выносить даже рабы»; «Обдумывай решения медленно, приводи их в исполнение быстро»; «Знай, что самое лучшее… обладать рассудительностью». Исократ призывал юношу не забывать о разуме: «Заботься обо всем необходимом в жизни, но более всего развивай свой разум. Великое в малом – вот что такое хороший ум в теле человека».
Некоторые из этих советов могут показаться знакомыми. Действительно, через две тысячи лет о бешенстве эго стал часто предупреждать Уильям Шекспир. В «Гамлете» он, фактически используя это письмо в качестве образца, вложил слова Исократа в уста Полония, обратившегося к своему сыну Лаэрту. Речь эта, если вам доводилось ее слышать, заканчивается такими строками:
Но главное: будь верен сам себе;
Тогда, как вслед за днем бывает ночь,
Ты не изменишь и другим. Прощай;
Благословеньем это все скрепится[11].
Слова Шекспира легли на сердце Уильяму Шерману, молодому офицеру в Соединенных Штатах, – впоследствии он станет, возможно, величайшим генералом и стратегом в истории страны. Не исключено, что он никогда не слышал об Исократе, но зато любил «Гамлета» и часто цитировал речь Полония.
Отец Шермана (как и отец Демоника) умер, когда тот был очень молод. И, как и Демоника, юношу взял под крыло мудрый старший товарищ – Томас Юинг, друг отца и будущий сенатор Соединенных Штатов. Юинг усыновил мальчика.
Несмотря на высокое положение приемного отца, практически никто не мог бы предсказать серьезных достижений Шермана. И уж тем более никто не предвидел беспрецедентного шага – отказа от поста президента страны. Восхождение Шермана на политический олимп было медленным и постепенным – в отличие от, например, Наполеона, который стремительно ворвался в историю и так же быстро сошел со сцены[12].
Молодые годы Уильям Шерман провел в Вест-Пойнте, федеральной военной академии, и в армии. В первые годы службы он верхом изъездил почти всю страну; каждая поездка приносила офицеру новые знания и умения. Когда разразилась Гражданская война, Шерман отправился на восток и получил звание полковника Добровольческой армии (северян). В первом сражении при реке Булл-Ран северяне потерпели катастрофическое поражение, однако Шерман, успешно командовавший полком, отличился в бою.
После сражения Шермана повысили до бригадного генерала и вызвали для встречи с президентом Линкольном и его военным советником[13]. В таком составе военачальники обсуждали стратегические планы несколько раз, как вдруг Шерман обратился к Линкольну со странной просьбой: не возлагать на него верховное командование. При этом Шерман соглашался на любое другое назначение. Президент с радостью пообещал удовлетворить просьбу; все остальные генералы хотели как раз обратного: как можно больше чинов и полномочий.
В тот период Шерману было комфортно в роли второго номера. Он был уверен, что здраво оценивает свои способности и что выбранная им роль подходит ему лучше всего. Только представьте: честолюбивый человек отказывается от шанса взять на себя ответственность, потому что хочет быть готовым к ней!..безумие ли это?!
Но Шерман вовсе не был образцом сдержанности и порядка. В начале войны, когда ему пришлось защищать Кентукки с недостаточным количеством войск, его одержимость и склонность к сомнению в себе странным образом встретились. Он бесился из-за нехватки ресурсов и с паранойей относился к маневрам противника. В результате он сорвался и поговорил с несколькими газетными репортерами в недопустимом тоне. Последовал конфликт, Шермана временно отстранили от командования. Чтобы привести нервы в порядок, офицеру потребовалось несколько недель отдыха. Это был один из немногих почти катастрофических моментов – в остальное время его карьера развивалась достаточно успешно.
История с репортерами получила огласку, а Шерман обрел известность. Во время осады Форта Донельсон (спустя семь месяцев после первого сражения при Булл-Ране) звание Шермана было уже формально выше, чем звание Улисса Гранта, командовавшего боевыми действиями. Пока остальные генералы Линкольна боролись между собой за личную власть и признание, Шерман предпочел поддержать и усилить Гранта. Шерман отправил Гранту партию боеприпасов, приложив записку, в которой говорилось: это твое шоу, обращайся ко мне за любой помощью, которая в моих силах. Шерман и Грант вместе одержали одну из первых побед Союза в войне.
Опираясь на свои успехи, Шерман начал отстаивать идею марша к морю. Стратегически смелый и дерзкий план был порожден не каким-то творческим гением, а опирался на точные топографические исследования, которые молодой офицер когда-то провел в местах, казавшихся захолустьем.
Когда-то Шерман осторожничал – теперь же он не сомневался. И, в отличие от множества людей с большими амбициями, право на это мнение он заработал. Пройдя от Чаттануги до Атланты, а затем от Атланты к морю, он избежал традиционной серии сражений – одной битвы за другой. Любой, кто изучает военную историю, может видеть, как то же самое вторжение, вызванное эго, а не ощущением цели, привело бы к совершенно иному результату.
Реализм Шермана позволил ему увидеть путь через Юг, который другие считали невозможным. Вся его теория маневренной войны базировалась на намеренном отказе от лобовых атак и демонстрации силы в виде генеральных сражений, а также на игнорировании критики, которая ждала публичной реакции военачальника. Шерман же молчал и придерживался своего плана.
К концу войны Уильям Шерман был уже одним из самых знаменитых людей страны. Однако он не стремился на государственную службу и не имел вкуса к политике – он желал просто делать свою работу и по ее завершении уйти в отставку. Отмахиваясь от похвал и внимания, сопутствующих успеху, он предупреждал своего друга Гранта: «Будь естественным, будь самим собой, и это пышное подхалимство пройдет, как морской бриз в теплый летний день».
Один из биографов Шермана очертил этого человека и его достижения в следующем замечательном пассаже – вот почему он служит нашим образцом на стадии восхождения.
Люди, которые достигают славы и лидерства, бывают двух типов. Одни рождены с верой в себя, у других их медленный рост зависит от реальных достижений. Для людей второго типа их собственный успех становится постоянным сюрпризом, а его плоды еще вкуснее из-за того, что их пробуют осторожно, с навязчивым чувством сомнения, не сон ли это. В этом сомнении лежит истинная скромность – не притворство неискреннего самоуничижения, а скромность «умеренности» в греческом смысле. Не поза, а уравновешенность.
Кто-то может спросить: если ваша вера в себя не определяется реальными достижениями, то от чего она зависит? Слишком часто ответ на этот вопрос, когда мы только начинаем, таков: ни от чего. Эго. Вот почему мы часто видим резкие взлеты, за которыми следуют катастрофические падения.
Так к какому типу относитесь вы?
Шерману надо было уравновесить талант, амбиции и пыл, особенно в молодости. Его победа в этой борьбе стала главной причиной того, что он смог справиться с переворачивающим жизнь успехом, который к нему пришел.
Возможно, это звучит странно. Там, где Исократ и Шекспир предлагали нам быть сдержанными, целеустремленными и руководствоваться принципами, многих из нас учили делать противоположное. Наши культурные ценности практически пытаются поставить нас в зависимость от одобрения, выдаваемого нашими эмоциями.
На протяжении целого поколения родители и учителя помогали нам самоутверждаться. Отсюда и все темы наших гуру и публичных лиц, направленные почти исключительно на то, чтобы вдохновлять, поощрять и убеждать нас, что мы можем совершить то, к чему стремимся.
В реальности это делает вас слабыми. Да, именно вас – со всеми талантами чудо-мальчика или девочки-которая-далеко-пойдет. Мы считаем само собой разумеющимся, что у вас есть потенциал. Именно поэтому вы оказались в престижном университете, именно поэтому у вас имеется финансирование бизнеса, вас нанимают и продвигают по службе; поэтому все имеющиеся сейчас возможности достались вам даром.
Как заметил Ирвинг Берлин[14], «талант – это всего лишь отправная точка». Вопрос в том, сможете ли вы максимально ей воспользоваться? Или станете своим злейшим врагом? Не погасите ли пламя, которое только занимается?
Шерман был человеком, глубоко и надежно связанным с реальностью. Он пришел из ниоткуда и совершал великие дела, не ощущая при этом, что он имеет какие-то права на почести, которых удостаивался. На деле он регулярно и последовательно подчинялся другим и был вполне удовлетворен своим участием в победе, хотя это и означало меньше лавров и славы для него лично.
Печально, что поколения мальчишек изучают атаку Пикетта[15] – провалившуюся атаку конфедератов, а модель Шермана – тихая, реалистичная, без блеска – забыта или, хуже того, очерняется.
Можно сказать, что умение трезво оценивать собственные возможности – наиважнейший навык. Без объективной оценки невозможно улучшение. И эго, разумеется, затрудняет каждый шаг на этом пути. Естественно, приятнее сосредоточиваться на своих талантах и сильных сторонах, но что это нам дает? Высокомерие и зацикленность на себе мешают росту. Так же, как и фантазии и «видение».
На этой стадии вам нужно тренироваться смотреть на себя с небольшого расстояния, развивая способность взгляда со стороны. Такое отчуждение – своего рода природное противоядие от эго. Это под силу любому нарциссу. Редкостью является не сырой талант, умения и даже уверенность в себе, а смирение, прилежание и самоанализ.
Для того чтобы работа несла в себе истину, она должна исходить из истины. Если вы не хотите быть однодневкой, то должны быть готовы к долговременной концентрации.
Нам следует понять: хотя мы и думаем масштабно, для достижения того, к чему мы стремимся, мы должны действовать и жить негромко, понемногу. Мы сосредоточимся на действии и на образовании, откажемся от самоутверждения и статуса, и наши амбиции поэтому будут не грандиозными, а постепенными: шаг за шагом мы станем учиться, расти и тратить на это свое время.
Наши конкуренты – с их агрессией, пылом, самолюбованием и бесконечной саморекламой – не понимают, что ставят под угрозу собственные усилия (не говоря уже о здравомыслии). Мы бросим вызов мифу о самоуверенном гении, которому чужды сомнения и рефлексия, а также оспорим миф об измученном художнике, который обязан жертвовать здоровьем ради работы. Там, где они оба отделены от реальности и других людей, мы свяжемся с ними, будем знать их и извлекать важные уроки.
Черчилль заметил, что факты лучше мечтаний.
Хотя мы разделяем представление о величии со многими другими людьми, мы понимаем, что наш путь к нему иной. Следуя Шерману и Исократу, мы понимаем, что эго является нашим врагом в этом путешествии, и поэтому, когда мы придем к успеху, он не утопит нас, а сделает сильнее.
Разговоры, разговоры, разговоры
Те, кто знают, не говорят.
Те, кто говорят, не знают.
Лао Цзы, основоположник даосизма
Писатель и общественный деятель Эптон Синклер, борясь в 1934 году за пост губернатора Калифорнии, предпринял необычный шаг: выпустил брошюру I, Governor of California and How I Ended Poverty («Я, губернатор Калифорнии, и как я покончил с бедностью»). Синклер описал в прошедшем времени блестящую политику, которую он будто бы проводил как губернатор – на посту, который еще не получил.
Это был нетрадиционный шаг в нетрадиционной кампании, предназначенный для демонстрации сильной стороны Синклера – умения говорить с общественностью так, как не могли другие (ведь он был писателем). Кампания Синклера изначально имела мало шансов на успех, а к моменту выхода брошюры и вовсе шла вяло. Однако наблюдатели отметили немедленное ее воздействие, но не на избирателей, а на самого Синклера.
Как позже писал журналист Кэри Макуильямс о скисших губернаторских претензиях своего друга, «Эптон не только осознавал, что потерпит поражение, но и, казалось, потерял интерес к выборам. В своем живом воображении он уже исполнил эту роль в книге “Я, губернатор Калифорнии…”, так зачем пытаться воплотить ее в жизнь?».
Брошюра стала бестселлером, а выборная кампания действительно провалилась. Синклер отстал примерно на четверть миллиона голосов (более десяти процентов); на этих, вероятно, первых современных выборах он был совершенно уничтожен. Сейчас понятно, что тогда произошло: разговоры шли впереди кампании, и у кандидата не хватило воли перекрыть эту пропасть. Большинство политиков не пишут таких книг, но они точно так же, как и Синклер, опережают себя. Подобное искушение существует для всех – заместить действия разговорами и шумихой.
Пустые поля на экране компьютера. «Что у вас нового?» – спрашивает Facebook. «Создать новый момент», – заманивает Twitter. Другие службы микроблогов и соцсети: Tumblr, LinkedIn… Почтовый ящик, айфон, «Оставьте свой комментарий» под статьей, которую вы только что прочитали.
Пустые поля призывают заполнить их мыслями, фотографиями и повествованиями. Описать то, что мы собираемся делать. Показать, какими могут или должны быть те или иные вещи. На какие события мы надеемся. Технология просит вас поговорить, пристает к вам и подталкивает вас к разговорам.
Почти всегда такого рода деятельность в социальных сетях позитивна. Чаще так: «Давайте я расскажу, как хорошо идут дела. Смотрите, как я крут». Редко появляется истина: «Я боюсь. Я в беде. Я не знаю».
В начале любого пути мы взволнованы и нервничаем. По этой причине мы стремимся к внешнему утешению, а не к внутреннему спокойствию. У каждого из нас есть слабое место, которое – подобно профсоюзу – не однозначное зло, но по большому счету хочет получать как можно больше уважения и внимания, делая при этом как можно меньше. Это слабое место мы называем эго.
Эмили Гулд, писательница и автор ныне не существующего блога Gawker о ежедневных новостях и сплетнях Манхэттена, – настоящая Ханна Хорват[16]. Эмили осознала это во время двухлетней борьбы за публикацию одного романа. У нее на руках был договор на шестизначную сумму, но Гулд застряла. Почему? Она была слишком занята, так как «проводила прорву времени в интернете».
На деле я даже не помню, что еще делала в 2010 году. Писала в Tumblr, в Twitter, просматривала там ленты. Это не приносило мне никаких денег, но создавало ощущение деятельности. Я всячески оправдывала перед собой эти привычки. Я строила свой бренд. Ведение блога было творческим актом: если зажмуриться, аналогично воспринимался даже отбор и перепост чужой публикации. И это было единственное творчество, которым я занималась.
Эмили Гулд совершала то же самое, что делают многие из нас, испытывая страх перед каким-нибудь проектом, – всё, кроме сосредоточения на нем. Роман, над которым она должна была работать, застопорился на год.
Проще было говорить о написании книги, заниматься чем-то увлекательным, связанным с искусством, творчеством и литературой, чем собственно написанием. И Эмили не единственная, кто так поступал. Недавно вышла книга Working On My Novel («Работая над моим романом»), содержащая посты в социальных сетях, написанные писателями, которые явно не работают над своими романами.
Писательство, как и прочая творческая деятельность, – тяжкий труд. Сидишь, пялишься в экран компьютера, злишься на себя и на материал, поскольку он не кажется достаточно качественным, и при этом сам ты не выглядишь достаточно хорошим.
На деле многие наши попытки мучительно трудны, будь то запуск нового стартапа или овладение каким-нибудь ремеслом. А вот говорить всегда гораздо легче.
Возникает ощущение, что мы считаем молчание признаком слабости. Если нас игнорируют, это эквивалентно смерти (для эго оно так и есть). Именно поэтому мы говорим, говорим, говорим, словно от этого зависит наша жизнь. На самом деле молчание – сила, особенно в начале любого путешествия. Как предупреждал философ (и, как это часто бывает, ненавистник газет и их легковесного способа подачи новостей) Кьеркегор, «простая болтовня предвосхищает настоящие разговоры, и выражение того, что находится еще в мыслях, ослабляет действие, опережая его».
В разговорах таится еще одна коварная штука. Говорить о себе может любой. Даже ребенок умеет щебетать без умолку.
Большинство взрослых на рекламные обещания реагируют достаточно спокойно – к огорчению изо всех сил старающихся рекламопроизводителей. Но чего нам недостает, что бывает редким? Тишина. Способность намеренно исключить себя из разговора и существовать без стороннего одобрения. Молчание – это передышка уверенного в себе и сильного человека.
У Уильяма Шермана было хорошее правило: «Никогда не объясняйте то, что вы думаете или делаете, пока вы что-то должны. Может быть, потом в вашу голову придет объяснение получше».
Бо Джексон является единственным в мире спортсменом, официально признанным звездой одновременно в бейсболе и футболе. Играя за команду Обернского университета, Бо решил: он должен получить премию Хейсман Трофи[17] и стать первым номером на драфте НФЛ. Знаете, кому он об этом сказал? Только подруге.
Стратегическая гибкость – не единственная польза от молчания, когда все вокруг болтают. Здесь есть еще и психология. Именно это имел в виду древнегреческий поэт Гесиод, когда говорил: «Лучшим сокровищем люди считают язык неболтливый»[18].
Болтовня нас истощает. Разговоры и действия используют одни и те же ресурсы. Исследования показывают: визуализация цели важна, но в какой-то момент разум начинает путать ее с реальным прогрессом. То же относится и к вербализации. Громкий разговор даже с самим собой во время работы над сложной проблемой значительно снижает прозорливость и прорывы. Потратив массу времени на обдумывание, объяснение и разговоры о задаче, мы начинаем ощущать, что приблизились к достижению цели. Однако бывает еще хуже: когда дела плохи, мы чувствуем, что можем выкинуть весь проект, поскольку уже совершили всё возможное, хотя на деле, конечно же, этого не произошло.
Чем сложнее задача, чем неопределеннее результат, тем дороже обходятся разговоры и тем сильнее мы отдаляемся от фактического контроля над ситуацией. Разговоры лишают нас энергии, отчаянно необходимой для преодоления того, что писатель Стивен Прессфилд называет «сопротивлением» – преградой, которая стоит между нами и творческим результатом. Для успеха требуется сто процентов усилий, а разговоры крадут их часть еще до того, как мы их сможем использовать.
Многие из нас поддаются искушению поболтать, особенно когда находятся в стрессе, чем-то потрясены или должны сделать массу работы. На стадии строительства сопротивление будет постоянным источником раздражения. Разговоры – слушать себя, выступать перед аудиторией – почти терапия. Я только что четыре часа говорил. Неужели это ничего не значит? Ответ: нет, не значит.
Делать большое дело – это бороться. Борьба истощает, деморализует, пугает. Такие ощущения возникают не всегда, но могут приходить достаточно часто, когда мы находимся глубоко посреди этого. Мы говорим, чтобы заполнить пустоту и неопределенность. Марлон Брандо (если кого и можно назвать спокойным актером, так это его) однажды заявил, что пустота ужасна для большинства людей. Тишина нападает на нас, или мы противостоим ей, особенно если в течение многих лет позволяли своему эго лгать нам. Однако это пагубно, причем по единственной причине: величайшие деяния и величайшее искусство появляются вследствие борьбы с пустотой, противостояния ей, а не в результате попыток изгнать ее.
Когда вы сталкиваетесь с конкретной проблемой – исследованиями в новой области, началом бизнеса, созданием фильма, сохранением наставника, продвижением в важном деле, – вопрос в том, будете ли вы искать передышку в виде разговоров или займетесь напрямую борьбой?
Подумайте об этом: тот, кого принято называть голосом поколения, не называет так сам себя. На деле если вы задумаетесь, то осознаете, насколько мало говорят такие голоса. Песня, речь или книга – объем работы может быть невелик, но то, что внутри, концентрированно и действенно.
Они спокойно работают в уголке. Превращают свою внутреннюю сумятицу в продукт – и в конечном счете в тишину. Они пренебрегают побуждением искать признание до дела. Они не разглагольствуют и не боятся того, что какие-то другие люди, наслаждающиеся светом прожекторов на публике, добьются лучшего результата. (Не добьются.) Они слишком заняты, чтобы делать что-то еще. И когда они начинают вести разговоры, это ими заслужено.
