Расима Бурангулова
Дорога домой
Вещь подходил к валявшейся у ручья Музе не спеша, мягкой походкой хищника, завидевшего жертву.
Муза, устало приподнявшись на локоть, взглянула на Вещь.
– Ты ли это, Друг мой?
– Насмешки неуместны, Муза. Это я. – Вещь присел рядом с ней.
– А я-то думаю, что так темно стало… – Муза посмотрела в лицо помрачневшему Вещи и брызнула на него водой из ручья. Крупные тяжкие капли красиво стекали по его красивому лицу. – А ведь я и вправду не знаю, кто сейчас предо мной. Так много имён, и так мало толку.
Вещь взял Музу за руку:
– Глупо было бежать от меня, Муза.
– Теперь до озера не добраться, да?
– Зачем нам к озеру, дорогая? – Вещь взял Музу на руки и направился в непролазные лесные дебри. – Глупо было бежать от меня…
Голос Вещи затихал, а комар, трусливо попискивая, сикнул в ручей, да там и потонул.
Муза и Вещь
– В этом не было никакого смысла! Зачем мы здесь? И… Как ты это провернула? – На последних словах Вещь угрожающе приблизился к лицу Музы и буквально шипел слова прямо ей в лицо. Его горячее дыхание обдавало Музу будто жаром адского котла. Она отвернулась, продолжая, однако, искоса глядеть на Вещь.
– Не думала, что ты будешь так нервничать… – Муза парировала насмешливо-кокетливо. – Я – Муза. Забыл?
Вещь в одно мгновение откинуло на другой конец узкого полумесяца морского побережья, на котором они находились с Музой. Нервно отвернувшись, Вещь пытался скрыть от Музы свои эмоции.
– Отчаяние. Отчаяние и страх, – сухо констатировала Муза.
Вещь посмотрел на Музу, и она увидела слёзы на его по-прежнему красивом и юном лице.
– Смотри на меня, не отворачивайся, – Муза сделала шаг навстречу Вещи. Он в надежде встал и, выпрямившись, развернулся к ней всем корпусом.
– Что видишь? – Муза сделала ещё шаг навстречу.
Вещь огляделся. Вокруг была одна сплошная тьма, завывал ветер так тоскливо, что, казалось, никому не вынести это дольше трёх секунд. Волны, ревя, разбивались о высокие остроглавые скалы, окружавшие залив, что был устлан белым мелким песком.
Берег-полумесяц светился в темноте, отражая свет полной луны.
– Ты прекрасна, – тихо вымолвил Вещь.
Муза сделала ещё шаг к Вещи.
Вещь нервно дёрнулся было в порыве кинуться навстречу Музе, но всё-таки смог сдержаться и остался стоять на месте.
Муза вскинула руки и звонко хлопнула в ладоши. Всё вокруг озарилось роскошным, мягким золотым светом утренней зари. Обратив свой лик к восходящему солнцу, Муза запела протяжную песню. Голос её был тонок, высок и чист. Когда она закончила петь, волны морские стихли и из воды явился Принц – прекрасный, волоокий, юный. Имя ему было – Георгин. И следовало за ним племя русалок, и у каждой в руке был трезубец, и каждая была полна решимости и достоинства.
Выйдя на берег, Георгин оказался ровно посередине между Музой и Вещью.
Муза с почтением приветствовала Георгина, с тёплой улыбкой склонив перед ним голову.
Русалки склонились в нижайшем реверансе перед Вещью.
Георгин вскинул руки и выпустил из своих ладоней белого голубя. Небо озарилось счастьем.
Вещь отчаянно рыдал, поняв наконец, что не может сдвинуться ни на йоту при всём своём желании и полностью зависит от Музы и Принца сейчас.
Муза хлопнула в ладони снова. Зашумел зелёный лес, зашелестели цветы в траве, источая медовый аромат лета. Муза сделала ещё шаг к Вещи.
Вещь скукожился, скорчился, скрутился в мучительных судорогах. Рёв, полный страданий раненного зверя, изрыгнул он из глотки. Рык его далеко разнёсся по скалам, чьи вершины уходили к самим небесам.
Сочувствие промелькнуло в глазах Музы. Принц же взирал на страдания Вещи без боли, с лёгкой полуулыбкой Знающего.
Муза занесла было руки для третьего хлопка, но Вещь остановил её взмахом раскрытой ладони:
– Остановись, Муза. Я прошу тебя.
– Возможно, если правильно ответишь на мою загадку. – Муза устало вздохнула, безнадёжно глядя на Вещь, по-прежнему прекрасного, страдающего, невозможно юного…
– Говори быстрее, умоляю!.. – Ни капли гордости не осталось в Вещи. Страдания очистили его, казалось Музе.
Русалки обнажили мечи.
Вещь, завидев это, уже не в силах говорить, с беззвучной мольбой воззрился на Музу.
– Это Договор. Ответишь неверно – голова с плеч. – Муза опустила глаза. Принц с интересом наблюдал за Вещью и ухмылялся.
– Он заслужил #головусплеч, не так ли, Муза, дорогая? – голос Принца звучал дивно, манил воистину морской глубиной и переливался перламутровыми оттенками, как броня русалочьего воинства.
Муза с любовью посмотрела на брата.
– Каждый получает то, что заслуживает. Давай посмотрим, что получит Вещь. Итак, ты готов выслушать вопрос? – голос Музы зазвучал гулко, как в тронном зале.
Вещь в почтении опустился на колени и, склонив голову, тихо, еле слышно ответил:
– Да, моя единственная.
Презрительно фыркнув, Муза огласила вопрос:
– Какого цвета мои глаза?
Вещь поднял голову и, глядя в лицо Музе, долго молчал в нерешительности. В горле его пересохло от волнения, и, то и дело косясь в сторону русалок, он малодушно поглядывал на Принца в надежде получить подсказку.
Муза занесла руки для хлопка.
– Красные! – вскочив, заорал с пеной у рта Вещь. – Красные у тебя глаза, слышишь?! Разве ты сама не знаешь, ну ведь красные же!
Взбешённый, Вещь, будто скованный невидимыми цепями, пытался, но никак не мог кинуться на Музу.
Принц продолжал ухмыляться, казалось, получив подтверждение своим мыслям относительно Вещи.
Муза беззвучно лила слёзы, когда русалки вышли на берег, обретя, наконец, свои ноги.
Не обращая внимания на Вещь, сложив мечи в ножны и мерно переговариваясь друг с другом, они прошли мимо Музы, Вещи и Принца, будто совсем их не замечая.
Когда почти все из них скрылись в лесной чаще, одна из последних, на мгновение обернувшись, мелодично журчащим нежным голоском пропела: «Спасибо тебе, Муза». Улыбнулась ей, махнула рукой Принцу, склонилась в реверансе перед Вещью и покинула Берег навсегда. Это была последняя русалка, которую видел кто-либо на Берегу.
– Я прав! Ну конечно же! Я ПРАВ!!! Ты проиграла! Муза! Я буду жить! – Вещь гоготал, сбрасывая нервное напряжение в гомерическом бурлящем каскаде звуков, извлекаемых гортанью, и, увлёкшись, не заметил, как запел, подобно кочевым странникам, низко и вдохновенно.
Пропев некоторое время, Вещь стал постепенно осознавать смысл происходящего: что голос ему как бы не принадлежит и что музыка ведёт его, а не наоборот.
Осознав, наконец, своё поражение, он нашёл в себе силы и посмотрел-таки в вопрошающем отчаянии на Принца. Тот подошёл ближе и, вытащив свой меч из ножен, заговорил наконец с Вещью.
– Я считаю, ты недостоин. Но покажу тебе, в чём твоя ошибка. Узри! – голос Принца рокотал штормом девятого вала, когда остриём своего меча он прикоснулся к левому плечу Вещи.
Вещь вдруг увидел Тьму вокруг. Был штиль, и луна сияла ярко. И перед ним стояла Муза в простом белом платье, и рыжие длинные волосы её колыхал ветер. Она улыбалась ему такой привычной – простой и милой – улыбкой, обманчивой в своём всепрощении, что он на мгновение вспомнил те времена, когда сам не был Вещью, а Муза не была…
Слёзы застилали ему глаза и не давали смотреть на Музу.
– Какого цвета мои глаза? – голос Музы был печален как никогда.
Зажмурив глаза, дабы выдавить из них предательские слёзы, Вещь поднялся с колен и взглянул вновь в лицо Музы. Он видел перед собой её прежнюю.
– Только глаза твои светятся изумрудной зеленью! – Миг, когда Вещь понял всё, стал последним мгновением его жизни: Принц, не мешкая, снёс ему голову с плеч.
– Так ты расскажешь, как провернула всё это?
Вытирая меч травой, Принц с интересом поглядел на Музу.
– Конечно, Вещь. Я расскажу тебе. – Муза с любовью взяла голову Вещи и поднесла к своему лицу. Вещь недовольно скривился.
– Всегда ненавидел этот ваш «семейный» юмор… – Было заметно, что Вещь сильно обижен. Слёзы закончились, и некоторая сухость покровов, характерная для обезглавленных в первые сутки после, не давала Вещи больших возможностей для привычных ему эмоциональных манипуляций.
Принц откровенно засмеялся над Вещью, но не проронил ни слова.
Муза, засмеявшись в ответ, плавно провальсировала с головой Вещи на вытянутых руках к его телу.
Приладив голову Вещи к его телу кое-как, она выпрямилась, отряхнулась, и, хитро взглянув на Георгина, приняла нарочито торжественный вид.
Принц подошёл к телу Вещи тоже, сотворив скорбную мину.
Вещь устало фыркнул:
– Блестяще!
Муза присела на траву рядом с Вещью, погладила его с нежностью по груди.
– Жаль, ты никогда не любил меня. Это – правда. – Муза с грустью прикоснулась к щеке Любимого.
Отвернувшись от Вещи, она хлопнула в ладоши в последний, в третий, раз. Вещь обратился в прах.
«Не смотри, сестра!» – Георгин, взяв Музу за плечи, помог ей подняться. Обнявшись, они покинули Берег.
Три дня, которые изменили мир. Исповедь Музы – 2
Кошка никогда не теряет своей царственности.
«Мне достаточно было одного – самого последнего. Но порой то, что кажется таким мелким и незначительным, оказывается самым труднодостижимым.
Например, её пафос – да зачем он нужен вообще? Такая мелочь. Счастлива, что избавлена от этого. Спасибо. От души, я бы не смогла так. Изнеженная принцесска, как оказалось, я. И это – то, за что мне всегда будет стыдно. Всю оставшуюся жизнь. Недостаточно сообразительна, чересчур эгоистична, патологически независима – я.
Но время, что ты подарил мне, бесценно. Что же мне делать с ним теперь?
Я устала жить».
Муза запечатала письмо в бутылку и отправила по волнам.
На золотом песке, под пальмами, на цветастом бархатистом ковре возлежал Джинн. Бутылку, что прибило волнами к его ногам, распечатала Жасмин.
Прочитав письмо Музы, она прониклась сочувствием к ней и протянула письмо Джинну.
Посмеявшись над Музой и над чувствительностью Жасмин, Джинн скомкал письмо и выкинул прочь.
Пески поглотили его.
Собачка Лило весело бежала по берегу с детишками, что громко кричали, радуясь прекрасному солнечному дню, лету, беззаботно играли с водой, и брызги летели во все стороны, и в каплях играло Солнце, улыбаясь детишкам и Лило.
