bannerbannerbanner
Мой брат Мохаммед Али

Рахман Али
Мой брат Мохаммед Али

Полная версия

Более того, в пятидесятые в некоторых регионах Америки расовая вражда порой выливалась в открытые конфликты. Существовало огромное количество расистских группировок, особенно на юге страны, и они спровоцировали стычки. Луисвилла это тоже коснулось. Мы с Мохаммедом рано поняли, что означает другой цвет кожи. Темнокожие в нашем городе старались держаться вместе и жили в какой-то полуизоляции: в своих кварталах никто не сталкивался с серьезными неприятностями, в других же районах нас постоянно оскорбляли. Напряженность так и витала в воздухе, и того и гляди могли случиться неприятности.

Например, вот история, которая покажет, с какой дискриминацией мы сталкивались в детстве, – и это воспринималось как данность. Как-то раз мама возила восьмилетнего Мохаммеда в центр города, а когда они вернулись, брат был весь в слезах. Оказывается, он захотел пить и стоял перед магазином, прося воды, – только в том магазине не обслуживали темнокожих. Мама все равно зашла с ним внутрь, чтобы купить сыну что-нибудь попить, но, по ее словам, продавщица явно испугалась. Сказала, ее уволят, если она будет обслуживать «негров». Вот так, ребенок плакал и просто хотел пить, а его мать не могла купить обычной воды в магазине в родном городе. Все закончилось тем, что к маме с Мохаммедом подошел охранник и попросил их уйти из магазина, иначе дело примет серьезный оборот. Вступать в конфликты мама не любила, поэтому не стала поднимать шум, но тот случай – и множество других – постоянно напоминали нам с братом, что в родном городе мы считаемся людьми второго сорта. Именно наш цвет кожи определял, где мы можем поесть, где наш отец может работать, в каких парках нам разрешается играть и как с нами будут обращаться, если мы нарушим закон. В нашем с Мохаммедом сознании это засело надолго. Нам обоим казалось, что мама почти белая, но ее тем не менее считали «цветной». Постепенно мы привыкли к подобному отношению, но принять его так и не смогли. Мохаммед, например, постоянно спрашивал родителей, почему темнокожие должны терпеть все эти унижения.

Во многом именно из-за такой напряженности, даже став подростками, мы с Мохаммедом редко отваживались в одиночку уходить далеко от западной части города, в которой жили. И родители, и соседи предупреждали нас, что́ может случиться даже в таком относительно «просвещенном» городе как Луисвилл, и мы хорошо это усвоили. Настоящие проблемы ждали нас только за пределами нашего квартала, – например, если мы зайдем в полностью белый район, – и все же понимание того, что мы бессильны, уязвляло нашу гордость. Нередко случалось, например, что белые парни притормаживали и кричали из машин расистские оскорбления вроде «Эй, черный, что ты тут забыл?». Так они пытались спровоцировать нас, ведь потасовка могла иметь для темнокожих серьезные последствия. Их слова нас всегда задевали, но мы с братом пытались держать себя в руках: не хотелось нарваться на неприятности, потому что мы слишком хорошо знали о побоях и линчеваниях, которые все еще случались, например, в штате Миссисипи. Мы жили не на самом юге Америки, но родители рассказывали нам о том мире и показывали фотографии изуродованного лица Эммета Тилла, убийц которого оправдали[2]. Так папа с мамой напоминали, что́ может произойти, если мы осмелимся ответить на брошенные с ненавистью слова.

Но сам Мохаммед, несмотря на расистские оскорбления и собственные неурядицы, никогда никого не запугивал. Даю слово. Да, похвастаться он любил, и был достаточно крепким физически, чтобы подтвердить слова делом, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то в школе или в нашем квартале жаловался на брата и говорил, мол, Мохаммед его обижает, Мохаммед – плохой человек. Если потасовки и случались, то затевал их не мой брат. Мы с ним были очень близки – вы могли поставить свой последний доллар на то, что где бы вы ни встретили Мохаммеда, рядом всегда буду я. Родители постоянно напоминали: когда их нет с нами, мы сами должны стоять друг за друга, и Мохаммед гордился, что у него есть младший брат. Он заботился обо мне, и все ребята знали, что у нас отличные отношения. Каждый понимал: свяжешься с одним из братьев – будешь иметь дело с обоими. Если кто-то хотел обидеть Мохаммеда или устроить потасовку, я бежал ему на помощь и бился изо всех сил, даже если знал, что проиграю. Не было такой драки, в которой вместе со старшим братом не поучаствовал бы и я; и Мохаммед тоже всегда вмешивался, если кто-то собирался меня обидеть. Так что в детстве на нашем счету оказалось немало потасовок, но только когда Мохаммеду исполнилось двенадцать, мы подумали: а что, если у нас обоих просто к этому талант?

Зарождение мечты

В конце октября 1954 года у моего брата украли велосипед. Красно-белый Schwinn был подарком на Рождество – официально нашим общим подарком, но брат катался на нем чаще. В те времена дети ездили на велосипедах куда угодно – и в продуктовый магазин, и с друзьями по всему городу, в погоне за самыми разными приключениями. И вот как-то раз мы с Мохаммедом и одним нашим приятелем узнали, что в центре Луисвилла, на 4-й улице, будет небольшая ярмарка. Мы бросили велосипеды у ограды и, не сомневаясь в их целости и сохранности, зашли внутрь, предвкушая, что отлично проведем время. И там действительно было здорово. Палатки с товарами для дома и одеждой, киоски, где предлагали всякую вкуснятину… а еще можно было поглазеть на крутые машины. Музыкальные группы развлекали всех, кто пришел в тот день весело провести время с родными и близкими.

Мы долго бродили по ярмарке и только часа через три решили, что пора возвращаться домой. Как я уже говорил, пунктуальность стояла в нашей семье во главе угла. Мы пошли за велосипедами, но обнаружили, что их украли. Брат, пораженный этим и ужасно расстроенный, заплакал. Велосипеда – рождественского подарка родителей – было, конечно, жалко, но Мохаммеда больше волновало, что отец задаст нам взбучку, когда узнает о нашем разгильдяйстве. Люди постепенно уходили с ярмарки, и мы, глотая слезы, спросили у какого-то парня, где тут можно найти полицейского. Оказалось, что полицейский участок совсем рядом, и мы отправились туда сообщить о краже наших велосипедов.

Со слезами на глазах мы зашли в большой подвал и услышали прерывистое дыхание, стук ударяющейся о пол скакалки и глухие удары кулаков в перчатках, бьющих по тяжелым грушам. Там боксировало человек шесть мужчин и молодых парней – подвал оказался совсем не полицейским участком, а спортивным залом, хотя у стены напротив мы заметили человека средних лет в форме.

Звали его Джо Мартин. Когда мы подошли, он педантично разъяснял нескольким парням тонкости правильной боксерской стойки. Собравшись с духом, Мохаммед произнес: «Мистер, мы были на ярмарке тут рядом, а когда вышли – увидели, что наши велосипеды кто-то украл. Вы не поможете их вернуть?»

Мартин показался нам человеком, заслуживающим доверия; он записал с наших слов, как выглядели велосипеды, и пообещал доложить начальству, но не отпустил нас просто так. «Кстати, мальчишки, – как бы между делом заметил Мартин, когда с официальной стороной дела было покончено, – почему бы вам не прийти сюда завтра, часов, например, в шесть – я бы научил вас боксировать?» У Мохаммеда на лице все еще не высохли слезы, но в его глазах я заметил знакомый огонек. И этому здоровяку-полицейскому брат ответил, что и так побьет вора, как только его поймают. Мартин, – как мы узнали впоследствии, человек терпеливый, – выслушал целый поток угроз, а потом заметил: не стоит вынашивать такие противозаконные мысли, не говоря уже о том, чтобы их исполнить, но если уж так получается, то сначала неплохо бы научиться драться. О боксе мы с братом почти ничего не знали и даже не предполагали, что когда-нибудь будем им заниматься, но Мохаммеда так захватил вид бойцов, запах и атмосфера зала, что он и думать забыл о велосипеде. Мартин дописал бумаги и, напомнив брату часы работы спортзала, протянул заявление на занятия, чтобы он отнес его домой. Мохаммед все еще расстраивался из-за велосипеда, но перспектива попробовать что-то новое его увлекла, и он с радостью взял листок.

Велосипед так и не нашли. А наши родители удивительно спокойно отнеслись к случившемуся, и даже от отца за разгильдяйство нам не досталось. Идея начать заниматься боксом Мохаммеда действительно вдохновила, так что он, в конце концов, решил ходить на тренировки к Мартину, и я, конечно, последовал за братом.

Но никто почему-то не помнит, что боксером был и наш двоюродный брат. И тренироваться он начал намного раньше нас. Еще до знакомства с Мартином кузен настаивал на том, чтобы Мохаммед научился боксировать, поскольку знал, как часто тот попадает в неприятности: хотелось, чтобы брат смог постоять за себя, случись ему подраться. Так что именно кузен первое время ходил с нами на тренировки и поддерживал интерес к боксу, а иначе мы бы быстро переключились на какие-нибудь другие детские развлечения. Но как бы активно наш двоюродный брат ни старался увлечь боксом Мохаммеда, сам он больших успехов не добился и вскоре перестал ходить в зал. А мы свои занятия продолжали.

Я неплохо помню первую тренировку Мохаммеда. Едва успев прийти, он тут же отправился на ринг биться с парнем постарше, уверенный, что справится с ним и без подготовки. Но брату хватило и пары минут, чтобы понять: от одной яростной работы кулаками никакого толку не будет. Мохаммед отчаянно пытался отправить парня в нокаут. А тот, имея куда больше тренировок за плечами и обладая поставленным ударом, оставил брата на полу с разбитым носом. Но Мартину боевой настрой Мохаммеда пришелся по душе – эта первая неудачная проба сладкой науки[3] показала, что у моего брата есть напор и характер.

 

У Мартина в зале под названием «Колумбия» под одной крышей тренировались и белые, и темнокожие. Несмотря на то что в Луисвилле в те годы часто происходили конфликты на расовой почве, бокс являл собой редкий пример занятия, которое объединяет людей этих двух рас. Здесь, в спортзале, отношение ко всем было одинаковым, и никаких предубеждений в выборе спарринг-партнера не существовало. Во время тренировок мой брат обратил внимание на темнокожего тренера по боксу по имени Фред Стоунер. У него был зал на другом конце города, в котором занимались почти исключительно темнокожие. Хотя Мохаммед сохранял верность Мартину, на нашем первом соревновании нас очень впечатлило, как одеты парни из клуба Стоунера: их боксерки, трусы и халаты были одинакового цвета, и в целом казалось, что условия у них отличные. Однако портить отношения с Мартином Мохаммед не хотел и придумал, как работать с обоими так, чтобы они друг о друге не знали. Я, разумеется, снова последовал за братом – к тому времени в этом деле я стал профессионалом. Мохаммед вел меня, а я шел за ним, как примагниченный. По вечерам мы сначала тренировались у Мартина, а потом отправлялись в подземелье Стоунера, где физически и психологически нас пытали еще сильнее. Но все эти труды не пропали даром. У каждого тренера свои методы, и в начале нашего пути знакомство с разными стилями и приемами, безусловно, шло нам на пользу.

Благодаря тому, что я был физически сильным и крепким, а Мохаммед быстро совершенствовался, в том и другом зале мы скоро вышли на первые роли. Тренировались оба много, но, честно скажу, в плане дисциплины я от брата отставал. Бокс стал жизнью Мохаммеда: по дороге в школу он бежал быстрее автобуса, и в погоне за величием поклялся даже отказаться от газировки. Я следовал его примеру, потому что он мой брат и мы много времени проводили вместе, но увлеченность Мохаммеда боксом не шла ни в какое сравнение с моей. Ради того, чтобы забраться на вершину, о которой он мечтал, брат готов был пожертвовать многим. Он буквально глотал все, что связано с боксом, по уши влюбляясь в эту сладкую науку, и хвастливо повторял о своих намерениях стать величайшим боксером и изменить материальное положение нашей семьи. Денег нам всегда не хватало, и с самых первых дней занятий боксом Мохаммед нацелился на то, чтобы стать звездой. Уже потом его детские мечты о том, сколько он заработает, покажутся смешными – ведь когда брат разбогател по-настоящему, он не слишком-то дорожил деньгами и раздавал их так, словно они были ему неприятны. В любом случае в юности возможность заработать стала одной из главных мотиваций Мохаммеда. Но посудите сами: какого подростка не вдохновляет перспектива стать чемпионом, прославиться и сколотить себе баснословное состояние? Деньги и слава тогда мотивировали меня куда больше, чем желание достичь совершенства.

* * *

Совсем скоро и я, и Мохаммед начали регулярно участвовать в турнирах. Одноклассники знали, что мы занимаемся боксом – видели наши любительские поединки по телевизору, в местном шоу «Чемпионы будущего». За каждый бой, организацией большей части которых занимался Джо Мартин, нам платили четыре доллара. Конечно, за карьерой брата в любительском боксе, да и моей тоже, следили и соседи, так что уже через несколько поединков в нашем небольшом темнокожем сообществе мы стали кем-то вроде местных знаменитостей. Удивительно, но знакомые белые ребята стали относиться к нам с Мохаммедом дружелюбнее, потому что видели: теперь мы популярны. Поединки брата и то, что о нем писали и говорили, впечатляли всех – даже белых мальчишек с предрассудками. «Слушай, я вчера видел по телевизору твой бой», – говорили ему на улицах ребята, те самые, которые еще год-два назад даже бы не глянули в нашу сторону. Так что мой брат уже почувствовал славу на вкус, хотя тогда ему и в голову не приходило, что однажды он будет представлять страну на Олимпиаде, а его известность выйдет далеко за пределы нашего квартала в Луисвилле.

Обучение в начальной и в средней школе в нашем городе было раздельным для белых и темнокожих, как и в любом другом южном штате. Мы с Мохаммедом окончили школу для темнокожих, и все наши одноклассники были, мягко говоря, не богаты. Многие мальчики и девочки получали бесплатное питание как дети из малообеспеченных семей – благосостоянием похвастаться не мог никто. Это разделение по цвету кожи и бедность рано научили нас тому, что темная кожа делает тебя другим, и мы с братом скоро осознали всю ужасную несправедливость этого. По телевизору постоянно рассказывали душераздирающие истории о том, как темнокожих травят собаками или линчуют – такие кадры навсегда остались в нашей памяти. Мы с Мохаммедом – темнокожие подростки – не переставали спрашивать себя: почему здесь, в Америке, из-за цвета кожи к тебе относятся по-другому? В юности, конечно, поделать с этим мы ничего не могли, но, мне кажется, уже тогда Мохаммед хотел каким-то образом изменить мир.

А вот к школе брат никогда не относился всерьез. В классе он был клоуном. Мохаммед и так-то не отличался сообразительностью, да и особых усилий на уроках не прилагал, даже до начала боксерской карьеры. Брат никогда не считал, что образование – это нечто важное и ценное, и в средней школе, после первых же тренировок, в своих приоритетах поставил бокс выше. Мотивировала Мохаммеда только мысль, что надо как-то закончить школу; брат понимал – успехов в учебе он почти наверняка не добьется, поэтому посвятил себя другому занятию. И не только он решил так сделать.

Если кто-то в ранней карьере моего брата и выступал его движущей силой – так это наш отец. Мама на занятия боксом отреагировала спокойной улыбкой, однако Кэш Клей уже держал ногу на педали газа. У наших родителей стабильной работы не было никогда, поэтому боксерский потенциал своих сыновей отец рассматривал как будущий основной источник дохода, который не просто позволит нам попрощаться с бедностью, но приведет к славе и богатству. Папа не сомневался: его мальчики станут – ни много ни мало – чемпионами мира. Он ни капли не сомневался в нас. Отец начал всерьез интересоваться боксом и приходил на каждый наш бой. И очень нами гордился. На самом деле, именно папа был одним из наших главных фанатов. И повторю: он считал, что успеха добьемся мы оба, не только Мохаммед.

* * *

Даже мой брат, думаю, не скажет вам, сколько именно поединков он провел под опекой Джо Мартина с 12 до 18 лет. Знаю, что много – больше одного боя в месяц (часто в турнирах участвовал и я), – а пауз почти не делал. Уже в тех первых поединках зарождался его великий стиль, который он доведет до совершенства в будущем, научившись кружить вокруг соперника и уклоняться от ударов так, что заставит консерваторов вздрогнуть. Наверное, он провел больше сотни любительских боев, из которых уступил лишь в восьми, – шесть раз выигрывал «Золотые перчатки Кентукки» и дважды – национальный чемпионат. В 1960 году он заявился на «Золотые перчатки» в полутяжелом весе, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не встретились по ходу турнира, и выиграл довольно легко. В том же году Мохаммед поехал в Сан-Франциско для участия в отборе в национальную сборную и оставил не у дел нескольких высококлассных боксеров, а потом выиграл и упорный бой против Аллена Хадсона: победа обеспечила ему место в команде на Олимпийские игры, которые должны были пройти в Риме.

Сам я, конечно, в Рим не поехал. За поединками брата мы с родителями следили по телевизору. Первые бои он провел по-чемпионски, как мы и предполагали, без проблем побеждая соперников, которые, видимо, не ожидали, что тяжеловес способен так быстро двигаться, уклоняясь от ударов и словно танцуя. Мы понимали, в финале будет непросто, ведь в соперники брату достался боксер с отличным послужным списком. Пятого сентября Мохаммед вышел на ринг против поляка Збигнева Петшиковского. Оба весили 80,7 килограмма. Поляк, старше брата на лет семь, был левшой, соперником очень жестким и гораздо более опытным. И все же верх одержал Мохаммед: единогласное решение судей принесло ему золотую медаль в полутяжелом весе. Так мечта стала реальностью, и тот день я никогда не забуду.

В аэропорту Луисвилла сотни жителей его родного города с нетерпением ждали возвращения Мохаммеда. Я с родителями, мэр Луисвилла, члены городского совета, местные министры и ученики центральной средней школы вместе с учителями и директором, – в аэропорт стремился приехать каждый, чтобы поприветствовать брата. Толпа фотографов из местных газет готовилась заснять новоиспеченного чемпиона. Из аэропорта нас с родителями и братом в сопровождении кортежа повезли по улицам Луисвилла. У здания центральной средней школы, куда мы приехали, толпились ученики и представители общественности с плакатами в руках: «Добро пожаловать домой, Кассиус Марцеллус-младший, олимпийский чемпион в полутяжелом весе!». Стоило машине остановиться, как к нам бросились ребята и счастливые взрослые, чтобы поприветствовать своего земляка. Мохаммеду было очень приятно. Потом мы прошли в актовый зал, где для родителей на сцене стояли два стула. Мы, скромные люди, понимали, что тот день будет особенным, но даже не могли себе представить, что нас будут встречать так.

Когда все сели, заговорил директор школы, мистер Олвуд С. Уилсон. Он сказал собравшимся, что учителя, ученики и он сам невероятно гордятся тем, что их бывший воспитанник выиграл золотую медаль на Олимпиаде. Произнеся эти трогательные слова, он попросил Мохаммеда рассказать об олимпийском турнире. Его приветствовали стоя, и овации продолжались несколько минут. Мохаммед встал со своего места и начал речь. Он красноречиво описал польского соперника – того, который, по собственному признанию брата, задал ему неплохую трепку. И все же Мохаммед без ложной скромности заметил, что превосходил противника в скорости и тактике: победу, по его словам, принесли ему решительность и мастерство, которое он совершенствовал много лет. Брат говорил о том, что очень гордится золотом, завоеванным для Америки. Что всегда мечтал не просто об участии в Олимпийских играх, а о победе, и теперь, когда мечта осуществилась, олимпийский пьедестал станет для него платформой, с которой его голос будет услышан. Олимпиада, заявил Мохаммед собравшимся, – это золотой ключик, отрывающий многие истины: не все знали о том, что в последнее время брат активно интересовался расовой политикой Америки, поэтому многих та фраза поразила. Когда он закончил говорить, все снова встали и устроили ему овацию. Потом ученики с горящими глазами спросили, можно ли им потрогать медаль. Взглянуть одним глазком недостаточно – каждый хотел подержать олимпийское золото в руках. Мохаммед был не против: он спустился со сцены и с улыбкой ждал, пока каждый ученик подойдет и потрогает его награду.

После насыщенного дня в школе мы вышли из актового зала и через центр Луисвилла поехали домой. Сопровождавшие наш кортеж машины с мигалками все время сигналили. Я наслаждался моментом, сидя на переднем сиденье, тогда как Мохаммед ехал на заднем, иногда привставая, улыбался своей фирменной улыбкой и махал всем, кто его приветствовал.

У нашего дома на Гранд-авеню собралась толпа соседей, чтобы с почестями встретить чемпиона. Приехали и журналисты из местной газеты, чтобы взять интервью и сфотографировать Мохаммеда. Помню, пока брат разговаривал с собравшимися, я любовался золотой медалью – она так чудесно выглядела у него на шее. Потом люди, взволнованные встречей с героем Олимпиады, стали расходиться. А я вспоминал те годы, когда мы вместе тренировались, рано утром бегали и болтали о лучших боксерах-любителях. Мохаммед всегда безапелляционно заявлял: «Когда-нибудь, Руди, я стану олимпийским чемпионом в полутяжелом весе». Я верил, что у брата талант, поэтому никогда не позволял пессимизму брать верх. На свете нет чувства лучше, чем радоваться успехам близкого человека. Родители повторяли нам: добиться результатов в боксе можно только отдавая всего себя. Отец предупреждал, что на пути к триумфу мы столкнемся с препятствиями. Не все родители поддерживают своих детей, но наши вдохновляли нас на победы, и я всегда буду им за это благодарен.

Тот успех изменил не только жизнь Мохаммеда, но и мою собственную. В средней школе я стал почти звездой из-за нового статуса брата. Ребята, с которыми я сталкивался в коридорах или сидел в одном классе, улыбались и желали мне удачи. Тот последний год в школе навсегда останется у меня в памяти.

 

Уже больше пятидесяти лет назад все узнали, что свою золотую медаль Мохаммед выбросил в реку Огайо, потому что его, олимпийского чемпиона, не пустили в ресторан в родном Луисвилле. Но я читал где-то, что, мол, это все россказни, кем-то придуманные и широко растиражированные. Говорили, брат просто потерял медаль, а я делал все, чтобы помочь ее найти. Якобы мы безуспешно обыскали весь наш дом. Как вы понимаете, олимпийское золото – символ статуса, и той медалью брат очень гордился. Очень жаль, что спустя столько лет кто-то вдруг решил написать весь этот бред. Без обиняков заявляю: в тот ресторан мы с Мохаммедом ходили вместе, и нас отказались обслужить. «Чизбургер, пожалуйста», – попросил Мохаммед. «Нет, у нас правило: никаких негров», – ответила женщина. Мой брат с сарказмом заметил: «Я тоже их не ем. Прошу всего лишь чизбургер». Поняв, что нас не обслужат, мы ушли, кипя возмущением и злобой. А когда брели по мосту на 2-й улице, брат просто бросил свою драгоценную медаль в реку. Я пытался его остановить, но он ответил: «Нет, Руди, меня это задело. Какое унижение. Мне так больно». И, знаете, я просто заплакал.

Именно тогда мы оба в последний раз держали в руках его медаль. Так что та история – не выдумки, я видел все собственными глазами.

* * *

После победы на Олимпиаде Мохаммед перешел в профессионалы и в качестве менеджеров нанял группу из десяти миллионеров – так называемую «Луисвиллскую группу». Они обратились к нему сразу после триумфа в Риме, предложили покрывать расходы на все тренировки, дорогу, жилье и питание, а также дать премию за подписание контракта и выплачивать постоянную гарантированную сумму – в обмен же спонсоры хотели получить 50 % доходов от его будущих боев и другой деятельности.

Такое соглашение предполагало, что нам предстоит попрощаться с Джо Мартином, который, надо признаться, был отличным наставником для Мохаммеда; за время наших с братом тренировок у нас с Джо сложились прекрасные отношения. Дебют в профессиональном боксе состоялся у Мохаммеда 29 октября 1960 года: соперником был Танни Хансейкер, а бой проходил в «Зале свободы» Луисвилла. Победу в этом шестираундовом поединке мой брат одержал по очкам; вскоре менеджеры Мохаммеда решили, что ему нужно начать тренироваться у более именитого наставника – Анджело Данди. Значит, брату предстояло переехать в Майами-Бич: именно там находился знаменитый зал на 5-й улице, где работал Анджело.

Что интересно, первый раз Мохаммед встретился с Данди за много лет до этого, в нашем родном городе. В 1958 году Анджело тренировал Уилли Пастрано, чемпиона в полутяжелом весе, и они приехали в Луисвилл на бой с Джорджем Холманом. Тогда брат уже очень внимательно следил за всем, что происходило в боксе, и не упускал возможности встретиться со спортсменами и тренерами, которых уважал. Вот и в тот раз после боя, который Пастрано проиграл, Мохаммед из лобби отеля, где жил Данди, позвонил ему в номер и спросил, можно ли встретиться с ним и с боксером на пять минут. Выдержав долгую паузу, Анджело согласился, и мы с братом поднялись наверх, где нас ждал сам Данди и его расстроенный боец. По сути, Мохаммед просто ворвался в номер и заорал, что Анджело должен взять его к себе тренироваться. Когда мы ввалились, Анджело с Уилли смотрели телевизор, пили апельсиновый сок и ели чипсы. Пастрано валялся на кровати в одной майке, уплетал мороженое и хотел было выставить нас за дверь. Он решил, что Мохаммед – просто восторженный болтливый юнец. Ведь брат, никогда не стеснявшийся говорить что думает, чуть ли не с порога начал хвастаться, что станет следующим чемпионом мира в полутяжелом весе. Данди такое нахальство, конечно, поразило – ведь тогда было не принято так себя вести. С другой стороны, Анджело считал, что подобная уверенность – это плюс для боксера, необходимая черта характера, без которой в этом тяжелом спорте не преуспеть. В результате пять минут превратились в беседу длиной в три с половиной часа, большую часть которой Мохаммед засыпал тренера и спортсмена вопросами. Брат хотел узнать обо всем, и его энтузиазм не остался незамеченным: думаю, уже тогда Данди понял, что в Мохаммеде есть что-то особенное.

Как бы то ни было, после победы брата на Олимпиаде они с Анджело случайно встретились в Луисвилле. На этот раз Данди оказался готов к сотрудничеству и спросил, не хочет ли Мохаммед тренироваться у него в Майами. Предложение выглядело невероятно заманчивым, но брат его отклонил. Не представляю почему. Переход к Анджело мог стать идеальным шагом для начала нового этапа в карьере, но после отказа «Луисвиллская группа» наняла для Мохаммеда другого наставника. Брат стал тренироваться у Джерси Джо Уолкотта, а тот заставлял его подметать и мыть полы. Мохаммеду это, конечно, не нравилось. Не просто не нравилось – это его бесило. Молчать брат не собирался и не раз открыто заявлял Джерси Джо, что пришел сюда не посуду мыть и не в доме убираться, а тренироваться. Уолкотт же пропускал его слова мимо ушей; тогда Мохаммед позвонил Анджело: единственное, чего он хотел, – это поскорее поменять тренера. Данди, казалось, ждал звонка и согласился сразу. Отчаявшийся уже Мохаммед сказал ему, что хочет провести первую тренировку завтра же. «А где ты сейчас?» – спросил Анджело. «В Луисвилле». «И как же ты собираешься попасть в Майами?» – удивился Данди. «На машине», – сказал Мохаммед. В итоге он провел в дороге утомительные 15 часов, но, по мнению брата, оно того стоило.

На следующий день, в воскресенье утром, Мохаммед пришел в знаменитый зал на 5-й улице. В выходные маленький сын Анджело, Джимми, ходил на тренировки к отцу. Когда в десять утра папа с сыном зашли в здание, они увидели, что Мохаммед сидит на лестнице и терпеливо их дожидается. Малыша Джимми брат сразу же привел в восторг. Втроем они поднялись по лестнице, и Анджело показал Мохаммеду свой скромный спортзал. Данди изумили слова брата о том, что он хочет провести спарринг-сессию и бой уже во вторник – всего через два дня после своего пятнадцатичасового путешествия. За организацию поединка отвечал брат Анджело, Крис, который был промоутером.

Разумеется, Мохаммед хотел наверстать упущенное. Анджело поставил его спарринговать с Уилли Пастрано и парой других тяжеловесов, и та тренировка запомнится как еще один пример высочайшего мастерства моего брата, которое он показывал даже в начале карьеры. Будем откровенны, из Уилли и других молодых тяжеловесов Мохаммед просто сделал котлету. На ринге брат показал себя во всей красе. Впечатленный подобным напором Мохаммеда, тренер, обращаясь к своему звездному ученику Уилли – чемпиону мира в полутяжелом весе, на минуточку, – сказал: «Сегодня не твой день. Иди домой. Ты устал». Мохаммед старался продемонстрировать новому тренеру все свои навыки. Обычно он милосерден к своим спарринг-партнерам, но в тот день так хотел показать, чего стоит, что задал парням жару. Им пришлось нелегко. «Сегодня ты лучший, парнишка», – похвалил его новый тренер.

Однако события первого дня моего брата в Майами на этом не закончились. После тренировки Мохаммед, Анджело и Джимми отправились пообедать в кафе неподалеку от спортзала. Конечно, Данди хотел представить друзьям своего нового ученика – олимпийского чемпиона. Когда Мохаммед зашел в кафе, парень за стойкой бросил взгляд на улыбающегося Мохаммеда и заявил: «Никаких негров». А потом начал говорить и кое-что похуже – всякие унизительные словечки, которые брату совсем не понравились. Было такое ощущение, что в кафе зашел инопланетянин. Никто не стал бы обвинять Мохаммеда, если бы он захотел преподать урок хороших манер этому парню, но тут появился Анджело.

«Так мы и не собирались их заказывать, – заметил он, сверля официанта взглядом. – Мы хотели гамбургер. Сейчас мы сядем здесь, и вы нас обслужите». Так что поделать парень ничего не мог. В его интересах было закрыть рот и нарушить правила. В конце концов, все сели пообедать, и тренер представил Мохаммеда своим друзьям.

Из-за законов о сегрегации найти Мохаммеду жилье оказалось не так-то просто. Пока тренер подыскивал брату дом, тот остановился в Овертауне, в гостиницах «Мэри Элизабет» и «Сэр Джон», но это был район только для белых. Неудивительно, что Анджело переживал за моего брата. Темнокожий, даже если он просто идет по улице в этом квартале, может привлечь нежелательное внимание, а Мохаммед к тому же за словом в карман не лез. Наконец, Данди нашел ему дом на углу 7-й авеню и 118-й улицы: серый, одноэтажный, с фасадом и задним двориком – на той же улице, где жил и сам Анджело. Жилье, конечно, не для олимпийского чемпиона. Но проблемы из-за цвета кожи не прекратились даже тогда.

2Зверское убийство Эммета Тилла, 14-летнего темнокожего подростка, вызвало широкий общественный резонанс. Тем не менее суд присяжных, состоявший исключительно из белых, убийц оправдал. – Прим. перев.
3Сладкая наука (sweet science) – принятое в англоязычном мире название бокса. По мнению Мейвезера-младшего, «сладкая наука» означает, что боксер наносит удар, не пропускает ответный, зарабатывает деньги и уходит из спорта здоровым. – Прим. перев.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru