Рахиль Гуревич
Сухопутная улитка
Глава девятая. Никаких дискотек
«9 августа
Папа! Ты не представляешь, как мне плохо и как мне жарко. У меня нет телефона. Мама позвонила на Варин телефон, не знаю, сказала ли она тебе, а мне сообщила, что умерла бабушкина подруга. У бабушки путёвка закончилась, но она не вернулась. Хорошо, что она взяла с собой сберкнижку. Ей деньги там в Кемерове сначала не хотели с книжки выдавать, но она сделала в банке запрос, и тогда, спустя сутки, ей деньги стали выдавать. Она теперь за бешеные деньги живёт в своём санатории. Зато живая. А подруга бабушки умерла. А мама еле выдержала похороны тёти Инессы. В кафе, где поминки были, сломался кондиционер. Ну вот, как-то так. Маму теперь, скорее всего, вместо тёти Инессы поставят, начальницей. Смог достал уже. И совершенно непонятно, когда эта газовая камера кончится.
У нас тут на карьере нормально, даже хорошо. Не так печёт, а девчонки обгорели. (Я – нет, я – кремом мажусь.) Солнце через дым всё равно сжигает. В буфет приходят мужики по пояс голые, и женщины в топах и лифчиках. Жара. Ходят в купальниках от карьера до гостиницы, и даже некоторые на площади перед гостиницей сидят в купальниках. На бошках у многих – мокрые полотенца как чалмы, и с них как с кондиционеров капает».
На карьере можно поранить ногу о ракушки. Их много на дне. Их много и в песке вперемешку с окурками. Хоть бы Вика с Владой поранили, − мечтает Марина. Но они, гадины, всё знают про эти острые края. Они сюда шесть лет ездят. Вика обо всём предупреждает: и о ракушках, и о том, что, на пляже надо полотенца на плечи накидывать. Настоящий капитан. Варя с Сонькой аккуратно ходят по дну. Соня нашла шикарную улитку, такую крупную. Она положила её на ладонь. Варя смеётся: ей малюсенькая улиточка попалась. Марина подошла к ним. Надо же говорить, общаться, не замыкаться, и никого не бояться. Тем более тема разговора − улитки.
− Ульку нашла? Дай посмотреть.
Соня вздрогнула.
− Да не бойся. Я не кусаюсь, − улыбнулась Марина.
− Угу. Она сразу съедает, − пробасила Варя, разглядывая свою: − Ну мелюзга.
«Ну вот. Значит «угу». Как эта Влада: угу-лебёдушка. Перенимают междометия и интонации у лидера», − подумала Марина.
− Можно сесть?
Соня испуганно кивнула.
Марина села на Сонину подстилку, сильно двинув в бок Варю. Варя послушно отодвинулась, сделав вид, что не чувствует неодобрения, осуждения, озлобления. Марина делает вид, что не замечает, как Вика за ней следит. Вика чует, что Марина Соню загасит. Да, это так. Марина уже начала. Исподтишка, втихую. От того, что Вика следит, ещё азартнее. Марина станет сильнее всех. У неё отличные данные для гандбола. Мелкие по возрасту ей в команде не нужны. Соня – лишняя. Соня – дура.
− У меня дома живёт ахатина, сухопутная улька.
Марина сказала, обращаясь конечно же к Соне. Но вроде бы и к Варе (всё-таки Марина почувствовала что-то неприятное, вроде стыда, за этот сильный пинок в Варин жирный бочок):
− А как её зовут? – спросила Соня.
− Неважно. Улька она.
− А как она одна сейчас? – это Варя.
− Вроде бы жива, мама сказала.
Между тем речная улита показала одну рожку, затем другую.
– На рожке – глазики?
− Это у них обоняние-осязание. Они чувствуют ими.
− Я так и думала, − сказала Соня. – Она уже доставала рожки, я пальцем потрогала – они тут же спряталась.
− Нет, – сказала Марина. (Она чуть не добавила «нет, Соня», но вовремя осеклась. Такое обезличенное не пойми к кому обращённое «нет»). – Нет. По рожкам неприятно ей. Вот тебе по глазам. – И Марина резко тыкнула улькой Соне в глаза – Соня резко отпрянула, отшатнулась, встала и пошла купаться.
− Давай, Варюха, двигайся обратно, − вдруг сказала Марина. – Место освободилось.
Но Варя не придвинулась, смотрела на воду. Марина проследила за Вариным взглядом: Влада с Викой разговаривали у воды с Генкой и его друзьями. Точнее, разговаривала Вика, а Влада демонстративно отвернулась и полоскала у бережка ножки… Генка обернулся на Марину. Опять, наверное, почувствовал её взгляд. Влада неестественно захохотала. Марина резко опустила глаза.
− Аня! Следишь за Софьей?! – кричала Елена Валерьевна.
− Слежу Елена Валерьевна! – Аня Афонина, второй вратарь, стояла в воде недалеко, метров в десяти от берега. Мелкота и дальше продолжалась, но дальше с берега не было видно из-за дыма.
Марина всё смотрела на улитку ( не на Гену же пялиться)– улитка не показывала тельце.
− А твоя где? – спросила Марина Варю. Может, Варина улита рожки покажет, а может даже по руке поползает…
− Кто? – Варя смотрела на пацанов, с которыми болтали Вика и Влада. Гены среди них уже не было.
− Улитка где твоя?
− А! Не знаю, − махнула рукой Варя. – Где-то тут в песке.
− Она ж погибнет! – Марина пыталась переключить Варю, чтобы не смотрела она на компанию старшаков
− Ну да. Тут много ракушек. – Варя всё равно смотрела на пацанов. Больше её ничего не волновало.
− Вика! Влада! Сюда! – крикнула Елена Валерьевна. – Тут девчонки такие дела, − обратилась она ко всем, когда обе команды собрались вокруг неё и стали от нечего делать просеивать в ладонях песок. – Папа нашей распрекрасной Владиславы… в прошлом году претензии предъявил.
− А я-то тут причём? – Влада скуксилась, виновато склонила голову, тонкие губы растянулись в неловкой улыбке.
Елена Валерьевна проигнорировала Владины слова:
− Так что в этом году – никаких дискотек.
− Дискача не будет? – Кристина Щетинская показала свой проколотый язык. Там блеснула стекляшка. Марина тоже хотела себе проколоть так язык. Но бабушка с мамой убили бы.
− Нет, Щетинская. Дискачей не будет. В этом году – чисто женским коллективом живём. А ты вообще должна тренироваться денно и нощно. Учти: виноват всегда стрелочник, то есть вратарь в нашем случае.
– Да ладно, – усмехнулась Кристина. – Я ж хорошо на воротах стою.
– Пока не фонтан.
– Почему? – запротестовала Щетинская. Видно было, как она обиделась.
– Потому что вратарю нужна интуиция. У тебя с этим проблемы.
– У… что?
– Интуиция, Щетинская.
– А что это?
– Мяч ещё не полетел, а ты должна угадать траекторию. Поняла?
– Поняла, – недоумённо, озадаченно ответила Щетинская, она была простая девчонка, без заморочек, Марина понимала: таким тяжело что-то втолковать.
– Вот и работай над этим, развивай предчувствия и предугадывания. Всё лучше, чем с мальчиками любезничать.
– Да ладно. Я и не любезничаю.
− Это несправедливо! – подала голос Анжела из старшаков. Она была маленького роста, распасовывающая, вроде бы говорили, что команда добивается таких успехов за счёт Анжелы. Она перехватывала молниеносно мячи, отбитые вратарём противника, она всегда пасовала очень точно, могла поднырнуть и выхватить у атакующего мяч. Анжела хорошо видела поле – это редкий дар, Марина понимала это. Анжела ещё и бегала очень быстро, она была и очень красивая, но маленькая. Анжела сидела с каким-то страдальческим выражением лица – Марина не видела у неё такого раньше.
− Да ладно, Анжел, − пробасила огромная толстуха, линейная, её подруга. Она была как стена в игре, носилась вдоль ворот, тряся жиром, а однажды сама забила3, и не штрафной. Это было что-то необыкновенное, из арсенала мастеров, как сказали все вокруг. «Конечно этой толстухе «да ладно». С такой ни один пацан не станет», − думала Марина. Она тоже в душе надеялась на дискотеки. Все, кто бывал в лагерях, рассказывали о дискотеках.
− Девчонки! – твёрдо сказала Елена Валерьевна. – Переживём эти сборы чисто женским коллективом. Мужики, скажу вам по секрету, гады.
Но, судя по лицам, девчонок, никого этот аргумент не успокоил.
− Всё равно из-за дыма дискотеки вряд ли будут, – принялась уверять Елена Валерьевна. − Ой! Девчонки. – Елена Валерьевна потянулась как после сладкого сна. – Весь год такая рутина. Семья, работа, вы, вот, у меня. А сюда приехала – душа отдыхает. Аня! Афонина! Ты где?
−Да тут я, Елена Валерьевна! Дайте поплавать, а то всё за мелкими следила.
− Вылезай! Что-то, девчонки, вроде дым гуще стал. Афонину не видно.
− Это просто солнце ниже – вот и кажется, что дым гуще, − сказала Марина.
Афонина тоже даёт: почему это, например, Варя – мелкая? Почему они мелкие? Ведь, мелкая только Соня.
Судя по шару солнца, уже было часов семь, когда они стали собираться.
− Так девчонки. Сегодня всё сбилось, − говорила Елена Валерьевна, когда они шли обратно, загребая песок в босоножки: − Сейчас ужинаем. После ужина – ознакомительная прогулка для тех, кто впервые здесь. Да и мы, кто здесь шестой год, − Елена Валерьевна посмотрела на Вику с Владой. – сравним: может, здесь поменялось что за зиму. Да?
Глава десятая. Толкнуть в плечо – просто
«10 августа
Папа, папа! Помнишь, ты говорил о технологиях личностного роста? Я тогда была мелкая, но потом Алевтина Ивановна провела занятие, даже по-моему, два. И я кое-что запомнила. Но запомнить мало, надо воплощать. И вот смотри: ситуация – экстрим: бред нереальный этот дым. Ты нам дал денег на гостиницу. (Я помню, что и на лагерь, я всё время это помню!) Я приехала. Я освоилась. Я стала помогать в буфете. То есть показала крайнюю свою заинтересованность в команде. Ведь жрачка – это важно. Когда люди голодные, они буйные, я это в буфете сколько раз наблюдала. У нас столы накрыты, люди приходят в это время, а им говорят: через час, сейчас − спортсмены. Ведут себя тогда эти люди буйно. Не приехала Маша, капитан. А у нас уже первая игра была, и Елена Валерьевна вывела меня из крайних. Я теперь полусредняя! Я принимаю пас. И я забила! Представляешь, папа?! Забила! Тут местные команды сильные, Елена Валерьевна всех тренеров тут знает.
Знаешь, папа, так странно вчера утром. Встаёшь – вроде как пасмурно и дымом не так пахнет. (Может, я привыкла?) Глянешь в окно − солнце, белый плоский круг, и непонятно, что за погода. У нас зарядка в семь. Мы бегаем вокруг карьера. Тяжело. Ноги в песок проваливаются, носки грязные, а без носков старшие девочки говорят, что мозоли натирает. Потом мы спускаемся вниз, к озеру и уже там – разминка. И повсюду, и наверху, на склонах, и внизу – всё спортотряды, и у всех зарядка. Все страдают, а я радуюсь. Радуюсь тому, что сила прибавляется. Но – папа! – в трёх метрах уже не видно за дымкой. Вечером дымка гуще. Вроде бы слух прошёл, что в Москве дымки опять нет. Ну, посмотрим, у нас есть. Говорят, из Подольска дымка к нам тянется. Вот так и вспомнишь географию с её циклонами и антициклонами. Получается: надо в Москву сейчас ехать, там чище? А вчера, то есть 9 августа, по радио так смешно сказали: «Кто сказал, что самый тяжёлый день понедельник? Самый тяжёлый день среда!» Да-ааа. Вроде бы все так говорят 9-ого, в среду, в Москве дымка рассеялась, а к вечеру опять газовая камера была. В буфете по телевизору опять Красную площадь показывали, и все или в намордниках (масках) или с платками у носа. Ещё в новостях вчера (или уже позавчера, сейчас же ночь нового дня) говорили, к концу недели жара спадёт и дождь обещали. А он пошёл сегодня (или уже вчера) с утра, в одиннадцать, мы как раз разминались перед игрой. И с утра дымки не было, но – папа!– солнце всё равно на сером! Неба всё равно не видно. Не может же оно уже две недели быть одинаково свинцовым. Пишу ночью, уже считай 11-ое. И сейчас вроде чистый воздух, может и небо очистилось? Завтра утром посмотрю! Неужели душегубка закончилась?»
Девятого августа, после зарядки, Марина первая пошла в душ:
− Мне накрывать же!
− Ой! – восхитилась Соня, когда Марина снимала носки. – Такие у тебя носки красивые.
Марина это знала, носки стоили целое состояние – 300 рублей, но она купила их на деньги, сэкономленные от покупки купальника. С июля начинались распродажи. Маленькие размеры всегда остаются. Если бы не худоба, Марина бы, наверное, голая ходила – такие запредельные цены на все вещи. А до этого она в бассейн ходила в купальнике, который бабушке кто-то отдал, у кого-то там внучка выросла из купальника. То есть, Марина ходила в ношеном, чужом. Носки и Марине нравились. Но она заметила: у самой Сони были хорошие вещи, и гандбольный костюм она у Елены Валерьевны купила – Елена Валерьевна эти костюмы всем предлагала, а купили только Соня и старшие девочки. В общем, Марина решила, что Соня издевается, у неё же носки той же фирмы, но другого цвета.
− Ты чё: дура? У тебя такие же!
− Что? – испугалась Соня. – Опять я что-то не то сморозила?
− Забыла про балкон?! Выкину тебя! – и Марина гордо прошла в ванную.
Варя хихикнула.
Днём, после тренировки, они с Варей ради прикола подкараулили Соню у окна, точнее подтащили её к окну – Марина предложила. Тащила Варя, Марина боялась к этому страшному окну подходить – высота запредельная, двор перед гостиницей как на ладони. Девятый этаж. Жуть! А Варя совсем не боялась высоты. И тут Елена Валерьевна, как назло, в номер заглянула.
− Елена Валерьевна! – состроила гневное лицо Марина. – А Соня в окно высовывается. Мы её оттаскиваем, а она не хочет.
− Соня! Жить надоело? – рявкнула Елена Валерьевна. – Так. А ты, Любушкина, почему ещё здесь? Мы без обеда, что ли?
− Через пять минут иду накрывать.
− Если тяжело, давай я других пошлю. Вот, Варю с Соней. А завтра из девятьсот седьмого номера ваших девчонок.
− Нет, нет. Мне не сложно. И Любови Васильевне со мной спокойнее.
− Смотри! Супа много, как вчера, не наливай. Девчонки, кто захочет, попросят добавки.
− Хорошо.
Когда Елена Валерьевна ушла, Марина обернулась на Соню – та стояла красная, злая. Марина вспомнила, как бабушка с мамой всегда говорили Марине: если, кто обижает, жалуйся учительнице! А вот Соне так, наверное, мама не говорила. Хотя… невропатологу Соня нажаловалась.
После этого случая Соня старалась в свободное время уходить. Ключи Марина так и не смогла заставить её брать и сдавать на ресепшн. Соня упрямилась. У гостиницы жили две кошки, их все ласкали. И Соня весь вечер девятого, после того, как её пугнули у окна, проводила на площадке перед гостиницей, с кошками.
На следующий день, в тихий час, Марина с Варей уселись перед телеком на Сониной кровати, а Соня лежала, отвернувшись к стене, и, вроде бы, даже спала, ровно в шестнадцать-ноль-ноль встала, быстро переоделась на вторую тренировку и вышла.
− Куда? – спросила Варя.
− Погуляю, − сказала Соня. – Там кошки. Одна сибирская.
Марина подумала: гулять-то целый час, до пяти. Соня не хочет, чтобы они сидели на её кровати. Так выражает свой протест. В тихий час надо быть в номере – она лежала, отвернувшись к стене. Тихий час закончился – Соня ушла. Напоказ ушла. «Страдалица, − подумалось Марине. – Страдалица доиграется».
− Кошатница! − кричала Елена Валерьевна Соне у подъезда гостиницы перед вечерней тренировкой. − А ну дуй к нам. Команда тебя ждёт! – Дальше Елена Валерьевна обратилась к Марине: – Любушкина! Почему у тебя игрок сам по себе? Вы все – одна команда.
− Сонь! Пошли! – ласково позвала Марина и посмотрела украдкой на Вику.
Вика, не переставая поднимать и опускать руку с гантелькой – она постоянно закачивала предплечье и плечо – тоже внимательно смотрела на Марину: подозревала неискренность. Все старшаки, кажется, в чём-то подозревают Марину. Они приходят в тот номер, где Афонина, их второй вратарь. А к Марине – никогда.
После тренировки Марина не пустила Соню в лифт. Она специально дождалась второго, маленького, не стала садиться со всеми в грузовой. И Варя не стала садиться со всеми.
− Тебе Елена Валерьевна сказала ноги тренировать. Вот и тренируй. Мы одна команда, а ты – слабак, ты нас на турнире подведёшь. − Марина вытолкнула Соню из лифта. Соня пошла пешком, в номере сразу плюхнулась на кровать.
− Я первая в ванную! – объявила Марина, когда Соня собралась с силами и поплелась в душ.
− Да все поняли, что ты первая, − пробурчала Соня, снова падая на кровать. Марина тоже бурчала так бабушке, когда была не согласна.
− Слушай, малявка, − Марина подошла к Соне по пояс голая, в одних трусах. Она гордилась своей фигурой – тонкой, грациозной. – Слушай, малявка, − наступала Марина. – Ты в какой класс перешла?
− В четвёртый.
− А я в седьмой. Ты чуешь вообще: кто ты, а кто я?
− А я в шестой, − сказала Варя. – Странно. Я же старше тебя.
− Просто не туплю, как некоторые.
− А-аа. Пон…
− Что «пон» ? – взъелась Марина: как пить дать, эта тупица Варя на «колы» учится.
− Понятно, говорю, − буркнула и Варя.
− И меня надо слушаться. Потому что вы тут тупости.
− А ты острость? – спросила Соня.
Соня была высокая не по возрасту. Ей невозможно было дать десять лет. Так и Варя была очень крупная. На голову выше Марины. Варя была как скала. Стоп! Марине захотелось ударить Соню. Но чью сторону займёт Варя? А вдруг Варя заступится за Соню? Нет! Не должна. Марина с ней весь день хорошо, и вчера только раз наорала во время тренировочной игры со старшаками. Варя жалуется, что у неё всё болит при каждом движении. Нет. Варя не станет защищать Соню. А Сонькину наглость надо пресечь раз и навсегда. Соня сидела на кровати. Марина двинула её в плечо. Соня покачнулась, отпрянула. Марина двинула не сильно, просто толкнула – она сама этого дико боялась, толкнуть. После толчка Соня опустила голову.
− Блин! Я вам ужин накрываю ваш гадкий. А вы меня задерживаете. − Марина с видом победительницы пошла в ванную. Она обернулась на порожке – посмотрела на Варю: Варя, будто ничего не произошло, расплетала косу. После тренировки Варя всегда расчёсывала свои шикарные русые волосы, заплетала косу заново.
Глава одиннадцатая. Родительский день
« 14 августа
Папа, папа! Сейчас три ночи. Пишу тебе. У нас в номере предательница. Соня, двухтысячного года рождения. Она одна в команде такая маленькая. Елена Валерьевна никак команду маленьких девочек не может набрать. И Соня у нас по краю бегает. Ещё у нас Кристина Щетинская, Настя, Варя, ещё Даша и Полина – Машины подруги. Маша – капитан, а в лагерь не приехала. И Елена Валерьевна меня заместителем капитана сделала. Кристина – вратарь и у нас, и у старшаков. Даша всё время жалуется, что у неё то болит-сё болит. В первый день или во второй у неё полночи живот болел, она даже плакала. Ещё девчонки рассказывают, она первую ночь без света боялась спать. Так полночи с лампой включенной спала. Тут во всех номерах – столы и лампы. Даша только бегает и разминку делает, но не играет и не собирается. Мы играем в меньшинстве, впятером, так в гандболе можно. И старшаков пятеро. Эта Даша и раньше, дома, всегда в запасе сидела, вообще не пойму, зачем тогда приходить и тренироваться. Это я написала тебе про девчонок наших. А Соня эта… не наша. Представляешь: пошла ночью к Елене Валерьевне, разбудила её, представляешь?! И нажаловалась на нас с Варей. Вроде бы мы ей спать не даём. А мы просто с Варей смеялись. И чай пили. Но у нас же номер двухкомнатный. Эта девочка Соня в первой комнате с телевизором, рядом с коридором, а мы во второй, с дверью на балкон. Сегодня же отдых был. Родители приезжали. Вот мы и не устали. Точнее, Варя устала есть. Я пробовала сегодня плавать – так Аня Афонина, второй вратарь старшаков, не даёт мне плыть подальше. Приходится туда-сюда вдоль берега, как малышня. А я чувствую в себе столько сил. Было жарко, была дымка, но гарью не пахло. А в прошлую ночь, с 12 на 13 дождь прошёл. Не у нас. В Москве. А у нас просто стало тихо и светло, небо-то всё равно серое, но так – чисто, и видимость почти нормальная. Ну, метрах в двадцати видно. А то было-то иногда – в пяти не видать. В общем, солнце, воздух и вода. И вдруг вечером в буфете мужчина говорит: « Москва – газовая камера. Всё-таки уехал я. Все дела бросил». Буфетчица говорит: «Ну что вы! К нам сегодня приезжали из Москвы − говорили – нет смога больше». «А что ж они сюда-то приехали в эту дыру, если в Москве ясно?» «Родительский день сегодня», − это уже я сказала.—Навестить». Мужчина усмехнулся горестно: «Понятно», забрал свои порции и вышел. Тут входят наши девчонки и Елена Валерьевна. И Елена Валерьевна говорит: «С двадцати-ноль-ноль в Москве жуткий смог». Ну, мы все – радоваться, что нас в Москве нет, и родителей жалеть. Я про маму думала: «Ей, главное, до завтра дотерпеть, переночевать дома. А там уж у них на работе кондишн». Мама, кстати, приезжала, мы с ней погуляли, в магазин сходили, в торговый центр, тут их два в городе. На карьере покупались. И перед обедом мама уехала. До остановки автобусов не разрешила мне её проводить; мама всё говорила, как хорошо, что я здесь. Да я и сама рада. И бабушка над ухом не зудит. Дома я устаю от бабушки: всё бы ей мне вопросы по орфографии задавать на засыпку. А в 22-00 и у нас гарью запахло. Ветер подул. И всё. Опять эта чёртова гарь! И мама телефон мне не купила, а я так ждала. Мама говорит, в магазинах мало товаров – ничего не завозится, все в отпусках в тунисах своих. В общем, душно очень стало, спать невозможно, только мелкая Соня спала. А мы с Варей вызывали духа Гены Гасилкина. Гена – это парень. У него с Владой, это в старшей команде девочка, в том году был роман. А потом папа Влады позвонил Елене Валерьевне… Всё, папа, это тебе не интересно. Пойду спать, дым лезет и лезет в окно. Завтра пробежка в семь утра. А сегодня не было. А такой был день. Светлый, не угарный, почти ясный. Родительский».
− Девочки! За мальчиками на зарядке не бегаем! – предупреждала Елена Валерьевна. – Младшие − один круг, старшие – два. Кто хочет, может и три бежать.
Старшие девчонки не слушали. Они провожали взглядом группу парней. Те уже заворачивали по дороге вокруг карьера, туда, где начинался пляж и песок.
− Как мужской пол видят, так сами не свои. Влада! Ну что такое?
− Можно бежать, Елена Валерьевна?
− Да уж бегите.
Который день именно так начиналась зарядка. На зарядке всё как обычно. Вика с Владой понеслись с мальчиками. Елена Валерьевна их не останавливала. Стоп! Не так, как обычно! Гасилкин вдруг остановился – остановились и Вика с Владой. И, когда Марина поравнялась с ними, побежали рядом. Марина и Гена, Вика и Влада. Марина была счастлива!
Кристина Щетинская конечно же впереди всех. Она кросс 2 км за девять-тридцать пробежала. А Марина за одиннадцать. Но это тоже хорошо.
… Кросс проходил десятого августа, когда на один день стало легче с дымом . Кросс бегали все гандболисты. И местные, и те, кто в этот город приехали. Соня бежала с местными двухтысячного. Плелась. Соня на второй круг пошла и на ходу пожаловалась:
− Я не могу!
− Поддержим, девчонки, − приказала Елена Валерьевна. Пришлось болеть за Соню, скандировать: «Со-ня! Со-ня!». Иначе Елена Валерьевна ругаться бы стала: они одна команда, надо притворяться, что болеешь за всех. Соня добежала. «Чёрт возьми, − подумалось Марине. – И по времени быстрее Вари. Эх, ладно. Плевать. Пусть живёт. Пока живёт.
На тренировочной игре Марине больше стали пасовать. Даша и Полина. Особенно важно, что Полина. Полина – линейная. Но у Марины забить редко получается. Хоть она теперь и полусредняя. А вот Соня забивает с угла. Марина даже подумала, что Кристина-вратарь поддалась этой моське. Маринины мячи Кристина берёт и ещё смеётся: «Лапша!» Марина, чтобы Кристина больше не смеялась, два раза дала пас Соне – оба раза Соня забила. Да так, глядишь, эта Сонька в капитаны выбьется. До этого на тренировочных играх и на товарищеской игре с местными девочками, Марина всегда пасовала на левый фланг Насте. Настя же Марине пасы никогда не давала. А Соня – раз!– и Марине. И Марина тоже пару раз забила с Сониного паса. В общем, «сыгрались» как сказала Елена Валерьевна. Но просила Настю тоже не забывать.
− Мне не с руки Насте, − невинно улыбнулась Марина. И это была правда. Марина выполняла бросок левой рукой. То есть она вообще двурукая. Пишет-то правой, а пасовать левой ей удобнее. Елена Валерьевна сказала, что это большая удача для команды, если кто-то левша.
− Левшей все команды себе набрать хотят, − говорила Елена Валерьевна. – Что же ты, Любушкина, раньше не проявлялась с левым броском.
− Так вы меня крайней ставили, − по-кукольному захлопала невинными глазами Марина.
После игры Щетинская подошла к Марине, смачно сплюнула на землю, блеснула стекляшкой в языке:
− Ты не думай: Елена, нам сказала вам поддаваться.
− Да ладно врать-то, − сказала Влада. – Ты молодец, Маринка. Комбинации всегда выручают, надо хитрить, не напролом всегда лучше.
− Да уж, молодец: не лапша, а вермишель, – ворчала Елена Валерьевна. – Не хвалите её. А то зазнается. Соня тоже забивала. А Соня мелкая. Местным-то с разгромным счётом пока проигрываем.
− Так они какой год тренируются, − ныла эта непонятная болящая Даша. Не проходило и дня, чтобы она на что-то не пожаловалась.
… Зарядку после пробежки с мальчиками Елена Валерьевна дала зверскую: со жгутами на руки, и с утяжелителями на ноги, и ещё орала, что если ещё раз кто-нибудь побежит с мальчиками, то будет двести приседаний делать, а вокруг карьера поёдет гусиным шагом. Но, несмотря на угрозы, Марина всё больше убеждалась, что Елена Валерьевна все слова говорит для «галочки», по привычке. Она же типа воспитатель. А на самом деле Елена Валерьевна отдыхает от всего, и никакой смог ей не страшен.
Два гандбольных поля стояли на выезде из города. Днём после зверской тренировки они шли от поля по сосновому бору. Елена Валерьевна, казалось, уже забыла о зарядке, не злилась, была сильно в духе. Пока шли через сосны, Елена Валерьевна, вдыхала полной грудью и говорила:
− Как надоела эта городская суета. Как здесь хорошо. Смог, надеюсь, скоро закончится, – вот такая быстрая смена настроений.
В номере Марина достала мазь из своего старенького матерчатого чемодана без колёсиков, натёрла ноги – стало легче. Всё-таки бабушка – очень практичный опытный человек. А как Марина бесилась, когда бабушка аж с первого июня стала говорить только о том, что надо взять в лагерь. Аптечка собралась килограмма на полтора. Но бабушка уверила, что аптечка – самое важное, лучше лишнюю пару обуви не взять. Как будто у Марины была лишняя обувь.
Соня всё больше и больше гуляла с кошками перед гостиницей. Вечером, если собирались в холле для разбора игр, Марине приходилось кричать из окна, звать Соню. Звала и Варя. Все, бабули дедули , выползающие вечером из номеров, задирали головы и смотрели со своих скамеек наверх, на них с Мариной. Ничего приятного, между прочим.
− Совсем со своими кошаками с ума сошла, − сказала Елена Валерьевна. – У тебя что: дома нет кошки?
− Нет, − сказала Соня.
− Ясно. У меня-то сиамская. Так достала. Злая. Хоть здесь от неё отдохнуть.
Марина вспомнила Юльку. Но это была мимолётная мысль – навеяло, что называется, кошками. Сейчас было не до Юльки. Ей надо было подчинить себе Дашу, Полину и главное – Настю. Чтобы они поняли, что Марина – лучше, чем Маша, что Марина – их капитан. Все дни Марина внимательно следила, как они общаются, как смотрят на неё и Варю. Пока − так же как и девчонки в школе: индифферентно. Но в школе-то на неё так смотрели богатые. А тут богатых, кроме Насти, не наблюдалось…
Посидели в холле. Разобрали ошибки в игре. Вышли на улицу. Прогулялись до магазина (в магазине запрещалось покупать газировку и чипсы), вернулись. Рядом с гостиницей была дискотека. Старшие девочки протестовали. Ложились на пандусы на площадке перед гостиницей, включали магнитолу. Тогда звук с дискотеки становился почти не слышен.
− И не просите! – кричала Елена Валерьевна. – Не просите! После прошлогоднего даже думать забудьте. Тем более, там вход платный
На небе сверкали зарницы. Где-то дождь… Марине всю ночь снились эти зарницы и что смог закончился. Утром она стала пихать девчонок. Она вставала рано, до того как Елена Валерьевна приходила будить. Толкала Варю, толкала Соню. С Соней она больше не связывалась после пинка в плечо. Марине было так хорошо, игра стала получаться. Вместо Сони всё равно некому играть. Не Даше же… Соня проснулась, осоловело уставилась на Марину, сказала раздражённо, как от бомжа вонючего отмахнулась:
− Сегодня отдых. Родительский день.
Воскресение! Неделя прошла. Ещё всего неделя, а столько всего должно произойти. И тренировки, тренировочные игры с местными, турнир. На игре будут болельщики, пацаны и Гена. На зарядке пацаны ей кричат: «Привет, лапша!», «Привет, вермишель!» Интересно, что они скажут после игр? Главное командой давить, как старшие девочки. Так они слаженно играют. И аккуратно. Не то, что Варя – как бомбовоз несётся на противника с мячом, вместо того, чтобы пас дать, она же теперь разыгрывающая, а всё в полусредние прётся. Не надо с Варей портить отношения, а то вообще игру завалит. Марина думала об этом, попивая бульон в буфете. Потом ещё сидела, ждала всех. Стали подтягиваться девчонки: сонные, помятые, мрачные. Елена Валерьевна больше не кричала: «Кашу чтоб доели! Шницель чтоб доели!» Все всё доедали без напоминания. И в магазин ходили как звери на охоту.
Редкие утренние посетители вместо «здрасьте» говорили буфетчице:
− В Москве – проливной дождь.
− Вот почему зарницы были!
Псих из «люкса» появился в буфете без тряпки у носа, но всё ещё на истошном негативе, сказал с угрозой:
− Рано радуетесь. Посмотрим, что сегодня к ночи будет. В интернете прогноз плохой.
Марине стало жутко. От испуга кашу всю съела, даже хлеб с маслом. Нет! Не надо больше смога! После завтрака потянуло в сон. Она засыпала в кровати, её пнула в плечо Соня:
− К тебе мама приехала…
− Эээ. Ты чё? – вскочила Марина.
− Я как ты, − огрызнулась «мелкая».
И Марине пришлось заткнуться. Если начать разборку, Соня может всем рассказать, как Марина утром, в единственный выходной, всех будить хотела на пробежку.
Днём Марина заснула на час – так устала с мамой общаться, рассказывать ей полуправду, иногда «от» и «до» врать, почти во всём притворяться. Проснулась, села. Варя похрапывала в окружении двух мешков с едой. Третий стоял в холодильнике в соседнем двести седьмом номере. У них в номере холодильника почему-то не было – как Марина могла проглядеть это, когда выбирала. Вот поэтому, – думала теперь Марина, никто к ней и не заселился: холодильника-то нет, а она-то напридумывала, напридумывала…
Соню забирали на целый день. Когда она вернулась, перед ужином, Марина сказала с порога:
− Твоя мама дура.
Соня не обернулась, стала сумку со шмотками разбирать.
− Твоя мама дура! – повторила Варя, ухмыляясь и жуя.
− А твоя – жирная, − сказала Соня и показала Варе язык.
− Что ты сказала? – Марина и Варя вместе пошла на Соню.
− То же что и вы, − сказала Соня. – И твоя мама…
– Что? Что моя мама? – Марина чувствовала, что звереет, что хочет убить эту мелкую.
– Она у тебя училка, что ли?
− Почему? – удивилась Марина. Она так была ошарашена этим предположением. – Моя мама социолог.
