Рахиль Гуревич
Костыли за саксофон. Дюжина грустных и весёлых настроений
6
Третье воспоминание Ларисы
Лариса стала вспоминать, как в прошлом году в школе начались волнения. Оказалось, что теперь учитель не имеет права собирать деньги. Ни за что, ни на какие мероприятия, ни на какие вещи. Даже за тетради на печатной основе. В их девятый «А» прибежала завуч начальных классов и сказала:
– Ребята! Выручайте! Раньше на аниматоров наши детки денежку сдавали, небольшую, совсем небольшую, – суетилась завуч, уверяя саму себя. – А теперь – нельзя. Школе запрещено заниматься поборами. Выручайте! Надо развлечь детей, первые-вторые классы. Третьи-четвёртые десятый класс взял на себя.
– А почему мы? – загалдели все. – Пусть одиннадцатый берёт.
– У них ЕГЭ!
– Тогда пусть двятый «Б» развлекает.
– У них ОГЭ!
– А у нас, значит, нет ОГЭ? – заорал Чернявский с последней парты, захлопнув очередной фантастический том. – Значит, у девятого «А» нет ОГЭ, а у девятого «Б» есть?!
Завуч начальных классов чуть не плакала, нервно то и дело поправляла очки – она же не могла признаться девятиклассникам, что в девятом «Б» её голос записали на диктофон и вместо ответа включили запись, не могла признаться завуч, что девятый «Б» захихикал, а один ученик пригрозил написать заявление в департамент через электронную приёмную.
– И почему это десятый взял третьи-четвёртые, а самых мелких нам?
Завуч стала уверять, что «с маленькими, наоборот, проще», что «в четвёртом классе уже некоторые девочки больше похожи на девиц».
– С маленькими-то проще, – крикнул Чернявский. – Но у них родоки напряжные. Вот однажды иду я по первому этажу мимо охранника. Прохожу, значит, никого не трогаю…
– Чернявский! Все свои байки ты расскажешь в свободное от учёбы время, – перебила классная девятого «А» математичка Вера Ивановна. Вера Ивановна выдержала мхатовскую паузу, чтобы все осознали, кто тут главный и угомонились, продолжила: – Значит так, любимый мой девятый «А». Вы прекрасно осведомлены, что из двух девятых будет сформирован один десятый.
Все притихли. Если бы не пикание сообщений в айфонах, смартфонах и планшетах, то можно было бы сказать, что в классе воцарилась гробовая тишина.
– Так вот: кто хочет продолжать обучение в нашей школе, тот обязан участвовать в новогоднем утреннике. А ты, Чернявский, будешь Дедом Морозом. Сценарий есть? – не давая никому и слово вставить, обратилась к завучу началки Вера Ивановна.
– Есть! Есть! – как послушная ученица-хорошистка закивала завуч начальниых классов. – Я скину файл в электронный дневник.
– Значит, Чернявский – Дед Мороз!
– Почему это я? – после пятисекундного немого шока Чернявский обрёл дар речи.
– Потому что ты самый высокий, красивый и потом… Ты же всё в своей фантастике. А Дед Мороз – фантастическое существо.
– Ну спасибо. Дед Мороз сказочное существо вообще-то, – бормотал Чернявский.
– Остальные роли распределю завтра, – сказала классная Вера Ивановна.
Пикнуло у кого-то сообщение. Классная оглянулась. Завуча началки уже и след простыл.
На следующий день Лариса узнала, что она будет Глашатым. Это было как гром среди бела дня, то есть, среди ясного неба. Лариса же думала, что Глашатай – это мальчик. Но классная отчеканила:
– Есть клоуны, а есть клоунессы. Так же и с глашатами.
Класс ржал как стадо овцебыков. Лариса сказала:
– Но я вообще не знаю, кто это.
Все уткнулись в айфоны, стали читать, что такое глашатай. Выяснили – смесь петрушки, дзанни и уличного зазывалы; веселил людей на рынках.
– Ужас! – Лариса сидела белее мела, на душе у неё было чернее грозовой тучи.
Чернявский довольно ухмылялся. Лариса представила себя волчком смерча и мысленно напала на Чернявского… Чернявский упал со стула. Все стали смеяться. А Лариса перепугалась окончательно.
– Качаться на стуле меньше надо, Чернявский!
И начался урок.
В срочном порядке пришлось шить костюм: рубаху-косоворотку и штаны-шаровары. На конец колпака мама повесила ёлочный шарик. Шарик подпрыгивал при каждом повороте головы. Смотрелось весело, искристо, сразу становилось ясно, что скоро Новый год. Шарик блестел, переливался всеми цветами, бликовал, как будто его облили бензином и поместили под солнце.
– Всего лишь маленькая деталь, а как сразу меняется образ. Всё теперь пластиковое небьющееся. Идеальное украшение для колпаков, – смеялась мама.
Как ни странно, прошли утренники спокойно. Чернявский так рявкал на детей, поздравляя с Новым годом, что вздрагивали даже неугомонные бабушки, а молоденькие учительницы качались как ивы на ветру и зажимали уши. Снегурочка, отличница Юля Духно, поправляла белую с оторочкой меха шапочку, теребила неестественно жёлтую косу, хлопала накрашенными глазами, топала, пританцовывая, белыми сапожками на каблучках. Она заказала себе костюм по интернету: «Самый дорогой, как в театре». Духно поинтересовалась, откуда костюм у Ларисы. И Лариса ответила, что тоже из театра. Точнее, Лариса только открыла рот, а Чернявский прохрипел в бороду, что из самого лучшего театра, самого главного. Под занавес второго утренника, после того как драки и разбирательства по поводу вручения призов закончились, а Дед Мороз и Снегурочка со всеми перефотографировались, в актовом зале заиграла в колонках новогодняя музыка о бубенцах, которые «радостно галдят» – специально для особенно впавших в раж мам и бабушек, которые всё крутились вокруг ёлочки, как неугомонные девочки. И тут Духно сказала Чернявскому:
– Дедушка Мороз! А давайте с вами потанцуем.
– Не могу. Волшебный посох деть некуда.
– А вот Глашатай подержит.
Лариса вытаращилась на Духно. Чернявского в классе неособо уважали, он не был в авторитете, к нему все относились как-то с усмешкой. А тут – Духно и – приглашает танцевать!
– Я в валенках не танцую, – мялся Дед Мороз.
Лариса выдохнула облегчённо. Сколько раз она обращалась с Ченрнявским как со слугой, и уж танцевать бы никогда не позвала – ей бы стыдно было с Чернявским танцевать. А тут Духно… Но отличница не унималась:
– Ну Димуля, ну Дима. Ну, уважь Снегурочку. Ты же фантастический волшебник! Пусть сегодня исполняются все на свете фантазии!
– Сказочный вообще-то, при чём тут фантастика… – бормотал Чернявский неуверенно.
Лариса видела, что Духно вроде как в образе, вроде как не от своего лица это произносит. Но Лариса чувствовала, что произносит всё как раз Юля Духно как раз от своего лица, просто замаскировавшись под Снегурочку!
– Пусть тебя Глашатай уважит! – Дед Мороз подмигнул из-за густой брови Ларисе.
– Да Снегурочка! Пошли со мной танцевать! – предложила Лариса. Она решила тоже как бы не выходить из образа и продолжала говорить весёлым зажигательным петрушечьим голосом.
Духно посмотрела на Ларису с таким удивлением и уничижением, сняла шапочку с пришпиленной к ней жёлтой косой – собственная коса Духно, тёмно-русая, длинная-длинная, спиралями спрятанная под шапкой, разметалась по серебряному узору на спинке белого пальтишка… Духно выбежала из зала.
– По моему я сморозила что-то не то, нет? – спросила Лариса.
– Да всё нормально, Ларис. Потанцевали бы Глашатай и Снегурочка, бабушек развлекли. Вон они всё кружатся как в фильме каком-то старом, забыл название…
Бабушки действительно всё кружились вокруг ёлки со своими внучками-меджвежатками-волчатами-пауками-муравьями-кошками-черепашками. Какая-то мама подобрала шапочку Снегурочки с жёлтой косой, напялила на голову и пошла-пошла балетными прыжками по кругу: жёлтая коса – то вправо-то влево как хвост змеи.
А Чернявский и Лариса всё стояли и стояли под ёлкой, всё ждали и ждали чего-то. Теперь Лариса знала, что они ждали чуда. Но чуда не произошло. Музыка закончилась. И все потихоньку разошлись…
7
Тётя Аида разыскала Ларису в школьной столовой, буквально вынула у неё изо рта вкуснейший блинчик с яблочным джемом, объяснив своё поведение тем, что Лариса как малоимущая питается всё равно бесплатно.
– Ты к Альбертику на утренник идёшь?
– Нет.
– Почему?
– Уроки. Физика.
– Я тебя освобожу. Ты же должна посмотреть на ваши костюмы со стороны, отчитаешься перед мамой, что я не зря вас мучила.
Надо же, подумала Лариса, понимает же, что мучила – это ли ни новогоднее чудо?
– Как же вы освободите меня от урока?
– Девочка, – тётя Аида посмотрела на Ларису как на неразумную: – У меня в школе все знакомые.
– Тогда и Чернявского.
– Не знаю никакого Чернявского.
Ларису действительно отпустили с физики. И она почти с удовольствием потащилась в актовый зал. Стулья были расставлены вдоль стен. Родителей было немного (не то что у первоклассников на утреннике), но всё-таки кто-то был. Тётя Аида заняла Ларисе место и всех, кто садился в радиусе ближе трёх стульев, сгоняла. «Чтобы не было инфекций» – объяснила тётя Аида. Пока сидели и ждали классы, тётя Аида рассказала Ларисе, что они с Альбертиком решили костюм шахматный сбагрить Костику, а выступать в костюме Глашатая.
– Зачем? – испугалась Лариса. – Ведь Альбертик шахматы так любит.
– Ну захотели. Понимаешь, Ларисочка. Костюм этот шахматный простенький такой. А костюм глашатая ну шикарный же. Недаром же ты его нам отдавать не хотела.
– Да мы про него забыли. Это мама хорошо вспомнила.
– Рассказывай, рассказывай, – усмехнулась тётя Аида, и Лариса вся сжалась: неужели так заметно, что Ларисе этот костюм очень дорог.
Лариса сразу заметила переростка Костю Савика – Шахматного Короля. Плащ еле доходил ему до талии, по ширине всё-таки немного прикрывал пузо. Воротник стоял торчком, воротник Савику шёл, правда он периодически оттягивал его, пытаясь растянуть резинку. Корона казалась на голове у Савика малюсенькой, к ней была привязана резиночка, как когда-то на парчовой блестящей беретке у Васи-малыша. Резиночка завязывалась под подбородком.
– Усовершенствовал! Бугай! – зло откомментировала тётя Аида. У короткостриженного Костика оказались чёрные вьющиеся волосы по плечи – парик.
– Швабру, наверное, ободрал, и чёрной краской покрасил, – злилась тётя Аида, потому что Костя Савик, положа руку на сердце – был прекрасен в этом костюме. Этот маленький плащ, рассчитанный на второклассника Васю и надетый на толстого и крупного почти подростка, этот воротник, топорщащийся на толстой шее, смотрелись, конечно, комично. Но длинные волосы и малюсенькая корона уравновешивали образ, создавали гармонию. Лариса знала: в 16 веке мужчины так и одевались, такие и носили причёски, Лариса в книжках картины видела: короткий плащ, пузико, воротник и длинные волосы. С обувью конечно Савик не заморачивался. Вместо остроносых туфель он расхаживал в модных кроссовках электрического цвета вырви-глаз.
– Ужас какой! – сказала тётя Аида. – Безвкусие!
– Нет, Аида Германовна. Это – эклетика.
– Ну и ладно, – махнула рукой тётя Аида. – Чем бы бандит не тешился, лишь бы не унижал и не прирезал. И ты знаешь…Обещал Альбертика два месяца железно не бить. А там, сказал, всё от занятого места зависеть будет. Ну место-то он никакое не займёт. Но хоть два месяца спокойной жизни у Альбертика в запасе есть, если разбойник этот слово сдержит.
– А где Альбертик-то?
– Да вот же! – тётя Аида указала на что-то худое и красное.
Лариса сразу и не узнала свой прошлогодний костюм. Штанины на шароварах превратились в докторские колбасины завода «Рублёвский».
– Это я их на резинку на коленях ещё собрала, – сказала тётя Аида.
– Зачем?
– Длинные были.
– Но можно же было на коленях просто забрать в запас.
– Можно – с вызовом сказала тётя Аида и раздула щёки насколько вообще это было возможно на её худом аристократическом лице; эти яростно раздутые щёки напоминали вялые кочаны из супермаркета. – Можно было подшить. Да только мама твоя всё заказы шьёт, всё обогащается. А ты в художке. И родным соседям не помогаете.
Лариса кивнула тёте Аиде.
– Что киваешь?
Лариса пожала плечами. Она была согласна: ни она, ни мама ничего не стали бы подшивать Альбертику вчера. Вот если бы пораньше, в смысле за неделю или за две… тогда пришлось бы.
– Но можно было в валенки штаны заправить. Я в этом костюме в валенках выступала.
– А валенки откуда, а? У Альбертика тридцать шестой. Не нашли мы ни у кого таких размеров, не нашли! У наших бугаёв у всех сорок пятый-растоптатый.
Спасал образ Глашатая кушак – широкий, расшитый стеклярусом, он приковывал к себе внимание. Колпак был Альбертику великоват и спускала до бровей.
– Ой! – посмотрела на колпак Лариса. – А где же шарик?
– Отрезала, – сурово проговорила тётя Аида. – Альбертик сам отрезал. Сказал: не он отрежет, так одноклассники оторвут. Ты же знаешь, какой у Альбертика класс. Бандитский. Второгодники, переростки, идиоты, дебилы.
Пришёл дедушка Мороз без Снегурочки. Седьмые-восьмые классы вяло стали звать Снегурочку. Из толпы школьников вышла девочка, одетая в костюм лисы:
– Я за неё.
– Ну и отлично, – сказал вдруг дедушка. – Пожалуюсь вам, ребята. Моя внученька так меня утомила. Не слышит, не видит – уткнулась в айфон и знать ничего не хочет. Общается в соцсети. В группе «Снегурочки всех стран объединяйтесь!», обязанностями своими пренебрегает. «Некогда, – говорит. – По праздникам твоим ездить, по ёлкам».
Раздался хохот. Всем шутка понравилась. Но не тёте Аиде.
– Это кто им такие сценарии пишет?
– Это библиотекарь в школе новый, – объяснила Лариса. – Он и драмкружок ведёт. Поборы запретили, аниматоров больше не нанимают. В прошлом году – своими силами. В этом году на библиотекаря все утренники повесили.
– Ну надо же, – сменила тон тётя Аиды. – Не фонтан. Но лучше, чем ты с Чернявским и с этой Духной-Снегуркой вашей.
Лариса оторопела: неужели тётя Аида видела их выступление. Оно же для маленьких было!
Тем временем дед Мороз с Лисой принялись проводить конкурс костюмов. Костю Савика попросили сказать что-нибудь шахматное.
– Шах! Мат! – гаркнул Костя Савик, и достал из-за пояса тоненькую шпагу, которую Лариса и не заметила вначале, взмахнул шпагой и опять крикнул про шах и мат.
– Идиот, – сказала тётя Аида.
– Ну это мы знаем, – пробасил голосом библиотекаря Дедушка Мороз. – А ещё что-нибудь?
– Что? – крикнул Шахматный король.
– Ну не знаю, что. Ты же у нас шахматный король, не я.
– Е-два-е-четыре! – повторил по чьей-то подсказке Костик и отскочил далеко-далеко, как Алиса в мультике про Зазеркалье.
– Супер! – сказала Лариса.
– А ещё?
– У меня все ходы записаны! – повторил Костя Савик за другой подсказкой и взметнул саблю как древко знамени.
На этот раз тётя Аида не комментировала, а сидела с каменным лицом.
Костюмов было немного, но всё же конкуренция была.
Возникла и Снегурочка, она шла уткнувшись в айфон и никого не замечала.
– Здравствуй внученька, – обрадовался Дедушка Мороз.
– Нет! Дед! Я ору с тебя, – без всякого приветствия с места в карьер начала Снегурочка. – Ну чего ты меня не позвал-то?
– Так звал внученька, а ты всё ладошкой машешь и кричишь на меня, чтоб не мешал.
– Ну, – сказала Снегурочка, уткнувшись в айфон. – Эстафеты провели?
– Так внученька… седьмые-восьмые классы у нас.
– А… ну тогда стишки почитали?
– Так внученька… седьмые-восьмые классы! Конкурс новогодних костюмов еле-еле проводим.
– Лол! Я ору. Ну кто там ещё костюмы не представил? А?
– Вот: Петрушка! – сказала Лиса и потащила Альбертика на центр круга, к дедушке, к ёлочке.
Альбертик сопротивлялся.
– Петрушка? Отлично!
– Это глашатай, – крикнула тётя Аида.
– Да-да! Глашатай, – извиняющимся тоном крикнула и Лариса.
– Точняк – не нервничай, хомяк, – сказала Снегурочка, выключила айфон и прошлась вокруг Альбертика. – Ну чтоле… Развесили нас, Глашатай. Или на ярмарку позови!
– Да, Глашатай, – поддержал Дедушка Мороз. – На рождественскую ярмарку!
Со стороны стульев, где сидели немногочисленные родители и бабушки стали разноситься реплики, что, мол, какая рождественская ярмарка, когда кризис в стране и стагнация.
Альбертик не двигался. Стоял как пугало в огороде.
– Ну же! Ну! – шептала тётя Аида. – Стихотворение. Здравствуйте народ честной, ведь сегодня выходной. Ведь сегодня праздник. Вот я – ваш проказник. Я глашатай знатный. Широкий и опрятный. Я глашатай звонкий. У кого пятёрки? Приходите погулять, и покупки совершать. Акции-прокломации, скидки тем, кто прытки.
Альбертик стал говорить, запинаясь и заикаясь, перепрыгивая с пятого на десятое, с десятого на двадцатое, с двадцатого на сотое, что он глашатай знатный и продаст со скидкой открытки тем, у кого пятёрки…
– Какой-то ты глашатай варёный. Тебя конёк – горбунок в кипятке случайно не сварил? – пошутил Дед Мороз.
Альбертик, всегда бледненький, не румяненький, даже иногда в синеву, сделался красным как настоящий варёный рак и потащился прочь из круга.
– Между прочим! – встала тётя Аида и побежала в круг: – Между прочим, глашатай все слова сам сочинил!
Тётя Аида встала у ёлочки, продекламировала с выражением, не обращая внимание на смех:
– Здравствуйте, народ честной!
Ведь сегодня выходной.
Ведь сегодня праздник.
Вот я ваш проказник.
Я глашатай знатный.
Широкий и опрятный.
Я глашатай звонкий.
У кого пятёрки?
Приходите погулять,
И покупки совершать.
Акции-прокломации
Скидки тем, кто прытки!
Все зааплодировали тёте Аиде. Тётя Аида, отдышалась, отдулась и сказала торжествующе:
– Кто-нибудь из вас такие стихи смог бы написать?
Все, и Дед Мороз, и Лиса, и Снегурочка, стали уверять, что «ни в жизнь не смогли бы». Снегурочка от испуга убрала наконец свой айфон с глаз долой.
– То-то! – и тётя Аида удалилась с высокоподнятой головой, обессилено брякнулась рядом с Ларисой.
– Кошмар! – мучилась тётя Аида. – Ну что же это такое, Ларисочка? Как это называется?
– Ну просто Альберт не очень весёлый человек, он серьёзный. Это был не его образ!
– Да как же не его, когда он их сам чинил, то есть сочинил. Заговариваюсь от расстройства – верный признак предынсультного состояния, – чуть не рыдала тётя Аида.
– Сочинитель и исполнитель – это разные вещи, – сказала сидевшая через три контрольных стула учительница русского. – Исполнитель в любой образ может войти, а сочинитель переносит свои мечты на бумагу, а представить на сцене сам не может.
И тётя Аида совсем сжалась и притихла.
Костя Савик получил главный приз – целую пластиковую бадью с мармеладками в виде жуков. Он радовался, размахивал шпагой, скакал, кричал «е-два!» и «е-четыре!», «Тут была ладья!» «У меня все ходы записаны!»
– Пусть порадуется мальчик, – комментировала победные прыжки новоиспечённого шахматного короля учительница русского. – Ведь такой тяжёлый ребёнок из такой тяжёлой семьи. Знать ничего не знал о шахматах, я просто уверена, подсказки повторяет, а как влился в образ! Артист! Настоящий артист!
– Разве это образ?! Это образина! – возмущалась тётя Аида, обращаясь к Ларисе, но чтобы все вокруг услышали.
Тётя Аида подошла к Альбертику, взяла за руку и разбушевавшегося не на шутку Костю Савика, вывела их из зала.
Снова пела песня про бубенцы. Седьмые-восьмые классы не смеялись, не скакали под музыку, как резвые бабушки, они стояли кучками, о чём-то говорили, пока Дед Мороз не сообщил, что снеговик взял напрокат у Гарри Поттера метлу и разнёс по классам подарки. Но никто не торопился уходить: знаем, мол, какой снеговик, какая метла и какие подарки.
Появилась тётя Аида с чёрным мусорным мешком в руках. Она сунула мешок с костюмами Ларисе и, ни слова не сказав, ушла.
После этого утренника тётя Аида стала обходить стороной и Ларису, и Васю, и их маму, ещё где-то с полгода сторонилась, не здоровалась, если встречались у лифта, покрывалась пятнами и отводила глаза. А когда горечь от поражения прошла, тётя Аида сообщила, что Костик не трогал Альбертика, не придирался, не оскорблял, не высмеивал до мая-месяца.
– Ну а в мае сами понимаете, у психов обострение наступает. Аллергия на цветение черёмухи и сирени. Так что опять за старое взялся. Апчхи!
Ещё тётя Аида сообщила, стоя под развесистой сиренью, разросшейся у подъезда:
– Больше никаких костюмов. Шапочку с мордочкой и ушками купили. Вот и весь наш костюм на следующий год.
Зуб за зуб
Мстительное настроение
Вероломное нападение, совершённое по отношению к Альбертику изменяет его кардинально и навсегда.
Рисунки Маргариты Гарнык
1
В конце августа случилась трагедия, почти катастрофа: Костя Савик выбил Альбертику передний зуб.
Произошло это так. Альбертик всегда ждал первое сентября, скучал по школе и по учёбе. По одноклассникам почти не скучал, только если чуть-чуть. А вообще Альбертик одноклассников побаивался – они были старше его, некоторые и на три года. И некоторые по выражению Альбертиковой мамы, тёти Аиды, «переростки», например Костя Савик, Альбертика терроризировали.
Двадцать восьмого августа Альбертик вышел погулять во двор – мама Аида Германовна наконец разрешила ему гулять во дворе. Школа располагалась буквально в двух шагах от подъезда и Альбертик в этот трагический (как потом оказалось) день решил зайти на территорию школы, посидеть там на лавке. Гуляя во дворе, он уже не раз вляпывался в собачьи «подарки» и выслушивал причитания своей мамы о «заразе» и «подлых собачниках», а на территории школы собак не выгуливали – администрация за этим зорко следила. Территория школы была огромная по сравнению с территориями других школ. Школа серьёзно занималась военно-патриотическим воспитанием. Во дворе школы был выстроен мемориал памяти погибших солдат, ещё стояли танк и пушка. Территория была благоустроенная – ведь в школе в мае проводилось много линеек, приезжали совсем дряхлые родственники бойцов дивизии ополчения, материалы которой были выставлены в школьном музее. А где пожилые люди, там всегда лавки. И на территории школы было много лавок, особенно около мемориала. И вот Альбертик полазил по танку и по пушке, погонял на площадке с мальчишками в футбик, а потом решил сесть на лавку у мемориала, почитать фамилии ополченцев на памятнике, а заодно и отдохнуть. А тут как раз идёт Костян Савик с пистолетом, который стреляет пластмассовыми пульками. Подошёл Костя к Альбертику и, ни слова не говоря, вместо приветствия выстрелил из пистолета в Альбертика. И попал ему прям в зуб – Альбертик наверное что-то ему хотел сказать и рот открыл. Конечно, Костя может и не хотел, не целился конкретно в зуб, но в лицо Альбертику он совершенно точно целился.
И вот Альбертик пришёл домой и показал маме окровавленный рот и осколок зуба, торчащей из посиневшей десны. Тётя Аида потеряла дар речи, уселась на диван и стала рыдать, а когда снова дар речи обрела, то позвонила в полицию. К Альбертику и его маме приехали женщины-полицейские из отдела по борьбе с детскими правонарушениями. Прежде всего, все вместе они пошли на территорию школы и нашли у лавки, на которую указывал Альбертик, жёлтую пластмассовую пульку. В траве нашли, в газоне. Затем тётя Аида с рыданиями сообщила все данные Кости: адрес, дату рождения, и то, что Костя из очень неблагополучной семьи. И полицейские ушли к Косте.
– А нам-то что делать? Как быть? – взывала не своим голосом, ломая хрупкие тонкие руки Аида Германовна.
Женщины-полицейские порщились:
– Тише вы!
– У меня усына зуб выбит. А вы – «тише»!!!
– Но простите, у вас люстра от громких звуков закачалась. Того и гляди на нас шмякнется. Вот мы уйдём, тогда завывайте. А при нас не надо. Мы и так целый день завывания выслушиваем. У других детей – раны серьёзные, переломы, органы внутренние отбивают, и то родители так не воют. А у вас всего лишь зуб.
– Да? – от возмущения пришла в себя тётя Аида. – А если бы вашим детям зуб выбили, посмотрела бы я тогда на вас!
– Это угрозы? – женщины-полицейские были красивые, плотные, спортивные, им очень шла серая форма, погоны со звёздочками и холодное неподвижное выражение лица, как у Снежных королев. Альбертику даже показалось, что это не полицейские, а Серые королевны…
– Это не угрозы. Ответьте, что мне теперь делать, куда идти?
Серые бессердечные королевны взяли с Аиды Германовны показания, заставив её, ничего не понимающую от внезапно свалившегося горя, расписаться на каких-то бумагах и бумажках.
– Завтра сходите к врачу и нарастят вам ваш зуб. Скажите спасибо, что не глаз. А то сейчас бы сидели одноглазые, – надменно бросила вместо «до свидания» старшая по званию.
И Серые королевны поспешно удалились, унося с собой вещественное доказательство – жёлтую пульку в маленьком прозрачном пакетике.
Аида же Германовна не знала, что делать, не могла собраться с мыслями, она была совершенно раздавлена происшествием, абсолютно растеряна, уложила Альбертика в постель и пошла к соседям.
