Тигрис Рафаэль
Тигран Великий
– Позволь заметить, повелитель, это уже происходит.
– Что ты имеешь в виду?
– Подожди, подожди Юлиан, – вмешался за своего подопечного Меружан, – не делай таких несерьёзных заявлений. Скажи нам, какое царство наиболее опасно для Рима?
– Да! Назови его! – отвлёкся на другую тему Тигран.
– Понт с его царём Митридатом Евпатором. Если ты обратил внимание, повелитель, на карте это царство отображено наиболее подробно.
– Ну, ещё бы. Рим уже который год ведёт безуспешную войну против моего тестя Митридата.
– Да, ты прав, повелитель. Но после побед на Иберийском полуострове сенат направил в Понтийское царство ещё три легиона во главе с полководцем Луцием Лукуллом. Ему поручено поймать и пленить царя Понта.
– Поймать Митридата?– удивился Тигран.
В следующее мгновение на его лице засияла улыбка, и он разразился страшным хохотом.
– Поймать ты говоришь? – повторил он, давясь от смеха, – будто он какой-нибудь хилый петух, а не всесильный царь.
Остальные придворные дружно подхватили царское веселье, не совсем понимая причину. Царь вдруг резко оборвал смех, и лицо его приняло серьёзное выражение.
– Запомните мои слова. Пленить или убить Митридата не смогут даже Боги Олимпа, – произнёс он зловещим голосом.
Придворные смущённо замолкли, и лишь на лице у Юлиана появилась тень иронии.
– Назначишь этого человека наставником в моей армии и выдашь приличное жалование, – приказал царь Меружану, – он мне скоро понадобиться.
На следующий день Мецн объявил о своём намерении вернуться в Тигранакерт. Все восприняли это известие с большим облегчением, особенно я. Признаться, мне надоела однообразная жизнь в Антиохии, и потому я сразу воспрянул духом, когда узнал, что мы направляемся в столицу Армении, город Тигранакерт – гордость царя царей, его детище.
Перед отъездом царь велел позвать караванщика, спасшего нам жизнь в пустыне. Всё это время он находился в Антиохии и ждал моих указаний. Мне почему-то казалось, что Тигран забудет про запланированную встречу, и мы уедем, не повидав этого араба, но я ошибся. Царь хоть и был в преклонном возрасте, однако памяти его мог позавидовать любой юноша.
Принял нас Тигран не в тронном зале, где посетитель волей-неволей начинал трепетать перед ним, словно перед Богом, а в личных апартаментах, где беседа могла проходить менее помпезно. Этим он хотел ещё раз подчеркнуть свою безмерную благодарность человеку, избавившему его от неминуемой гибели. Царь сидел в огромном изготовленном из тёмных пород дерева кресле, спинка и сиденье которого были расшиты золотыми нитками. В руке он держал толстый посох с символами армянского самодержавия. Кроме меня присутствовали также Меружан и Шанпоч Вреж.
– Доволен ли ты тем, что свернул со своего пути и очутился в Антиохии? – спросил царь.
– Вполне, мой повелитель.
Царь встал с трона и принялся расхаживать широкими шагами.
– Слышал ли ты про города Эдессу и Тигранакерт? – спросил царь.
– Нет, узнаю впервые, – ответил караванщик.
– Как твоё имя?
– Зовут меня Малх.
– Слушай меня внимательно, Малх. Передай своим шейхам, что я, царь Великой Армении, позволяю им расселиться вдоль южной границы. Вы будете направлять караваны, следующие с Востока на Запад, в Эдессу и Тигранакерт. Соломон тебе выдаст подробную карту маршрута. Его я назначаю вашим куратором. А теперь, прощай.
– Да живёшь ты вечно, мудрый царь, – ответил восторженно араб-караванщик и ушёл.
– Если я правильно тебя понял, ты отдаёшь контроль над торговыми путями в руки арабских племён? – вмешался Вреж.
– Если он действительно меня понял, скоро Тигранакерт и Эдесса превратятся в крупные центры торговли между Востоком и Западом, – произнёс царь после минуты раздумья.
– Он понял верно, мой повелитель – ответил Меружан, – и сегодня ты принял великое решение. Когда арабские племена расселятся вдоль границ, наш южный рубеж окажется в надёжных руках. Арабы-кочевники, подобно верным псам, будут его надёжно охранять, а проходящим караванам ничего не останется как заезжать в нашу столицу.
Тигран посмотрел на моё задумчивое лицо и спросил:
– А что скажет мой придворный лекарь, который с сегодняшнего дня курирует своих соплеменников? Мне кажется, он придерживается иного мнения.
– Я знаю одно, мой повелитель. Арабы – племя лихое и непредсказуемое. Единожды допустив их на какую-либо территорию, уже никогда не сможешь выдворить обратно.
– Отлично, – сказал царь, – я их расселю на бывших ассирийских землях, под носом у парфян. Мне давно хотелось им досадить. Пусть арабы там умножаются и процветают. Мне это только на руку.
– Арабами трудно управлять, мой повелитель, – продолжал возражать я.
– Управлять любым народом – штука сложная. Им надо будет внушить веру в наших Богов.
– Это невозможно, мой царь. Они очень независимы и не примут чужих Богов.
– Тогда этому народу нужен свой пророк. Наступит время, и они его получат, – произнёс многозначительно царь.
– Уж не ты ли вознамерился дать диким племенам пророка? – спросил Меружан с сомнением.
– Почему бы и нет? – уверенно ответил Мецн, – если Боги позволят мне дожить до этого времени, я непременно воспользуюсь такой возможностью.
– А если нет? – продолжал язвить Меружан.
Последние слова, как ни странно, не возмутили царя. Он задумчиво помолчал, а затем отчеканил:
– Народ, какой он бы ни был, если есть в этом потребность, сам сотворит себе пророка.
Сказав так, он окинул нас долгим взором, как это делает умудрённый учитель, всматриваясь в лица желторотых учеников.
– Запомните мои слова!
С первыми лучами солнца наш небольшой отряд покинул Антиохию и направился на Восток, в сторону Тигранакерта.
Когда мы выехали за пределы города, Меружан обернулся назад и со вздохом произнёс:
– У меня такое предчувствие, что мы сюда уже никогда не вернёмся.
– Твоё предчувствие тебя не обманывает, – ответил Шанпоч Вреж, – этот город как был нам чужд, так и остался.
– А мы его и не завоёвывали, – вмешался в беседу царь, – да, наша армия вошла туда, мы вселились во дворец Селевкидов, но армянской Антиохия так и не стала. Знаете, почему? Наш народ не смог с местными разделить хлеб-соль. Права поговорка: обиженный хлебом меча не боится.
– Они ждут римлян, – тихо произнёс Юлиан Петроний.
– А ты почём знаешь? – удивились Вреж.
– Я видел в городе римских лазутчиков.
Услышав это, я невольно воскликнул:
– Лазутчиков?
– О, несчастный! И ты нам это говоришь только сейчас? – возмутился Вреж.
– Я не нанимался к тебе осведомителем, – огрызнулся на шута Юлиан, – я всего лишь военный стратег.
– Твоё безмолвие хуже любого предательства!
– Прекрати Шанпоч, – заступился за римлянина Меружан, – ему действительно не вменялось доносительство. А римские лазутчики, как тебе известно, есть повсюду, даже в Тигранакерте.
– Прекратите мышиную возню, – одёрнул спорящих царь, – в том, что город перейдёт в руки Рима, виновны все. Мы приложили минимум усилий, чтобы закрепиться в Антиохии. Нам она была не нужна.
– Как не нужна, повелитель? – возразил Вреж.
– Очень просто. Её жители распахнули перед нашей армией ворота, надеясь, что мы будем благосклонней их прежних повелителей. Мы же не только не оправдали надежды, но наоборот стали их выселять оттуда.
– Но ведь, владея Антиохией, мы владеем всей Киликией, а это выход к морю.
– Зачем нам море? У нас нет флота. Он и не нужен. Испокон веков армяне были сухопутными купцами, – сказал царь.
– Сегодня нет, завтра будет. Откуда у тебя такой недальновидный подход, Мецн? – возмутился Меружан.
Царь ничего не ответил своему советнику. Он только равнодушно махнул рукой и более не вмешивался.
– Вывез всё золото Селевкидов и теперь безмятежно покидает обглоданный и ненужный город, – произнёс почти шёпотом раздосадованный Меружан.
– А скажи мне, Юлиан, правда ли, что легионерам не разрешается жениться? – спросил я римлянина.
– Закон Рима запрещает нам вступать в брак. Ты можешь сожительствовать с кем угодно, но узаконить отношения не имеешь права.
– Но почему? Какой смысл? Неужели неженатый воин лучше сражается? – изумился я.
– Вовсе нет! – вмешался в разговор Меружан, – законы Рима намного хитрее. Дело в том, что после гибели легионера государству придётся содержать его семью. Представь, какие это расходы! Я прав, Юлиан?
– Совершенно верно. Рим без конца ведёт затратные войны, и вовсе не намерен содержать армию вдов и сирот погибших легионеров.
– Я так понял, в Риме всё строго подчинено букве закона? – заключил я.
– Конечно, – подтвердил Меружан, – и это одна из основ его могущества.
Сперва мы шли по пустынной, неплодородной местности, потом стали появляться деревни с ухоженными садами и виноградниками. По мере продвижения на Восток территория становилась более населенной, а растительность – всё более свежей и пышной.
Поначалу царь в окружении немногочисленного отряда ехал на красивом белом коне, но затем жара уморила его, и он вынужден был пересесть в носилки с шатром. Чтобы не скучать в одиночестве, он попеременно приглашал нас к себе.
Вскоре я увидел вдали отряд всадников, который шёл нам навстречу. Лучи заходящегося солнца, отражаясь от металлических лат, слепили нам глаза. Издали это выглядело очень внушительно. Я с беспокойством взглянул на Меружана.
– Не волнуйся, Соломон, это наша тяжёлая конница, – ответил тот, – Сейчас мы идём по исконной территории Армении, и нам нечего опасаться.
Через некоторое время конный отряд присоединился с нами. Это было знаменитое армянское айрудзи. Переводится просто – "человек и конь". В доспехах были не только всадники, но и лошади. Из вооружения у воинов были длинные мечи и копья, способные выбивать из седла вражеских конников и разить пехоту. Я заметил, что лошади под всадниками были особой породы – низенькие, но коренастые и крепкие. Как мне потом объяснили, низкорослый конь имеет ряд преимуществ. Во-первых, на него легко садиться; во-вторых, удобнее доставать противника мечом; ну, и не последнюю роль играла выносливость коренастых коней в долгих изнурительных походах.
– Айрудзи царя царей приветствует своего повелителя! – громко произнёс на армянском круглолицый бравый командир.
– Рад тебя видеть, зорапет Баграт! Вели конникам снять латы. Сейчас в этом нет никакой надобности, – приказал царь, понимая, как трудно в жару носить тяжёлые доспехи.
– Я не вижу среди вас Аждахака, – забеспокоился Баграт, – Где он? Неужто остался в Антиохии?
Все грустно отвели взгляд.
– Где это случилось? – воскликнул обо всём догадавшийся зорапет.
– Он погиб, защищая меня, – коротко ответил царь.
– От кого? – не унимался Баграт.
– От римлян.
– От римлян? Где вы их встретили?
Ответа не последовало. Грубоватый Баграт и так задал много вопросов, идущих вразрез с придворным этикетом. Похоже, он это понял и принялся расспрашивать о случившимся Меружана. Тот поведал обо всём.
– Странную историю ты мне рассказал! – произнёс в недоумении Баграт. – Как это случилось, что из всего отряда ты один остался в живых?
– Экий ты деревенщина! Говорят тебе – ударили меня сразу щитом по голове вот и свалился без чувств, а римляне подумали, что мёртв. Что тут непонятного?
Баграт продолжал с подозрением поглядывать на Меружана.
– Не могу поверить, что из всех этих отборных парней повезло именно тебе – кочану капустному, – зло произнёс он.
Я впервые услышал это прозвище Меружана и удивился, насколько оно подходило его лысой голове.
– Ну конечно! Ты спишь и видишь меня мёртвым.
После этих слов Баграт, вроде, унялся, но потом, увидев римлянина, спросил:
– Кто этот человек?
– Бывший центурион, который будет служить в нашей армии, – ответил Меружан.
– Римлянин в армянской армии! – возмутился полководец и резко добавил: – Не бывать этому! Только через мою голову!
– Ну, мы ещё посмотрим, у кого голова крепче! – зло парировал Меружан.
– Да уж, трудно тягаться с капустным кочаном, – съязвил Баграт.
Лицо у Меружана стало пунцовым от гнева. Он уже хотел что-то ответить, но царь отдёрнул:
– Эй, вы – два сварливых пса! Один лысый другой круглоголовый. Перестаньте тявкать. Прямо как дети малые. Только встретились и уже повздорили.
Вечерело, и конники начали обустраивать лагерь.
Мы собрались на трапезу в царский шатёр. Баграт внимательно посмотрел на меня, затем на Грацию и сказал:
– А ты, Мецн, времени зря не терял? У тебя новый лекарь и очаровательная гетера.
– Смотри Баграт, этот гастрофет спас нам жизнь, – произнёс царь, указывая на моё оружие.
Но Баграт уже ничего слышал. Он подошёл к Грации и принялся рассматривать её с ног до головы откровенным мужским взглядом.
– Она будто рождена пламенем! – произнёс зорапет, восторгаясь огненными волосами, – такого чуда нет ни в одном из наших храмов!
– Нечего тебе облизываться, как волк на овцу, – вмешался догадливый Шанпоч, – не твоего конского ума это дело. Отойди от неё. А то ещё проглотишь, будто хлеб с сыром.
– А ты не суй свой собачий нос куда не следует, – начал обижаться Баграт.
– Ну, рассказывай, воин. Какие новости приходят из Понта? – решил отвлечь внимание от Грации сам царь.
– Удручающие, мой повелитель, – ответил военачальник, – царь Митридат терпит одно поражение за другим. Риму удалось отвоевать захваченные им города.
– Откуда тебе это известно?
– Помнишь тот отряд конницы, который мы послали к нему на помощь?
Царь утвердительно кивнул головой.
– Так вот, из них не вернулось более половины, а те, кому удалось избежать гибели, рассказывают страшные истории.
– А где сейчас мой тесть? – спросил задумчиво Тигран.
– Неизвестно. Говорят, сбежал в Иверию
– Ты поведал нам печальную весть, зорапет. Хотя она не затрагивает непосредственно наши интересы, однако даёт повод для беспокойства. Рим всерьёз решил избавиться от своей давней головной боли. Митридат – этот непоседа, этот ненасытный властолюбец, который долгие годы считал, что именно он должен избавить мир от римской гегемонии – теперь терпит поражение за поражением и вынужден скрываться, словно провинившийся лис под деревенской изгородью. Всему виной его тщеславие и безумная жажда власти. Он был царём всего Понтийского побережья, обладал несметными сокровищами, перед ним трепетали его сатрапы и соседи. Всего этого ему показалось мало. Богатство и слава Рима – вот что не давало ему ни сна, ни покоя. Он решил, что настал его час. Именно он, не считаясь с потерями, должен покорить эту империю. Ему отведена в истории роль того спасителя, который избавит народы от многолетней тирании. Но, увы, он просчитался. Рим, военные силы которого были временно отвлечены на Западе, при первом же удобном случае нанёс ему сокрушительное поражение. А ведь с большой высоты больнее падать. Не так ли?
– Всё это чревато тем, что после расправы над Митридатом Рим пойдёт войной на нас, – заметил Меружан.
В шатре воцарилось напряжённое молчание, которое смог нарушить только сам царь.
– Пойти на нас войною? Никогда! – сказал он уверенно, – В Риме достаточно умных стратегов, которые понимают, что тягаться с нами – задача не из лёгких. У нас хорошо вооружённая армия, которая покорила множество царств, богатые города, глубокие тылы и нескончаемые людские ресурсы. Да и зачем им это? Для Рима мы – заслон от парфян. Если Парфия пойдёт на них войною, они смогут привлечь Армению к союзу. Напади же Рим на нас, мы не откажемся от союза с Парфией и будем вместе противостоять агрессору. Вот таким я представляю соотношение сил на сегодняшний день. И этот паритет будет долго сохраняться, а значит, будет мир и покой на земле Армении.
– Неужели всего этого не понимал Митридат, когда решился в одиночку воевать с Римом? – спросил Баграт, поглаживая щетину бороды.
– Нет, конечно! – воскликнул царь в сердцах, – он же неистовый безумец, действующий напролом, без хитрецы и дипломатии. Когда он предложил мне соединиться для войны против Рима, я наотрез отказался. Какой смысл для страны, завоевавшей столько земель, что даже заселить уже некем, ввязываться в столь сомнительную авантюру? Ради чего? Ради того, чтобы Митридат Понтийский вошёл в летопись как покоритель Рима?
Царь на минуту замолчал, а потом поднял свой серебряный кубок с вином и сказал:
– Ладно. Давайте выпьем. Пусть хранят Боги наш народ от безумия правителя, а правителя – от обезумевшего народа!
– Слава царю царей! – подхватил Баграт.
– Да здравствует василео-василевс, Тигран Великий! – повторил тоже самое на римкий лад Меружан, и мы дружно подхватили его клич.
На следующий день мы уже в сопровождении армянского айрудзи продолжили путь и по прошествии пяти дней въехали в пределы Осроэнского царства. Тигран велел мне пересесть к нему в носилки, которые он уже не покидал в течение всего пути. Увы, гнёт прожитых лет давал о себе знать.
Мецн сразу повел разговор теологического толка.
– Ваша религия привлекает меня, и я хотел бы, чтобы наш народ, подобно иудеям, поклонялся одному божеству. Единобожниками легко управлять: их дух един, а это сплачивает народ, превращает в единый кулак. Но ваш Бог призрачен, а наш народ привык к зримым образам. Несколько лет назад, желая заселить города обширной страны, я переселил десятки тысяч иудеев в провинцию Ван. Они там неплохо устроились, но вот, что интересно, – иудейская вера там не прижилась. Коренные жители не приняли её. Наоборот, заставили переселенцев поверить в своих, местных Богов.
Царь умолк и после долгого раздумья спросил меня:
– Каким ты представляешь единого Бога?
– Для любого народа есть только один Бог – его царь, – ответил я хитро.
– Правильно! Но лишь до тех пор, пока он богат и силён. Стоит ему оступиться, потерять могущество, его сразу затопчут и сравняют с землёй не только враги, но собственные придворные. К тому же, век царей короток, а настоящий Бог должен быть бессмертен. Но самое главное, нужно, чтобы это был мученик. Да-да, именно мученик, чтобы его жалели. Ведь сначала пожалеешь, а потом и полюбишь. Знаешь, Соломон, Жалость и Любовь – родные сёстры. Одна постарше, а вторая моложе. Бог-мученик, Бог-страдалец – вот кого надо придумать для народа.
– Мой повелитель, Боги Олимпа тоже придуманы, а нам нужна живая душа, готовая придти на помощь всем страждущим.
– Получается очень похожий образ Спасителя-Мессии, – сказал с иронией царь.
– Ну почему спаситель? – возразил я, – это может быть, скажем, исцелитель. Ведь хороший лекарь для больного – почти как Бог.
– Ты прав, юноша! – воскликнул царь и добавил серьёзно, – и вот еще: спаситель он или исцелитель, я не знаю, но после того, как станет предметом всенародного восхищения, он должен непременно исчезнуть.
– Исчезнуть? – удивился я, – куда?
– Куда угодно. Хоть на небеса. Ибо живым Богом на земле может быть только сам царь – и второго не дано.
– У тебя интересные мысли о государстве и власти.
– Знай, юноша! Я пришёл во власть уже в зрелом возрасте. Будучи заложником у парфян, перечитал множество трудов, изучил опыт царей и полководцев и составил свою формулу власти.
– Интересно узнать, какова она? – спросил я.
– В двух словах это трудно передать. Свои рассуждения я записал на пергаменте, и в результате получился массивный трактат, который хранится в библиотеке Тигранакерта.
– Мне не терпится узнать сейчас, из первых уст, – продолжал настаивать я.
– Хорошо, – согласился Мецн, которому явно льстил мой повышенный интерес, – коль скоро мы заговорили на эту тему, я задам тебе один вопрос. Каким народом легче управлять – богатым или нищим?
– Конечно же, богатым, – не задумываясь, ответил я, – ведь если человек сыт и доволен жизнью, он склонен к доброте и повиновению той власти, при которой у него создалось сие благополучие.
Царь лукаво посмотрел на меня и сказал:
– Если следовать этой логике, ты, может, и прав, Соломон. Но всё намного сложнее. Чем богаче человек, тем он более жаден и властолюбив, ибо нет предела его благополучию. Раздай сейчас безземельным крестьянам равные наделы, дай им волов, плуг, семенное зерно – и что? Ты думаешь, они будут жить в мире и согласии? Отнюдь. Условия хотя и равные, но люди-то разные. Один будет трудиться лучше, другой окажется ленивым; у одного уродится больше хлеба, у другого поменьше, – и тогда поселиться меж них старуха-зависть и пойдёт сосед против соседа с косой. Так уж устроен человек, всегда для него своего мало, и он будет зариться на чужое добро. А что может быть страшней для страны, чем междоусобица? Эта хищница коварней внешнего врага. Она способна разорить любое процветание.
– По-твоему, получается, что управлять легче рабами, чем собственным народом? Ведь только рабы ничего не имеют.
– У рабов один Бог – страх перед кнутом и палкой, и это очень эффективное средство. Но рабы – не народ, они сродни животной силе.
– Так что же ты предлагаешь? Придумал ли ты золотую середину?
Царь долго не отвечал.
– Вычислить золотую середину формулы власти не смогут даже Боги Олимпа, – произнёс он с хитрецой.
– Но ты сказал, что нашёл её, – воскликнул я.
– Да, нашёл.
– Ну и как же она выглядит?
– Тебе не терпится узнать прямо сейчас? – спросил устало царь, – боишься не доехать до библиотеки Тигранакерта?
– Ты и так уже почти всё сказал, Мецн. Осталась самая малость, – продолжать выпытывать я царя.
– Хорошо. Попробую объяснить тебе в двух словах. Конечно, наилучшее средство подчинения человека – это страх. Людям отнюдь не чуждо это животное чувство, но есть ещё нечто, отличающее их от бессловесных существ – это разум. Чтобы полностью овладеть человеческими умами, нужна единая на всех идея или вера, – пойми, как хочешь. Верховная власть над людьми, подчиненными единой идее и страху перед неповиновением, – вот та формула, которую я придумал. Управлять таким обществом легко и можно добиться больших побед и успехов.
– Страх – понятно, а что это за идея, которая будет править умами людей?
– Вера в единого Бога! Как видишь, юноша, мы закончили тем же, чем и начали.
Наш разговор завершился очень вовремя – мы уже въезжали за черту города.
Эдессу построили войска Александра Великого на высоком пологом берегу Скирта. В стратегическом аспекте лучшего места просто не придумаешь. Широкая полноводная река как естественная преграда, оборонительная стена из скал – всё это превращало Эдессу в неприступную крепость.
– Почему ты не сделал Эдессу своей столицей? – спросил я Мецна.
– Мне хотелось построить город по собственному замыслу – от начала до конца. Я заселил его достойными горожанами, предоставил мастерские умелым ремесленникам, построил просторные конюшни, заполнил улицы торговым людом, соорудил великолепный театр, ипподром, воздвиг храмы Богам. О, юноша, тебе ещё предстоит познакомиться со славным Тигранакертом. Такого города не существует во всей Азии. С ним может тягаться разве что Вавилон.
Последние слова царь произнёс трепетно, и я понял, с каким восторгом относится он к своему детищу.
– Мецн Тагвор! – начал я осторожно, – я всё хочу тебя спросить. Зачем ты, подвергаясь опасности, лично отправился в Иерусалим? Ведь мог же направить туда послов.
– Ты думаешь, если я стар, то во мне не осталось юношеского задора? – сказал он, улыбаясь, и добавил уже более серьёзно, – за свою жизнь я сделал многое для укрепления армянского царства. Никогда ещё её границы не простирались так далеко. Мне удалось создать то, чего не смогли сделать мои предки, и вряд ли кто-нибудь ещё повторит это.
Но одно дело завоевать территорию и совсем другое – удержать её. Причём надолго, на века – так, чтобы множество поколений смогли жить безбедно. Я приложил много сил, чтобы наладить добрые отношения с соседями и укрепить границы. Сейчас у Армении одна угроза – Рим, и чтобы её нейтрализовать, я готов на любые ухищрения. Никто из моих послов не смог бы склонить Иудею к союзу. Более того, мне удалось договориться о совместном захвате и дележе Египта – этой житницы, где трижды в году собирают урожай зерна, где всегда лето и нет хмурых дней, где время боится вечных пирамид.
У Иудеи давние счёты с Египтом. Жестокость, проявленная фараонами к иудейскому народу, подробно описана в вашем Писании, и тут наши интересы сходятся. Совместная военная авантюра была просто обречена на успех. Представляешь, как приветствовали бы нас иудеи в Александрии, какое содействие бы оказали нам в дальнейшем? Увы, наш поспешный отъезд из Иерусалима сорвал мои планы.
– Ты мог противостоять Риму в союзе со своим могущественным тестем – царём Понта Митридатом, – возразил я.
– О, Боги! Только не с ним! – воскликнул царь, – я всю жизнь избегал бескомпромиссных, идущих напролом властолюбцев, способных сломать хребет себе и своему народу. Его теперешнее положение наглядное – подтверждение моей правоты.
– А как насчёт Парфии? Меружан рассказал мне, что у нас очень сильный восточный сосед.
– Ты знаешь, Соломон, к парфянам у меня давняя неприязнь. Это долгая история. Когда-нибудь расскажу.
К этому времени мы уже вплотную приблизились к дворцу. Царь Осроэны Михран вместе с семьёй встречал нас во дворе. Тигран вышел из носилок и великодушно протянул сатрапу тыльную сторону правой кисти.
Тот упал на колени и с благоговением припал к руке царя царей. Вся семья последовала его примеру.
– Сегодня Боги смилостивились и осчастливили нас твоим присутствием, о великий царь царей! – сказал подобострастно сатрап.
Тигран, согласно этикету, покрутился несколько раз вокруг одного и того же места. Михран и его семья вынуждены были передвигаться за ним на коленях, что тоже соответствовало этикету общения с царём царей.
Со стороны это выглядело настолько комично, что я не выдержал и прыснул от смеха.
Наконец, по приказу царя сатрап и вся его семья встали с колен.
Тигран подошёл к какому-то низкорослому парню с вытаращенными глазами и слюнявым ртом.
– Как поживает наш будущий затёк? – спросил его царь.
Тот промычал что-то непонятное и озарился кривой улыбкой идиота.
– Вот и отлично, – сказал Мецн.
Было жарко, и царь предпочёл, чтобы нам накрыли стол в дворцовом саду, под древними лиственницами. Усевшись за стол, мы осушили первые кубки.
– Мой повелитель, – обратился я с беспокойством.
– Что, Соломон? Аль вино не терпкое?
– Вино отличное, мой повелитель.
– А может, место у тебя неудобное?
– Нет и с этим всё хорошо.
– Тогда веселись и ни о чём не думай.
Я продолжал пить и, расхрабрившись, спросил:
– Скажи мне, Мецн Тагвор. Уж не того ли слюнявого парня ты хочешь сделать своим зятем? Я правильно тебя понял?
Тигран вопросительно посмотрел на меня и ответил:
– Именно. Я выдаю за него свою дочь Сати. Считай, что они уже помолвлены.
– В таком случае, мой повелитель, я должен предупредить тебя как придворный лекарь, что этот юноша ущербен от рождения, – заявил я.
Царь не повёл даже бровью и продолжал с упоением поедать баранину.
– Ну и что? – сказал он, вытирая руки о подол своей туники.
– А то, что от такого жениха у тебя никогда не родятся здоровые внуки, – ответил я.
Царь, будто не расслышав сказанного, продолжал поглощать еду.
– Ничего, Соломон, моя кровь вдвойне сильна. Она то и даст здорового наследника. Как говорят в Риме – Natura appetit perfectum. Ты, как образованный человек знаешь, что означают эти слова? – спросил Тигран.
– Природа стремится к совершенству, – перевёл я латинское изречение.
– Вот именно! У меня будет совершенный внук, – продолжал царь и добавил с восхищением, – я даже придумал ему отличное армянское имя – Аршам.
– Одумайся! Ты жестоко поступаешь со своей дочерью! – не выдержав, вспылил я.
– Ты слишком молод, чтобы учить меня! Мальчишка! Я не желаю более разговаривать с тобой!
Царь прикусил щёку изнутри, а это был явный признак начинающегося гнева.
Меружан, который сидел между нами, тихонько шепнул:
– Я тебе потом всё объясню, Соломон, а сейчас замолчи.
Я успокоился и более не тревожил никого.
Покончив с едой, Тигран встал и направился к выходу.
– Ночевать у тебя мы не будем, – бросил он всполошившемуся Михрану и приказал: – накормишь моё войско до отвала.
Михран склонил голову в знак покорности.
– Когда изволит великий царь царей назначить помолвку? – спросил он.
– Я пришлю тебе гонца, – коротко отрезал Мецн.
Мы покинули дворец сатрапа и зашагали по ночному городу. Прохлада вполне располагала к пешим прогулкам. Вскоре мы подошли к дому, построенному в классическом эллинском стиле.
Дом имел уютный внутренний дворик с фонтаном посередине. Вокруг разместились подсобные помещения и комнаты для прислуги. Вход в хозяйские покои знаменовал небольшой портик и далее вдоль длинного коридора располагались спальные комнаты. Коридор выходил в другой внутренний дворик, уже меньших размеров. Там посередине вместо фонтана находился бассейн. Вокруг опять были различные комнаты, а также купальни.
– Чей это дом? – спросил я.
– Царя Великой Армении! – напыщенно ответил Меружан.
– Тебе нравится этот дом? – спросил Мецн.
– Очень! Уютно и отделано со вкусом! Но…
– Хочешь сказать, что слишком скромно для царя царей?
– Именно, – ответил я, улыбаясь, – слишком обыденно.
– Для этого дома, Соломон, размеры не имеют значения. Как, по-твоему, кому он раньше принадлежал?
– Понятия не имею.
– Ну же, Соломон. Для кого могли построить этот особняк греческого стиля на бывшей земле Ассирии?
– Возможно, для какого то знатного грека?
– Бери выше.
– Одного из полководцев Завоевателя?
– Ещё выше.
– Неужели!!!!
– Да, Соломон. Солдаты построили этот дом для Александра Македонского, чтобы тот на обратном пути из Индии смог здесь переночевать. Но этого не произошло. Приказав отстроить Эдессу, Завоеватель уже никогда сюда не возвращался. Когда я вошёл в город, мне сразу приглянулся этот уютный дом. За долгие годы он порядком обветшал, однако не утратил свою привлекательность. Я велел его отреставрировать, подновить, и теперь он опять приобрёл былую прелесть. Присмотрись, Соломон, и ты найдёшь отпечаток времени в каждом из его камней.
Я стал внимательно осматривать добротные стены дома.
– Они, и правда, хранят в себе память давно минувших дней! – произнёс я.
Мецн с интересом наблюдал за мною, и с его уст не сходила восторженная улыбка.
– Я дарю этот дом тебе! – вдруг произнёс царь, и слова его прозвучали как гром среди ясного неба.
– Делать подобные подарки – удел Богов, – только и смог произнести я.
– Я твой царь, Соломон, а значит и Бог! Не век же тебе жить в моем дворце. Когда-нибудь ты захочешь уединиться, и это жилище, доселе никем не обжитое, пригодится в самый раз.
Уму не постижимо, – мне только что подарили дом, специально построенный для самого Александра Завоевателя! Слабо веря в случившееся, я перевёл взгляд на лица присутствующих.
Меружан украдкой улыбался, и было непонятно, рад он или позавидовал. А вот Шанпоч подошёл и по-дружески хлопнул меня по плечу:
