– И тем не менее я требую, чтобы вы занесли её обратно в квартиру.
– Да пойми ты! Ты ей ничем уже не поможешь, а наша служба сюда приедет не раньше чем через 2 недели и эти 2 недели тебе придётся провести рядом с окоченевшим трупом.
– Не ваше дело. Верните мою жену обратно в дом.
– Ну как знаешь. Тебе же хуже будет. Но не наша вина, что ты такой упёртый.
Тело Глафиры понесли наверх, и я побежал вслед за нею.
В квартире стоял жуткий холод. Было видно, что буржуйку не топили с тех пор, как умер Генка. Да и топить было некому и нечем. С наступлением холодов было сожжено всё, что могло гореть и приносить тепло. Вся деревянная мебель, книги и даже местами паркет всё пошло на растопку. Одна железная кровать одиноко стояла в углу да пару ветхих стульев рядышком.
Первое, что я сделал это начал выкорчёвывать паркет откуда не могла это сделать Глафира, и вскоре буржуйка загудела, нехотя согревая ледяной воздух в квартире. В моём вещь мешке был солдатский паёк: сухари, 2 банки тушёнки, горсточка перловки, чай и пара кусков сахарина. Этот убогий список продуктов был целым богатством и даже спасением для жителя голодающего города.
Первое что я сделал это сварил из тушенки и перловки настоящий горячий супец, которым стал медленно кормить Глафиру. Она настолько обессилела от голода и холода, что едва открывала рот, с трудом глотая живительную пищу. По мере поглощения еды чувствовалось что силы постепенно возвращаются к ней. Она хотела что то высказать, но я приложил палец к губам и не дал выговорить.
– Ты ещё очень слаба, моя душа. Вот когда окрепнешь станем мы с тобой болтать с утра до вечера. Но самое главное, обещай, что родишь мне ещё сыновей. Не сейчас конечно, а сразу после того как прогоним фашистов из нашей страны поганой метлой.
С каждым днём жизнь возвращалась в молодое тело Глафиры. Она уже могла сама топить буржуйку и стряпать еду. Постепенно стали исчезать голодные отёки, и это был явный признак скорого выздоровления.
Отпуск мой кончился и я приступил к новой работе, на которой, к нашей радости давали приличный продуктовый паёк с помощью которого нам удалось пережить самую страшную зиму блокадного Ленинграда 41-42 годов…
– Вот, так вот Коля. Если я не настоял тогда, то не было бы твоей бабушки, не родился бы после войны твой отец, а затем и ты.
– А ещё мы все обязаны жизнью тому немецкому танкисту?
– Представь себе что да. Интересный был мужик. Он частенько приходит мне на ум.
Лето подходило к концу и скоро Колька с Мишкой должны переехать в Питер чтобы быть готовым к 1 сентябрю. Мы продолжали ютиться в старом отцовском доме в Мартышкино, но каждый день шли смотреть как строится наша новая дача.
Во дворе стройки рабочие соорудили навес со столом и скамейкой для обеденного перерыва, где я частенько любил отдыхать, но по мере приближения осени я перебрался в отцовский дом.
Но в один из дней произошло настоящее чудо.
В комнату зашли Колька с Мишкой, а с ними очаровательная девушка-подросток, явно нездешняя.
– Кто это ребята?
– Дед! Это Бригита. Красивая правда?
– Она просто чудо! Откуда она?
– Из самой Германии! Бригита – вот это и есть тот солдат который не убил твоего деда, в далёком 41 году и в результате чего родилась такая красавица как ты! Знакомься, это и есть мой дед Владимир.
Я стоял словно онемевший. В голове крутился только один вопрос, который я боялся задать. Но оказывается в этом не было никакой необходимости. Ребята ввели в комнату статного старика с огромными красными ручищами.
Это был танкист Вальтер Шмидт. Он конечно сильно постарел, ведь прошло так много времени, но главным его отличием был завязанный чёрной лентой левый глаз.
– Глаза я лишился сразу после нашей встречи. Осколок от снаряда настолько повредил левый глаз, что пришлось его удалять. Слава Богу, что отделался только этим и избежал повреждения мозга. С тех пор война для меня была окончена и я благополучно вернулся домой. В итоге, Вольдемар, я не убил ни одного твоего товарища и не причинил никакого вреда населению твоей страны и сейчас с чистой совестью приехал в Россию, которую мы тогда хотели завоевать. Ну а ты как служил, как воевал, рассказывай?