Рафаэль Дамиров
Курсант. Назад в СССР 5

Тот мельком окинул меня опытным взглядом. Быстро оценил клиента. Но и мы не лыком шиты, подготовились. На мне приличное пальтишко цвета брусчатки Красной площади, шапка из водяной крысы и брючки со следами стрелок. Стало быть, деньги у меня водились. Только морда подозрительная. Глаза колючие, желваки и подбородок рубленные, будто не студентик вовсе. Но меня спасла трехдневная щетина, что была отпущена специально для рейдовых мероприятий, дабы от физиономии погонами за версту не несло.

– Червонец, – не моргнув глазом, ответил торгаш. – Коробок. В коробке грамм.

Я для виду нахмурился и пощупал карман с кошельком, будто оценивая свои финансовые возможности:

– Дороговато…

– Иди мороженое купи, копейки стоит, – презрительно поморщился таракан. – Пломбир девятнадцать, эскимо – двадцать две.

– Да погоди ты…, – протянул я, как будто таких мест знал еще десяток. Адреналин холодил мне затылок. – Давай за четвертак три коробка. Товар у тебя хоть нормальный? Поди, разбодяжил на десять раз.

Торговец осклабился – уж на торге-то он клиента дожмет.

Глава 5

Клиент готов, подумал торгаш. То же самое подумал и я. Вытащил из-за пазухи кошелек и стал озираться по сторонам. Напустил на лицо немного тревоги от предстоящей сделки. На закоренелого потребителя зелья я не был похож, поэтому как мог тянул роль начинающего торчка, который ужасно волнуется, собираясь совершить нечто незаконное, по тяжести сопоставимое как минимум с убийством Кеннеди.

– Не здесь, – прошипел усатик, пытаясь звучать грозно, – иди за мной.

– Да, да, конечно, – пробормотал я, неуклюже, как бы торопливо запихивая кошелек в нагрудный карман пальто.

Сделал вид, что попал рукой в нужное место не сразу. Но дело сделано – бумажник из коричневой кожи с тиснением в виде башни кремля я засветил. Барыга жадно зыркнул на пухлый кошель. Не знал гаденыш, что несмотря на надутые, оттопыренные бока, денег в нем немного. В бумажнике я носил маленький блокнотик с красной лидериновой обложкой и авторучку-брелок.

Когда не было ни компьютеров, ни смартфонов, у каждого гражданина была подобная записная книжка, которая хранила наиважнейшую информацию: телефоны друзей и родственников, дни рождения близких и знакомых, расписание автобусов и электричек, заметки про огород и дачу, а у некоторых ещё сокровенные мысли и, конечно же, стихи собственного сочинения.

Таракан повел меня в сторонку. Чуть поодаль от праздных прохожих и прочих туристов. Мои напарники хотели было увязаться за нами, но я сделал им незаметный знак рукой, мол, осадите, не палите контору, без вас разберусь. Те притормозили, остановившись перед киоском с мороженым, создав там сразу искусственную очередь.

На горизонте замаячил пеший наряд ППС. Два парня с харями деревенской выделки шагали в шинелях, подпоясанных портупеей. Из-под сдвинутых на затылок цигейковых шапок выбивались соломенные кудри. Ну прямо двое из ларца. Казалось, что вот-вот начнут дрова месить и тесто рубить.

– Менты, – прошипел я, скосив глаза на патруль.

– Все нормально, – таракан даже глазом не моргнул. – Не боись… Давай деньги.

Я вытащил свою последнюю двадцатьпятку и бочком протянул ее торговцу. Тот ловко сцапал бумажку, словно коршун цыпленка, и шустро запихал в карман. Затем извлек из-под полы три спичечных коробка и сунул мне прямо в руки. Один я уронил, два затолкал трясущейся рукой в карман. Почему-то продолжал играть свою роль, чувствовал, что представление еще не кончилось.

– Ну ты и растяпа, – презрительно цыкнул таракан, глядя, как я подбираю коробок, в котором что-то перекатывалось. Я раскрыл упаковку с красной надписью «Решения XXV съезда партии в жизнь”. “ц. 1 к.”. Сейчас спички эти стоили гораздо дороже – из-за сомнительного содержимого.

Внутри оказался квадратный брикетик, похожий на застарелую ириску с зеленоватыми вкраплениями. Не обманул таракан. Натуральный гашиш. Даже запах специфический чувствуется. Скорее всего, откуда-нибудь из Узбекистана или Казахстана. Тувинский до Москвы вряд ли доходит.

Я сунул коробок в карман и резким движением схватил за шкирку таракана. Тряхнул для профилактики так, что шапка с него слетела. Тот вытаращился на меня ошалелыми глазами, аж усишки вмиг обвисли.

Тратить время на формальности и махать корками я не счел нужным. Много чести. Раскрыл рот, чтобы выдать привычное «милиция», но «Дуремар» меня опередил. Выдал это же самое слово, но немного в другом контексте. Я чуть не выпустил ворот задержанного от удивления.

– Милиция! – бессовестно завопил таракан, повиснув у меня на руке и пытаясь вырваться. – Убивают!

Но хватка у меня, как у краба. Вцепился так, что трещал воротник. Второй рукой уже заламывал кисть барыге. Того, что произошло дальше, я никак не ожидал.

К нам резво подскочили «двое из ларца» и сходу попытались меня скрутить. Я отпрянул назад, выпустив добычу, и выскользнул из загребущих рук ментов.

И снова я не стал представляться, почуяв неладное. Будем ловить на живца.

– В чем дело, гражданин? – воскликнул один из сотрудников. – Документики предъявите.

– А вы лучше, товарищи милиционеры, проверьте вот этого подозрительного субъекта, – кивнул я на таракана, который уже бочком-бочком отходил в сторону, держась подальше от меня. – У гражданина со странными усиками кое-что под полами припрятано. Незаконное. Прошу досмотреть его и готов выступить в качестве понятого.

– Слышь, паря, – сержант ко мне придвинулся и стал говорить тихо, чтобы не привлекать внимания. – Шел бы ты отсюда. А мы без тебя разберемся.

– Не пойдет, – замотал я головой. – Хочу лично лицезреть ваши доблестные действия. Уж очень мне любопытно, что же все-таки нарушитель прячет такого под пальто, кроме каннабиса.

– Какой каннабис? – вмешался уже младший сержант. – Мы слов-то таких не знаем. Чудно, товарищ, выражаешься! Так ты пьяный, наверное? А ну-ка, давай пройдем с нами в отделение. И больно физиономия твоя мне знакома. Уж не проходил ли ты по ориентировке вчерашней по грабежу? А, Серег? – повернулся он напарнику. – Что думаешь?

И так гладко он обо всем этом вещал, будто по радио.

– Ну, точно он, – воскликнул второй. – Даже шапка похожа. Из бобра.

– Шапка у меня, товарищи милиционеры, из ондатры, но не суть. Настоятельно советую все-таки направить свою бдительность на товарища, которому я ворот надорвал.

– Ну точно пьяный, – заключил младший сержант издевательски ровным тоном. – Еще и на граждан кидается и каракулей от пальтов отрывает.

– Ага, – лыбился напарник. – Хулиганка еще корячится. Руки протяни, – приказал он, снимая с пояса наручники.

Таракан сиял от злорадства, бросая на меня торжествующие взгляды. Недолго тебе радоваться, сучонок. Прикормил ментов, что аж совсем ручные стали. А те, сразу видно, не за идею пришли работать. Морды ушлые, глазки бегают, высматривают дичь в виде подвыпивших интеллигентных граждан, с которых по-легкому деньгу срубить можно.

Схема проста. Стоит таким подвыпившим, но сознательным гражданам разок пригрозить вытрезвителем и соответствующим сообщением по месту работы, а потом великодушно пообещать отпустить их за символическую мзду, как дело в шляпе. Если дядя выглядит состоятельно, и портфель у него из кожи Винни-Пуха, то “чирик” такса. Если же доцент и дужка очков изолентой перемотана, да портфельчик из Пятачка, то сердобольные сотрудники готовы были отпустить его за трешку, но надавав напоследок зуботычин, чтобы душу отвести, и для профилактики, как сказать.

Я протянул вперед руки, будто подставлял их под наручники. Один из ларца приблизился ко мне вплотную. Таракан тоже подскочил поближе. Наверное, хотел насладиться с более приятной дистанции видом на мое пленение. Но я ошибся. Пока мент неуклюже пытался застегнуть мне наручники (помогая ему, я всякий раз выставлял руки так, что сковать их было крайне проблематично), барыга с проворством карманника выудил у меня из пальто заветные коробки и быстро спрятал у себя под полой. Вот сволочь! Грабеж среди бела дня.

У нас-то, в провинции, тоже водилась вся эта шушера, но те хоть для начала под дурачков косили – я живо припомнил, как мы с Быковым бегали по задворкам танцплощадок, вылавливая одного такого. А тут сразу всё серьёзно.

ППС-ники, как я и ожидал даже ухом не повели на такое наглое действо. Видно, не впервой уже подобные кренделя выделывал бывший щипач, а ныне каннабиноидный купец.

– Да не верти руками, – буркнул на меня сержант, пытаясь втиснуть мое запястье в дужку наручников.

– Давайте я вам помогу, – улыбнулся я. – Я сам.

Выхватил у него наручники и отточенным движением защелкнул одно кольцо на руке сержанта.

– Э-э! – тот сначала опешил, но уже через секунду еле сдерживал себя, чтобы не зарядить мне в нос, уж больно людей много вокруг. – Совсем охренел?!

Не теряя времени, я схватил за запястье таракана и второе кольцо защелкнул на нем.

Барыга и ППС-ник, сцепленные в пару, пытались меня достать, но я отскочил назад, те мешались друг другу, путались ногами, и сержант спешно стал искать ключ.

Его напарник, увидев, как ловко я орудую, не рискнул идти на меня в рукопашную. Попятился назад, выхватив пистолет.

Но пока он его доставал, я успел вытащить ксиву и ткнул ей вперед:

– Милиция, товарищи сержанты. Вы задержаны.

Те замерли на секунду, подбирая челюсти, повертели головами и сообразили, что я один.

– Ах ты, сука! – прошипел тот, что пристегнут, он уже добрался до ключа и неумело ковырял в замке, выворачивая руку таракану, который подвывал от боли. – Валим! – крикнул он напарнику.

Младший сержант убрал пистолет и уже собирался встать на лыжи, пока я выхватывал ключ у Сереги, но его приняли под белы рученьки мои сослуживцы в штатском, что наблюдали за мной издалека и все видели. А когда началась катавасия, подоспели на помощь, сумев не раскрыться. Вовремя. Потому что бить морды милиционерам на глазах прохожих мне ой как не хотелось. А так получилось почти без шума и пыли. Никто даже особого внимания не обратил, будто старые друзья обняли ментов и затолкали в машину. Отдыхать повезли прямо со смены, ага.

Уже в управлении троицу хорошенько досмотрели. Помимо гашиша у таракана оказался еще «аптечный» набор: заводской морфин в порошке и раствор промедола в белых шприцах-тюбиках, которые использовались как опиоидный анальгетик в аптечках АИ-2.

Такие аптечки в оранжевом пластиковом футляре, похожем на огромный портсигар, были разработаны в СССР как средство первой медицинской помощи для силовых структур и сил гражданской обороны. В случае возникновения тотального военного конфликта с применением ядерного оружия должны были быть розданы гражданскому населению. Потом, конечно, такие аптечки запретят, а пока ими были благополучно забиты все склады Гражданской обороны. Опера раскрутили таракана по полной, и тот признался, что его родственник состоит в комиссии по списанию этих самых аптечек за сроком годности. Двое сотрудников тут же умчались за этим родственником, взяв себе в помощь еще и ОБХСС-ника.

Не будь все службы на ушах по случаю приближающейся Олимпиады, вряд ли всё можно было бы провернуть так молниеносно. А сейчас этот член комиссии вряд ли скроется.

При личном досмотре милиционеров обнаружили много занятного: рубли, по сумме эквивалентные двум их зарплатам, доллары (видать, иностранцев они тоже щипали) и цыганские паспорта, которые они забирали у промышлявших гаданием на площади ромал – и возвращали им только после уплаты соответствующего вознаграждения.

Конечно, крышевание наркодилера им не пришить. Трудно такое доказать, но валюты и паспортов было вполне достаточно для того, чтобы с работы поганой метлой выгнать и дело уголовное пришить.

* * *

Так и пролетали мои будни. В борьбе с мелкой Московской преступностью. Пока однажды мой временный командир майор Солдатов меня не обрадовал, сообщив, что я опять убываю в распоряжение Горохова. Сказал он это с каким-то недовольством. Я еще слышал, как вдогонку майор бурчал, что, мол, Горохов уже третью неделю сидит без дела и целый кабинет занимает. А они вынуждены ютиться по четверо в одном.

Я не стал с ним спорить и доказывать, что одно дело делаем, что если охотник сидит в кустах и не стреляет, это не значит, что он прохлаждается. Крупную дичь можно днями выжидать, а мышек, что мы сшибаем каждый день, в час по связке ловить.

– Разрешите? – я распахнул дверь без стука, на радостях решил не церемониться.

– Входи, Андрей Григорьевич! – Горохов протянул мне руку, я уже оказался возле его стола, и разрешение на войти оказалось простой формальностью, сказанной самым дружеским тоном.

Справа от следователя на стульях, что расставлены вдоль стены, сидели Света и Катков. Лица тоже довольные и одновременно чуть напряженные. Будто охотничьи собаки в предвкушении долгожданной охоты.

– Привет, – Света встала навстречу и протянула руку.

Вместо того, чтобы ее пожать, я ее чмокнул. Будто игриво, но все равно, окружающие уловили флюиды не просто галантности с моей стороны.

Катков, что “стоял в очереди” за приветствиями, вдруг нахмурился и даже попытался сесть обратно на стул, не пожав мне лапу. Но я вовремя его заметил (наверное, он подумал, что снизошел) и широко распахнул ему свои объятия, чтобы хоть немного растопить ледок с его стороны.

– Здорово, Алексей! – я чуть приобнял пухляша и похлопал по спине. – А ты, я смотрю, схуднул чуть-чуть?

– Схуднул? – тот забрезжил слабой улыбкой. – Правда?

– Конечно, – произнес я вслух, а про себя добавил, – нет.

Алексей украдкой бросил взгляд на Свету – оценила ли она то, что он теперь стройняшка. Света смотрела на нас обоих и улыбалась. Катков принял это на свой счет, мельком оглядел свой живот, втянув его до отказа, даже дыхание задержал. Чего только не сделаешь ради любви. В том, что он по уши влюбился в психологиню, я теперь нисколько не сомневался. Наверное, никто не сомневался. Казалось, только твердолобый Горохов ничего не замечал. Но, скорее всего, он просто делал вид при подчиненных. Этакий служака, которого интересуют лишь дела рабочие, а все остальное побоку.

– Итак, товарищи! – командным голосом прервал он нашу приветственную болтовню. – У нас есть новое дело. Точнее сказать, дела. Не объединили их еще.

– Что там, Никита Егорович? – спросил Катков, еще не отошедший от радости внезапного похудения. – Убийства? Изнасилования? Очередной маньяк объявился?

– Маньяков пока новых нет, тьфу-тьфу, – Горохов постучал по столу. – Но есть преступление похуже…

– Что может быть хуже маньяка? – Катков раскрыл рот.

Горохов обвел нас хитрым взглядом и загадочно улыбнулся:

– Хуже маньяка может быть только женщина-преступница. Естественно, серийная. В общем, дело такое. Все произошло в Волгограде полгода назад. Потерпевший Золотов Алберт Евграфович, уже не пионер давно, за пятьдесят мужику. Начальник управления образования Волгоградского облисполкома. Мужчина солидный, в прошлом педагог со стажем. Разведен. Познакомился на конференции с молодой учительницей. На вид около двадцати пяти-тридцати лет. Воспылал к ней интересом естественным на почве внезапно возникших личных приязненных отношений.

– Вот старый пень, – усмехнулся Катков, продолжая втягивать живот, наверное, радуясь, что он совсем пацан еще, ведь ему всего сорок, и для мужчины это не возраст. А для такого похудевшего орла, как он, это вообще не недостаток, а, скорее, преимущество.

– Алексей, – Горохов поморщился. – Не перебивай. Он хоть и старый, а на девок заглядывается. А ты доколе еще нецелованным ходить будешь?

Катков насупился, уши его покраснели. Мы со Светой переглянулись, еле сдерживая улыбки.

– А кто вам сказал, что у меня девушки не было? – вдруг захорохорился Алексей, ерзая на стуле и раздувая ноздри. – Знаете, их сколько у меня было? Две!

– Отлично, – кивнул Горохов. – А то я уже переживать за тебя стал. Моральное здоровье и социально-бытовая устроенность моих сотрудников – залог успешной работы. Но две – это ни к чему, Алексей. Нужна одна и надолго. Вот как у меня была. Почти пятнадцать лет прожили, а у тебя из этих двух, наверное, одна из пионерлагеря, что за руку ты подержал на прощальном пионерском костре в конце смены, а вторая – с которой ты на выпускном танцевал вальс разученный. Ее тебе в пару худрук поставила. Так? Ну неважно… Продолжим о делах.

Катков покраснел еще больше, недоумевая, как так Горохов его раскусил с этими двумя…

– Так вот, – продолжал следователь. – Учительница эта оказалась вовсе не учительница. После третьего свидания с Золотовым вдруг заявила, что она замужем, но мужа давно не любит и собирается развестись, а тот, дескать, мелочный до ужаса, развода не дает, говорит, что не желает имущество общее делить. Жигули возраста старой собаки, потертую югославскую стенку, сервиз ГДР-овский и прочие ковры на стенах. И требует в качестве компенсации за развод сумму немаленькую. Две тысячи рублей. Вот училка и попросила у нашего Золотова в займы. Две тысячи не набралось, а полторы он ей дал. Та намекнула, что отдавать ей не придется, скорее всего, так как, если все и дальше у них замечательно будет складываться, то в скором времени бюджет общий будет. Семейный, так сказать. Девица, конечно, деньги получила и пропала.

– А что, он имя ее не спросил даже? – пытался реабилитироваться Катков, задавая умные вопросы.

– Спросил, но имя и фамилия вымышленные, и оказалось, что ни в какой четырнадцатой школе она сроду не работала.

– А как же он так деньги отдал? Ведь развод же у нас и без согласия оформить могут.

– Наплела она ему знатно, мол, скандал муж поднимет, и на педсовет с этим придет, при всех объявит. А она учительница – лицо школы, пример для всех. Мол, по-тихому хочется. Сами знаете, что разводиться у нас не особо принято. Люди косо смотреть будут, да и парторг может вопрос поднять о моральной устойчивости, а там и из партии турнуть могут.

– Никита Егорович? – я знал, что Горохов что-то не договаривает. – А мы теперь рядовыми имущественными преступлениями заниматься будем? Как-то несолидно…

– Верно подметил, Андрей Григорьевич, – Горохов хитро улыбнулся, – Только дело вот в чем…

Глава 6

– Спустя месяц после случая с Золотовым, – продолжал Горохов, – приключилась еще одна прелюбопытная история. Заместитель директора Волгоградского алюминиевого завода, некий Котеночкин Всеволод Анатольевич, познакомился с симпатичной, с его, как вы понимаете, слов, женщиной. По возрасту близка к нашей учительнице, но внешность описывается другая. Учительница-то брюнетка. Выглядела строго и лаконично. Правильная такая. Недотрога. Эта же оказалась блондинкой. Веселой хохотушкой. Познакомились они в ресторане, Котеночкин отмечал там свой пятидесятилетний юбилей. Он вдовец и в этот вечер тоже был без спутницы. Обратил внимание на одинокую женщину за соседним столиком, что картинно сидела и, украдкой на него поглядывая, улыбалась… Котеночкин возомнил себя молодым котом и, как водится у котов, особенно в марте, перешел в наступление. Дядька он не робкого десятка. Руководитель, награды трудовые имеет. Пригласил дамочку на медленный танец, и завертелось. Исходя из его показаний, роман воспылал бурный, как говорится, с первого раза.

Начальник не то одобрительно, не то даже с завистью хмыкнул и продолжил:

– После третьей встречи его избранница рассказала о внезапно свалившихся неприятностях на работе. Дескать, работает она заведующей столовой № 5, и недавно нагрянула комиссионная проверка из СЭС. Нашла грубые нарушения. Да такие, что можно с работы слететь. Плакала дамочка и горевала. Котеночкин вызвался помочь, мол, может связи поднять и повлиять на СЭС, но та ему сказала, что маховик уже запущен, и ничего нельзя сделать. Вот только если главному санитарному врачу взятку дать, то еще можно все поправить. Но тот, гад продажный, якобы запросил аж тыщу двести рублей. Тогда Котеночкин предложил ей деньги взаймы. Сам. Та даже не просила. Человек он из производства и знал, что такое СЭС, не понаслышке. Сами знаете, как у нас с санитарными нормами сейчас все строго. Полномочий у СЭС – почти как у КГБ.

Я кивнул, а Катков только плечами пожал. Что сказать, придумано-то оно, может, и верно, если б не разные “но”.

– Ни одно предприятие в стране не запускается без их ведома, ни один город не начинают закладывать без их одобрения. Да что говорить, предписания санитарного врача даже для обычных граждан обязательны для выполнения. Так что замдиректора завода легко поверил. Денег занял. И как галантный кавалер никакой расписки не попросил. Естественно, после получения денег дама испарилась. Потерпевший направился в столовую № 5, но оказалось, что там заведующим работает вот уже десять лет мужчина, – Горохов прокашлялся в кулак, что-то пробубнил, типа “Курить надо бросать, а то горло дерет” и продолжил:

– И были еще парочка случаев, рассказывать не буду, истории длинные. Сами ознакомитесь с материалами на месте. Вот такие дела, товарищи. Подозреваемые разные на внешность, но возраст примерно одинаков. Подобные преступления – редкость. Я бы даже сказал, экзотика для советских городов. А в преддверии Олимпиады такие казусы нашему руководству как кость в горле. Представляете, если банда этих мошенниц в Москву гастролировать отправится? А скорее всего, так и будет. Иностранцев много богатых летом прилетает, обеспеченных. Тут уже международным скандалом завоняет. Если гостей всех подряд женщины обирать будут, резонанс знатный будет. Тут никакая цензура не спасет. Потому как журналисты тоже импортные будут. Начхать им на нашу цензуру, как колобку на бабушку с дедом. Так что, товарищи, хоть и не совсем корректно так выражаться, но дела эти сейчас поважнее всяких убийств. Убийства всегда были и будут. А такая зараза только появилась. На корню ее надо рубить.

– Ну как же не было таких преступлений? – возразил Катков. – Сам даже выезжал по дежурным суткам на женщин-мошенниц.

– Это все не то, Алексей, – замотал головой следователь. – Цыганки на вокзалах, гадалки в парках – это мелочи. Шушера. А тут постановка театральная на несколько дней. И куш посолиднее.

– Согласна с вами, Никита Егорович, – кивнула Света. – Случаи интересные. Судя по вашему рассказу, подготовка и выбор жертв тщательными были. Это не в подъезде денег взаймы просить.

– А это что за вид мошенничества такой? – не понял Горохов, который в силу своей должности давно уже не сталкивался с милицейской мелочевкой.

– Это когда женщина в халате, в тапочках и бигудях под видом соседки стучится в дверь и просит одолжить деньги на пару часиков, якобы расплатиться с сантехником, слесарем или другим мастером за оказанные услуги на дому. Мол, скоро муж с работы придет, и она вернет эту трешку. Обычно мошенница обрабатывает новостройки, где люди недавно заселились и никого не знают еще.

Бывало, что за полчаса преступнице удавалось облапошить половину подъезда и скрыться.

– А почему половину? – усмехнулся Горохов, – а остальные занимать отказывались? Трешку зажали?

Было заметно, как он весел и готов побалагурить – от радости, что наконец собрал нас здесь не для того, чтобы отправить улицы патрулировать.

– Их просто дома не было.

Я задумался над рассказом Светы. А ведь это был чисто советский способ мошенничества, основанный на взаимовыручке и сознательности граждан. В мое время такое бы не проканало. Никто бы денег не занял…

– Вот видите, товарищи! – Горохов обвел нас торжествующим взглядом (мошенницы ему своим появлением будто праздник устроили). – Преступления особенные, наглые и бьют по гражданам уважаемым, занимающим высокие должности. Так что собирайтесь… Вылетаем в Волгоград завтра.

* * *

Город-герой встретил нас апрельским солнышком. Раскинулся он на правом берегу матушки-Волги на десятки километров. Впоследствии Волгоград будет считаться самым длинным городом России, если не считать Сочи. Но Сочи, в общем-то, по-настоящему не в счет. Его-то длина складывается не из городской инфраструктуры, а из череды курортных поселков.

Не было в нашей стране ни школьника, ни взрослого, кто не знал или не слышал бы, в какие страшные руины превратился город во время Великой Отечественной войны, за недели и месяцы Сталинградской битвы. Но он возродился из пепла, словно Феникс. Но не прекрасный и огненный, а серый и панельный.

Заселились мы в гостиницу с оригинальным названием “Волгоград” по ул. Мира, 12. Гостиница до 1961-го года, как, впрочем, и сам город, носила название “Сталинград”.

Как всегда, нам с Алексеем достался двухместный номер, Горохов и Света заехали в одноместные. Я немного им завидовал. К храпу Каткова привыкнуть было невозможно, но командировочным сотрудникам в званиях ниже майора отдельные номера не положены. А жаль… В мое время в ведомственных гостиницах так же будет, разве что планка повысится. Отдельный номер в ментовской “Комете” в Москве дают, начиная с подполковника и выше. Я, будучи уже опером взрослым и состоявшимся, не горел желанием делить номер с зелеными следаками. И приходилось мухлевать. Менял в заявке на бронь (типа, техническая ошибка) своего майора на подпола. Тетки на ресепшене не сличали данные в брони, в удостоверении и в командировочном при заселении. Они люди сугубо гражданские и вообще были далеки от всяческих званий и звездочек. А мне доставался уютный одноместный номер с ковровым покрытием ярко-красного цвета. Любят в “Комете” такой цвет почему-то, прямо как в СССР.

– Час на отдых и душ, – распорядился Горохов, – а потом встречаемся в холле. Приедет машина из местного ГУВД и отвезет нас в управление. Там нам выделят кабинет для работы. Я приму дела к производству, и начнем работать прямо с сегодняшнего дня. Сто лет не расследовал имущественные преступления. Это подследственность милиции, а не прокурорских работников, – мечтательно проговорил следователь. – Не думал, что окунусь в это снова…

* * *

– Ну, где машина, Никита Егорович? – пыхтел Катков, озираясь по сторонам и высматривая с крыльца гостиницы служебную “Волгу”.

– Ничего не понимаю, – Горохов хмурился и поглядывал на наручную “Славу”. – Уже как минут двадцать должна здесь быть.

– Может, пешком дойдем? – предложил я. – Тут недалеко. Пара-тройка километров по проспекту Ленина, вдоль реки.

Горохов вскинул на меня бровь:

– Ты бывал в этих краях?

– Нет, у нас в номере карта города оказалась. Может, из жильцов кто прошлых оставил. Изучил наспех, – не буду же я ему говорить, что частенько командировался в Волгоградский институт МВД (а впоследствии – Волгоградскую академию) на факультет переподготовки кадров для повышения квалификации.

Благодаря таким учёбам многие сотрудники из нашего УВД смогли воочию увидеть одно из семи чудес России – Мамаев курган и Родину-мать с мечом.

– Нет! – пыхтел сигаретой Горохов. – Уж дождемся! Что за бардак?… Где этот бездельник-водитель? Ну, я ему устрою.

Минут через пять к крыльцу подкатило разве что корыто в виде блеклой (когда-то цвет был насыщенно-красным) копейки с треснутой фарой, а нашей Волги до сих пор не было. Водитель копейки выходить не торопился. Сидел и ждал. Очевидно, тоже за кем-то приехал.

Нам оставалось стоять и ждать. От нечего делать я включил режим Шерлока.

Интересно, за кем отправляют такой рыдван? Наверное, за какими-нибудь участниками конференции из НИИ аграрных проблем, а может, за участниками слета экологов или другими доцентами.

Из копейки вылез долговязый парень. Я пригляделся. Ё-моё! Так он же в форме рядового.

– Похоже, это за нами, – кивнул я на трясущуюся от работы двигателя колымагу. – Только что-то это не “Волга” вовсе, – подначил я Никиту Егоровича.

Тот обернулся, потер сначала один глаз, потом второй, будто сие действие волшебным образом могло превратить красную тыкву в карету.

– Не понял? – недокуренная сигарета вывалилась изо рта Горохова.

Парень подошел к нам, вид у него был грустный, прямо как у машины:

– Извините, товарищи, это не вы группа Горщенковых? Меня их отправили забрать.

– Представься как положено, – выдохнул от возмущения Горохов. – Не можешь выучить фамилию тех, кого встречаешь?

– Рядовой Тарасенко! – пробормотал парень. – Простите, я недавно работаю.

– Почему опаздываешь? Сколько тебя можно ждать?

– Так мне сказали ехать за вами, я сразу и поехал. Ни минуты не протянул.

– Ясно, – Горохов поморщился. – Детский сад, – Он направился к машине, мы за ним. – А что, во всем Главном управлении области не нашлось машины получше?

Не привык Никита Егорович, чтобы следователя всесоюзного масштаба встречали на тарантасах. Неуважение какое-то.

– Так я не с управления, я из районного отдела. Мне туда вас велено везти.

– Нас? В РОВД? – Горохов хлопнул дверью так, что машина, испугавшись, вздрогнула. – Черт знает, что творится! Ничего… Разберемся.

Мы погрузились, и копейка, выплюнув порцию сизого дыма, чуть дернулась и нехотя поползла по дороге. Похоже, что нам здесь не очень были рады.

* * *

Райотдел милиции оказался не близко. Ехали минут двадцать. Свернули раз пять. Сбавили скорость и, потеснив расписные гаишные мотоциклы, что одиноко стояли прямо у крыльца, остановились возле старого здания из потемневшего купеческого бруса. Двухэтажная постройка явно дореволюционных времен. И лишь лучики решеток на окнах и вывеска с синей трафаретной надписью “Милиция” свидетельствовали о современном применении здания. И как сие зодчество только во время войны умудрилось уцелеть, непонятно. Хотя может построили дом после войны, просто, как говорится, пил, курил, болел…

Вошли внутрь. Деревянный скрипучий пол продавливался под ногами и, казалось, сейчас совсем провалится. Пахло мышами, застарелым линолеумом и табаком.

Только вошли и сразу уперлись в окно дежурной части. Рыжий, с глазами хитрыми, как у Чубайса, старшина лениво мешал ложечкой чай. Обвел нас бывалым взглядом, хотел было остановить, мол, куда, граждане, прете? Заявление хотите написать или мимо пройти? Но, увидев в нашей компании рядового, выдохнул с облегчением и снова отхлебнул чай.

– Встать! – гаркнул Горохов, протянув между прутьями в вырез “аквариума” свое раскрытое удостоверение. – Кто старший?

Помощник дежурного чуть кружку на себя не вылил. Подскочил, одергивая китель и поправляя съехавший форменный галстук. Наконец смог проблеять:

– Так, э-э… Это самое… Нет его. Отошел дежурный. В курилку, так сказать…

– Я не про дежурную смену, – буравил его гневным взглядом Горохов. – Я про начальника всей этой богадельни!

– А, секундочку, – помдеж схватился за зеленую трубку и истово стал крутить диск, еле попадая в нужные дырочки:

– Товарищ майор, тут это самое… Вас спрашивают. Из Москвы. Что? Да, Горощенко.