Раф Гази
Я помню это было в детстве
Наиля-апай и Илгиз-абый – люди сравнительно молодые относительно моей бабушки Раүзи-әби 1908 г.р. (урыны оҗмахта булсын), которая в свое время поведала мне совсем другую версию событий.
Накануне того памятного довоенного еще Сабантуя Вафа-бабай перешагнул 60-летнюю отметку и стал приближаться к возрасту Пророка (с.а.в). Но бороться все же вышел и… проиграл. Первый раз в жизни. Молодому батыру из соседнего аула. Вафа-бабай не показал своего огорчения, искренне поздравил победителя с заслуженной победой, который и сам не ожидал, что сумеет одолеть легендарного Вафу.
Бабушка Раүза, совсем тогда молодая девчушка, крадучись, двинулась вслед за своим отцом, неспешным шагом спускавшимся к оврагу, где протекал ручей. Вафа-бабай тяжело опустился на берег ручья, а Раүза спряталась за ветками ивняка и, затаив дыханье, боясь шелохнуться, стала наблюдать, как по щетинистому лицу поверженного борца медленно стекали скупые мужские слезы.
Их, тала, тала, тала,
Тала ике беләгем.
Нигә тала, нигә яна
Икән минем йөрәгем?
Что творилось в тот момент в душе у Вафа-бабая – один Аллах ведает…
Весь люд в татарских аулах определялся тогда еще в соответствии с «нәсел» – с характерными признаками рода. Все знали, что ИбраҺим, к примеру, «тырышче нәселдән» – из трудолюбивого рода, а скажем, Ахмәт «җәлкау нәселдән» – из лентяев.
Вафа был «крөшче нәселдән» – из племени борцов. И отец его, и дед, и прадед – все были великими мастерами национальной борьбы.
Бабушка рассказывала, как Вафа-бабай, до революции еще, оседлав коня, отправился в Казань, чтобы встретиться там в честном бою со знаменитым русским борцом Иваном Поддубным, который по слухам должен был приехать в наши края. Татарский боец был уверен, что сумеет его победить. Вафа трое суток ночевал под стенами Казанского цирка, где проходили поединки, но встреча так и не состоялась…
А после того поражения на Сабантуе в родном ауле 60-летний Вафа-бабай больше уже никогда не боролся.
Помимо увлечения древней булгарской борьбой, прадед еще был страстным лошадником. Злые языки поговаривали, что он воровал и продавал в оренбургско-казахских степях породистых жеребцов и что где-то там, в Средней Азии, у него была еще одна семья. Правда-то или нет – не ведаю. Но то, что Вафа-бабай из родного села часто отлучался в те восточные края по каким-то торговым делам подтверждали и Раүза-әби, и Наилә-апай.
Я только раз видел своего прадеда. Это было дождливой осенью то ли 1961-го, то ли 1962 года. Год был голодный, и Вафа-бабай привез нам из деревни мешок картошки.
В ту пору мы жили в Казани в Ягодной слободе – по-татарски, Җиләк бистасы. По-другому это место называли «Нахальный поселок». Четыре столетия назад, когда после завоевания Иваном Грозным Казани, стали выселять татар, здесь был ягодный лес – отсюда название. А накануне Второй мировой войны, в 30-е годы прошлого века, спасаясь от очередного искусственно созданного большевиками голода татары из окрестных сел стали «нахальным» образом возвращаться в Казань и самовольно захватывать земли. Так возник «Нахальный поселок».
Мы жили по улице Кызыл маяк – Красный маяк. Кругом обитали одни татары, но среди них как-то затесалась одна русская семья. Я дружил с соседским пацаном из той семьи. Он чисто говорил по-татарски, но я пытаясь ему что-то доказать, вставлял в наше общение русские фразы. Это удивительно, как глубоко Советская империя пустила корни в сознание людей! Если даже сопливые малыши, вроде меня, уже понимали, что без знания имперского языка в этой империи не прожить…
Вафа-бабай, облаченный в какую-то защитного цвета накидку, показался мне великаном, я таких больших людей раньше не видел. Несмотря на возраст, ему в ту пору было уже за 80, он легко приподнял из своей арбы трехпудовый мешок картошки и, взвалив его на плечо, зашагал к лапасу – сараю.
Потом мы сидели за дубовым столом, смастеренном еще до войны моим дедушкой Галиуллой (урыны җәннәтә булсын), и долго пили чай из блестящего бабушкиного самовара, макая в чашки кусковой сахар, который тоже привез Вафа-бабай. Прадед любил, чтобы всегда во всем был порядок. Если кто-то из детей баловался за столом, он отвешивал ему полновесный шалбан – этого было достаточно, чтобы снести шалуна с табуретки на пол… Так рассказывала Раүза-әби.
Еще я помню, как Вафа-бабай ночью храпел, от его мощного храпа, сотрясавшего стены махонькой бревенчатой лачуги, я долго не мог уснуть. На спинке единственной в доме железной кровати, куда уложили спать гостя, торчали его огромные ноги, обутые в мягкие булгарские ичиги – полностью на кровати он не помещался.
Раүза-әби еще рассказывала об одном интересном случае, произошедшем сразу после объявления войны с фашисткой Германией. Из аула Бәрәза в Казань приехал Вафа-бабай и привез с собой четверть самогона. Вы знаете, сколько это будет четверть самогона? Четверть ведра, чем «поют лошадей»! Или 3 литра, или 6 бутылок. Так вот за ночь Вафа-бабай со своим зятем Галиуллой эту четверть уговорили…
– Мин бер казан шульпа пешергән идем (Я им целый казан шурпы сварила), – вспоминала бабушка.
Утром не осталось ни шурпы, ни самогона. В доме также не было ни Вафы, ни Галиуллы. Тесть уехал на своей телеге в деревню, а зять пошел на работу на Казанский пороховой завод…
Вскоре деда Галиуллу забрали на войну, с которой он не вернулся. Пал смертью храбрых в боях под Смоленском, был захоронен в общей могиле. После войны там водрузили памятный обелиск, среди других фамилий павших бойцов Раүза-әбий отыскала и имя своего мужа – Г.Ибраһимова.
Вечная память Героям!
«Я Чингизхан, все – за мной!»
Урок истории в советской школе. Учитель рассказывает о татаро-монгольском иге, о жестоком предводителе татар Чынгызхане, о зверствах диких варваров Татар. Я – единственный в классе Татар, у меня начинают гореть от стыда уши, я готов от такого позора провалиться под парту. Неужели это правда? Неужели мои предки на самом деле были такими жестокими завоевателями и коварными убийцами? Я глазами ищу поддержки, обводя взглядом своих одноклассников, но все прячут от меня глаза…
После школы мой друг Андрюха, истинный русич, вдруг затеял игру. Игра была странной, он изображал всадника на коне и кричал:
–Я Чингизхан, все – за мной!
Похоже, историю про полководца Татар он воспринял совсем по другому, ему он почему-то показался героем. Но никто вслед за ним не поскакал.
–Азамат, ты почему не скачешь?
–Я башкир, а не татар.
–А ты, Абай?
–Я казах, – гордо ответил другой мой друг. – И к Чынгызхану не имею никакого отношения.
–И ты, Ташпулат, тоже никого отношения не имеешь к Золотой Орде?
–Нет, конечно, я же узбек. Я тут вообще не при делах, – сказал еще один мой друг.
Так отвечали мои друзья в том далеком 1969 году.
Но почему же теперь они все, и башкиры, и казахи, и узбеки и прочие говорят наоборот, теперь они все говорят, что они – единственные наследники Золотой Орды, и что Чынгыз – их истинный прародитель. А Татары тут вообще не при делах. И не только они так говорят. Так сегодня, как ни странно, стали говорить даже русские и что еще удивительней, даже евреи. А китайцы и японцы уже давно считают его своим.
Нет, друзья, так не пойдет! Хочешь, чтобы Чынгызхан был твой? Скажи, что ты тоже Татар.
Сержант Руслан, или Как я служил в Советской армии на Украине
Сегодня уже с самого утра начали приходить открытки с поздравлениями по поводу Дня защитника Отечества.
И вспомнилась армейская служба. Давно это было, еще в середине 70-х, в Советском Союзе, на Украине…
Но сначала одна свежая история, случившаяся ровно год назад. Наш класс судьба раскидала по разным уголкам планеты. Один из моих школьных товарищей живет теперь в Украине, причем, в Западной. Мы изредка переговаривались с ним по Viber. Поздравляли друг друга с праздниками. Вот и очередное 23 февраля наступило.
– Поздравляю с праздником! – звонит старый друг.
– И я тебя! Поздравляю с Днем армии…
– Спасибо.
– А ты знаешь, с Днем какой армии я тебя поздравляю? – спросил я без задних мыслей.
Трубка замолчала. После длительной паузы услышал:
– Нашей армии!
Молодчик, выкрутился! До меня дошло, почему он так долго молчал – а вдруг кто-то слушает наш разговор.
Лишь на следующей день от моего украинского товарища пришло уточняющее сообщение:
– С Днем Советской армии, в которой мы с тобой служили!
Наконец-то допёр, что именно я ему «втюлял».
Вот в такие смутные времена мы живем, когда на каждом шагу нужно следить за своим «базаром».
А теперь об армии, той самой Советской. И об Украине, поскольку мне довелось служить именно в этих хлебосольных краях. А до того, после окончания Никопольской одногодичной школы мелиораторов, я успел поработать на канале «Днепр-Донбасс», о чем есть сюжет в первом томе моей книги «Татарский роман». Так что и я внес свой вклад в создание национального богатства «свидомой Украины», только вот не знаю, как и у кого теперь запросить свою «доляну».
Хочу сразу предупредить и попросить, чтобы никто не обижался. Мои армейские наблюдения касаются лишь небольшого отрезка времени, середины 70-х годов, и ограниченного пространства, территории советских воинских частей, дислоцирующихся тогда на территории Украинской ССР. Эти заметки очень субъективны и не носят обобщающего характера, я не хочу никого оскорбить или унизить, просто расскажу о том, что сам видел и пережил. Я допускаю и признаю, что могут быть совершенно иные взгляды и иные наблюдения. Заранее прошу меня извинить, если кого-то заденут мои слова.
А теперь приступим.
Так получилось, что за время воинской службы мне довелось побывать в местах дислокации различного рода войск: от танковой дивизии до авиабатальона. И в разных городах Украины – Полтава, Лубны, Ахтырка, Кировоград, Киев… При этом приходилось общаться с представителями разных национальностей необъятного СССР.
У каждого была своя армия. Я расскажу о той, в которой довелось служить мне, высказав свои субъективные замечания.
Якуты и буряты – очень выносливы и неприхотливы, выживают в любой среде. Сюда же можно отнести и калмыков.
Казахи – их было мало. Низкорослые, кряжистые, тянулись больше к русским и татарам, нежели к среднеазиатам – узбекам и таджикам.
Армяне – близки к начальству, все при лычках. Родня их на произвол судьбы не оставляла. К командиру части часто приезжали гости с дарами из солнечного Еревана.
Грузины – хотят выглядеть благородными. Вальяжны, не лишены сентиментальности. Быстро занимают командирские должности.
Белорусы – тоже тянулись к штабу, старались вступить в партию. Но среди них попадались и отчаянные сорви-головы.
Евреи – как ни странно, они тоже были. В основном, недоучившиеся студенты. Очень грамотные, некоторые стеснялись своего происхождения, просили не называть их по фамилии. Хлеборезка, КПП – как-то они были ближе к этим теплым местечкам.
Татары – видел мало. Не дружны и разобщены, так же, как и русские, каждый отстаивает свою честь самостоятельно. Но если в части были офицеры из числа татар, то они своих защищали. Были очень дерзкие татары из Саратова. В кучки по национальному признаку, в отличие от среднеазиатов и кавказцев, не сбивались.
Украинцы – хотя служили у себя на родине, но полностью подчинялись кавказцам. Их можно было разделить на два типа. Одни старались занять выгодные местечки в каптерке, в котельной, в медпункте, гараже. Другие безропотно исполняли все приказы командиров и «дедов».
«Дедовщина» была страшная. Но среднеазиаты и кавказцы старались не делиться по призывам, они собирались в национальные общины. Кавказ был дружнее Средней Азии, наглей и самоуверенней. Любопытно, между узбеками и азербайджанцами не было дружеского контакта, хотя и те, и другие – тюрки-мусульмане. Видимо, прав был историк Гумилев, когда говорил об отсутствии исторической комплементарности между кыпчаками и огузами.
Узбекская и азербайджанская общины были самыми многочисленными, и индивидуальность в них подавлялась, все подчинялись воле неформального вожака. Что вожак скажет, то все и исполняли, вне зависимости от воинского звания и призыва. Но и у азербайджанцев, и узбеков, и у таджиков случались редкостные экземпляры с поэтическо-философским отношением к жизни – это были достойные потомки Гянджеви Низами, Алишера Навои и Омар Хайяма. А среди дагестанцев – истинно верующие мусульмане, даже настоящие муллы с дипломом Бухарского медресе Мир-Араб.
Еще одно интересное наблюдение. Кавказ неоднороден, он представлен сотнями племен и народов, которые часто враждуют друг с другом. Но ради общего дела Кавказ способен объединиться и выступить единым фронтом. Все тамошние народы в душе считают себя «кавказцами», хотя говорят на разных языках и даже исповедают разные религии. Как ни прискорбно, у тюрков, несмотря на один язык и одну веру, такого единства нет.
Приведу пример. Пара чеченцев или азербайджанцев смотались в «самоход» на танцы – дело было в городе Лубны. За приставание к «гарным хохлушкам» местные хлопцы навесили им «люлюлей». Когда не солоно хлебавши, «самовольщики» вернулись в часть с окровавленными рожами, на дыбы встал весь Кавказ. Кавказцы все, как один, словно бешеные псы сорвались с места и перемахнув через забор, направились к городской танцплощадке, всё сметая и круша на своем пути. От танцплощадки остались одни щепки, центральная городская больница в ту «ночь длинных ножей» замучилась принимать пациентов с поломанными носами и ребрами.
Солдатики оторвались на славу! А это, между прочим, происходило в Советском Союзе, Украине, в середине 70-х прошлого века…
О чеченцах нужно сказать отдельно. Их было немного, бойцов 10 на весь батальон. Но у каждого в голенище сапога – нож, и каждый друг за друга – горой. Их боялись задевать, тронешь одного – прибегут остальные 10.
Один сержант из местных хохлов пытался тронуть, и сразу получил «перо» в ребро. Раненного быстренько увезли на машине командира части в военный госпиталь. Начались разборы. Приехали родственники пострадавшего, с гор спустились чеченские аксакалы и прилетели в Полтаву, где и произошел инцидент.
Вся часть выстроилась на плацу. Перед строем по одну сторону от командира встали хохлы, по другую – чеченцы, а перед ними – сам виновник конфликта. Старики чеченцы, не долго думая, повалили своего юного сородича на плац и прямо на глазах у изумленной публики стали избивать сапогами. Тот даже не защищался. Впрочем, сапоги были не армейские, а чеченские, из мягкой кожи…
В общем, никого не посадили. Чеченцы родителям порезанного сержанта (кстати, он выжил) заплатили хорошую компенсацию. Дело замяли, обошлось без штрафбата. «Убивец» отделался несколькими сутками гауптвахты. Но губы не простой, а знаменитой, Кировоградской. Такая была одна на весь Киевский военный округ, туда сажали самых отчаянных головорезов. Какие там царили порядки – врагу не пожелаешь. Я знаю, сам там сидел, и описал всё в своей фантастической повести «Семь суток самадхи», посвятив ее ребятам, побывавшим на Кировоградской гауптвахте.
Еще о чеченцах. Я уже точно не помню, где это происходило, то ли в свернутой танковой дивизии в Лубнах, то ли в авиабатальоне в Кировограде, когда как раз появился новый МИГ-23, и шло активное перевооружение (надеюсь не выдал никаких военных тайн).
Скорее всего, бело было в Лубнах. Да, точно в Лубнах, в танковой «свернутой» дивизии.
Выдалась свободная минутка, мы сидели на спортплощадке и мирно беседовали. И вдруг сквозь кусты заметили красные лампасы – так я впервые в жизни увидал живого генерала. Правда, кроме его штанов ничего разобрать не удалось. Мы махом спрыгнули со скамейки и, забросив под нее недокуренные бычки, стали усердно отжиматься. Типа, у нас физподготовка. Вот уже по 50 раз отжались, 60… А лампасы даже не шелохнутся. Когда же генерал свалит? 80, 90… Лишь после того, когда уже откровенно халтуря, перевалили за отметку 100, залетный высокий гость удалился восвояси.
И тут к турнику подошли танкисты. Один из них, накаченный атлет, как потом выяснилось, мастер спорта по спортивной гимнастике, легко запрыгнул на турник и стал крутить «солнышко».
– Ну что, бойцы, может, повторите, – насмешливо обратился к нам гимнаст, эффектно спрыгнув со снаряда.
Мы смущенно отвели глаза. Но один из наших принял вызов. Это был чеченец, не помню уже как его звали, он в своих горах никогда и не видел таких турников. Но, как говорится, закусил удила. Зацепился за перекладину, раскачался, набрал нужную амплитуду – и надо же! – стал наворачивать свои корявые круги. Мы с опаской наблюдали, когда же чеченец грохнется на землю, ведь он никогда раньше не выполнял такое сложное гимнастическое упражнение. Не грохнулся. Показал характер!
Другой случай, запредельный… Пьяный рыжий ингуш (они вместе с чеченцами тусовались, их трудно было различать) отобрал у часового танкиста автомат с полным боекомплектом. Ворвался в наше спальное помещение (дело было после отбоя) и, передергивая затвор «Калаша», стал орать во всю глотку:
– Рота-а, па-адьём! Всех перестреляю на хер!
Едва угомонили. Тоже обошлось без последствий. Родственники откупились.
Но хочу рассказать еще про одного чеченца, не пьющего и не курящего, занимающегося спортом. Его звали Руслан А. Не буду называть фамилию, не знаю, где он сейчас, чем занимается, жив ли вообще, может, и пал в одну из чеченских войн…
Руслан был сержантом, старше меня призывом на полгода и вообще старше по возрасту, хотя я тоже чуть позже пошел в армию. На Всесоюзной комсомольской ударной стройке «Днепр-Донбас», где я работал скреперистом, существовала «бронь», и работников не отпускали. А тогда – это не сейчас, от армии никто не «косил», напротив все хотели служить, чтобы не выглядеть «белыми воронами». Таких не уважали в мужских компаниях, да и девушки глядели с подозрением.
Сержанта Руслана военное руководство специально направило в Лубны, чтобы он там навел порядок среди прикомандированных к танковой части солдат. Находясь в командировке, вдалеке от своего непосредственного начальства, бойцы, особенно кавказского происхождения, как я уже рассказывал, начинали безобразничать и творить беспредел. Для того, чтобы привести их в чувство и призвать к дисциплине, в Лубны направили командира из числа чеченцев. Кроме него вряд ли кто смог покончить с этой неуправляемой «махновщиной».
