Раф Гази
Планета Навои. Сборник рассказов
2
На этот раз приятели не тренировались, а сидели на крыше своего четырехэтажного дома и загорали. До знойного саратона было еще далеко и греться под нежными лучами ласкового майского солнышка было одно удовольствие. С крыши до неба было ближе, чем с земли. Задумчиво плыли облака, через дыры в которых проглядывала бездонная синь. О чем-то своем, птичьем, не земном, ворковали голуби в самодельной клетке, обтянутой мелкой железной сеткой. Ни Сама, ни Рапай не были голубятниками, и не обращали на воркующих соседей никакого внимания.
Голубей держал Лёха Мордвин с третьего этажа. Он в отличие от своего старшего брата Казы, худющего наркомана, как-то по-началу больше тянулся к флоре и фауне. Вот разводил голубей, во дворе высаживал зеленные саженцы. А потом загремел на зону вслед за братом по той же статье. Анаша никого до хорошего не доводила, за нее чуть ли не пол-двора срок на зоне тянула.
Отсидев, Лёха вернулся домой весь поникший и разбитый. Жаловался, что долгое время не мог есть – ему вводили в желудок питательные вещества через катетер. Но прежних своих увлечений бывший зек не забыл. На даче отца-фронтовика, который всё время ходил с красным хмурым лицом (видно, стыдно было за сыновей), завел кроликов. «Знаешь, как их жалко бывает резать, жена просит-просит, а я не могу. Махну стакан, только тогда получается. А так – никак», – жаловался он Рапаю.
– А ты знаешь о чем я мечтаю? – нарушил молчание Сама, поправляя газетное сомбреро на голове, солнце – хоть и весеннее, но начинало припекать.
– Расскажи.
– Хочу девчонку нормальную найти, понимаешь? – речь Самы от волнения стала быстрой и сбивчивой. – Ну чтоб всё понимала, да?.. Вот, как мы с тобой тут сидим, загораем, в натуре, ну чтоб с ней тоже так можно было сидеть, чтоб настоящая пацанка была… и верная.
И после некоторый паузы он добавил уже другим задумчивым тоном:
– Я вообще, думаю, это самое главное в жизни – встретить такую девчонку.
Рапай не ожидал от будущего сварщика подобной философии. Облака, что ли, навеяли?
– Есть одна хорошая песня, ты наверняка ее слышал.
Рапаю показалось, что Сама сейчас запоет:
«Тише, люди, ради Бога, тише —
Голуби целуются на крыше».
Тем более, что их пернатые соседи что-то примолкли. Сама фальшиво, но уверенно затянул совсем другое:
«А мне б в девчоночку хорошую влюбиться…»
– Выучи ее на гитаре, классная песня.
– Хорошо, – пообещал Рапай, хотя эту песню не слышал и петь так же, как и его приятель не умел.
Опять замолчали. Солнце жгло все сильнее и сильнее. Так и кожу можно спалить. Но Сама хотел еще что-то сказать, Рапай чувствовал это и терпеливо ждал.
– Ты знаешь Пашку и Золотого с нового микрорайона? – спустился, наконец, с облаков на грешную землю Сама.
– Знаю.
Как же ему их не знать, этих двоюродных братьев! Эти два брата-акробата выступали за одну с Рапаем футбольную команду, и у них даже функции были одинаковые: один правый защитник, другой левый.
– А Рыжего?
– Знал.
Рыжий тоже играл в футбол, причем, играл прилично. Атлетически сложенный парень мог закатать плюху чужому ловиле от вратарской линии собственных ворот. Правда, не на большом поле, а несколько укороченном – 60 метров вместо 100. Оно находилось на площадке между школами 13 и 14. Детские турниры «Кожаного мяча» проводились как раз здесь.
Несмотря на отличные данные, в «Зарафшан» Рыжего не взяли, и на то были серьезные причины. Рыжий «глотал колеса». Он даже с дружками как-то заявился на хату к Рапаю, и Рапай выдал им какие-то таблетки, которые нашел в домашнем шифоньере.
Но загнулся Рыжий от передоза не в тот раз, а месяца через два-три.
– Ты сказал, что знал Рыжего, – переспросил Сама. – А что, теперь не знаешь?
– Он умер.
– Жаль. Рыжий мог бы лучше помочь, ведь он не с нового микрорайона, а вроде с Театральной?
– Да, он там жил.
– А откуда ты их всех знаешь? Ты же не блатной, вон у тебя и грамоты за хорошую учебу имеются.
– Я играю в футбол.
– Ну и че?
– Все блатные тоже играют в футбол.
И это было сущей правдой. В Навои Пеле был не меньшим кумиром, чем в Бразилии. Вся дворовая шпана увлекалась этим суперпопулярным в те годы видом спорта. Не боксом, не становящимся модным самбо. Уличная босота, по воровским понятиям, считала, что остро наточенная фомка эффективнее хука боксера или броска самбиста. И преспокойно отдавалась футболу.
А в этом виде Рапай был корифеем. Сколько себя помнил, столько играл в футбол, по-началу еще тряпочными мячами, а потом кожаными. Турнир «Кожаный мяч» на первенство города среди дворовых команд был чрезвычайно востребован. К его организации подходили очень строго. Для того чтобы не было «подстав» (это когда за младшие команды выступали старшие ребята), перед матчами проверяли метрики – свидетельства о рождении.
Перед финалом прошел слух, что в команде «Больничного городка» есть серьезная «подстава». Организаторы турнира выстроили команды, главный судья строго спросил:
– Кто из вас есть Рапай? – в голосе судьи слышался легкий прибалтийский акцент.
– Ну я, – из строя огромных верзил вышагнул самый маленький, самый малорослый футболист.
– Что?! – судья от изумления едва не проглотил свой свисток. – И вы будете говорить мне, что этот шкет есть «подстава»? Если это и есть «подстава», то «подстава» наоборот. А то правилами не запрещено.
Раздался свисток, игра началась.
Да, Рапай, играл за команду не своей возрастной группы, а более старшей. Попав в «Зарафшан», он тоже оказался там самым младшим воспитанником. А взяли его в команду подготовки мастеров за "бразильскую технику", которую он годами оттачивал на маленьких «футбольных пятачках». Во дворах было тесно, и там играли в свой футбол – «парагвай»…
– Ну теперь ты понял, откуда у меня такие связи, хотя я и не блатной, – объяснил Рапай своему любопытному собеседнику.
– Может, тогда ты и самого Пирата знаешь? Ты ведь говорил, что гитару у него купил, – с надеждой в голосе вопросил слегка ошарашенный Сама.
– Нет, с ним близко не знаком. Он в футбол не играет, больше на гитаре. А на кой ляд он тебе сдался?
– Пирата все знают и боятся. Я бы к нему в кореша записался и привел в училище для разборок. Все бы сразу, как шелковые стали.
Прекратить беспредел в ПТУ – было его идей-фикс.
– Я попробую выйти на Пирата через Михася, – не стал убивать надежду Рапай.
– А кто такой Михась, тоже футболист?
– Да.
– Попробуй, а-а…
Столько мольбы и отчаяния было в этом «а-а», что Рапай сказал себе, что в ближайшее время встретится с Михасем, а может, и еще кое с кем. Хотя понимал, что сделать это будет очень трудно.
«А-а, верну обратно гитару Пирату, чтобы он Саме помог, все равно играть не умею», – беспечно в мыслях махнул на свою прежнюю мечту Рапай.
3
Но вернуть гитару Пирату не удалось.
– Рапай! Рапай! – раздался с улицы чей-то зовущий голос.
Рапай вышел на балкон, перед ним стоял Сеня Болос из последнего подъезда, тот самый Сеня, который всегда обо всём знал и чья сестренка была КМС по плаванию. Он и сам был крупным развитым парнем, с широкой костью, в отца пошел, был на полголовы выше Рапая. Но потом с ним случилась мистическая история. Однажды Болос подшучивал над каким-то невзрачным очкариком, кивал Рапаю, мол, гляди какой дохляк. Тот окрысился: "Смотри, как бы самому четырехглазым не стать!" И как в воду ведь глядел. Сеня вскоре простудился, что было немудрено – даже в студеную стужу он бегал в школу в распахнутой рубашке. Причем, заболел тяжело, пошли какие-то осложнения, которые сказались и на печени, и на глазах… И Сеня вынужден был таки нацепить на свой задиристый нос ненавистные ему очки. Он как-то сразу весь сник, а Рапай тем временем догнал его по физическим кондициям.
– Чё орешь, как оглашенный!
– Саму убили…
– Хорош гнать! – Рапай легко перемахнул через перила балкона на улицу, благо, жил на первом этаже и встал рядом с Сеней.
– Ну не совсем убили… Он сейчас в реанимации.
– А ты откуда знаешь?
– Мамка сказала.
Это было, похоже, на правду. Сенина мать работала в больнице Навоийского горно-металлургического комбината – только там было реанимационное отделение – старшей медсестрой.
Кстати, много лет спустя, когда Рапая уже не было в городе, в Навои приезжал с концертами Владимир Высоцкий. И он тоже лежал в той же самой реанимации, что и Сама. И просил что-то там ему вколоть, – об этом тоже рассказывал Сеня, опять ссылаясь на свою мать-медсестру.
Между прочим, отцу Рапая удалось попасть на тот исторический концерт, который проходил в ДК «Фархад». Не по доброй воле, билеты по разнарядке выдали на работе. Высоцкий ему не понравился, «уж больно громко стучит по гитаре».
А с Самой случилось вот что. Через пару дней после разговора на крыше с Рапаем, когда он заявился в училище, «ПТУшные фраера» снова стали «быковать». И Сама один, сокурсники не подержали, буром попёр на обидчиков. Совсем как у Высоцкого:
Они стояли дружно в ряд, их было восемь.
Саму жестоко избили, но он тоже успел кого-то пырнуть сварочным электродом.
Со мною нож, решил я – что ж,
меня так просто не возьмешь,
Держитесь гады, держитесь гады.
К чему задаром пропадать,
ударил первым я тогда,
Так было надо.
Окровавленного Саму увезли в реанимацию.
Где восемь бед – один ответ,
В тюрьме есть тоже лазарет,
Я там валялся.
Врач резал вдоль и поперек,
Он мне сказал: «Держись браток!»
И я держался.
Потом Рапай долго не видел Саму.
Разлука мигом пронеслась,
Она меня не дождалась…
Эх гитара, моя, гитара!..
Честь Незнакомки
1
Жебу с Костой жили через дом от Рапая в "палубной" пятиэтажке. "Палубной" она называлась потому, что квартиры в доме, как камеры в тюрьме, располагались вдоль длинного палубного балкона-коридора, объединенного лишь двумя крайними подъездами. Но счастливые обитатели первого этажа имели свои крошечные полубалкончики с выходом на свои маленькие земельные участочки, которые, как правило, засаживались яблоневыми деревьями.
Рапай, Жебу и Коста сидели, словно куры на насесте, на обшарпанных перилах полуоткрытого подъезда и кудахтали о последних школьных новостях. Последняя новость была страшной, и связана она была с их одноклассником Сивым. Хотя Сивого в 8 "Б" никто за своего одноклассника не принимал. Малого того, что Сивый был второгодником, его еще в конце учебного года перевели в обычную школу прямиком из детской колонии. За что он туда угодил, сам он не распространялся, да никто его об этом и не спрашивал.
С колонистом вообще старались поменьше якшаться. Уже сам вид Сивого отталкивал: короткая арестантская стрижка, лошадиная ухмылка на плоской сильно вытянутой физе, блатная манера говорить, сильно коверкая и растягивая слова… Вел себя Сивый нагло и вызывающе. Дерзил учителям, докапывался до ребят, особенно тех, кто был послабее и не мог дать отпор. Доставалось и девчонкам. Любимый прикол залетного шпанёнка был таким. На переменах он сидел в школьном коридоре на подоконнике, лузгал семечки и хищно щуря свои и без того маленькие серые глазки, высматривал подходящую жертву. Сивый останавливал какую-нибудь беззащитную девчушку и нарочито участливым голосом предлагал:
– Хочешь семечками угощу?
Та, лишь только для того, чтобы поскорее отделаться от неприятного собеседника, отвечала:
– Хочу.
– На вот, сама возьми в кармане, а то у меня руки в шелухе. – Сивый сползал на пол, подставляя свой оттопыренный карман.
Ничего не подозревающая девчонка опускала свою чистую невинную ручку в шаровары Сивого, рука куда-то глубоко проваливалась – в кармане была огромная дыра – и натыкалась на его… непотребство.
Жертва подлого обмана резко одергивала руку:
– Дурак!!! – и покрываясь красными пятнами стыда и позора, в слезах убегала прочь.
– Гы-гы-гы! – как заправский мерин, гоготал и радовался удавшейся мерзости Сивый.
Однажды, прямо на уроке, долговязый дебил довязался до Настьки Лановой, маленькой, но бойкой девчонки. Рапай, как и другие пацаны, влюблялся поочередно во всех своих симпатичных одноклассниц, от Танчи Азотовой до Василисы Жженовой. Лановая не была исключением, мало кто мог устоять перед ее тугой русой косой… В шестом классе на 23 февраля она подарила Рапаю весьма занимательную книжку "Чудак из 6Б"(была такая традиция в советской школе, когда в "мужские" и "женские" дни мальчики и девочки делали друг другу персональные подарки).
Уже много лет спустя, когда Рапай работал на Всесоюзной комсомольской стройке "Днепр-Донбасс", он вдруг, вспомнив шестой класс, сделал Лановой обратный подарок. Откуда-то прознав, что она училась в Томском политехническом институте, отправил на ее адрес огромный по тем временам денежный перевод (шальные деньги жгли ляжку) в размере 300 рублей – это ее полугодовая стипендия. Без всяких видов и претензий: где Томск, а где Донбасс…
Так вот Сивый стал приставать к Настьке. Однако не на ту нарвался! Сивый балбес специально ронял на пол авторучку и просил Лановую, которая сидела через проход на соседней парте, ее поднять. Настька это сделала только один раз, а потом послала его к черту. Сивый обещал разобраться с ней после уроков, но до "после уроков" он не "дожил". Как только прозвенел звонок на перемену, Рапай, Коста, Жебу, Шмель и Сеня, выпроводив девчонок в коридор и закрыв шваброй двери в класс, приперли вконец оборзевшего "школьного террориста" к исписанной мелом доске.
– Отпусти-те, пацаны! – маленькие глазки бывшего колониста трусливо забегали. – Я же только пошутил, я больше не буду, зуб даю.
Особенно этой победе, которая оказалась на удивление легкой и быстрой, радовался Сеня:
– Будет теперь знать, как к нашим девчонкам приставать!
Впрочем, совсем свои безобразия Сивый не прекратил, но стал заметно осторожней и сдержанней.
И вот новый случай в лесопосадке. За лесопосадкой, в военно-строительном городке, или как его еще называли ВСО, откуда было минут 20 пешим ходом до школы, из 8»б» жил только один Шурка Правдолюб. И еще, как теперь выяснилось, Сивый. Худшие предположения подтвердились – Сивый оказался сексуальным маньяком. Возвращаясь из школы домой через лесок, он изнасиловал там какую-то случайную попутчицу. Кем она была, ее имя и возраст огласке не предавались – шло следствие. Поговаривали, что несчастной жертве всего-то было годков 12…
Другие ребята тоже, конечно, уже проявляли интерес к девочкам, и клеились, и флиртовали, но при первом же выражении неудовольствия со стороны предмета их воздыхания тут же включали заднюю. Целомудренные восьмиклассники даже притронуться до руки своей одноклассницы боялись. А тут такое зверство! Вся школа была в шоке.
– Да таких гадов нужно пристреливать на месте! – высказал общее мнение впечатлительный Жебу.
– Да ну его этого Сивого, суд с ним разберется, да и на зоне ему придется не сладко, – подвел итог обсуждению Рапай и переменил тему разговора: – Давайте лучше в нашу игру сыграем.
– "Выбери из трех", – догадался Коста.
– Точно.
– А что, можно, – подписался и Витька.
2
Игра заключалась в следующем. Нужно было познакомиться и задать один и тот же вопрос девушкам, чье число составляло бы кратное трем. А вопрос был лобовым: "За кого, из нас троих, ты бы через пять лет смогла выйти замуж?" "Социологическое исследование" проводилось в мягкой, шутливой форме. Если "интервьюируемые" пугливо озирались по сторонам, то следовали самые горячие извинения и опрос тут же прекращался.
Своих будущих суженных друзья начали искать прямо со двора.
Рапай давно приметил здесь одну легконогую, голубоглазую пигалицу (она училась классом младше), чей восхищенный взгляд он не раз ловил на себе во время футбольных баталий. Еще с детсадовских времен весь прекрасный пол он поделил на 2 большие категории: на верных и красивых; и мучился потом всю жизнь от выбора, кому из них отдать предпочтение. Чуйка его не подвела. Голубоглазая, вся зардевшись, как спелый персик от такого внимания к своей скромной персоне и от серьезности такого "взрослого вопроса", не задумываясь, выбрала Рапая. Так он набрал первое очко и вырвался в лидеры. Впрочем, Рапай не сильно обольщался, он понимал, что в родном дворе «фотокарточки» Косты и Виктора уже примелькались и выглядели не столь романтично…
Следующую "дичь" охотники вели до самого "Фархада". Сзади эта грациозная лань выглядела сногсшибательно! Белоснежные каблучки-копытца выстукивали по черному асфальту веселую дробь, от точенных ножек под короткой синей юбкой нельзя было отвести взора.
– Вы что, мальчики, клеитесь, что ли? – прелестная незнакомка неожиданно повернулась и уставилась в преследователей в упор.
Ее насмешливые глаза смотрели вызывающе и дерзко. У лани оказались не только стройные ножки, но и соблазнительная грудь под ослепительно белой блузкой. Девочка была очень ухоженной и красивой, словно сама Анни Жирардо с любопытством взирала на ребят с обложки французского киножурнала.
– Извините, барышня, мы не замышляем причинить вам ничего худого, – самым изысканным и учтивым тоном начал свою заранее подготовленную речь дворовый футболист Рапай, по обыкновению ведущий партию главного переговорщика. – Позвольте вас заверить, что нами движут самые благие, самые серьезные намерения, мы ищем своих будущих избранниц, верных, так сказать, подруг и спутниц жизни…
И далее всё в таком же духе.
– А не рано ли вы, ребятки, собрались жениться? – деланно удивилась упакованная красотка, принимая игру, но несколько оглушенная столь высокопарным слогом.
– Что вы, что вы, – зачастил Рапай, боясь упустить установленный контакт, – мы ничуть не торопимся под брачный венец, мы только присматриваемся…
Потрепались еще минут 5. Потом расфуфыренной девице это наскучило и она, ткнув лакированным ногтем в оробевшего Жебу, зацокала своими копытцами дальше. Ее выбор был закономерен. Ну кого могла выбрать блистательная Анни Жирардо, если не великолепного Дина Рида! Своим смазливым личиком, обрамленным копной волнистых каштановых волос Витька чем-то смахивал на известного американского певца и киноактера.
На площади возле центрального Дома культуры всегда было людно. Гигантская скульптура национального героя Фархада с киркой и щитом в левой руке как бы символизировала надежную защиту и мирный созидательный труд. А под высоко поднятой правой дланью простиралась водная сеть, состоящая из мелких канальчиков, бассейнов и фонтанчиков. Фархад добывал людям воду, а вода в пустыне – это жизнь. Днем в этих бассейнах плескалась малышня, по дорожкам разгуливали мамаши с кричащими колясками, а вечерами здесь тусовалась молодежь.
Следующий объект чуть не сорвался с крючка. Рыбки оказались великовозрастными, чего поначалу не заметили рыболовы, ослепленные их пленительными формами:
– Кыш отсюда, малолетки, у вас еще хотелки не выросли, чтобы задавать такие вопросы взрослым женщинам, – погнала их не высокая, пышнотелая, но очень миловидная тетка.
"Портрет Настьки Лановой через десять лет", подумалось Рапаю.
– Постой-ка, Зоя, не спеши, дай-ка я погутарю с хлопцами, – перебила ее подруга с украинским акцентом.
Жгучая брюнетка, чем-то похожая на певицу Софию Ротару, строгим учительским взглядом внимательно оглядела притихших пацанов.
– Так, вот этот красавчик, – "училка" указала на Жебу, – для семейной жизни точно не годится. Дюже гарный, вряд ли будет верным.
– Ты, – напрямую обратилась красавица-хохлушка к Рапаю, у которого в ожидании приговора душа в пятки ушла, – ты, хлопчик, конечно, интересный, с тобой, видать, не соскучишься. Но семейная жизнь – это не фейерверки и бенгальские огни, а сплошные трудовые будни. Не знаю, не знаю…
– А вот этот, – проткнув накаченную борцовскую грудь Косты указательным пальцем, "училка" повернулась к своей подруге, как бы приглашая ее полюбоваться столь редкостным экземпляром мужской особи, – возможно, и годится. Взгляд честный и простой, может и станет надежным отцом и защитником.
Счет сравнялся: один, один, один!
Но забегая на многие годы вперед, скажем, что прогноз этих тетушек не оправдался. Из данной тройки только как раз Жебу оказался примерным семьянином.
Ребята до самого вечера кружили по городу, победитель, однако, так и не выявился: два, два, два. Боевая ничья! И вот что интересно, к Косту благосклонность проявляли дамы постарше, к Жебу – ровесницы, а к Рапаю – те, кто помоложе.
