Рацлава Зарецкая
Бабочка во времени. Новое прошлое
– Как жаль, что я не иностранный принц, – тихо произнес Дима и покинул кабинет императора.
Он ожидал увидеть в коридорах Татьяну, однако девушки нигде не было. Возможно, сестры увели ее от греха подальше. Что ж, это правильно. Им предстоит крайне нелегкое и неопределенное время, за которое придется притворяться, что их связи конец. Приотворяться и ждать, что и на их улице когда-нибудь будет праздник.
Глава 11
На чаепитие к Ирэн я шла с приподнятым настроением: там я увижу царевен и получу очередное письмо от Никиты, по которому страшно скучала. Однако письма не оказалось, а все княжны, даже Мария, которая должна была в скором времени выйти замуж, пребывали в подавленном настроении.
– Что-то случилось? – осторожно спросила я Ольгу.
– Тебе разве брат не рассказывал о волнениях после завершения войны? – недовольно произнесла старшая княжна.
– Он мне мало чего рассказывает, – тихо заметила я. Для меня это было больной темой.
– Ему сейчас не до этого, – вздохнула Татьяна, которая была самой печальной из всех сестер.
– Почему? – спросила я, за что удостоилась неодобрительного взгляда Ольги. Она явно корила меня за мое неведение.
– Хоть его и оправдали, за ним все еще пристально наблюдают, – пробормотала Мария, сделав глоток чая. – И за Таней тоже…
– Оправдали? – снова удивилась я.
– Он был под следствием некоторое время, – подала голос вернувшаяся к нам Ирэн – она уходила успокоить плачущую дочь. – Но теперь с ним все хорошо. – Она повернулась к княжнам и пояснила: – Вика ничего не знала, потому что так решил Дима. Он не хотел волновать ее и Анну Николаевну.
– Не хотел волновать, – пробормотала я, растерянно глядя в свою чашку с чаем.
На этот раз Димкины тайны вызвали во мне лишь легкую грусть. Секреты, недосказанность, ложь, – ко всему этому я привыкла, и уже реагировала не так эмоционально, как раньше. Наверное, я смирилась с таким Димой. Димой, который ничего мне не рассказывает, вплоть до романа с великой княжной.
Я перевела взгляд на Татьяну. Вот почему она выглядит такой печальной – переживает за моего брата. Я же, его родная сестра, ничего не знала и все это время беспечно переписывалась с Никитой.
Чтобы сменить угнетающую тему, я обратилась к Ирэн:
– Так почему от Никиты нет письма? Ты не пояснила.
Подруга пожала плечами и потянулась к пирожному, которое уже было третьим по счету, учитывая то, что Ирэн еще даже не допила свою первую чашку чая. Кажется, кто-то подсел на сладости.
– Я несколько раз писала ему, но он не отвечал. Возможно, ему некогда, а возможно, нас раскусили, и теперь он больше не напишет.
Я тяжело вздохнула. Сегодня день плохих новостей.
Внезапно Татьяна приблизилась ко мне и порывисто сжала мои ладони. От неожиданности я чуть не вылила на нее свой чай.
– Вика, милая, помоги мне! – с мольбой в голосе и глазах произнесла она.
– Ч-чем? – пробормотала я, убрав от княжны чашку с чаем от греха подальше.
– Позволь обмениваться через тебя письмами с Димой, как ты обмениваешься с Никитой через Ирэн! Умоляю тебя! Я не смогу без общения с ним…
Я удивленно посмотрела на ее сестер.
– Батюшка с матушкой узнали об их романе и запретили им общаться, – вздохнула Мария.
– Им даже взглянуть друг на друга нельзя – везде за ними следят, – прошептала Анастасия, печально глядя на Татьяну.
– Прошу, Вика, – молила княжна. В ее красивых глаза стояли слезы.
Все знали об их романе, кроме меня. Я же только догадывалась, и никто не подтвердил моих догадок. Ни одна живая душа, ни один близкий мне человек. Все подтвердилось только сейчас, через разговор. Будто бы я не достойна всяких пояснений. Так с чего я должна помогать этим двоим?
– Конечно, я помогу, – кивнула я, вопреки своим мыслям. У нас с Татьяной были похожие ситуации, и мне было ее жаль. Обижалась я не на нее, а на брата.
Княжна расплылась в улыбке. Ее бледные щеки вдруг порозовели, она вытерла ладонью проступившие слезы, хохотнула и вернулась на свое место. Достала из ридикюля конверт и протянула мне.
Да у нее уже все готово!
С натянутой улыбкой я приняла письмо и убрала в свой ридикюль.
Вернувшись домой, я прождала брата до почти до рассвета. Волконские и слуги уже видели десятый сон, когда вернулся Дима. Уставший, грязный и помятый, он явно не был расположен к разговору, но я щадить его не стала.
– Привет, – произнесла, перегородив ему дорогу к спальне.
– Привет, – буркнул он, зевнув.
– Ты как волшебник Хаул, который возвращается под утро домой после тяжелых ночных рейдов, – вспомнила я героя из мультфильма «Ходячий замок».
Уставшее лицо Димы озарила легкая улыбка.
– Не спорю, я такой же красавчик, вот только не умею превращаться в птицу.
– И слава богу, потому что добром это не кончилось.
– Меня бы обязательно расколдовал поцелуй прекрасной девушки.
Мое настроение немного понизилось.
– Кстати об этом. – Я протянула брату письмо. – От твоей ненаглядной.
Брат взял письмо и удивленно воззрился на меня.
– Я давно уже знаю про вас с Татьяной. Вернее, я просто догадывалась, но Ирэн и княжны сегодня подтвердили мою догадку. Жаль, что о влюбленности своего брата я услышала от третьих лиц.
Я поджала губы и потупила взгляд, ожидая оправданий Димы, которые незамедлительно последовали:
– Прости, что не говорил. Сначала я полагал, что все это несерьезно, лишь легкое увлечение, а потом… Потом все стало так запутанно и сложно, что у меня просто не было времени поговорить с тобой.
– У тебя никогда нет времени поговорить, – с обидой заметила я.
– Просто я занят и…
– Просто я занят, – передразнила я брата.
– …спасаю страну.
– Спасаю страну.
– Что ты как попугай!
– Что ты как попугай!
– Вика! Тебе сколько лет?!
– Сколько?! – Я резко вскинула на брата взгляд.
Дима приоткрыл рот, нахмурился и после недолгого колебания выдал:
– Девятнадцать.
– Двадцать! В мае был юбилей! Волконские устроили большой праздник, но ты пришел только поздно вечером. Поцеловал меня и подарил деньги.
К моему удивлению Дима пристыженно закусил нижнюю губу.
– Прости…
– Ты только и можешь, что просить прощения.
– Лучше просить прощения, чем разрешения.
– Но не в такой ситуации!
Дима устало провел ладонью по лицу.
– Что ты от меня хочешь?
– Искренности и доверия! – громким шепотом, чтобы не будить домочадцев, произнесла я. – Мы ни раз обсуждали это, Дим. Мне надоели твои утайки. Я больше не чувствую себя твоей сестрой. Мы будто отделились друг от друга и стали совсем чужими.
– Может, это к лучшему? – едва слышно пробормотал Дима. Я даже попросила его повторить сказанное, потому что засомневалась, правильно ли я услышала. Оказалось, что правильно.
– Почему? – пролепетала я, ожидая ответа, который мне совсем не понравится. Который выжжет дыру в моей душе и уничтожит последнюю тонкую ниточку, что связывала нас с братом.
– Потому что я собираюсь здесь остаться… – В глазах Димы читалось сожаление.
– Ты не хочешь возвращаться домой? – прошептала я. – Но почему?
– Потому что здесь мой дом, – Дима развел руки в стороны. – У меня еще много дел впереди, и сомневаюсь, что они когда-то закончатся. А еще здесь…
– Нет, не говори! – умоляюще произнесла я, мотая головой. На глаза навернулись слезы.
Дима меня не послушал и договорил:
– Здесь та, кого я люблю больше жизни. Я не оставлю Татьяну. Даже если нам так и не разрешат общаться друг с другом, я просто буду у нее на виду.
Я попятилась назад, глядя на брата так, будто это был совершенно чужой мне человек. Даже хуже, не человек вовсе, а инопланетянин.
– Нет, ты на самом деле так не думаешь, – пробормотала я, отступая назад.
– Мне было очень тяжело принять это решение, пойми! – Брат сделал два шага ко мне. – А уж тем более говорить тебе об этом. У меня сердце кровью обливается…
– Не ври! – воскликнула я, уже не заботясь о сне домочадцев. – Если бы тебе было тяжело, ты бы не оставил меня! Вернулся бы со мной в наше время, к нашим родителям!
– Я очень хочу этого, но не могу. Пойми меня, прошу! Я не могу бросить то, что начал. Не могу…
– Хватит! – крикнула я, чувствуя, как по щекам текут слезы. – Я не хочу тебя слушать!
– Но ты должна, Вика. Ты должна принять это.
– Нет! – Я резко развернулась и кинулась к входной двери.
Пара секунд, и я уже бежала по брусчатке, мокрой от внезапно начавшегося ливня. Позади слышался крик Димы. Он звал меня и, кажется, бежал следом, однако вскоре я перестала его слышать. На миг я остановилась и обернулась – никого. Даже прохожих в столь раннее утро еще не было.
Переведя дух, я побежала, куда глаза глядят. Ливень и слезы застилали взгляд, я бежала вслепую, даже не думая о том, где окажусь.
Остановилась я лишь, когда ноги предательски задрожали, а легкие начало жечь от непривычно быстрого бега. Вытерла глаза рукавом блузы и подняла взгляд вверх. Надо мной, во всем своем пугающем великолепии, возвышались терракотовые стены Зимнего дворца. Ноги, сами того не ведая, привели меня к месту, в котором Дима больше всего проводил времени, и которое я с каждым днем ненавидела все больше и больше. Какая ирония!
Отвернувшись от дворца, я откинула за спину промокшую длинную косу и не поверила своим глазам. Прямо передо мной сквозь завесу дождя виднелся Дворцовый проезд моего времени. Там тоже шел дождь и тоже было мало прохожих. Зато машин – много, и всяких разных: грузовички, седаны, кроссоверы и джипы ехали по асфальтированной дороге, гудя и святя фарами.
Мимо меня пролетела бумажная фиолетовая бабочка и, словно показывая мне дорогу, устремилась к машинам. Вот он, шанс! Судьба снова дает мне возможность вернуться, и теперь я ее не упущу!
Как завороженная я побрела за бабочкой. Наконец-то я окажусь дома. Наконец-то все это закончится. Наконец-то я увижу маму и папу.
– Вика!
Голос, который я никак не ожидала услышать, заставил меня остановиться. На секунду мне показалось, что я ослышалась, но, когда этот же голос снова окликнул меня, четко и громко, мое сердце екнуло.
Не может быть. Это не он. Он сейчас в…
Я медленно обернулась и сквозь стену непрекращающегося дождя увидела метрах в пятидесяти от меня мужскую фигуру с зонтом.
– Никита… – выдохнула я, чувствуя, как бешено забилось мое сердце, которое только успокоилось после пробежки.
Он смотрел на меня таким же взглядом, как в детстве, будто я представшее перед ним божество. Голубые глаза широко раскрыты, уголки губ приподняты, а рот слегка открыт. Никто никогда не смотрел на меня с таким восторгом и обожанием. Только этот мальчишка, который уже совсем не выглядел как мальчишка. Теперь передо мной стоял высокий и плечистый молодой мужчина в черных брюках и черном мундире с золотыми галунами на воротнике и рукавах и белыми погонами на плечах. Слишком красивый, слишком идеальный, слишком недоступный.
Передо мной внезапно пролетела фиолетовая бабочка, и я сразу же пришла в себя. Отвела взгляд от Никиты, который буквально заворожил меня на некоторое время, и проследила за бабочкой. Она снова направлялась к порталу в мое время, который еще не исчез.
Опомнившись, я повернулась и зашагала к порталу, гоня прочь мысли о Никите. Во второй раз ноги слушались меня хуже, а уверенности в шагах убавилось наполовину.
Нет, я не буду такой же, как брат! Не променяю дом и родителей на хрупкую любовь. Ни за что я…
Позади послышались быстрые шаги по мокрой брусчатке. Моего левого плеча коснулась ладонь. Дождь резко перестал поливать меня. Я заторможено подняла голову вверх и увидела черный зонт.
– Почему ты уходишь? – тихим голосом, полным печали, произнес Никита.
Я зажмурилась. По щеке пробежала одинокая горячая слеза.
Нельзя оборачиваться, иначе я потеряюсь в нем.
– Вика… – Голос Никиты – настоящая пытка. – Я так скучал. – Мое сердце сходит с ума, и я вместе с ним. Дыхание Никиты ощущается на моей шее, обжигая ее.
Сопротивляться сложно. Нет, не сложно, – невозможно. Я не могла сопротивляться человеку, к которому испытывала настоящий спектр головокружительных эмоций.
Открыв глаза, я резко повернулась к Никите и сразу же встретилась с его взглядом. В его прекрасных глазах, так похожих на голубое небо с маленькими тучками, зажглись радостные искорки. Притягательные губы растянулись в улыбке, а на щеках показались ямочки, которые так мне нравились.
– Ну, здравствуй, – сказал он изменившимся голосом – теперь более глубоким и мужественным.
– Здравствуй, – ответила я, зачарованно глядя в красивое лицо Никиты.
Вот и все. Я пропала.
– Ты плакала, – вдруг нахмурился Никита. – Почему?
– С братом поругалась. – Я отвела взгляд в сторону и рукавом блузки вытерла лицо, мокрое уже больше от дождя, чем от слез.
– Это последний раз, когда он тебя обижает. Больше я подобного не допущу, – серьезно сказал Никита, беззастенчиво положив свободную руку на мою талию.
Его слова и жест пробудили во мне новое ощущение. Я остро почувствовала, что защищена, что я в безопасности. Повзрослевший и возмужавший Никита источал надежность, которую я ощущала лишь в объятиях родителей.
Я снова заглянула в лицо Никиты, поймала его взгляд и отчетливо поняла, что хочу быть рядом с этим мужчиной. И даже если весь мир рухнет, в объятиях Никиты я этого даже не замечу.
– Я тоже очень скучала, – немного невпопад сказала я и робко улыбнулась.
Никита озадаченно моргнул, а затем его лицо засияло от улыбки. Его глаза забегали по моему лицу, остановились на губах и вспыхнули желанием.
Я сразу поняла, чего он хочет. Мне самой хотелось прижаться к нему всем телом и, наконец, узнать, какого это – целовать его.
– Ты замерзла, – произнес он, сжав мои холодные пальцы. – И насквозь мокрая…
Его улыбка снова исчезла. Теперь Никита выглядел обеспокоенным. Сунул мне зонт, снял с себя мундир и, оставшись в одной рубашке, накинул его мне на плечи.
– Тебе надо согреться, – пробормотал он, оглядываясь. – Идем.
– Я не хочу домой! – воскликнула я.
– Мы не пойдем к тебе домой.
– А куда мы пойдем? К тебе домой? – в ужасе предположила я.
– Нет, – качнул головой Никита, ведя меня к Александровскому саду, – этот вариант еще хуже.
– Тогда куда ты меня ведешь?
– В «Англетер», – ответил Никита и, покраснев, добавил: – Не подумай неправильно, я не имею никаких посторонних мыслей на этот счет. Просто тебе надо согреться и высушить одежду, а гостиница как раз рядом. Мы снимем два отдельных номера и…
– …ты будешь все это время сидеть в своем? – усмехнулась я.
Кажется, Никита покраснел еще больше.
Мы прошли по Адмиралтейскому проспекту вдоль Александровского сада и, не доходя до Исаакиевского собора, свернули на Вознесенский проспект, который вывел нас прямиком к «Англетеру».
Внутри было тепло и сухо. У стойки регистрации стоял мужчина средних лет и с интересом глядел на единственных посетителей в столь ранний и дождливый час.
– Доброе утро. Чем могу вам помочь? – вежливо произнес он, когда Никита подошел к стойке.
Я же осталась стоять чуть поодаль, рассматривая изысканную обстановку холла. Через несколько томительных минут Никита подошёл ко мне с двумя ключами от номеров – настоящий джентльмен.
– Стучи, если понадобится моя помощь, – Никита указал на соседний номер и вставил ключ в замочную скважину.
– А если она мне уже нужна? – спросила я, дивясь тому, откуда взялось мое кокетство.
Никита на мгновение замер и, медленно повернув ко мне лицо с порозовевшими щеками, с легкой хрипотцой в голосе спросил:
– Что такое?
Я выждала несколько томительных секунд и бросила:
– Пока ничего!
С этими словами я хохотнула, легко поцеловала его в щеку и скрылась в своем номере. От волнения грудь ходила ходуном. Биение сердце походило на отбойный молоток и отдавалось в голове. Прижавшись спиной к двери, я медленно сползла на пол и закрыла лицо руками. Хотелось визжать от переполняющих эмоций и громко смеяться.
Боже, что со мной? Как вообще может так быстро скакать настроение? Еще полчаса назад я навзрыд ревела от обиды, а теперь хочу прыгать и смеяться от любви…
Любви?..
Я отняла лицо от ладоней и озадаченно моргнула.
– Я люблю Никиту? – тихо спросила я у самой себя и прислушалась к своим ощущениям. Затем медленно растянула губы в широкой улыбке и громче и уверенней произнесла: – Я люблю Никиту. Я его люблю!
Меня прервал неожиданный стук в дверь, от которого я вздрогнула. Мысль, что за дверью находится человек, в любви к которому я, пусть и сама себе, только что призналась, испугала меня еще больше самого стука.
– Кто там? – дрожащим голосом спросила я.
– Горничная, госпожа! – раздался приятный женский голос. – Принесла вам одежду.
– Одежду? – Я приоткрыла дверь и удивленно уставилась на высокую и худую девушку приятной наружности.
– Ваш брат просил принести ее вам. – Горничная протянула мне аккуратно сложенные блузу и юбку в пастельных тонах.
– Брат? – До меня не сразу дошло, что Никита, в целях обезопасить наши репутации, представился моим братом. – Ах, мой брат! Ну, конечно! Большое вам спасибо!
– Желаете что-то еще?
– Завтрак! – воскликнула я, ощущая легкое чувство голода. – Через час.
– На сколько персон?
– Э-э-э, на две, – сказала я, решив не обделять Никиту.
Забрав у горничной одежду, я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, переводя дыхание.
– Сестра, значит? А почему не жена? – пробормотала я, рассматривая кружевной воротник блузы.
А сервис у них на высоте, однако. Мгновенно нашли где-то одежду, которая мне почти подошла: блуза была немного велика, а юбка сильно сдавила талию. Ну да ничего, терпимо.
Мокрые волосы я распустила, расчесала и просушила полотенцем. На то, чтобы привести себя в порядок, ушло около получаса.
Умирая от любопытства, что делает Никита в соседнем номере, я припала ухом к стене, что нас разделяла, и прислушалась.
Полная тишина.
Вздохнув, я отлипла от стены и принялась осматривать богато обставленный номер, который состоял из ванной комнаты, огромной гостиной с диваном, креслами, столиком и тумбочками, и спальни с широкой кроватью с пологом. При этом в обеих комнатах было много светильников и ваз со свежими цветами, которые источали тонкий и приятный аромат.
Пока я ходила по номеру, дивясь всем его великолепием, в дверь снова постучали. Решив, что принесли завтрак, я радостно открыла дверь, за которой оказался Никита.
– Ой! – пискнула я, чувствуя, как мгновенно загораются щеки.
– Одежда подошла? – спросил он, смущенно осмотрев меня.
– Угу. Спасибо тебе.
Воцарилась неловкая тишина. Я стояла в дверях, теребя рукав на блузке. Никита убрал руки за спину и перекатывался с пятки на носок. Он тоже успел переодеться в сухую одежду, и теперь вместо формы на нем были белая рубашка и серые брюки.
– Завтрак в номер! – раздался за спиной Никиты женский голос.
Уже другая горничная, постарше и поменьше ростом, но такая же худая, как та, что принесла мне одежду, катила тележку с целым изобилием еды.
Я отскочила в сторону, пропуская горничную в номер, и встретилась взглядом с Никитой.
– Я проголодалась и заказала завтрак на двоих, – виновато произнесла я.
– Хоть на троих, – улыбнулся Никита. – Приятного аппетита, – добавил он, шагнув к своему номеру.
– Постой! – воскликнула я, схватив его за рукав рубашки. – Ты неправильно понял. Это не только мне, но и тебе. Я хотела, чтобы мы вместе поели.
Голубые глаза Никиты радостно блеснули. Он кивнул и, сглотнув, вошел в мой номер.
Горничная пояснила, где находится кофе, а где чай. Затем указала на молоко, сахар и соль и, пожелав приятного аппетита, покинула номер.
– Что ж… – произнес Никита, нервно потирая руки.
Кажется, мы оба были сейчас как два нелепых и нервных комочка. Чтобы хоть немного развеять неловкость, я принялась за завтрак: пышную яичницу с беконом. Никита последовал моему примеру и, налив нам обоим кофе, сделал себе бутерброд с маслом и сыром.
– Когда ты приехал? – после длительного молчания спросила я.
– Как поступишь с братом? – одновременно со мной произнес Никита.
Мы воззрились друг на друга и смущенно улыбнулись.
– Ты первая, – тихо сказал Никита.
– Прощу, конечно, – я отставила опустевшую тарелку и тоже принялась делать себе бутерброд, – но не сегодня. Не хочу пока что видеть его.
– Можешь оставаться здесь столько, сколько тебе потребуется, – поспешил заверить меня Никита.
– А ты? – прошептала я, замерев с ножом в одной руке и недоделанным бутербродом в другой.
– Что я? – так же тихо спросил Никита. Он тоже замер.
– Ты со мной останешься? – спросила я и, спохватившись, добавила: – В качестве брата, конечно же. Одной мне будет весьма… некомфортно.
Я не стала признаваться в том, что мне тут будет страшновато одной. Почему-то мне не хотелось быть в глазах Никиты слабой и беспомощной.
– Разумеется, я останусь, если ты этого хочешь. – Никита потупился, делая вид, что весьма заинтересован содержимым сахарницы. – Однако мне бы хотелось остаться рядом с тобой не в качестве брата. И не в раздельных номерах…
Я охнула, пораженная его смелыми словами. Будто бы сообразив, что он только что сказал, Никита вспыхнул и прикрыл лицо руками.
– Боже, что я несу… Прости…
Его смущение так мне понравилось, что я улыбнулась и хихикнула. Отложила в сторону нож и бутерброд и сказала:
– Ты такой милый, когда краснеешь. Ну же, убери ладони от лица, я хочу его видеть… – последние слова я произнесла на выдохе.
Никита медленно опустил руки и посмотрел на меня пристальным взглядом. В его прекрасных голубых глазах читался целый спектр сдерживаемых эмоций. Мне вдруг стало нестерпимо душно, а по спине пробежала волна дрожи.
– Когда ты приехал? – спросила я, не сводя взгляда от лица Никиты, такого красивого, взрослого и такого родного.
– Вчера вечером. – Он тоже пристально смотрел на меня и не моргал.
– Почему не писал мне в последнее время?
– Потому что письма стали проверять еще тщательней. Я не хотел, чтобы мы попались. Решил, что приеду сам и подарю тебе все невысказанные в письме слова.
– Ну так дари, – прошептала я, утопая в томных глазах юноши, что сидел напротив меня.
Никита сглотнул и тяжело задышал. Его красивые ладони с изящными пальцами пианиста сжались в крепкие внушительные кулаки. Не успела я моргнуть, как он вскочил со стула и упал на колени возле моих ног. Я вздрогнула от неожиданности и рукой чуть не смахнула чашку с кофе.
– Ты не представляешь, каким мучительным было время, проведенное вдали от тебя! – пылко произнес Никита, поймав мою ладонь и осторожно сжав ее. – Меня даже не радовал любимый всей моей душой Севастополь, его природа и теплый климат. Я думал лишь о тебе, о твоих письмах и о том, изменятся ли после моего возращения твои чувства ко мне. В своих же я ни капли не сомневался, так как с самого детства уже знал, что ты – единственная, кого я люблю и буду любить. Что бы ни случилось.
Я слушала его прекрасную речь, чувствовала искренность и любовь в каждом слове и не могла понять, за какие такие заслуги столь прекрасный во всех смыслах этого слова юноша так ко мне привязался и полюбил.
– Вика, – Никита произнес мое имя так нежно и чувственно, что у меня перехватило дыхание, – я с трудом могу передать словами, как люблю тебя. Кажется, что я весь существую из любви к тебе. И что воздух, которым я дышу, наполнен любовью к тебе. Меня переполняет это чувство, я хочу кричать о нем, хочу поведать всему миру о той, кого безмерно люблю и о которой мечтаю каждый миг своей жизни.
Не в силах больше сдерживаться, я прижала свободную ладонь к лицу, кончиками пальцев вытирая подступившие слезы.
– Я сказал что-то не то? – всполошился Никита. – Я обидел тебя?
Я активно замотала головой.
– Нет-нет, что ты… – сдавленно произнесла я. – Просто…
Никита растерянно смотрел на меня, ожидая пояснений.
– Просто я счастлива и… еще я в полном смятении, – наконец произнесла я, смущенно улыбаясь. – И не понимаю, чем заслужила тебя… Не понимаю, почему только сейчас поняла, что люблю тебя. Так, что дыхание перехватывает и щемит сердце.
Я прижала ладонь к ключице, чувствуя, как быстро бьется мое бедное сердце.
Никита некоторое время удивленно смотрел на меня, осознавая сказанное. Я ждала его ответа, но он все молчал и молчал. Будто лишился дара речи.
– Я призналась тебе в любви! – воскликнула я, не вытерпев. – Почему ты молчишь? Скажи хоть что…
Я не договорила, потому что Никита вдруг резко приподнялся и прижался горячими губами к моим губам. От удивления я так сильно раскрыла глаза, что даже заболела голова, но в следующее мгновение закрыла их и, прижавшись к Никите, обняла его и запустила пальцы в его пышную шевелюру. Сладость этого момента невозможно было описать словами.
Наши признания друг другу, страстное желание и номер в отеле, – все располагало к тому, чтобы поцелуй перешел в нечто большее, но Никита был настоящим джентльменом. Когда мои пальцы потянулись к пуговицам на его рубашке, он сжал их и прервал наш поцелуй. Я состроила недовольную гримасу.
– Не хочу, чтобы у нас это случилось вот так, – сказал он, опаляя меня своим дыханием – лицо его все еще было слишком близко к моему.
– Как? – не поняла я.
– Неправильно.
– А как правильно?
– Уж точно не в гостиничном номере, прикинувшись братом и сестрой, – усмехнулся Никита. – Я хочу, чтобы у нас с тобой все было степенно и обдуманно. Не хочу, чтобы ты потом пожалела о чем-то.
Он посмотрел на мои ладони, которые я безвольно опустила, и ласково погладил их.
– Я не пожалею, – уверенно произнесла я. – Но ты, наверное, прав. Я хочу, чтобы ты ухаживал за мной как можно дольше, чтобы смаковать это время и насладиться конфетно-букетным периодом сполна!
– Конфетно-букетный период? – Никита поднял на меня удивленный взор.
Я подробно рассказала ему, что это означает. Он слушал меня, время от времени кивая, а когда я закончила, пообещал, что будет дарить мне конфеты и букеты всю мою жизнь и даже после.
– Достаточно будет и нескольких месяцев, – улыбнулась я. – Утром каждого воскресенья, как Маяковский Татьяне Яковлевой.
– Какой еще Татьяне Яковлевой? – не понял Никита.
– Ну как же! С которой он познакомился в Париже в 1928 году, разве ты не… – Я резко прервалась, потому что только теперь поняла, что говорю о будущем. Сбитая с толку эмоциями, я совершенно забылась и перестала следить за своей речью. – Вернее, в 1918!
– Все знают, что он живет с Бриками и в этом году никуда не выезжал. Ты явно что-то путаешь, – сказал Никита со снисходительной улыбкой.
– Да, наверное. – В смятении я встала со своего места и нервно прошлась по комнате.
Эйфория от признаний и поцелуя резко спала, а на ее место пришло волнение за наше с Никитой будущее. Между нами в мгновении ока вдруг выросла стена из тайны моего происхождения. Я знала, что никому более не должна рассказывать о том, кто мы с Димой такие, но Никите врать я не могла. И сейчас у меня было два выхода: либо все ему рассказать, либо прервать наши только что распустившиеся новые отношения.
– С тобой все хорошо? – участливо спросил Никита.
Я повернулась и поймала на себе его обеспокоенный и нежный взгляд. Он смотрел на меня с такой же безграничной любовью, что и родители, и в этот момент я приняла решение. В два широких шага я преодолела расстояние между нами и решительно произнесла:
– Мне нужно тебе кое-что рассказать. Кое-что совершенно абсурдное и нереальное, но абсолютно правдивое. Это единственная тайна, что я скрываю, и я очень хочу открыть ее тебе, чтобы между нами больше ничего не стояло. Ну, кроме твоих родителей. – Я нервно хохотнула и закусила губу.
Никита подарил мне лёгкую улыбку и кивнул, давая понять, что готов меня выслушать. Я вздохнула и начала свой рассказ. С самого что ни на есть начала – со дня моего рождения. Коротко рассказала про детство, а затем перешла к событиям, которые привели меня в прошлое. Даже не упустила бабочку и портал, который открылся предо мной во второй раз, а также поведала о той истории, которую нам удалось изменить. Закончив, я осторожно заглянула в лицо Никиты – до этого момента я не позволяла себе смотреть на него, потому что боялась увидеть недоверие.
Молодой человек выглядел так, будто бы я только что рассказала ему про свое длительное путешествие через Европу, а не через столетие. Никита смотрел на меня с восторгом и нетерпением. Видимо, ждал, когда можно будет задавать мне вопросы.
– Ты считаешь меня сумасшедшей? – поинтересовалась я.
– А тебя таковой считают Волконские? – ответил мне вопросом на вопрос Никита. При этом глаза его лукаво блеснули.
– Нет, – коротко ответила я.
– Ну вот и я тебя не считаю таковой.
– Но ведь я не предоставила тебе никаких доказательств!
– А они у тебя есть?
– Остался телефон из моего времени, но он уже не включается…
– Тогда покажешь мне его в следующий раз.
– Так ты мне веришь? – Я смотрела на Никиту и не могла понять его. Улавливала его эмоции, но никак не могла сложить два и два.
– Верю, – после томительного молчания кивнул мне Никита. И улыбнулся. Тепло и ласково.
Внутри меня что-то встрепенулось, будто стая бабочек расправила свои крылья и замахала ими.
– Я, как только тебя увидел, сразу понял, что ты особенная. – Никита притянул меня к себе и погладил по волосам. – Все в тебе говорило о том, что ты не из нашего мира. А еще эти странные, но забавные выражения, которые я перенимал от тебя и всюду использовал, за что потом частенько получал от родителей.
– Особенно тебе понравилось ругаться словом «блин», – вспомнила я, положив голову ему на грудь. От того, что любимый человек полностью поверил мне, на душе было так приятно, что хотелось петь.
– Это мое любимое, – рассмеялся Никита. – Никто, кроме Ирэн, так и не понял, что я ругаюсь. Кому вообще пришло в голову использовать блин в качестве ругательства?
– Ну, это, наверное, сокращение от выражения «блин горелый» или же очень неприличного слова, которое начинается с той же буквы.
Никита понимающе закивал и хохотнул.
– В любом случае, это навсегда мое любимое слово. И вообще, я люблю все, что связано с тобой. Иначе я не могу.
Он прижал меня к себе так крепко, что я ойкнула, а затем смачно поцеловал в ухо и не только оглушил, но и обслюнявил.
– Фу! – воскликнула я, вытирая ухо и смеясь. – Ты как мопс Ирэн. Тот тоже все время слюнявит меня, стоит взять его на руки.
– У меня появился конкурент? – усмехнулся Никита.
– Еще какой!
Мы еще долго дурачились и говорили обо всяких глупостях, находясь в объятиях друг друга. Мне было так легко на душе после того, как между мной и Никитой не осталось никаких тайн. Я много рассказывала ему о родителях, друзьях и технологическом прогрессе. Он внимательно слушал меня, щекоча дыханием шею и время от времени целуя то мои щеки, то глаза, то губы.
– Твой брат так предан нашей стране, – заметил Никита, после того, как я рассказала ему много подробностей о Диме.
