Рацлава Зарецкая
Бабочка во времени. Новое прошлое
Дорогие читатели! В этом романе присутствуют как реальные исторические события и личности, так и вымышленные, которые будут часто переплетаться друг с другом. В целом же данный роман – плод моего воображения, которое было вдохновленно историческими событиями царской России. Также прошу не повторять то, что совершили герои в прологе – это не только наказуемо, но еще и небезопасно. Будьте благоразумны!
Часть первая
«Новое прошлое»
Пролог
С крыши бывшего доходного дома на набережной Фонтанки открывался потрясающий вид на ночной Петербург. И пусть Фонтанка – не Нева, и отсюда не видно Петропавловки, Зимнего дворца и Адмиралтейства, но зато можно разглядеть Исаакиевский и Казанский соборы, а также Аничков мост.
Мама не разрешала гулять мне по городу ночью и тем более лазить по крышам. Но со мной был мой брат Дима, а ему стукнуло уже двадцать лет. Он учился в Санкт-Петербургском государственном университете по специальности «история» и подрабатывал экскурсоводом. Одержимый историей родного города и дома Романовых, Димка в свободные от учебы дни водил туристов по Петербургу и рассказывал им тайны дореволюционной России.
Я его одержимости умершими людьми и прожитыми эпохами не разделяла. Мне легко давались иностранные языки, и я думала связать свою жизнь с ними, ведь куда интереснее общаться на разных языках с разными живыми людьми!
– О чем задумалась? – спросил у меня брат.
– О будущем. – Я плотнее закуталась в легкую куртку.
Начало сентября в Питере выдалось солнечным и теплым, однако ночью температура падала до семи градусов, а с Балтики то и дело прилетал холодный ветер.
– А я вот думал о прошлом.
– Ты всегда только о нем и думаешь, – скривилась я. Мне было интересно с братом до того момента, как он начинал говорить про историю.
– Никак не могу перестать этого делать, как ни старался. – Димка повернулся ко мне и потрепал по волосам.
– Отстань. – Я увернулась от его лапы и поправила фиолетовые волосы, которые едва доходили мне до подбородка.
– Я уже и забыл, какой у тебя натуральный цвет волос. Не надоело портить их?
– На себя лучше посмотри, – огрызнулась я.
Димка рассмеялся. Что ни говори, а брат у меня был красавцем. Он унаследовал от мамы пшеничные волосы и медовые глаза, а также всю красоту ее лица. Я же больше взяла от папы – была маленькой, рыжей и конопатой. Зато глаза были красивыми, изумрудными, с коричневыми крапинками.
– Да, я красавчик. – Димка гордо выпятил грудь. – Попади я в прошлое лет на сто, все царевны бы мечтали выйти за меня замуж.
– Опять ты про свое прошлое. – Я достала из кармана помятый чек, расправила его и сложила бабочку. Ногтем изящно загнула ей уголки крыльев. Порывшись в набедренной сумке, выудила фломастер в цвет моих волос и раскрасила им бабочку.
– Лучше бы самолетик сделала, он бы хоть полетел, – заметил брат.
– Бабочка тоже полетит, если поймать ветер.
– Ага, вниз. – С этим словами он ударил по внешней стороне моей ладони. Рука дернулась, и бумажная бабочка подпрыгнула вверх, а затем полетела вниз на землю.
– Ну зачем? – разочарованно протянула я.
Брат пожал плечами, глупо улыбаясь.
Внезапно ветер усилился и растрепал мои волосы. Бабочка, что на моих глазах упала с крыши, вдруг поднялась над нашими головами и полетела в строну Невы.
– Ого! – произнесла я, провожая бабочку восхищенным взглядом. – А ты говорил, не полетит!
Брат присвистнул и, взглянув на часы, объявил:
– Пора выдвигаться. Осталось полчаса до развода моста.
Я вздохнула.
Сегодня был тот редкий случай, когда наши родители покидали нас на целые сутки и уезжали на дачу к своим друзьям, которые отмечали там годовщину свадьбы. В эти дни мы с Димкой допоздна гуляли по городу, лазили по крышам и ели шаверму, которую не одобряла мама.
– Давай быстрее, – поторопил брат, придерживая для меня дверь парадной.
Нам надо было пересечь Фонтанку, дойти до Невского, а оттуда – к Дворцовому мосту, чтобы перейти на Васильевский остров, и все это мы должны были успеть за полчаса – родители всегда приезжали рано утром, потому что маме надо было на работу.
Перейдя Фонтанку по мосту Ломоносова, мы юркнули в узкую улочку между домами. Димка шустро лавировал мимо припаркованных машин, ведя меня короткими путями сначала в сторону канала Грибоедова, а затем по Невскому проспекту прямиком к Дворцовому мосту.
Ровно через полчаса мы были на месте. Ни минутой раньше, как назло.
– Все, не успели, – хрипло произнесла я, упершись руками в колени.
– Успели, он еще не начал подниматься.
– Да, но… – Димка не дал мне договорить, схватил за руку и потащил к мосту.
На нас никто даже не обратил внимание, когда мы пересекли Дворцовую набережную и вбежали на мост. Люди загудели только когда мы уже были почти что в середине.
– С ума сошли? Уходите оттуда! – донеслось до нас.
– Где полиция?! Какой беспредел!
– Почему не перекрывают въезд?!
Я обернулась на толпу. Люди тыкали в нас пальцами и снимали. Димка крепко сжал мою руку.
– Вика, не тормози! – крикнул он.
И тут одновременно случилось две вещи. Во-первых, задул сильный ветер, который растрепал мои волосы так, что они облепили мои глаза, лишив возможности видеть. А во-вторых, мост под ногами начал дрожать.
Я выпустила руку брата и принялась с остервенением убирать волосы с глаз.
– Вика, прыгай! – Голос Димки оказался несколько дальше, чем я рассчитывала.
Убрав, наконец, волосы с лица, я в ужасе поняла, что между мной и братом уже приличная пропасть, которая медленно, но верно разрасталась.
Схватившись за перила, я испуганно уставилась на брата, который стоял на другой стороне моста.
– Прыгай, говорю! – Димка, кажется, сходил с ума от беспокойства. – Быстрее!
Я отрицательно качнула головой. Меня словно приклеили к перилам, а ноги и вовсе не слушались.
Еще один порыв сильного ветра взметнул мои волосы и подтолкнул меня вперед, будто тоже уговаривал прыгнуть.
Я крепче вцепилась в перила и вдруг увидела между двумя пролетами моста фиолетовую бабочку, ту самую, что я сделала из чека, вот только бумажной она уже не была. Порхала, как настоящая, оживленно махая крылышками, на которых я изобразила незамысловатые узоры.
– Вика! Быстрее! – торопил меня брат, однако бабочка полностью завладела моим вниманием.
Внезапно раздавшийся позади свисток привел меня в чувство. Оторвав взгляд от бабочки, я быстро оглянулась и, увидев протискивающихся через толпу полицейский, отпустила перила, разбежалась и прыгнула.
Однако пролеты моста уже разошлись на внушительное расстояние, и я в полнейшем ужасе полетела в черные воды Невы.
Глава 1
Первое, что я услышала, когда пришла в себя, это крики чаек. Следом меня накрыла волна неприятных ощущений: влажность, холод и впивающиеся в лицо камни.
Открыв глаза, я увидела перед собой булыжники набережной и частично проросшую между ними траву. С трудом приподнявшись, я стряхнула прилипший к коже песок.
Солнце только начало подниматься из-за горизонта, освещая своими первыми лучами шпиль Петропавловского собора.
Воспоминания о недавних событиях постепенно начали возвращаться ко мне. Ночь, бег к мосту, пропасть между мной и братом, падение…
Брат!
– Димка! – воскликнула я, принявшись озираться по сторонам.
Увидев его лежащим чуть поодаль от меня, я поднялась на ноги и, шатаясь, направилась к брату.
– Димка! – я потрясла его плечо.
– Ммм…
– Живой? Ничего не болит?
– Нет… – Брат разлепил веки и, щурясь, посмотрел на меня. – Что слу…, ах, да, точно… – Димка схватился за голову и поморщился.
– Где болит? – всполошилась я.
Упав перед ним на колени, я принялась исследовать его голову на наличие какой-либо травмы. Все это время Димка молчал и, когда я убедилась, что видимых повреждений у него нет и отстала от его головы, брат указал пальцем на Дворцовый мост.
– С ним что-то не так, – пробормотал он.
Прищурившись, я посмотрела на мост.
– Да что с ним не так? – Холодный речной ветер обдумал меня с головы до ног и я, поежившись, натянула на мокрую голову такой же мокрый капюшон толстовки. – Хотя… с ним и правда что-то не так…
– Он плашкоутный, – хрипло произнес брат, не сводя взгляда с моста.
– Это как? – не поняла я.
– Это мост из плавучих понтонов с деревянным настилом сверху. Дворцовый как раз был таким до 1911 года. Затем началось строительство постоянного моста и…
Я непонимающе смотрела на мост. В моей голове не укладывалось, как он внезапно стал таким, каким был сто лет назад? И где причалы с катерами, на которых катают туристов?
– Эй, ребята! Помощь нужна? – раздалось над нами.
Из лакированной черной кареты высовывалась голова мужчины среднего возраста с большими усищами. На облучке сидел бородатый мужик в суконном кафтане и высокой шляпе, отдаленно похожей на цилиндр, и заразительно зевал. Две запряженные в карету гнедые лошади нетерпеливо фыркали и били копытами мостовую.
– Да нет, спасибо, – неуверенно ответил Димка.
Из-за больших усищ мужчина выглядел устрашающе, но его светлые глаза смотрели на нас так же, как смотрят наши родители, когда мы с Димкой болеем.
– Точно не нужна помощь? – еще раз спросил мужчина.
– Нет, благодарю. – Для убедительности брат решил встать, опираясь на мое плечо, но вдруг лицо его исказила гримаса боли, и он припал на одно колено.
– Где болит? – испуганно воскликнула я.
– Нога, – пробормотал Димка, морщась и вытягивая правую ногу.
Я закатала его штанину. Лодыжка брата опухла и слегка побагровела.
– Перелом или растяжение. Пошевелить можешь?
– Издеваешься? Когда я на нее встал, то еле сдержал крик.
Тем временем усач вылез из кареты и подошел к нам. Сел на корточки перед Димкой, бросил взгляд на ногу его и произнес:
– Тебя должен осмотреть доктор. Без возражений. Девочка, помоги мне его поднять.
Я посмотрела на брата, ожидая его вердикта. Поразмыслив немного, Димка одобрительно кивнул, и мы вместе с усачом подняли его на одну ногу и повели к карете. Усадив брата на обитое бархатом сиденье, я оперлась о предложенную мне руку мужчины, ступила на подножки и замерла, пораженная видом.
Передо мной, во всем своем великолепии возвышался Зимний дворец, стены которого были окрашены в красно-терракотовый цвет.
– С тобой все хорошо, девочка? – спросил мужчина.
Он чуть сильнее сжал мою ладонь, и это привело меня в чувство.
– Д-да, все хорошо. – Я поспешно села рядом с братом. Его голова была отвернута в сторону правого окна, в котором виднелся кусочек фасада Зимнего дворца.
Я коснулась его колена, и брат, вздрогнув, повернулся ко мне. На его лице читался испуг. Плашкоутный Дворцовый мост, отсутствие катеров, красный Зимний дворец, карета и одетый по-старому усатый мужчина. Это все сон? Или мы действительно попали в прошлое?
Усач уселся напротив нас, закрыл дверцу кареты и постучал в стенку.
– Но! – раздалось снаружи.
Лошади громко фыркнули и поскакали, звонко цокая копытами по Дворцовой набережной.
– Я – Князь Владимир Михайлович Волконский, – представился усатый мужчина. – Мы едем ко мне домой. Моя жена позаботится о вас, а я тем временем привезу доктора, чтобы он осмотрел ногу молодого человека.
Мы с Димой согласно кивнули. Князь Волконский, несмотря на свои усы, казался дружелюбным. В его глазах отчетливо просматривалась отеческая забота.
После недолгого молчания, князь деликатно кашлянул в кулак и спросил:
– Что же с вами произошло?
Мы с Димкой переглянулись. Брат едва заметно кивнул мне, давая понять, что он сам будет говорить. Я не возражала. Куда мне, тринадцатилетнему подростку, до его ораторских способностей.
– Мы упали в Неву. Случайно, – хрипло произнес брат. – Меня зовут Дмитрий. Дмитрий Иванович Рудомазин. А это моя сестра Виктория.
– Рудомазин… – задумчиво пробормотал Волконский. – Вы из купеческого рода? Не слыхал об Иване Рудомазине…
– Можно сказать, да, – кивнул Дима.
Наш папа был предпринимателем. В Питере у него было несколько продуктовых магазинов. Так что частично мы не соврали.
– Не слыхал, – теребя усы, повторил Волконский. – А откуда вы будете?
– Из Пушкина.
Князь нахмурился, и брат, осознав свой косяк, поспешно исправился:
– Из Царского Села.
– Поня-я-ятно, – протянул Волкнский.
На этом разговор был окончен.
Князь уставился в окно, и мы с Димкой последовали его примеру.
Мы ехали мимо Александровского сада в сторону Невского проспекта. Димка осторожно толкнул меня локтем и указал на Дворцовую площадь. Штаб Гвардейского корпуса и Главный штаб были тоже окрашены в красно-терракотовый цвет, как и Зимний дворец.
Когда мы гуляли по Питеру, Димка любил поведать мне об истории того или иного здания. Я с детства знала, что Зимний дворец несколько раз менял свой цвет, и при Николае II его стены были такого же цвета, как Ростральные колонны на Стрелке Васильевского острова, но одно дело – просто знать, и совсем иное – видеть воочию. У меня буквально челюсть отвисла от вида этого другого Санкт-Петербурга.
Миновав Мойку и пересечение Невского проспекта с Большой Конюшенной улицей, мы доехали до дома компании «Зингер» и у Казанского собора повернули на набережную канала Грибоедова.
– Еще совсем новенький, – едва слышно произнес брат, глядя на удаляющийся дом компании «Зингер».
Мы оба настороженно рассматривали такие родные и одновременно такие чужие здания, мимо которых проходили бесчисленное количество раз. Украдкой наблюдавший за нами Волконский расценил нашу настороженность иначе и доверительным тоном произнёс:
– Мой дом находится на набережной Екатерининского канала, чуть дальше Банковского моста, мы скоро будем там. Потерпите еще немного.
Брат понимающе кивнул, не отрываясь от вида из окна. А вот я сначала немного затормозила, и только спустя некоторое время вспомнила, что до революции канал Грибоедова носил иное название – в честь императрицы Екатерины II.
Миновав доходный дом Ратькова-Рожнова, мы приблизились к Банковскому мосту. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и его лучи придавали золотым крыльям львов еще больше блеска.
Проехав еще немного, кучер остановил карету у бежевого четырехэтажного дома. По моим примерным подсчетам, мы находились рядом с Мучным мостом, которого, выходя из кареты, я почему-то не увидела.
Забыв о травмированном Димке, я стояла на набережной и удивленно таращилась на то место, где должен был стоять Мучной мост. А еще на набережной не было ни одной машины – только редкие экипажи и немного людей в дореволюционной одежде. И, разумеется, никакого асфальта.
Несмотря на утреннюю прохладу и все еще мокрую одежду, меня бросило в жар. Я нервно стянула с головы капюшон и застыла на месте, пытаясь осознать реальность происходящего.
– Ты чего зависла? – спросил брат, когда князь Волконский помог ему выбраться из кареты.
Я молча указала ему на место между нами и Каменным мостом.
– Рано еще, – бросил Димка, поняв мой немой вопрос. – Его построят большевики в 1931 году.
Видимо, он забыл о том, что рядом с ним стоял князь Волконский.
От услышанного брови мужчины взмыли вверх, а глаза принялись метаться от меня к Димке. Кажется, Волконский только сейчас придал значение нашей одежде и увидел мои фиолетовые волосы, которые уже успели немного подсохнуть.
– Кто вы такие?! – стальным голосом произнес князь. Его серо-голубые глаза больше не сияли отеческой добротой.
***
– Господь милосердный! Дитя, что с твоими волосами?! – воскликнула жена Волконского, Анна Николаевна, когда я сняла капюшон.
Из-за нашей с Димкой неосмотрительности брату предстоял долгий и серьезный разговор с князем Волконским. Меня же, сочтя несмышленым ребенком, Владимир Михайлович отправил на попечение своей жены – миловидной светловолосой женщины на пару лет моложе самого Волконского.
– Это краска. – Впервые меня смущали мои же волосы.
– И где же нынче юных дам так ужасно красят и стригут? – всплеснула руками Анна Николаевна.
Я промолчала, кутаясь в еще влажную толстовку.
– Ох, ладно, оставим твои волосы на потом. – Анна Николаевна открыла дверь просторной комнаты с мебельным гарнитуром темно-зеленого цвета и крикнула: – Глаша!
Несколько секунд спустя появилась девушка чуть старше меня в чепце и простом сереньком платьице, поверх которого белел аккуратный фартучек.
– Глаша, приготовь горячую ванну и сухую одежду, да побыстрее. И полотенце принеси.
– Сию минуту. – Девушка склонила голову и поспешила выполнять поручение госпожи.
Когда Глаша принесла большое полотенце, Анна Николаевна велела мне раздеваться.
– Полностью?
– Полностью, разумеется, – закивала княгиня. – Ты же насквозь мокрая. Глаша, неси вино!
– Вино? – озадачилась я. – Но мне нельзя…
– Не пить, а растирать, – усмехнулась Анна Николаевна.
– Вином?
– Именно. Раздевайся, скорее, никто сюда не войдет, кроме горничной. – Анна Николаевна расправила полотенце и подняла его вверх, имитируя ширму, чтобы мне было более комфортно.
Кряхтя, я стянула с себя всю мокрую одежду и кашлянула. Анна Николаевна, поняв знак, закутала меня в полотенце и, когда Глаша принесла графин с прозрачной жидкостью, принялась растирать мое тело самой настоящей водкой. Где-то на задворках сознания вспыхнуло, что именно так и называлась водка до революции.
Я внимательно смотрела на ее тонкие нежные пальцы, с которых она предусмотрительно сняла кольца, чтобы не поцарапать меня, затем на засученные рукава кружевной блузы, а потом перевела взгляд на сосредоточенное лицо. Невольно мне вспомнилась моя мама, которая тоже вот так растирала меня водкой, когда я маленькая провалилась ранней зимой в подернутую тонким слоем льда лужу.
– У вас есть дети? – поддавшись какому-то странному порыву, спросила я.
Руки Анны Николаевны замерли на моих икрах.
– Есть. Сын и дочь. Но я не знаю, где они сейчас…
– Они пропали?
Женщина кивнула.
– Они ушли на прогулку в то ужасное воскресенье 1905 года и больше не вернулись. Мы приехали в Петербург по делам мужа. Его целыми днями не было дома, а мне в те дни ужасно нездоровилось. Дима с Леночкой улизнули из дома, их даже прислуга не заметила. Ах, если бы я могла стоять на ногах, я бы следила за ними и ни за что бы не выпустила из дома, когда на улицах такие волнения…
На глазах Анны Николаевны выступили слезы. Ее руки так и лежали на моих икрах, и мне стало еще более неловко. Эта женщина потеряла своих детей и вынуждена возиться со мной. Но что еще хуже – моя мама тоже будет такой, когда поймет, что мы пропали.
Эта мысль больно резанула по сердцу, и я закусила нижнюю губу, чтобы сдержать навернувшиеся слезы.
– Я вам всей душой сочувствую, – робко сказала я, осторожно убрав руки женщины со своих ног.
Анна Николаевна всхлипнула, и вытерла глаза тыльной стороной ладони. В этот момент, как нельзя кстати, пришла Глаша и сообщила, что ванна готова. Наказав горничной помыть меня, Анна Николаевна достала из кармана юбки кружевной платочек с вышитыми на нем цветами и, промокнув глаза, вышла из спальни.
После горячей ванны с ароматными маслами я почувствовала себя другим человеком. К тому времени, как я, согревшаяся и приятно пахнущая, вошла в зеленую комнату в платье, которое было мне немного маловато, Анна Николаевна тоже переменилась.
Вскочив с кресла, в котором она сидела с вышивкой, женщина с умилением осмотрела меня и улыбнулась.
– Это платье Леночки. Ей было одиннадцать, когда она его носила. Тебе немного мало, но смотрится неплохо.
– Да, – неуверенно произнесла я, поправив непривычно длинный и пышный подол серо-коричневого платья в клеточку.
– Выглядишь мило, сестра. – Ко мне подошел Димка, одетый в коричневый костюм-тройку свободного пошива.
Я удивленно уставилась на брата, мысленно отметив, что ему этот наряд очень даже идет. Димка просто идеально вписался в это время, не то, что я, со своими волосами и совершенно неизящной фигурой.
За Димкой в комнату вошел Владимир Михайлович. По выражению его лица я не смогла определить, поверил он Димке или же нет. Однако, исходя из того, что брат переоделся и выглядит расслабленным, разговор их прошел хорошо.
Тяжелый вздох вырвался у князя, когда он на меня посмотрел.
Вспомнив, что на мне платье его пропавшей дочери, я шагнула за спину брата, спрятавшись за ним от глаз князя.
– Это водка? – Владимир Михайлович перевел взгляд с меня на графин, который так и остался стоять на столе.
– Водка, – кивнула Анна Николаевна. – Это для…
Не успела она договорить, как князь шагнул к столу, взял графин и сделал большой глоток прямо из горла. Я невольно сморщилась.
Владимир Михайлович шумно выдохнул и, взяв ладонь жены, поднес ее к носу, а затем поцеловал.
– Видит бог, мне этого требовалось. – Взглянув на Димку, князь добавил: – После его истории…
– Что за история? – полюбопытствовала Анна Николаевна, жестом подозвав стоящую в дверях Глашу и всучив ей графин с водкой.
Когда горничная ушла, закрыв за собой дверь, Владимир Михайлович опустился в кресло и, взглянув на нас с Димкой, тихо сказал:
– Юноша говорит, что они из будущего.
– Пресвятые угодники! – воскликнула Анна Николаевна, прижав руку к груди. – И ты поверил?
– Сначала нет, но этот юноша знает много того, что никак не может знать. А еще предсказывает в следующем месяце первую в Российской империи авиакатастрофу и чуму, – Владимир Михайлович взглянул на Димку, будто спрашивая, все ли правильно он сказал.
– Чума? Это у нас-то? Володенька, да ты сам себя послушай! Какая еще чума?
– Маньчжурская, если быть точным, – пояснил Димка. – Начнется на Дальнем Востоке, а сообщат об этом 15 октября.
– А 7 октября произойдет авиакатастрофа, так? – уточнил князь.
Брат кивнул.
– На Комендантском аэродроме во время праздника воздухоплавания.
– Ох, ну это уже… – начала было Анна Николаевна, но муж ее перебил.
– Вот и посмотрим, проверим. Празднество уже началось. На Комендантском поле почти каждый день проходят авиационные соревнования. Дождемся седьмого числа и посмотрим.
– Да что смотреть-то? Я лжи в своём доме не потерплю! И не важно, что его, – Анна Николаевна указала на Димку, – зовут так же, как нашего сына. И что Леночке сейчас было бы столько, сколько ей. – Палец Анны Николаевны ткнул в меня.
В глазах женщины снова заблестели слезы.
– Уверяю вас, мы не врем, – доверительным тоном произнес Димка, участливо глядя на Анну Николаевну. – Если бы у меня имелись другие доказательства, я бы их сразу же предоставил, но мой телефон, – он достал из внутреннего кармана пиджака мобильник, – намок и не включается.
Блин, а где же мой? В карманах его точно не было. Значит, выпал, и теперь лежит где-то на дне Невы. Интересно, в каком времени?
– Как эта коробочка может быть телефоном?
– Очень даже может быть. Если нажать вот на эту кнопку и удержать ее, то телефон должен… – Димка удивленно вытаращился на экран. – Включился! Он включился.
Владимир Михайлович вскочил с кресла и в два коротких шага оказался рядом с нами. Анна Николаевна же подошла к нам осторожно, с плохо скрываемым интересом поглядывая на экран с приветственной фразой «Добро пожаловать, Дмитрий!».
Верхняя часть экрана рябила разноцветными полосами – результат купания в реке, – однако все остальное на удивление работало.
Димка сразу же открыл галерею и принялся показывать чете Волконских фотографии.
– Это как же фотокарточки помещаются в такую маленькую коробочку? – удивился князь.
– Такие технологии, – туманно пояснил Димка. – Смотрите, вот так в наше время выглядит Дворцовая площадь.
– А это что? Автомобили такие? – Владимир Михайлович указал на дорогу, заполненную машинами.
– Все верно, автомобили, – кивнул Димка. – В нашем времени они есть практически у каждого человека.
– Это какие же дроги нужны, чтобы столько автомобилей помещалось, – подивился князь.
– Мы их постоянно расширяем.
– Мда уж. – Князь цокнул языком.
Димка показал Волконским почти всю свою галерею – даже дурацкие фотки с друзьями и со мной. Наткнувшись на фото с родителями, где мы стоим у новогодней елки на Дворцовой площади, брат замер.
Волконские тактично молчали, ожидая пояснений, которыми сопровождалось каждое фото, однако Димка молчал.
– Это наши родители, – подала голос я.
Волконские понимающе закивали. Князь положил руку на плечо Димке и сжал его – явный знак молчаливой мужской поддержки. Думаю, он нам поверил. А вот Анна Николаевна…
– Знаешь, Володенька, – вдруг произнесла молчащая до этого женщина. – А может ли быть так, что наши дети тоже совершили путешествие? В будущее или прошлое.
Все трое уставились на Анну Николаевну с удивлением.
– А ведь и правда… – пробормотал Владимир Михайлович.
– Вполне возможно, – кивнул Димка, выйдя из ступора. – Глупо полагать, что лишь одни мы смогли переместиться во времени. Хотя, эта мысль была мне очень и очень приятна.
– Почему? – спросила я, взглянув на брата.
На губах Димки появилась легкая улыбка.
– Как вообще вышло, что вы переместились во времени? – поинтересовалась Анна Николаевна, с любопытством глядя то на меня, то на Димку.
– Я уже поделился своими догадками с Владимиром Михайловичем, теперь скажу и вам. – Брат немного отодвинулся в сторону, чтобы лучше видеть и меня, и Анну Николаевну. – Мне показалось, что нас отправили сюда высшие силы, которые хотят, чтобы мы спасли Российскую империю от распада, а царскую семью – от гибели.
