полная версия

Пётр Петрович Африкантов
Сказание об Увеке

Полная версия

Соловьи в кустах поют,

И на землю песню льют.

Во дворе бассейн большой,

С керамической трубой,

Из неё вода бежит,

Средь развесистых ракит,

Пополняя водоём,

Чтоб была прохлада в нём.

В водоёме рыбки ходят,

По дну раки задом бродят,

Как стекло вода чиста,

Даже видно как со дна,

Пузырьки на верх идут,

Звук на глади издают,

Поднимаясь из глубин,

Словно в водах серпантин

На поверхность их выносит

И по глади вод разносит.

Здесь с подругой молодой

Лебедь плавает седой

Пузыри он клювом ловит

И забаву в том находит –

Под гончарную струю

Ставит голову свою

Сам от радости шипит

И крылом струю дробит.

Больше можно бы сказать,

Только надо меру знать.

Мы же город поглядим,

На «проспекте» постоим –

Главной улице Укека,

Со времён ещё Узбека³²,

Здесь муэдзины клич ведут

На намаз³³ в мечеть зовут;

С минарета, свысока,

Разлетается хвала

Богу дивному людей,

В песнопевности своей.

Правоверные заходят,

На стене михраб³⁴ находят,

Стелят коврики рядком

И на них встают потом,

В направленье на Каабу³⁵,

Повернув лицо к михрабу,

Чтоб произнести салят,

Состоящий из аят –

Изречений из Корана,

В стенах голубого храма.

Здесь же слушают муллу.

Сказ про древнюю суру³⁶

В сердце отклик их находит.

Умму³⁷ он на мысль наводит:

«Праведно, что надо жить,

И, конечно, не грешить.

Жить, как говорит имам³⁸,

Не приветствуя харам³⁹».

Иль сказать по-русски, грех,

Чтобы в жизни был успех.

Так же было не всегда,

Совсем в ранние года

На заре ордынской мощи,

Тех владык истлели кости,

Сам Бату в Укеке жил,

Джучи-хана мудрый сын.

Был язычником правитель

Достопамятный воитель

Поклонялся небесам

И языческим богам,

Небу вечному служил,

И до смерти этак жил.

Был Батый язычник тоже,

Ему всех было дороже

Царство славное – Орда

Он заботился всегда,

Чтобы царство процветало

И землёю прирастало.

Сын Батыя царь Сартак.

Тот имел на теле знак –

Крест на шее он носил,

Православным значит был.

Сартака в Орде любили,

Но, однако ж, отравили.

Видно умысел имели,

То есть, явно не хотели

Чтоб крестилась вся Орда.

Лучше пусть душа одна

Пострадает, а народ,

Веру новую найдёт.

Были мненья и другие

Например, средь них такие –

Есть в том дядина вина,

Что не стало Сартака.

Его люди в юрте были,

Вот они и отравили.

Дядя этим не смутился,

Выждал чуть и воцарился.

Этот дядя хан Берке

Мощь имел. В своей руке

Крепко власть в Орде держал

И, по сути, первым стал

Правоверным из царей,

Золотой государей.

Были и цари иные,

Но влияньем небольшие.

Позже хан Узбек пришёл

На высокий трон взошёл.

Из Орды изгнал он лам⁴⁰.

При нём принят был ислам⁴¹.

Всех же дел не перечесть,

Но построена мечеть⁴²

Была в городе Укек,

Чем и кончил он свой век.

Умер рано на заре,

На персидском на ковре,

Среди близких и родных

Веки навсегда смежив.

9

Здесь оставим ханов мы

Всех не отследив судьбы.

Нам бы надо, так сказать,

Об Укеке досказать.

Осмотреть его дома,

Да градские терема.

За мечетью дом сырцовый⁴³.

Он, сказать, почти что новый.

Этот дом зовут «Ханак»,

Он стоит не просто так.

В нём бездомный кров находит

Отдохнуть прохожий входит,

Путешественник зайдёт,

Место здесь себе найдёт.

Здесь светло, тепло, уютно

И ещё скажу, приветно.

Погорелец молодой.

Здесь живёт с своей женой.

Новый строит парень дом

И к соседям на поклон,

Он идёт, чтоб мир помог

Новый выстроить чертог.

Рядом с ним кузнец ночует,

Ночь и день он всё тоскует,

По жене сошёл с ума,

Что при родах умерла.

Дальше, ветхая старуха,

Чуть живая, точно муха,

Что по осени живёт

Ежечасно смерти ждёт.

Здесь приют она нашла

И не зная ремесла

Целый день в углу сидит

В одну точку всё глядит.

В том дому ямщик застрял.

Этот память потерял.

Где живёт не знает он.

День и ночь с большим трудом

Вспоминает, где живёт,

И не вспомнив так, умрёт.

Служат суфии несчастным,

И чтоб было тебе ясно,

Суфий – мистик и аскет,

Вдохновения эстет.

Вот ведь, столько лет назад,

Нам раскопки говорят,

Человек был защищён.

Даже не имея дом,

Не скитался по подвалам,

Не лежал в сарае хламом,

Был в уюте и тепле,

Не на ржавой он трубе

Ночевал, подальше с глаз,

В паутине теплотрасс.

Разве в мире того нет?

Дай ты сам на то ответ.

10

За Ханаком дом-Диван.

Этот дом построил хан.

Дом красивый словно сказка,

По карнизу в нём обвязка,

Из узорных кирпичей,

Длинношеих лебедей,

Что меж окнами плывут,

Ставни в том дому клюют.

Ставни в том дому резные,

А простенки голубые.

Цоколь выложен камнями,

Что заморскими купцами,

В этот город привезён,

Им отделан этот дом.

А на крыше бунчуки,

Окаймляючи углы,

Власти символы стоят,

Сверху на Укек глядят,

С полумесяцем вверху

И хвостом коня внизу.

Дом высокий, двухэтажный

В нём сидит чиновник важный

Управления глава,

И Укека голова.

Он указ даёт Дивану,

Подчиняясь лично хану.

Главы ведомств восседают,

Обо всём в улусе знают.

Знают где мостить дорогу?

Где причал чинить немного?

Когда войско созывать?

Ополченцев ли сбирать?

И какую на кругу,

Узаконивать тамгу⁴⁴?

В доме том писцы сидят

За законами следят,

Дабы люди, те, что в силе,

Вовремя налог платили.

Они здесь доход считают,

И бумаги составляют:

Сколько пул улус даёт?

Что из них себе берёт?

Что Сараю отдаёт?

Всяк, кто пашет или жнёт,

Или кто в дому своём,

Иным занят ремеслом:

Дуги гнёт, куёт подковы,

Шьёт красивые панёвы⁴⁵,

Кто имеет не одну

В этом граде чайхану…

Всяк в Диван несёт налог,

Не принёс, тогда острог.

А в остроге этом суд,

Может в рабство отдадут,

Время выплаты продлят,

В Золотой законы чтят.

Это знает каждый чин.

Здесь для всех закон один –

За утайку барыша,

Хоть несчастного гроша,

Что хотел от глаз сберечь –

Голова слетает с плеч.

У Дивана есть предел,

То баскачества удел.

В нём баскаки⁴⁶ молодые

В нём повозки гужевые,

Конный в нём стоит отряд,

Кони кольцами звенят.

Сей отряд – даруг⁴⁷ подмога,

Это сборщики налога

С дальних деревень и сёл.

На баскаков народ зол –

Де, последнее возьмут,

И с собою увезут.

Их слезой не умалить,

Их нельзя уговорить,

Можно только рассердить.

Семью малого лишить,

Но без них казна пустеет

И Орда, увы, слабеет.

Но пока же суд да дело,

Нас баскачество задело,

Поглядим со стороны,

Что же делают они?

Чисельник⁴⁸ мешок несёт.

На ковёр его кладёт.

Будто серебра река,

С мешка сыпется деньга.

Деньги стопками сбирают,

Стопки сотнями считают,

Сыпят в кожаный мешок,

Вяжут крепкий узелок,

Узел нитками сшивают,

Концы ниток заплетают

И ещё печать кладут,

Чтоб в мешок не лазил плут.

А наутро очень рано

Из укекского Дивана,

Из баскаческих ворот

Сотня рыжих кладь везёт,

Направленьем на Сарай,

Где главенствует Мамай,

Чтоб мешок ему вручить

И спокойно дальше жить,

Собирая серебро,

Лишь в укекское добро,

Рассчитавшись с высшим станом,

Бишь, с сараевским Диваном.

11

За Диваном сад большой,

А за ним базар «Сенной».

На Сенном базаре густо

На прилавках в нём не пусто.

Вот стоят большие фуры⁴⁹,

Астраханские арбузы,

С фур уйгурец продаёт,

Только дорого берёт.

Рядом дыни на подбор,

Азиатский в них узор.

А за дынями кумыс,

За кумысом барбарис.

Ряд мясной. Под балдахином,

С малолетним крошкой сыном,

Сын Булгарии⁵⁰ сидит

Мясо красное лежит,

Он за кучку пул берёт,

Покупателей зовёт:

«Подходи, народ честной!

Будешь с мясом, не пустой!».

Отгоняя веткой мух,

Чтоб товар сей не протух.

Мимо движется народ:

С петухом мордвин идёт,

За мордвином кипчаки

Тащат рыжие мешки.

Мешки эти шевелятся,

На земле сами садятся,

Один качает головой,

Будто он и впрямь живой.

Только узел развязался

И мешок, того, распался

На мешок народ глядит,

А в мешке гусак сидит.

Люд базарный, знай, хохочет

И гуся в артисты прочит.

А марийка молодая,

Кареглазая, простая

Повернувшись, красит бровь,

Чтоб не видела свекровь.

Рядом с ней монгол проходит,

С молодайки глаз не сводит.

Мясо на плече несёт

Под нос песенку поёт.

У ворот сидит кипчак,

Ковылём степным пропах.

Шапка перед ним лежит,

В шапке той деньга блестит.

То сиделец не простой,

Он не нищий. Он с сумой,

По домам с своей не ходит,

Но перед людьми находит,

Примененье своих сил,

Чтоб народ счастливей был.

В руки он варган берёт

Пальцем по конечку бьёт

К зубам плотно прижимает,

Губы мягко напрягает,

Следом музыка звучит,

Над базаром звук летит.

Он даётся даром: злым,

Добрым, мягким и простым.

Всякий музыке той рад,

Нищий, или кто богат

И от щедрости души,

В шапку ту кладут гроши.

В стороне армянский ряд,

Продают в нём виноград,

Гроздья сладкие свисают,

Осы жёлтые летают,

Там армяне вкруг сидят

И мордовский мёд едят.

А базарный надзиратель,

Я скажу тебе читатель,

Не сейчас, а и тогда,

В те далёкие года,

Чин такой в Укеке был,

За порядком он следил,

Спор торговый разрешал –

Плетью кожаной стегал,

За неправые дела,

Чтоб торговля чинно шла.

Был на улицах смотритель,

Всяких дел распорядитель,

Он за чистотой следил,

Чтоб никто, там не сорил,

Не выплёскивал помои,

Или, скажем, что иное

На дорогу не бросал,

Стоков вод не засыпал,

Чтоб дороги подметались,

Чтоб на них не просыпалась

Кладь с навьюченных возов.

Он без всяких лишних слов

Ротозеев штрафовал,

То есть, с них деньгу взымал,

И был град ордынский чист

И опрятен, и лучист.

О том в книгах написали.

Купцы много повидали,

На земле изящных мест,

Наш Укек вошёл в их текст,

Град привёл их в изумленье

Нам сегодня в поученье

Как в градах сегодня жить

И, понятно, не сорить.

12

За Сенным квартал рабочий,

Кто до дерева охочий,

Сани делает, возки,

Для богатых сундуки.

Кузнецы железо греют,

Над котлом с водой потеют,

Закаляя мундштуки,

Что не любят скакуны,

Кольца молотками гнут,

С тех колец кольчуги шьют.

А у печек стеклодувы,

Вставив трубки чинно в зубы,

Крутят белые шары.

Выйдут из шаров дары,

Повезут их за моря,

Где кончается земля,

Чтоб Укек всяк в мире знал,

По поделкам узнавал,

А укекские купцы,

В этом деле молодцы.

Работной квартал не новый,

Нет, на вид он не торговый,

Дух ремесленный стоит,