Пётр Петрович Африкантов
Дарунино поле, или Сказ о том, как саратовский калач испекли
Это должно было произойти. Боже! Как я счастлив… Надо скорее доложить управляющему, а он уж доложит в Москву самому Дмитрию Ивановичу. Какая радость. Дарья Филимоновна! Я вас необыкновенно люблю. Будьте со мной всегда.
– Как-то вы непонятно выражаетесь, Вертягин. – Подняв брови, произнесла Дарья Филимоновна.
– Как это непонятно? Дарьюшка-а-а. Всегда – это значит на всю жизнь.
– Опять как-то двусмысленно? Мы и так с вами, бок обок, работаем.
– Не в том смысле, Дарунюшка…
– Да что тут непонятного. – Встряла Дора Карповна. – Афанасий Матвеич в экстазе нахлынувших чувств, сказал вам то, чего никак не мог решится, сказать раньше. Я то, старая, всё видела и вижу. Он питает к вам чувства.
– Вы что, делаете мне предложение, – спросила, улыбаясь, Дарья Филимоновна.
– Вот именно, Дарунюшка, предложение, – проговорил Афанасий Матвеич решительно. – Именно так и бесповоротно.
Однако за двойной радостью не могла не прийти и скорбь.
* * *
Через день случилась беда. Самарканд упал с дерева и получил двойной перелом ноги. Афанасий Матвеич на руках отнёс мальчишку в больничку. Через месяц Самарканд и Санька встретились на берегу Волги. Самарканд опирался на самодельный костыль.
– Что в команду не идёшь? – спросил Санька друга.
– Не хочу. Команде нужны здоровые и крепкие, а я калека.
– Как тебя угораздило?
– Шмоня потребовал, за долг, чтобы я по веткам перешёл с дерева на дерево. Вот и перешёл. – Самарканд вздохнул.
– Не расстраивайся… Нога заживёт, – начал успокаивать друга Саня.
– Доктор сказал, что хромать буду, даже если и заживёт. Жалею только об одном – в Самарканд теперь ехать нельзя. Только, я уже здесь с костылём приспособился. На паперти у церкви с вытянутой забинтованной ногой сижу и костыль рядом. Получается лучше, чем раньше.
– А я тут с тобой собрался в Самарканд. – Сказал Саня тихо. – От отчима совсем житья не стало. Теперь они вместе с мамкой пьют. Я тут никому стал не нужен. Ну, раз тебе нельзя, да я и вижу, что нельзя, то я один поеду. Я уже с баржой договорился. Буду у них на борту работать. Обещали взять.
– Когда твоя баржа отходит?
– Да вот она стоит, видишь – бочина чёрно-рыжая.
– Вижу.
– Я на тебя тоже договорился. Да, ладно, один поеду. Мне назад хода нет. Прощевай, дружище…
– А ты с друзьями и Шмоней попрощался?
– Шмоне лучше не знать, что я уехал, и ты молчи.
Санька встал, крепко обнял Самарканда, взял котомку и направился к сходням. И вдруг сверху, с берега закричали. Санька остановился. К нему по дощатым ступеням первыми спускались Ксеня и Афанасий Матвеич. Сзади, держась за поручни, более осторожно шла Дарья Филимоновна. Ксеня и Афанасий Матвеич торопились, не попадали на ступеньки, спотыкались. Вот они добежали до Сани и Афанасий Матвеич, одел ему на плечо туго набитый завязаный мешок и сунул в руку несколько купюр.
– Здесь провизия, – говорил он прерывисто. – До Астрахани, а может быть и дальше хватит, здесь и калач и бублики и пирожки, Это от всей души. Надумаешь возвратиться – возвращайся. Мы тебя не бросим.
– Спасибо, Афанасий Матвеич. Ничего не надо. С голоду не помру. Я на барже заработаю… Не пропаду… Если с этой посудины погонят – я на другую баржу пересяду. И потом, со мной гармонь. Она не даст пропасть с голоду.
– Знаю! Знаю! Ты бери… Я не знал, что ты сегодня уплываешь. Мне Ксюша в последний момент сказала.
– А как там калач? Оценили? – Спросил Саня.
– Всё хорошо. Начальство сказало, что нашкалач будет выставлен на Нижегородской ярмарке под именем «Калач саратовский». Наш, Саня, калач, наш!..
Подбежала Дарья Филимоновна, обняла Саню. Она не могла говорить от волнения.
На барже раздался свисток.
– Мне пора, – сказал Саня и, придерживая рукой мешок, ступил на сходни. Вот сходни убрали и баржа стала медленно отходить. Саня долго стоял у борта баржи, глядя, как теряется вдалеке пристань и только четыре фигурки были ясно видны, там, где начинается лестница у самой кромки обрыва.
27.10. 2021 года.
