Пётр Петрович Африкантов
Дарунино поле, или Сказ о том, как саратовский калач испекли
– Нет. Мне это очень даже интересно. Вы уж объясните… – заволновался Вертягин.
– Всё просто, – очень серьёзно начала говорить Дарья Филимоновна. – Это поле было засеяно теми же семенами, что и другие поля. Назовём их семенами «средними». И все эти средние семена на этих полях дали разные результаты. Это поле дало лучшие из них.
– Я вас понял! – воскликнул Афанасий Матвеич. – Вы предлагаете засеять это поле ещё раз, но уже семенами не «средними», а собранными с этого поля, так?
– Так, Афанасий Матвеич. Так.
– Это отличная мысль. Вы сами то, так не пробовали?
– Мне это было не к чему. Пироги и из этого зерна неплохие получаются. А выявить истинную силу культуры можно здесь только таким способом.
– Какая же вы, умная женщина! Я поражён. Откуда такие познания в растениеводстве? Вы уж, Дарья Филимоновна, поделитесь.
– Просто, господин кондитер, с зерном пришлось повозиться. Сейчас уже не вожусь. Как муж в половодье утоп, так с полями я покончила, сдала сельчанам в аренду. Ни женское это дело пахать и сеять. Оставила одну маслобойку. Нам с неё с дочкой на жизнь хватает. Где экономим, где на завтра откладываем, на большее уже не замахиваемся… А с пшеничкой, это так, из житейского опыта. Учитель у нас один на постое был из Мариинского земледельческого училища. Всё по полям ходил, изучал. Он мне, в то время подростку, про жизнь растений и рассказывал. А я памятливая. Помню, всё ему очки искала. Он их всё в траве терял. Смешной был, но умный. Муж у меня тоже был умом не обижен. Маслобойку построил, во всё вникал и мне рассказывал. В половодье у него привод заклинило, видно, что-то попало. Он полез в воду привод освободить, нырнул и не всплыл больше. А если говорить о полях, то одно Дарунинское и пойдёт целиком на ваши цели. Другие, что к нему прилегают можно использовать частями.
Дальше шли молча. Каждый думал о своём. Афанасий Матвеич пережёвывал сказанное хозяйкой. И тут ему пришла мысль – «А не пригласить ли Дарью Филимоновну жить в Саратов? Женщина она самостоятельная, творческая, с головой. Мужа нет, так это даже хорошо – может самостоятельно принять решение. Маслобойку сдаст в аренду, а сама будет заниматься хлебопечным делом. Дочка у неё уже большая, может тоже помогать матери. Если всё хорошо рассчитать, то всё и сложится. Думается, она станет хорошим ему помощником в деле освоения нового хлебного изделия. А почему бы и нет? Пироги то у неё получаются о-го-го какие!
С творческими помощниками пока у него не складывается. Тут дело особое. Человек должен любить хлебопекарное дело. Без любви никакие выпечки и даже обыкновенные кренделя не получатся.Видел он некоторых помощников в деле. У них даже подготовленное тесто толком не поднималось. Потому, что ему всё равно – лопатой он землю бросает или лопатой пирожки в печь ставит. А от нелюбви и результат никакой. Только это предложение Дарье Филимоновне надо сделать как-то поделикатнее, чтобы ни в коем разе не обидеть, чтоб она перспективу увидела, тогда может быть и согласится».
– Дарья Филимоновна… – первым заговорил Афанасий Матвеич.
– Слушаю вас, господин кондитер, – сказала та и проницательно посмотрела на собеседника.
– Фу! Только не называйте меня господином. В вашей деревне, я, может быть, и произвожу впечатление господина, а на деле я просто мастер кондитерского производства. То есть, человек, который следит за температурным режимом в помещении и в печи, контролирует работу рабочих; в отсутствии управляющего решаю и другие вопросы по пекарне в целом. У нас ведь как? – Если кто-то из рабочих сделал что-то не совсем так, то работа всего коллектива идёт насмарку. Выпечка сразу покажет недостатки. Только всё это текучка.
– А что же не текучка? – спросила хозяйка.
– Не текучка – это новое изделие. Все мозги мне просверлило.
– А вы выбросьте из головы и сверлить не будет.
– Нельзя, Дарья Филимоновна, от себя не откажешься. Плохо, что времени катастрофически не хватает. Одним словом, в хлебопекарном деле мне нужен творческий помощник. Один я это новое изделие не потяну. Я предлагаю этим творческим помощником стать вам, Дарья Филимоновна. (Возникла небольшая пауза). Что вы мне на это скажете? Жильём я вас в городе обеспечу. Заниматься будете своим любимым делом. Маслобойку можете сдать в аренду, пока на новом месте не обживётесь. И поверьте – у вас достаток в пекарне будет не меньше чем прибыль от маслобойки, а если всё сложить вместе, то неплохо и получится. Ответ за вами…
Дарья Филимоновна остановилась, посмотрела в глаза Дмитрию Ивановичу, как бы, изучая по взгляду, серьёзность сделанного предложения, немного помолчала и проговорила медленно и раздумчиво.
– Скрывать не буду. Я довольна этим предложением. Мне это льстит. Отказываться не буду. Но только через год, Афанасий Матвеич. За этот год мы с этого поля получим зерно наивысшего качества; я за этим прослежу. А как получим, так и начнём с ним работать. Раньше никак.
– Спасибо что согласились, – проговорил Афанасий Матвеич и глаза его чуть повлажнели. Он был рад, что Дарья Филимоновна в его просьбе не отказала, а ещё он вдруг ощутил в себе тонкий душевный позыв, как ответ на привлекательность и миловидность этой женщины. Этот позыв его чуть-чуть взволновал, но пока не сильно. В общем, это был пока крохотный росток зарождавшихся чувств и его было ещё трудно отличить от других каждодневных волнительных фрагментов жизни Афанасия Матвеича.
* * *
– Ты на толкучку пойдёшь? – спросил Саня своего дружка, Самарканда, когда они вдвоём шли по улице в направлении Волги, чтоб посидеть там, на берегу, побросать в воду камешки. А ещё им было интересно посмотреть на пароходы, и рыбацкие лодки, которые то причаливают к пристани, а то отчаливают и слышны бойкие выкрики лоцманов, а на берегу, на причале снуют грузчики, катят бочки или перетаскивают мешки.
– На толкучку не пойду. – Ответил Самарканд. – Прошлый раз я стянул там платок у бабы. Меня застукали и изрядно поколотили. До сих пор плечо болит. Когда заживёт, тогда пойду. Только я тебя по-дружески хочу предупредить – ты на посулы Шмони не ведись. Он ведь как придвинет к себе, так и отодвинет. Меня придвигал, когда тебя ещё в нашей команде не было, а потом задвинул. Теперь на отработке…
– А я и не ведусь, – буркнул Саня.
– Ведешься. – Упорствовал Самарканд. – Я видел, как у тебя грудь колесом стала, когда он обещал за пирожки тебя приблизить.
– Тебе показалось… – сплюнул Саня.
– Не хочешь признаться… Вольному – воля. Только всё равно обманет.
Помолчали.
– Ты в город Самарканд так и собираешься ехать, не раздумал? – спросил Саня.
– А как же. – Санин друг расплылся в улыбке. – Самарканд – это моя мечта. Там верблюды, как у нас лошади ходят, ишаки. У нас нет ишаков, а там есть. А сколько там ничейного винограда-а-а… Ешь – хоть лопни…
– Дались тебе эти ишаки… – буркнул Саня.
– А что, интересно. Мир посмотрю. Что ни говори, а Самарканд – это мечта. Он мне даже иногда во сне снится, – и дружок блаженно улыбнулся. – Ты вот со мной ехать не хочешь, а жаль…
Поехал бы, только мне мамку не на кого оставить.
– А этот твой бугай-отчим не в счёт что ли? Совсем ничего не приносит?
– Грязь он на сапогах приносит и пьяный мат. Совсем мамку замордовал. Помер бы, что ль с перепоя и то было б легче.
– Чего она за него держится?
– Её не поймёшь. То гонит, а когда соберётся уходить, то не пускает. Я уж давно домой только ночевать хожу и то, когда он спит, а так дерётся. Мне на улице лучше, веселее и спокойнее.
– Ну вот, а ты в Самарканд не хочешь. – Укоризненно сказал друг. – Поехали…
– Нее. Мамку не могу бросить. Она у меня хорошая, только несчастная, не везёт ей.
– Ну, смотри, Саня, а я в Самарканд. Теперь уж на будущий год поеду. Чтоб приехать по весне, а там сады цветут, красота. В этом году я уже опоздал.
– А как же бабка? Бросишь?
– Она мне не родная. Так, жалко ей меня стало, вот и приняла. Ей даже лучше будет, если я сгину. Раньше я ей помогал игрушки из глины делать. Она их продавала.
– Как, ты Самарканд – игрушечник? А я и не знал…
– Нее. Это бабка Прасковья. А я ей глину приносил, мял, сажу для черноты и лопухи для зелени собирал… Кирпичи друг о друга тёр, чтоб красная мучка была. Только теперь она уже игрушки не делает и не продаёт. Пальцы какая-то болезнь скрючила… А Самарканд, Саня, – это мечта. Ты мне о нём не напоминай, а то я чумной становлюсь.
– Как же не напоминать, когда тебе прозвище о нём постоянно напоминает?
– Прозвище – прозвищем. Оно в зачёт не идёт.
На этом разговор закончился.
* * *
Прошёл год. Афанасий Матвеич получил ту муку, которую жаждал получить и тут же при помощи Дарьи Филимоновны, она переехала с дочкой жить в Саратов развернул бурную деятельность по воплощению задумки по новому продукту в жизнь. Афанасий Матвеич был окрылён. Он был не один. У него была надёжная помощница Дарья Филимоновна, на которую он мог всецело положиться и не раз убеждался в её творческом подходе к делу. По сути, Дарья Филимоновна и являлась тем локомотивом нового продукта, а Афанасий Матвеич поставлял ей всё, чего она потребует и делился нарождающимися в голове рецептами. Они органично дополняли друг друга. Дарья Филимоновна своим необыкновенным чутьём находила новые и новые пути и дорожки к новому ещё не созданному, но уже внутренне созерцаемому ей изделию.
У Афанасия Матвеича была ещё одна помощница – Дора Карповна. Только с новизной у Доры Карповны как-то не ладилось, а вот делать всевозможные пряности по наработанным технологиям у неё выходило даже очень недурно. В любом случае, особенно к праздникам, изделия расходились на УРА.
Фирма Дмитрия Ивановича Филиппова в Саратове процветала. Всё было у неё: и известность, и связи, и уважение в саратовском обществе. Пожалуй, не было только одного – не было продуктового изделия, которое бы своим явлением говорило и о Саратове, и о Филиппове с его фирмой, и о многом другом, чего просто невозможно не только перечислить, но пока и понять. К этому изделию теперь стремились Дарья Филимоновна и Вертягин. Творческие люди делали то одно, то другое, то третье. В итоге они получали и Муромские калачи, и Городецкие пряники, даже более высокого качества, чем те, что были в Муроме или в Городце, но оригинального продукта не получалось, не было изюминки, не было вскрика радости, не было того, чего невозможно было придумать и это невозможное было совсем рядом. И это невозможное состояло только в том, что нужно было наравне с мукой первого сорта, смолотой из пшеницы твёрдых сортов, проводить опыты и с мукой и второго сорта, смолотой из той же пшеницы. Только к этому надо было прийти.
